Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
23.11.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Культура
[01-08-00]

Атлантический дневник


Автор и ведущий Алексей Цветков

Цирковой манеж истории

Начну с несколько ошарашивающего примера. Ритуалы и атрибуты британской монархии известны во всем мире как образец приверженности англичан незапамятным традициям. Между тем, большинство из них восходит к концу XIX - началу XX века.

Или возьмем шотландцев, которые любят наряжаться в "килт" - мужскую юбку с клетчатым узором своего клана, - и играют на волынке. Любопытствующему охотно объяснят, что эти национальные святыни коренятся в глубокой древности. В действительности они коренятся от силы в XVIII веке или даже позднее, то есть относятся к временам, когда Шотландия уже слилась с Англией в Объединенное Королевство. Эти предметы национальной гордости были просто придуманы, а за основу взяли обычаи немногочисленных горских племен, к которым цивилизованное население страны относилось до тех пор как к мелким хулиганам.

"И эти преданья седой старины нас учат истории нашей страны" - пел когда-то бард о другой, своей собственной родине, но в чем-то все страны одинаковы. Приведенные примеры я почерпнул из статьи известного американского писателя Ларри МакМертри в журнале New York Review of Books, а он, в свою очередь, взял их из книги Эрика Хобсбома и Теренса Рэйнджера "Изобретение традиции". Статья самого МакМертри называется "Изобретение Запада" и посвящена разоблачению одного из самых популярных исторических мифов: об американском "диком" Западе.

Известный британский журналист и популярный историк Пол Джонс пишет в своей книге "История американского народа":

"В Западе поразительно то, что он превращался в миф одновременно с его освоением. Освоенный Восток хотел услышать о неосвоенном Западе, не подвергаясь тревогам и расходам, а тем более опасностям, связанным с пребыванием там... Как показывают архивные документы, весь этот Дикий Запад был вполне реален. Но историка поражает сравнительная пустячность всех этих знаменитых перестрелок. Самая знаменитая из них, столкновение в коррале ОК в аризонском городке Тумстоун, героем, или, если угодно, негодяем которой был Уайет Эрп, унесла жизни всего трех человек".

В действительности, однако, реальность большинства персонажей только вводит в заблуждение: за пределами США имена этих людей никому не известны, но зато известны подробности их жизни, которые, практически от начала до конца, являются несомненной выдумкой.

Каждый помнит классические сцены вестернов: два героя с нарочитой неторопливостью выходят из бара, затем некоторое время стоят друг против друга, держа руки в окрестностях кобуры, в мгновение ока выхватывают свои шестизарядные: один падает, другой все так же неторопливо уходит.

Или групповая перестрелка: пули летят роем минут семь, после чего положительные герои опять же неторопливо уезжают, а раненых негодяев лошади волокут за стремя.

Начнем с того, что револьверы времен освоения Запада чаще давали осечку, чем стреляли, а извлечение их из кобуры было довольно длинной и потной операцией. Попадал обычно тот, кто уже держал оружие в руке и долго целился. Попасть из револьвера в цель с размаху на расстоянии больше десяти метров практически невозможно и по сей день. Реальные американские пионеры, в отличие от нынешних кинозрителей, хорошо об этом знали, и поэтому стреляли из винтовок, а револьвер, порой даже два, носили как мужественное украшение.

Кроме того, порох в те времена использовался дымный, так что после двух-трех выстрелов стрелок уже не мог разглядеть не только цель, но и ствол собственного оружия. Впрочем, ему было уже не до этого: нужно было кашлять и протирать глаза.

Вторая половина XIX века была одной из самых замечательных эпох в истории США - время покорения необжитого и фактически безлюдного континента. Беда индейцев, оттесненных к этому времени за Миссисипи, была вполне реальной, и рассказать о ней мне еще предстоит. Но "дикий" в общепринятом смысле Запад не существовал никогда. По этому поводу мнение Ларри МакМертри еще более радикально, чем у Пола Джонса: Запад стали выдумывать не параллельно его покорению, а с опережением.

"Год или два спустя после того, как я прочитал "Изобретение традиции", я собрал, для собственного развлечения, длинный список людей, принявших участие в избретении Запада. Этот список я потерял, но помню, что начинался он с Томаса Джефферсона, а заканчивался Энди Уорхолом, автором "Двойного Элвиса", где король [рок-н-ролла] изображен как револьверный стрелок. В промежутке - стрелки, сапожники, седельщики, железнодорожные магнаты, художники, индейцы, актеры, режиссеры, лжецы всех пород, но, странным образом, не так уж много писателей: Нед Бантлайн, Зейн Грей, Макс Брэнд и Луи Л'Амур. По влиянию самым важным из них был, вероятно, Бантлайн. Утверждали, что вся русская литература вышла из гоголевской "Шинели", - по тому же, хотя и более глупому принципу, бесчисленные кипы американской бульварной литературы следовали модели Бантлайна..."

Нед Бантлайн, в действительности Эдвард Зейн Кэррол Джадсон, был не менее экзотичной фигурой, чем его выдуманные персонажи. Он начал корабельным юнгой, затем участвовал в войне против индейцев-семинолов. В Гражданскую войну его выгнали из армии юнионистов за пьянство. На склоне лет он стал писать религиозные гимны и проповедовать трезвый образ жизни. Но самым главным его достижением было изобретение так называемого "десятицентового" романа, dime novel, из жизни героев и пионеров Запада. У этих литературных персонажей не было времени ждать покорения настоящего Запада, и они взяли дело в свои руки.

В число заслуг Бантлайна можно также включить создание одного из ведущих реальных участников покорения Запада. Такая формулировка нуждается в объяснении. До встречи с Бантлайном Уильям Фридерик Коуди был следопытом, охотником и участником конфликтов с индейцами. Он также был великолепным наездником: по словам современников, он сливался со своей лошадью в единое существо. Бантлайн благословил Коуди на карьеру в шоу-бизнесе и придумал ему сценическое имя Баффало-Билл, под которым тот и вошел в историю. Главный герой освоения мифического дикого Запада - владелец цирковой труппы, псевдо-ковбойского шоу. Тем временем Бантлайн, продолжая работу над мифом, ввел Баффало-Билла в обойму своих литературных персонажей, оттачивая ему героическую биографию: в 1888 году вышел очередной десятицентовый роман "Первое испытание Баффало-Билла".

Цирковая карьера Баффало-Билла началась в 1883 году, когда он организовал первую выставку "Дикий Запад". В программу входили виртуозные снайперские представления, охота на бизонов, инсценировка нападения на дилижанс, поездка на почтовом экспрессе и, конечно же, целые отряды ковбоев и индейцев - настоящих, нанятых для участия в шоу.

На протяжении десятков лет Баффало-Билл путешествовал со своим ковбойским цирком по всему миру, распространяя и утверждая легенду, которая заменила стране целый отрезок истории. Популярность его была феноменальной, в том числе и среди европейских коронованных особ. МакМертри приводит эпизод с российским великим князем Алексеем, прибывшим в Америку поохотиться на бизона. Надо сказать, что великий князь был сильно близорук и стрелял просто из рук вон плохо. Баффало-Билл одолжил ему собственную любимую винтовку по прозвищу "Лукреция Борджиа", но Алексей все равно ухитрился уложить выстрелами трех лошадей, прежде чем высочайшего гостя все-таки развернули в сторону бизона, а бизона каким-то образом убедили упасть. Честь российской короны была спасена.

А откуда все-таки ковбой, да еще в качестве центрального героя вестерна? Первоначально этот персонаж назывался по-испански "вакеро", и его получили в готовом к употреблению виде, когда в середине прошлого века Соединенными Штатами был аннексирован отделившийся от Мексики Техас. Ничего общего с героями сигаретной рекламы он не имел: это был конный пастух в сомбреро и прочих мексиканских доспехах, уж конечно никак не в джинсах. Форму одежды затем переняли и американские ковбои, когда, с расширением железных дорог, вольное содержание скота стало весьма прибыльным. Эпизод был сравнительно коротким, потому что вслед за железными дорогами появились поселенцы, коровам стало тесно, а ковбои лишились работы. Баффало-Билл обеспечил многим из них сносное пропитание в своем аттракционе. У него же, кстати, подвизались и целые отряды согнанных с родных мест индейцев, в том числе такой известный вождь сиу как Сидящий Бык.

Тут, надо сказать, кое-что еще досочинила иностранная публика, не совсем разобравшись в выдумке изобретателей жанра. Главный герой десятицентового романа, а затем и киновестерна, - это так называемый gunfighter, револьверный стрелок. Тот, кто в белой шляпе, употребляет свой "кольт" в пользу добра, а тот, который в черной - напротив. Иностранец, которому все шляпы на одно лицо, решил не путаться в лишних терминах и записал всех в ковбои.

Основное искусство ковбоя - вовсе не стрельба, а верховая езда и бросание лассо. В конном гарцевании, как я уже упомянул, самому Баффало-Биллу не было равных. Владение лассо, как и следовало ожидать, - тоже во многом циркового происхождения. Уилл Роджерс, впоследствии один из любимых киноактеров Америки и автор многих популярных афоризмов, вырос в Оклахоме на территории племени чероки, но трюки с лассо впервые поразили его как раз в шоу Баффало-Билла. Впоследствии, когда его нанял аттракцион Тексас-Джека-младшего, его коронным номером был тройной бросок: первым он связывал руки всаднику, вторым стреноживал коня, а третьим привязывал всадника к седлу.

Одно из изречений того же Роджерса как нельзя лучше применимо к процессу сочинения "дикого" Запада: "Чем больше занимаешься чем-нибудь, что непохоже на рекламу, тем лучшая выходит реклама".

А вот еще реальное лицо, замечательная Энни Оукли, урожденная Фиби Энн Мозес. Она никогда в жизни не была к востоку от Цинциннати, если не считать гастролей. Но ее претензии на славу не вызывают сомнений: она была, вполне вероятно, лучшим стрелком за всю историю человечества - не из "кольта", конечно, а из винтовки. Ее способности проявились с детства: еще ребенком она фактически содержала свою семью за счет охоты и, согласно легенде, зарабатывала столько, что сумела выплатить ипотеку за семейную ферму. В 15 лет она победила в стрелковых соревнованиях с местной знаменитостью Фрэнком Батлером, за которого впоследствии вышла замуж. Одно время они выступали вместе, а затем Энни Оукли вошла в труппу Баффало-Билла и долгие годы была одной из ее главных достопримечательностей.

Вот некоторые из номеров Энни Оукли, которыми она неизменно приводила публику в восторг. С тридцати шагов она могла расщепить с торца игральную карту. Она попадала по брошенной в воздух десятицентовой монете, а подброшенную карту успевала просто изрешетить. Ее коронным номером было вышибание пулей сигареты у мужа изо рта, и когда она была на гастролях в Берлине, она исполнила его с кронпринцем, впоследствии кайзером Вильгельмом II - по просьбе последнего.

Все перечисленные люди несомненно существовали, они действительно умели проделывать типичные для "дикого" Запада трюки с необыкновенными искусством, но к настоящему американскому Западу имели лишь косвенное отношение. Тем временем, освоение земель по ту сторону Миссисипи проходило своим чередом, и порой вполне драматично, но без особой дикости: не сравнить, допустим, с украинской или русской казачьей вольницей. Большинство людей, отправлявшихся на новые места, были не иммигранты, которые оседали как правило в больших промышленных городах или на шахтах, а потомки ранних поселенцев, наследники богатой культуры местного самоуправления, не привыкшие, да и не желающие ждать законов откуда-то из центра. Стоило населению достигнуть минимальной плотности, и уже строилась церковь, избирался шериф с помощниками, появлялась добровольная пожарная команда, а на главной, порой даже единственной улице открывались неизбежные адвокатские конторы. Временные беспорядки имели свойство возникать там, куда иммигранты все-таки стремились и добирались: можно вспомнить золотые лихорадки в Черных холмах Дакоты, в Калифорнии и на Аляске, с их барами и борделями. Но на помощь шерифам приходили стихийные народные дружины, и зарвавшихся чужаков быстро урезонивали.

На смену цирку пришел кинематограф, и уже укоренившийся жанр вестерна легко встал на новые рельсы. Этот вид исторической мифологии оказался куда более мобильным и эффективным, чем Баффало-Билл с его неповоротливым ковбойско-индейским контингентом. Киногерои с медальными лицами, друзья простого добра и враги нехитрого зла, попадающие в цель не глядя и почему-то не имеющие постоянного места работы, быстро освоили весь мир, включая Советский Союз, куда к началу 60-х добралась "Великолепная семерка". Голливуд, который принято ругать, чтобы без особых умственных затрат намекнуть на собственную возвышенность и изощренность, в действительности оказал Америке, да и всему миру, немалую услугу в трудные тридцатые годы, отвлекая отчаявшихся и утешая потерявших надежду.

Но кино органически враждебно реальной истории и имеет свойство вытеснять ее из коллективного сознания. Французский социолог Жак Эллюль, которого я уже не раз упоминал в этой программе, доказывал, что кино по самой своей природе не может быть искусством, оно стремится стать либо развлечением, как в Голливуде, либо пропагандой, как в Германии или Советском Союзе. Это связано с простым принципом сопротивления материала: оно минимально в литературе, где в идеале творцу достаточно стопки бумаги и карандаша. Художнику, с его красками, холстами, натурщицами и студиями, уже необходим карман поглубже. Кино - самый дорогой вид творчества, финансировать который под силу лишь крупной коммерции, и тогда мы имеем развлечение, либо государству, и тогда пропаганда неизбежна. Кинематографисты "от искусства" интуитивно тяготеют к тиранам: одному человеку угодить легче, чем миллионам.

Вред, наносимый истории коммерческим кино, на глаз меньше, чем в случае тоталитарной киноиндустрии, и нацистские эпопеи Эйзенштейна расправились с русской историей куда беспощаднее, чем вестерны - с американской. Кроме того, в самой Америке мифы "дикого" Запада давно развенчаны, и Ларри МакМертри лишь подбивает некий итог этому процессу. Но за пределами страны простая мораль и нравы вестерна по-прежнему, а кое-где даже все чаще, принимаются за чистую монету, причем далеко не с самыми честными намерениями. Нам вполне свойственно принимать собственную глупость за чужую, этот принцип очень облегчает жизнь. И вот мы принимаемся рассуждать, что пока, дескать, у нас творили Достоевский или Бодлер, у них грабили банки и поезда и палили от бедра куда попадя. Труднее доказать свой ум, развенчав собственные мифы, а не принимая по наличной цене чужие, уже давно погашенные. Пушкина или Пруста мы предпочитаем противопоставлять Мики-Маусу или Клинту Иствуду, а не Эмерсону или Пинчону: нам такой размен выгоднее, мы богаче по этому курсу.

Когда я слышу расхожее выражение, "у нас все-таки не дикий Запад", я сразу понимаю, что дело обстоит гораздо хуже, чем на историческом американском Западе.

Зло сильнее добра, потому что для его торжества достаточно просто сидеть и ничего не делать. Аналогичным образом ложь сильнее правды и одерживает верх автоматически. Знаменитый следопыт Кит Карсон был настоящим героем освоения Запада, одним из первопроходцев, проводником знаменитой экспедиции Джона Фремонта в Калифорнию. Однажды, когда индейцы убили семью переселенца и захватили в плен его жену и ребенка, отряд солдат попросил Карсона помочь. Он напал на след, и они нашли разбойников, но когда Карсон бросился в атаку, капитан остановил его, решив, что индейцы хотят вступить в переговоры. Никаких подобных намерений у индейцев не было: они убили пленницу стрелой в сердце и мгновенно скрылись. Возле трупа женщины Карсон обнаружил книгу, которой она развлекалась в последние минуты жизни: десятицентовый роман, главным героем которого был именно он, Кит Карсон, но не настоящий, а цирковой, который всегда найдет, поможет и выручит. Настоящий нашел, но помочь не сумел, потому что командир решил иначе. Реальная жизнь спасовала перед цирком. Сам Карсон увидел такой роман впервые, он вообще был неграмотен, книгу ему либо прочитали, либо пересказали. Этот эпизод он запомнил на всю жизнь, и в мемуарах, которые были записаны под его диктовку, он вспоминал, как эта глупая книга еще долгие годы не давала ему покоя.

Кино победило цирк, из которого отчасти выросло. На склоне дней Баффало-Билл пытался снять фильм о реальной жизни на Западе, о поселенцах, индейцах, бизонах и всем прочем, как оно было на самом деле. В конце концов, он ведь жил в этом мире, пока не переделал его в цирковое шоу. У него, конечно же, ничего не вышло, и дело было не только в качестве продукта: публике, которой он всю жизнь продавал столь замечательно упакованную выдумку, правда была уже ни к чему.

Уилл Роджерс, этот виртуоз лассо, принадлежал к новому поколению, и большую часть карьеры посвятил уже не цирку, а кино. Однажды он сказал: "Есть только один способ покончить с кино: распространить образование". Чем, собственно говоря, я и пытаюсь заниматься.


Другие передачи месяца:


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены