Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[21-07-03]
Континент ЕвропаТрансатлантическое партнерство. Европейские ярмарки. Юбилей Дмитрия СавицкогоРедактор Елена Коломийченко"Соединенные Штаты Америки вместе с Великобританией смогли выиграть войну в Ираке, но они не могут, а, может быть, и не смогут сами восстановить здесь мир", - так пишет Роберт Хантер, представлявший Соединенные Штаты в НАТО с 1993-го по 1998-й год, а сейчас сотрудник американской "РЭНД- Корпорэйшн". По его мнению, к процессу стабилизации в Ираке следовало бы подключить натовских военных, у которых за спиной опыт поддержания мира в Боснии, в Косово, Албании, Македонии. Такой шаг, как считает эксперт, был бы полезен для восстановления прежних связей между партнерами по обе стороны океана. Ну, а пока отлаживанием европейско-американских контактов занимаются лидеры ведущих стран Евросоюза, один за другим направляются они с визитами в США. Специалисты отмечают успех недавнего пребывания в Америке министра иностранных дел Германии Йошки Фишера, и успех пребывания в США британского премьера Тони Блэра. Его выступление перед конгрессменами и сенаторами сопровождалось такими овациями, которыми не удостаивались в свое время ни Уинстон Черчилль, ни Маргарет Тэтчер. Теперь за океан отправится Сильвио Берлускони, итальянский премьер и нынешний председатель Евросоюза. С разговора о трансатлантическом партнерстве мы и начнем. Молодые европейские демократии не хотят выбирать между Европой и Америкой. Восемь стран Центральной и Восточной Европы, которые через год войдут в Европейский Союз, заинтересованы в интеграции на всех уровнях в Европу и равноправном партнерстве со странами ЕС, по определению американского министра обороны Дональда Рамсфелда, "старой Европой". Но, с другой стороны, все эти страны - "новая Европа" - считают себя друзьями и союзниками США. В самом начале военной операции в Ираке многим казалось, что привычная география Запада и Европы меняется, что между западными партнерами появились трения, которые вряд ли удастся урегулировать. События последних месяцев и недель опровергают эти мрачные прогнозы, и в транслатлантических отношениях наметилось, кажется, потепление. Павел Черноморский: В середине минувшей зимы, в дни максимального пика международного напряжения вокруг подготовки иракской кампании по обе стороны Атлантики не было недостатка в любых, ярких и глубоких, точных и ироничных дешифровках сложившегося политического прецедента. Главный аспект проблемы - раскол цивилизации, кризис полувекового союза, разделение Запада - казался небывалым лишь на взгляд обывателя, для которого блок политических новостей все равно, что рекламная пауза посреди футбольного матча. Интеллектуалы-гуманитарии, то есть те, в чьи прямые профессиональные обязанности входит игра с политическими смыслами, вовсю увлеклись поиском прочтений и аналогий. Наше время напоминает межвоенные 20-е годы. Именно так может быть прочтена главная мысль очерка Йельского профессора Дэвида Гилентера, очерк был опубликован как раз в те дни в вашингтонском влиятельном журнале "Уикли Стандарт". "Мы только что отделались от одной глобальной проблемы и теперь ни за что не хотим слышать, что в нашу дверь стучится кое-что покруче, - пишет профессор Гилентер. - Присмотритесь к современному миру: в центре Европы все та же аморфно-либеральная Германия, чуть восточнее - с трудом предсказуемая Россия. А Франция, корыстная, лицемерная и в то же время чудовищно инфантильная во внешней политике, будто срисована с той Франции, Франции между Версалем и Виши. Америка замыкается на своих проблемах, Европа все так же ревнива и высокомерна". "Европа эпохи умиротворения Гитлера", "старая Европа", "Европа до Польши" - эти термины вошли в учебники истории и со временем, увы, превратились в пустые штампы, которые совсем ничего не значат. Зимой 2003-го года шеф Пентагона Рамсфельд, конечно же, неслучайно произнес оборот, так задевший многих политиков в Брюсселе, Париже и Берлине. Здесь почему-то решили, что "старая Европа" Рамсфельда - это просто туповатый наезд, первое слетевшее с языка оскорбление. По другую сторону Атлантики в Соединенных Штатах термин "старая Европа" получил куда большее количество дешифровок и у тех, кто с Рамсфельдом изначально соглашался, и у тех, кто критиковал его не менее жестко, чем европейские либералы-пацифисты. Говорит Николас Гвоздев, американский политолог и историк, главный редактор вашингтонского консервативного журнала "Нэшенел Интерест". Николас Гвоздев: Мне кажется, что в связи с разговором о так называемой "старой Европе", имеет смысл вспомнить нашего президента и одного из отцов американской демократии Томаса Джефферсона. Джефферсон еще более двух столетий назад противопоставлял европейские страны с их предельно централизованными правительствами Соединенным Штатам, республики нового политического типа. Ясно, что Рамсфельд имел в виду не то, что восточноевропейцы, граждане "новой Европы", это меньше европейцы, чем французы или немцы, или что у них менее европейская, не столь великая и высокая культура. Эти страны - Чехия, Венгрия, Болгария, Словакия, государства Балтии - они совсем недавно начали жить согласно демократическим законам, по общемировым правилам рыночной экономики. Они молоды в этом смысле, они просто являются в меньшей степени заложниками прошлого, пленниками каких-то старых внутризападных проблем и разногласий. Всего лишь несколько лет назад у Франции и Германии были замечательные отношения с Соединенными Штатами, но сейчас эта дружба заметно охладела. Еще один важный момент, о котором стоит сказать: я думаю, что многие в США видят определенное сходство восточноевропейских стран, новой Европы, с исторической Америкой. Мы чувствуем определенное родство с этими нациями. Новая Европа сегодня кардинально поменяла абсолютно все аспекты своей политической системы, так же, как сделали это когда-то мы, американцы. Но в будущем, я уверен, рано или поздно, у этих стран появятся связи с Европейским Союзом, хотя и отношения с Америкой сохранятся. С пресловутой "старой Европой" - Парижем, Брюсселем и Берлином, их уже связывает искусство, история, не только военно-политические взаимоотношения. Но сейчас "новая Европа" куда ближе к Соединенным Штатам, чем к западноевропейским странам, в которых власть очень централизована, а государство имеет столь большое значение. Павел Черноморский: Сейчас уже мало кто может в точности вспомнить, при каких именно обстоятельствах и в каком контексте произнес Доналд Рамсфельд этот ставший крылатым оборот про "старую Европу". Поясним, что фраза, в которой традиционные западноевропейские Франция и Германия противопоставлялись новым членам НАТО, последовала после того, как восточноевропейские страны (Рамсфельд сказал "новая Европа"), в первую очередь Польша, Чехия, Венгрия и Болгария, дали понять, что их точка зрения в иракском вопросе куда ближе к позиции Буша и Блэра. Все как-то очень быстро забыли, что Польша, Венгрия, Хорватия, Чехия и так далее - это действительно весьма новая Европа, если под Европой понимать не географический термин, а понятие, скорее, геополитическое. Об этом наш следующий эксперт доктор Рихард Херценгер, редактор политического отдела гамбургской еженедельной газеты "Цайт". Рихард Херценгер: Вообще-то я лично считаю, что министр Рамсфельд был прав, говоря о старой Европе. Да, старая Европа действительно существует, старая Европа хочет сохранить рост своего экономического процветания и жить в безопасности. Но есть так же и Европа новая - Польша, Чехия, Словакия, Румыния, страны Восточной Европы, бывшие участники коммунистического блока, бывшие сателлиты СССР. Эти государства стали свободными совсем недавно. Сегодня у них есть очевидное стремление активно развиваться и экономически, и политически. Они очевидно не хотят, просто боятся жить во взаимодействии только с Европой, в отрыве от Америки. Почему? Совершенно ясно: они видят в Штатах ту силу, которая способна защитить их, защитить хотя бы от России, которая до сих пор остается в их глазах весьма опасной. Кроме того, Америка не выглядит чересчур патерналистской силой, претендующей на всю полноту политического влияния в регионе, как, скажем, Франция или Германия, которые хотят формировать стержень всей политики Евросоюза. Самое главное, что показала иракская история - Европа не единый гомогенный организм, соперничающий с США на политической ниве, она не едина. Европа состоит из разных стран, обладающих разными историческими опытами, отразившимися в коллективной памяти их жителей. Ясно, что в Европе есть серьезные недовольства. Многим небольшим странам не нравится все увеличивающаяся роль франко-германских союза. Америка в этом контексте играет роль необходимого противовеса, "новая Европа", о которой говорил мистер Рамсфельд, заинтересована в нем. В общем, неудивительно, что лидерам Франции, Германии не понравилась эта фраза про смещение центра тяжести в Европе. Еще бы, им не нравится, что им постоянно напоминают о том, с чем они должны как-то уживаться. Павел Черноморский: Точкой перелома, за которой факт раскола европейского континента на два лагеря стал очевиден для всего мира, стала публикация так называемого "письма восьми лидеров", появившегося на развороте нью-йоркской деловой "Уолл-Стрит Джорнел" 30-го января этого года. Восемь государственных лидеров: испанский премьер Аснар, его британский коллега Тони Блэр, итальянский лидер Сильвио Берлускони, чешский президент Вацлав Гавел, а также лидеры Португалии, Польши, Венгрии и Дании высказали в этом обращении полную солидарность с действиями американского президента, готового устранить исходящую от Саддама Хусейна угрозу при помощи военной силы. Ни Романо Проди, президент Европейской комиссии, выступивший против войны, ни Шредер, ни Ширак, никто из влиятельных европейцев заранее о письме не знал. Скандал, разразившийся в связи с выходом в свет того январского номера "Уолл-Стрит Джорнел", тлеет до сих пор. Весь июнь британская коллега " Уолл-Стрит Джорнел " лондонская деловая газета "Файненшел Таймс" публиковала в своем аналитическом разделе пространные сообщения, объединенные под тематической шапкой "Разделенный Запад". Об этом президентском письме там тоже было немало интересного. Журналисты "Файненшел Таймс" утверждали, в частности, что реальными инициаторами послания были американцы, поддержанные премьер-министрами Аснаром и Берлускони, а чешский президент Вацлав Гавел подписал обращение накануне своего ухода в отставку, при том чуть ли ни в здании Братиславской оперы, не побоявшись скандала с антивоенно настроенными депутатами чешского парламента. Вслед за "письмом восьми" последовало еще одно коллективное обращение, в нем о поддержке американцев заявили страны так называемой "вильнюсской десятки", опять же восточноевропейские представители рамсфельдовской "новой Европы", в том числе прибалты. Это письмо хотели опубликовать в день иракского доклада Колина Пауэлла перед Генеральной ассамблеей ООН и, как пишет "Файненшел Таймс", болгары, также подписавшиеся под этим обращением, долго нервничали по поводу того, как отнесутся к их подписи пацифисты-чиновники из Брюсселя. Вообще, нужно сказать, что история с этими письмами наполнена в изложении "Файненшел Таймс" прямо детективными подробностями, яркими, но часто спорными. Газета пишет, например, что идея первого письма принадлежала редактору отдела комментариев "Уолл-Стрит Джорнел" американцу Майклу Гонсалесу. Именно он, опять же, как утверждают англичане из "Файненшел Таймс", к слову, весьма резко критиковавшие войну в Ираке, связался с аппаратами Берлускони и Блэра и согласовал с ними некоторые вопросы. В статье "Файненшел Таймс" было имя еще одного американца, некоего мистера Брюса Джексона, главы вашингтонского центра. Этот интеллигентный господин не является кадровым политиком в чистом смысле слова, но и простым обывателем его вряд ли кто-то сможет назвать. Брюс Джексон, или для многих влиятельных вашингтонцев просто Брюс, начинал свою карьеру в военной разведке, а позже преуспел на Уолл-Стрит как банкир в известной конторе "Лемон Бразерс". Сегодня этот человек своего рода внештатный посол Америки в странах бывшего восточного блока, пишет о мистере Брюсе Джексоне все та же "Файнэншл Таймс". Радио Свобода сумело связаться с Брюсом Джексоном по телефону, и из Загреба американский политик ответил на наш самый главный вопрос: какую роль играют восточноевропейские страны, та самая пресловутая "новая Европа" в американской внешней политике сегодня? Брюс Джексон: Я бы не хотел в очередной раз повторять рассуждения министра Рамсфельда о старой и новой Европе. Тем не менее, ясно, что западноевропейские страны выросли в значительной степени на почве послевоенного политического опыта. Эти государства были созданы по итогам Второй Мировой войны, их восточноевропейские соседи, напротив, возникли после "бархатных революций" конца 80-х - начала 90-х годов прошлого века. Разные истории, разные культуры. В Восточной Европе граждане в наше время очень хорошо понимают одну вещь - любую свободу, любую демократию нужно защищать. Поляки, венгры, чехи прошли через два чудовищных тоталитарных режима за одну сотню лет. Нацисты и коммунисты проехались по этим странам на танках и управляли ими силой оружия. Сейчас еще живы люди, которые видели все это очень близко, испытали прелести тирании на собственных судьбах. Не странно, что у этих народов теперь сложились свои собственные особенные взгляды. Павел Черноморский: Параллель с 20-ми годами выглядит иногда и правда очень удачно. Восточноевропейская государственность в действительности очень молода. Чехия, Польша, Венгрия - все страны в их относительно близком к современному виде появились на свет как результат военного поражения Германии и Австрии по мирным договорам 18-го года, как большой геополитический проект Антанты, желавшей создать пояс безопасности из небольших дружеских стран для контроля над агрессивной Германией и Россией. Восточно-европейская независимость длилась совсем недолго, Гитлер и Сталин растоптали ее буквально за несколько лет, а сами создатели, в первую очередь французы, вмешались не сразу из страсти умиротворения агрессора. Впрочем, любая историческая параллель, перенесенная в настоящее, хороша лишь для газетной эквилибристики, вряд ли для реальной политики. Брюс Джексон: Тут есть один очень интересный момент: Соединенные Штаты хотят, чтобы восточноевропейские страны играли роль своего рода фильтра внутри единой Европы, чтобы они были этаким противовесом Франции и Германии, которые претендуют на главные позиции и соперничают с Америкой на глобальном уровне. Впрочем, не все так просто. Ведь чем больше эти страны будут интегрироваться в Европейский Союз, тем прочнее будут их связи с Брюсселем, Парижем и Берлином. Вот, например, сегодня в Польше есть очевидный всплеск симпатий к США, но через несколько лет, когда эта страна окончательно станет неотъемлемой частью ЕС, ситуация может здорово измениться. В общем, я не думаю, что здесь мы, американцы, можем строить какие-то долгосрочные стратегические планы. Нет особого смысла полностью рассчитывать на так называемую "новую Европу", которая в союзе с Британией, Испанией и Италией могла бы гарантировать наши интересы в Старом свете. Представьте себе, что правые правительства Берлускони и Аснара окажутся смещены в Испании и Италии социалистами, ориентированными в большей степени на Европейский Союз, Восточная Европа же будет полностью интегрирована в Европейский Союз, сольется с ним. Ясно, что тогда новая Европа будет отражать скорее интересы единой европейской семьи, нежели наши, американские чаяния. Павел Черноморский: Конфликт Вашингтона и Брюсселя расценивали как поединок между долларом и евро, как схватку двух экономических моделей. Последняя широкая встреча западных лидеров состоялась, как мы помним, в самом начале лета во французском городке Эвиан, принимавшем в этом году саммит "Большой Восьмерки". На первый взгляд, эта встреча прошла максимально корректно, но именно протокольная безупречность, тотальная выверенность Эвиана настораживала больше всего. Саммит был также насыщен деталями, которые точно свидетельствами - до сердечного согласия Западу еще далеко, разделение продолжается. Никто не собирается скандалить на людях, но обиды тоже не забыты. Франция, похоже, действительно стала мотором нынешнего противостояния. Дело тут не только в постоянном месте в Совбезе ООН и гневном окрике Ширака "они имели шанс промолчать", отпущенном в адрес восточноевропейских друзей Америки. Франция и сейчас настроена скорее на углубление трений в НАТО, чем на их быструю нормализацию, скажем, как немцы, всерьез испугавшиеся скандала с Бушем и давшие задний ход. На ту самую встречу в Эвиан президент Жак Ширак пригласил лидеров стран третьего мира и постоянно муссировал перед своими коллегами тезис о многополярном мире, который так сильно раздражает практичных англосаксов. Франция уже давно разыгрывает в своих политических играх антиглобалистскую карту, и этим летом вся французская пресса будто по чьей-то команде начала называть антиглобалистов хитрым термином, на русский это можно перевести примерно как "сторонники альтернативной модели глобализации". Новая география Запада становится политической объективностью. Разделенный Запад - вся эта история повторяется множество раз. Тем не менее, мы понимаем - двух Западов не будет никогда, мир, к которому мы привыкли, сумеет сохранить себя только единым. Елена Коломийченко: Политический скандал, разгоревшийся в Великобритании после самоубийства советника Министерства обороны Дэвида Келли, не утихает. Комиссию по расследованию обстоятельств дела возглавил лорд Хаттан, который обещает довольно скоро объявить о том, кто будет привлечен к следствию, и каковы будут его масштабы. С обзором статей на эту тему - Иван Воронцов. Иван Воронцов: Лондонская "Дейли Телеграф" в ситуации вокруг Дэвида Келли критикует роль как правительства, так и "ВВС". Стремление специалистов по связям с общественностью из правительства преувеличить информацию по иракскому оружию массового уничтожения подорвало доверие к политике власти, а журналисты и противники войны, с "ВВС" во главе, отчаянно стараются раздобыть все, что угодно, что может власть дискредитировать. Руководитель правительственного отдела стратегии и коммуникации Элстер Кэмпбелл, назвав второе досье по иракскому оружию массового уничтожения не компиляцией разных преувеличенных и устаревших материалов, а документом разведки, дал критикам повод, о котором они мечтали. Кажется, что "ВВС" и Кэмпбелл по-своему нужны друг другу - пишет "Дейли Телеграф". Тот, кто видел лицо Тони Блэра, когда он прилетел в Токио, поймет, что смерть Дэвида Келли изменила политическую ситуацию в Британии - пишет "Таймс". - Это одно из тех событий, которые становятся знаком эпохи или может даже ее конца. Это трагедия для семьи Келли и событие, которого не должно было случиться - скромный человек стал жертвой политической игры. Келли оказался на перекрестке трех битв: борьбы бюрократов за то, чтобы избежать позора в связи с ошибками разведки в иракском кризисе. (Война оправдывалась угрозой иракского оружия массового уничтожения, однако, никаких доказательство того, что оно действительно могло, как утверждалось, быть развернуто в течение 45 минут, не найдено). Другой конфликт - внутренняя борьба за власть внутри самой лейбористской партии, между сторонниками политики Тони Блэра и противниками войны, и третье сражение - между правительством, в особенности его пресс-службой, и "ВВС". Телекомпания активно критиковала правительство во время войны и продолжает критиковать его сейчас, а, с другой стороны, для пресс-секретаря правительства навязчивой идеей стало разоблачение ошибок "ВВС". Проблема же Тони Блэра заключалась в том, что он, без сомнения, верил в то, что говорил, хотя разведка и преувеличила данные об иракской опасности, а также в том, что его лейбористская партия не была готова поддержать справедливую войну просто ради устранения кровавого тирана - пишет "Таймс". Семья Келли просит немножко помолчать и задуматься, но истерические заголовки становятся все более безумными - пишет "Гардиан". - Идут споры, у кого на руках кровь - у Блэра, или у журналистов ВВС, или же происходит "уотергейт" "новых лейбористов". Вспышки покаяния были - извинилось "ВВС", и, кажется, был по-настоящему опечален Тони Блэр, но в целом реакция на смерть Келли свелась к продолжению дискуссии о материалах разведки. Но стоит подумать о том, что при всем трагизме гибели ученого, в Ираке тысячи мирных жителей погибли в ходе войны ради, как нам говорили, ликвидации оружия массового уничтожения Саддама Хусейна, которое по-прежнему не удается найти - пишет "Гардиан". Самоубийство британского эксперта - это то событие, которое становится знаковым и разделяет происходящее на то, что было до него, и будет после - пишет немецкая "Вельт". - Когда бывшего премьер-министра Великобритании Хэрольда Макмиллана спросили, чего больше всего должен бояться политик, он ответил: "Событий". Именно это и произошло сейчас, неожиданное и смертельное, в буквальном смысле этого слова, событие. Тот факт, что оружие массового уничтожения пока не найдено, последовательно уничтожает тот авторитет, который до недавних пор еще был у Тони Блэра после шести лет на посту премьер-министра. Смерть Келли мстит британскому премьеру за то, что он не сумел воспользоваться в качестве основного легитимным обоснованием войны: а именно тем, что Саддам Хусейн не соблюдал резолюции ООН 1991-го года. А вот вокруг оружия массового уничтожения всегда было слишком много вопросов, а сейчас у него появилась первая жертва. Первая, но не последняя" - пишет "Вельт". Елена Коломийченко: Ярмарки. Словарь Владимира Даля слово "ярмарка", производное от немецкого "ярмаркт", в переводе "ежегодный базар, рынок", толкуется как "большой торговый съезд и привоз товаров", как "годовой торг, длящийся неделями, а в Малороссии, - продолжает Даль, - большой сельский базар". История ярмарок в Европе, как пишут специалисты, начинается с 11-12 веков. В то время самой знаменитой и многочисленной была ярмарка в провинции Шампань на севере Франции, поскольку именно через эту провинцию пролегали наиболее удобные торговые пути в северную Европу. На ярмарку в Шампани приезжали купцы из Леванта, Италии, северных стран и Голландии. На протяжение ста лет они каждый год собирались на этой ярмарке и 32 недели подряд покупали, продавали ткани, меха, лекарства, продукты и другие товары, выдавали ссуды, собирали долги и меняли день. Знаменита своей историей и традициями и Сорочинская ярмарка на Украине - об этом Юлия Жмакина. Юлия Жмакина: Писать о Сорочинской ярмарке в начале лета - очевидный временной парадокс, поскольку в Украине, как и в любой другой стране, различные обрядовые праздники привязаны к теме сбора урожая. Хотя так просто представить себе квинтэссенцию года: пестрый праздник полосатых арбузов, солнечных дынь, откровенно алых помидоров, блеющих и мычащих домашних животных, извечных фигурок апишнянской керамики, мириад бус и других ценностей простого люда, которые уже потом прокрались в самые дорогие коллекции изобретателей одежды. Так звучит Сорочинская ярмарка сегодня. Хотя вычеркни из этого звукоряда музыкальное сопровождение "американских горок", потуги караоке и эстрадные страдания из динамиков, и вот покатится знакомое плавно-плавно в августовской неге. "Вам верно случалось слышать где-то вялящийся отдаленно водопад, когда встревоженная окрестность полна гула, и хаос чудных, неясных звуков вихрем носится перед вами. Неправда ли, те же самые чувства мгновенно обхватят вас в вихре сельской ярмарки, когда весь народ срастается в одно огромное чудовище и шевелится всем своим туловищем на площади и по тесным улицам, кричит, гогочет, гремит. Шум, брань, мычание, блеяние, рев - все сливается в один нестройный говор. Волы, мешки, цыгане, горшки, бабы, пряники, шапки - все ярко, пестро, нестройно, мечется кучами и снуется перед глазами. Разноголосые речи потопляют друг друга, и ни одно слово не выхватится, не спасется от этого потопа, ни один крик не выговорится ясно. Только хлопанье по рукам торгашей слышится со всех сторон ярмарки". На Полтавщине проходило огромное количество ярмарок. Только в районе Миргорода в конце 19-го столетия их было около 80 - Ильинская, Роменская, ежегодный торг в Голтове. Но Николай Гоголь славу подарил лишь одной из них - Сорочинской, одной из пяти, проходивших в Великих Сорочинцах - Святодуховской, когда небо, по Гоголю, высокое и бескрайнее. Он так придумал в Петербурге, оттуда Гоголь писал письма матушке в Малороссию с просьбой описать подробности украинского быта. На фоне такого неба выразительнее стала история, как Солопий Черевык приехал пшеницей торговать и сходу свою дочку, как описывает ее Гоголь, "с круглым личиком, с черными бровями, круглыми дугами поднявшимися над светлыми карими глазами, с беспечно улыбавшимися розовыми губками", как он ее замуж за сына Ахвима Голопупенкова выдал. А где ж еще было торгу состояться, как не в самом людном месте, месте, где зарождалась и расцветала самая настоящая рыночная экономика? Ведь кроме селян, ремесленников Сорочинцы уважали и купцы, привозившие различный диковинный колониальный товар. Ярмарка, как сама жизнь - в постоянном движении, меняющаяся. Поэтому и такой разной была Сорочинская ярмарка на протяжении двухсот лет своей истории. Киевский театровед Борис Курицын со своих лет с семи ездил в Сорочинцы. По его воспоминаниям, во времена строительства коммунизма ярмарка выглядела так: Борис Курицын: Она хранила тот дух действительно гоголевский, не гоголевский, а времен Николая Васильевича Гоголя. Потому что это достаточно захолустное место, под ярмарку было отведено огромное поле, которое круглый год пустовало и оживало только во время ярмарки. В советское время к этой ярмарке еще добавился как бы промышленный акцент - там можно было купить товары, которые нельзя было купить в свободной продаже. И те, кто приезжали, допустим, в Миргород, водный курорт, находящийся рядом с ярмаркой, они, зная это, уже за день, за два до начала ярмарки уже начинали туда заезжать и накупать, скажем, времен моего детства надувные матрасы. Кроме этого ярмарка была и действо некое. Николай Васильевич Гоголь со своими персонажами выезжал, то есть мастная самодеятельность оттягивалась по полной программе. Гоголя обязательно играл артист, приглашенный из Полтавского театра, я не помню уже фамилий, все остальное была местная самодеятельность, и все это доставляло радость и необычайное удовольствие. Лазание по столбам за какими-то призами. Юлия Жмакина: Всегда, то есть во все времена к Сорочинской ярмарке бабульки устраивали карнавал в традиционных украинских нарядах. И ценность действа этого была в том, что наряды - яркие плахты, ажуры сорочек, кружева чепцов, коралловые ожерелья разного цвета крови, вытянутые из тяжелых деревянных скрынь, не специально сшиты из этнографической целесообразности, а надеваются из поколения в поколение только в дни ярмарки, чтобы на людей посмотреть, себя показать в буквальном смысле слова. Многие жалуются на излишнюю официозность нынешних сорочинских ярмарок, мол, и это событие не обходят своим вниманием разные послы, министры и другие начальники. А в 1999-м году украинский президент даже специальный указ выдал о присвоении Сорочинской ярмарке статуса национальной. Но, по правде говоря, и во времена Гоголя это мероприятие было под зорким оком начальства, а местный заседатель объезжал его на знаменитой бричке и с первого же взгляда определял, кто тут ведьма. А вот колорит ушел, как считают некоторые. Народный умелец Александр Кващук в прошлом году в Сорочинцах был впервые и он не скрывал своего разочарования. И колорит, и традиции ярмарки совсем иные. Правда, они могут снова вернуться в Сорочинцы, как возвращается всякий раз фиеста, во многом непохожая на хемингуэевскую фиесту, как возвращается каждый год карнавал в Венецию, так непохожий на тот, о котором писала Жорж Санд. Важно само продолжение традиции. И все-таки, почему именно четвертую от начала года ярмарку в Сорочинцах выбрал Николай Гоголь среди десятка подобных? Елена Коломийченко: Из Украины на Запад - в Польшу, на польские ярмарки. О них рассказывает Ежи Редлих. Ежи Редлих: Касочные ярмарки, как поет Марыля Радович в популярной песне. Таких ярмарок несколько, но самая великолепная в Польше и одна из крупнейших в Европе - Доминиканская ярмарка в Гданьске, она и старейшая, была установлена буллой Папы Римского Александра Четвертого в 1260-м году. Вначале это был храмовый праздник в честь Святого Доминика, покровителя древнего прибалтийского города Гданьска, но вскоре ярмарка стала важным торговым, так сказать, мероприятием. Жизнь этого города протекала в ритме двух рек - Вислы, которая здесь впадает в Балтийское море, и реки Мотлавы, в гавань которой испокон веков заходили суда со всего мира и со всяким добром - шелком, пряностями, чаем, черным деревом. Из глубины же страны по реки Висле шли в Гданьск суда, груженые тем, чем богата была польская земля - зерном, медом, лесом, деревянной утварью, глиняной и чугунной посудой, льняной тканью и одеждой. Заморские и польские купцы встречались на ярмарке в первых числах августа, когда и празднуется день Святого Доминика. К этому дню был убран урожай, плоды и везли на ярмарку менять на заморские товары. Гданьское побережье было тогда богато янтарем, он и был валютой, чуть ли не столь же ценной, как золото. А на лотках ярмарки красовались дивные янтарные украшения, их охотно приобретали зарубежные купцы, ими баловались и богатые гданьские мещанки. Доминиканская ярмарка блестела в те столетия, когда Гданьск принадлежал Польше. В годы германского господства гданьская ярмарка стала тускнеть, ее затмили другие германские приморские города - Гамбург, Любек, Бремен. После Второй Мировой войны святой Доминик, по-видимому, осенил поляков мыслью возродить ярмарку. В августовские дни опять, как и 700 лет назад, ожили улицы, площади старинного Гданьска, купцы расставляют тысячи ларьков с разнообразными товарами. В годы товарного дефицита специально к Доминиканской ярмарке торговцы припасали и бросали на прилавки одежду, обувь, домашнюю утварь и другие товары, которые трудно было достать в обыкновенных магазинах. Сейчас, конечно, в продаже есть все, зато ярмарочные ларьки конкурируют с магазинами более доступными ценами, поэтому на доминиканскую ярмарку народ валит толпой. Сюда приходят не только жители Гданьска, но и приехавшие отдыхать на море, а заодно и отовариться поляки из других регионов, а также иностранцы. Ярмарку посещают ежегодно до двух миллионов покупателей и любопытных ротозеев. Наибольшим успехом пользуются сувениры, в первую очередь, разумеется, из янтаря. Свои искусные изделия продают и демонстрируют, однако, не только янтарные мастера, но и другие умельцы - игрушечники, плетельщики, корзинщики, гончары. Есть чем привлечь публику даже пекарям. На ярмарке проходит праздник хлеба, в нем участвуют хлебопеки с разных сторон Польши, а также из-за рубежа. В прошлом году гданьский пекарь Марек Забеголовский и его семь помощников испекли плетеную булку длиной в 37 метров. Весь процесс испечения проходил на глазах у публики, а пекари попали в Книгу рекордов Гиннесса. Бойкая торговля на Доминиканской ярмарке идет днем и ночью. Сопровождается она богатой художественной программой, выступают и народные музыканты, и духовые оркестры, и рок-группы, и детские ансамбли, и циркачи. В прошлом году в фестивале народного творчества с названием "Фольклориада" участвовали коллективы из Литвы, Германии, Швеции и даже Таиланда. Доминиканскую ярмарку завершает грандиозный фейерверк. В блеске красочных огней сооружения древнего гданьского порта выглядят загадочными и сказочными. Елена Коломийченко: Наш постоянный автор Дмитрий Савицкий отмечает 25-летний юбилей. Слово юбиляру. Дмитрий Савицкий: Никогда не любил юбилеев.., круглых дат.., всегда считал что это - кабала цифр, торжество таблицы умножения, вернее деления: на 10 или 5. Так и на этот раз: память подсовывает дату: 14 июля 1978-го года, ровно четверть века назад, ты улетел из Союза Нерушимых. Рейс Москва - Париж. Из жизни в жизнь? Может быть стоит пошевелить серым веществом? Подумать, что это значит? Сопротивляюсь. Держусь до последнего. Ну что это может означать? Жизнь в ином контексте, на другом языке, на фоне иных пейзажей. Календарь дней облетает и лишь картинки на нем - другие: вместо церквушки в Кижах - церковь в Сэн-Мари де ла Мер, Святых Марий Моря в Камарге; вместо парада на Красной площади - парад на Елисейских полях; вместо седьмого ноября - день Бастилии?. Как раньше я обходил милиционеров на Соколе, так теперь особенно не стараюсь улыбаться полицейским в Бельвиле. Как и раньше боялся застрять в лифте, так и нынче, гляжу на них с ненавистью.. Как раньше не знал с чего начать разговор с незнакомой девицей, так и теперь не могу отыскать, как писал Бабель, "этих роющих слов". Как привык сидеть по полдня и больше за пишущей машинкой, так и нынче просиживаю за ПК. Как и раньше не знал, на кой ляд нужен этот белковый процесс, так и нынче, глядя на убывание белков, не могу понять - а зачем? Или даже хуже - а почему? Я, конечно ,лукавлю. Но лукавил я и в Москве. Я, конечно, не хочу подводить итоги - что я живое партсобрание? Или хуже того: подбивать бабки. Кому их подбивать? Короче трезвый взгляд на вещи мне не удается; все время возникают сравнения. Как у какого-нибудь свежего туриста. Помню, подвел я одного такого к собору Нотр-Дам и говорю: - Вот, видите, это собор Парижской Богоматери. Он подошел поближе, пощупал кладку, повернулся ко мне и говорит: - Ну и что? И мы такое можем построить. Я право опешил. Никогда не думал, что вот так можно отреагировать на Нотр-Дам. Поэтому как-то тускло отшутился, мол, валяйте, стройте, в чем же проблема? Или другой. Идем мы с ним по какой-то древней улочке возле Сан-Сюльписа. Кругом шикарные бутики. Море разливанное шикарных бутиков. От одних имен в глазах рябит: Герлен-Шанель-Сен-Лорен, далее везде. Думаю: что он сейчас мне выдаст? Он же еще позавчера лущил семечки на какой-то подмосковной платформе. (Замечу, что было это в начале перестройки, когда белокаменной еще не сделали шикарную подтяжку) Смотрит мой пейзан на серебром вышитые по синему бархату королевские лилии, на какие-то скульптурные сооружения из кожи, которые даже и не одевают, а в которые нужно вставляться, как в костюм космонавта, и вдруг говорит: - Жаль, что у вас не умеют вывески писать. И прямо видно, что руки у него чешутся содрать к чертям с Сен-Лорана золоченную вывеску и переписать начисто, самостоятельно, как душа велит. Хвала небесам, никакого материала у нас под рукой не было. Или еще один, в самом-самом начале великого освобождения среднерусской возвышенности, бывший, кстати, приятель по Тверскому 25, Литинституту. Отставляет вдруг аккуратнейшим образом бокал шабли в сторону и сквозь шум знаменитого бистро, весело улыбаясь, говорит мне: - Старик! А чтобы нам придумать какое-такое дело? Москва-Париж? В еще не осевшей пыли от этой самой берлинской? А? Сочиним по миллиону и - по дачам. Дача, кстати, у него уже была. Да и сейчас есть.. - Из чего же сочинишь, говорю я ему. - Партию танков что ли ты мне продашь? Но кому они нужны? Пушнины вагонов сто? Так у нас Бриджит Бардо - все дело испоганит, зальет какой-нибудь краской.. Борщ в банках? Такое здесь не едят, хоть водкой разбавляй. Вижу, розовый детский румянец уходит с лица приятеля, покидает, так сказать передовые позиции. Грустно подносит он бокал шабли к губам и спрашивает, но уже осторожно: - А что у вас вообще здесь идет? - В каком смысле? Отвечаю. Даже жарко стало. Нефть идет, минералы всякие, натуральный газ, импрессионистов картины, что еще? Военные тайны иногда, но пристроить труднее. И тогда однокурсник мой с Тверского 25 тихо-тихо спрашивает: Слушай, а звезды героя пойдут? Я конечно сфинтил, не стал отмечать свои 25 лет, сбежал что ли от юбилея. Не стал через плечо оглядываться. Тем более что шея болит - надуло. Но две идеи о том, как сделать мильон, у меня все же были. Первая довольно простая: взять в аренду у города Москвы, он же товарищ Лужков, мавзолей Ленина, и сделать в нем ночной клуб для панков и прочих продвинутых. Причем вождя мировой революции и освещение, сохранить, как есть. Вторая идея еще проще: купить у адмиралов в Северодвинске какую-нибудь списанную подлодку, у них их там навалом, перегнать морским путем к Ла Маншу, а дальше вверх по Сене и аж до Парижа, до моста Александра Третьего. Перекрасить лодочку в желтый цвет. И сделать шикарным клубом. Вход - по страшным ценам. Это привлекает. Набирать в вечер человек тридцать и когда состав посетителей укомплектован, опускаться на дно. Идея - верняк. А уж позже можно будет отметить эти самые 25 лет на брегах Сены. Всплыть, скажем, напротив Лувра и устроить салют. Главное - никого случайно не торпедировать. Елена Коломийченко: Говорят, правда, что все подлодки уже проданы. И вроде бы с той же целью, однако, в ЮАР. Программу завершает Европейский календарь на июль месяц. Его подготовил и представит Кирилл Кобрин. Кирилл Кобрин: Сегодняшний - специальный - выпуск "Европейского календаря" посвящен одному из самых знаменитых политических убийств в континентальной истории. Это событие, не приведшее, впрочем, к сколь-либо значительным историческим последствиям, породило, тем не менее, отклик во многих сферах: от изящных искусств до ежедневной жизни в довольно далеких от места событий странах. Иконография этого преступления вошла во все учебники по истории живописи, имя убитого носили люди, улицы и военные корабли, наконец, необычное место, где было совершено убийство, стало песенной строкой. Двести десять лет назад, утром 13 июля 1793-го года молодая провинциалка из города Канн, приехавшая несколько дней назад в Париж, стучится в дом номер 44 по улице Медицинской школы. Здесь живет Марат - один из самых популярных деятелей крайнего крыла революционеров, депутат Конвента, кровожадный публицист, известный под прозвищем Друг Народа. Шарлотта Корде - так зовут приезжую - отказывают: Марат болен. Она возвращается в гостиницу и пишет записку Другу Народа, в которой изъявляет желание раскрыть происки контрреволюционеров в ее родном Канне. Не получив ответа, она пишет новую записку и вечером вновь отправляется на улицу Медицинской школы. На этот раз ее допускают к великому революционеру, который, по своему обыкновению, работает, сидя в ванне (заметим в скобках, что Марат, по профессии врач, страдал какой-то болезнью, от которой тело его покрывалась гнойниками; историки считают, что это был сифилис). Шарлота Корде начинает разговор: звучат имена провинциальных деятелей, предавших революцию. Марат записывает и обещает, что все они будут казнены через две недели. В тот самый момент, посетительница выхватывает спрятанный кинжал и вонзает в сердце Друга Народа. Шарлоту Корде тут же арестовывают и уже через четыре дня предают суду. Там она спокойно признает свою вину, заявив, что убила Марата, чтобы спасти сотни тысяч других. Вот подлинные слова этой смелой женщины: "Я убила негодяя, свирепое дикое животное, чтобы спасти невинных и дать передышку своей родине. До революции я была республиканкой; у меня никогда не было недостатка в энергии". Ее приговаривают к смертной казни; Шарлота Корде спокойно благодарит своего адвоката, помощь которого не понадобилась, и отказывается от исповеди. В тот же вечер ее гильотинируют. Вот и вся история. Нельзя не признать: Марату удивительно повезло. Смерть в духе ненаписанных еще тогда романов Дюма - ванна, прекрасная заговорщица с огромным ножом в руках - сделала его национальным мучеником, да и мучеником Революции вообще. Тело его вносят в Пантеон; на площади Карусель возводится специальное святилище, куда поставят урну с сердцем Друга Народа. Неплохо для параноика, в статьях своих требовавшего уничтожить десятки, сотни тысяч людей! Марат, погибнув от руки Шарлоты Корде, очевидно избежал унизительной смерти на гильотине: от него непременно избавились бы либо друзья-якобинцы, прежде всего - Робеспьер, либо свергнувшие якобинцев через год умеренные. Но не менее важную услугу, нежели Шарлотта Корде, оказал Другу Народа великий художник Давид. Его "Смерть Марата" - одна из самых потрясающих картин европейского искусства Нового времени. Выполненная в классицистическом духе, она стала самым первым образом в двухвековой истории иконографии революционеров-мучеников. Иконография эта, кажется, завершается знаменитой фотографией Че Гевары, размноженной в сотни миллионов изображений на идиотических майках, которые так любит буржуазная молодежь. Что же до нашей с вами истории, то Марат остался в нашей памяти как линейный корабль, пионер-герой по фамилии Казей и улица в Санкт-Петербурге. Кстати, о Петербурге. Именно здесь лет двадцать назад была сочинена песня, в которой есть такая строчка: "Ты лежишь в своей ванне как среднее между Маратом и Архимедом". Да-да, именно ванна - герой сегодняшнего, июльского, выпуска Европейского календаря. Она подарила сиракузскому ученому великое открытие, а французскому писаке - бессмертие. Так что, давайте купаться! Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
