Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[13-06-01]
Ведущий Илья Дадашидзе "Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах. Они наделены разумом и совестью и должны поступать в отношении друг друга в духе братства". Статья 1 Всеобщей декларации прав человека. В этом выпуске:
- Беспризорные дети Чечни. Рассказ Анны Политковской "Анжела из дома для престарелых", с комментариями уполномоченного по правам человека Российской Федерации Олега Миронова и чешской журналистки Петры Прохазковой.
Петра Прохазкова: К нам приходят дети, просятся к нам. Ну, они хотят кушать, они хотят у нас одеваться, но мы их туда взять, к сожалению, не можем. Кроме этого в этом детском доме, как и во всем Грозном, нет воды, нет электричества, школы, так что эти дети не могут ходить в школу. Они у нас учатся только в первом классе. Без права на детство. О судьбе четырехлетней Анжелы, жительницы грозненского дома для престарелых, рассказывает Анна Политковская. Анна Политковская: В комнате № 45 на втором этаже грозненского дома престарелых, рядом с 53 бабушками и дедушками живет сегодня маленький неразговорчивый ребенок, девочка может четырех, а может и более лет. У девочки острый настороженный взгляд исподлобья, повадки вспугнутой дикой кошки, то и дело стремящейся поглубже забиться под казенную кровать. В комнате скупо и пусто по законам военного времени. Ничто не напоминает детскую. Никаких мягких уютных ковриков, веселых занавесок. Совсем нет игрушек (смета дома престарелых такого интерьера просто не предполагает). Голые стены. Окна, как в парнике, затянутые полиэтиленовой пленкой (стекла - по-прежнему, самый большой грозненский дефицит). Железная кровать, покрытая полосатым матрацем и больше ничем (бедность тут). И ребенок, лишь крошечным своим ростом похожий на ребенка. То, что случилось с этой девочкой, одна из тайн второй чеченской войны. Бабушки и дедушки зовут ее Анжелой, или Анжелкой, и говорят, что ребенку четыре годика. Но так ли это - точно не знает никто. В "Дом престарелых на Катаяма" (именно так он называется по имени грозненского микрорайона, в котором находится) девочку привели в марте совершенно посторонние люди. Привели и ушли, сказав немногое, - что они ей не родственники и не знакомые, а так, мимо проходили, пожалели беспризорную и, зная, что в доме престарелых есть сегодня еда и тепло, взяли девочку за руку и довели до его порога. И ребенок был грязный, совершенно запущенный, в колтунах, вшах, исхудавший, оголодавший, в драной одежонке и можно сказать, что босой: на голых ножках-тростиночках висели рваные сандалии, а в начале даже грозненской весны они не могут называться обувью. Ребенок назвался Анжелой и больше ничего не говорил. Вместе с девочкой была немолодая женщина, по грозненским улицам они беспризорничали вместе. Но кто кого сопровождал и помогал выжить, - еще большой вопрос. Женщина представилась Раисой и была грязная, отощавшая. Вела себя странно, и медсестре дома престарелых Зинаиде Тавгиреевой скоро стало ясно, что у Раисы недвусмысленные признаки психической немощи. Она заговаривалась, фантазировала. Вывернули карманы, прежде чем жечь одежду - документов не оказалось никаких, ни ее собственных, ни на девочку. Раиса утверждала: они с Анжелой родственники, и фамилия ребенка Зайцева - русская, значит. У обитателей дома престарелых это не вызвало сомнений: девочку отмыли, и из-под многослойной уличной грязи вылупился вполне славянский овал. В первые дни Анжела ни на шаг не отходила от Раисы, и та за нее держалась, не отпуская от себя. Сидели рядком в 45-й комнате, как сиамские близнецы, как люди, у которых, действительно, на свете больше никого не осталось, только они двое, возможно, из некогда большой семьи. Однако появились некоторые нестыковки. Раиса поведала, что Анжела - дочка второй жены ее мужа. Муж вроде умер, вслед за ним покинула мир и эта вторая жена, Анжелина мать, и вот теперь Раиса считает себя Анжелиной мачехой, так это принято в чеченских семьях, и взяла на себя все заботы о сироте. Так, значит, отец ребенка - чеченец, хотя бы потому, что имел двух жен? Увы, слова Раисы - только версия. В том-то и горе Анжелы, что никто на свете, в том числе и она сама, не знает, кто она и откуда. Война лишила эту девочку абсолютно всего, и даже того, что имеют сироты: имени, фамилии, года, числа и места рождения. Анжела Зайцева, будем звать ее так, человек-никто и из ниоткуда. Хоть на дворе и двадцать первый, вполне цивилизованный век, и мы - в Европе, размеренной и умиротворенной. В современных чеченских реалиях быть никем и ниоткуда - самая страшная беда, жизнь на грани смерти. Человек без документов, хоть годовалый, хоть 90-летний, не может выехать за пределы ближайшего блокпоста. Анжелу нельзя просто взять за руку, посадить в машину и вывезти даже за пределы Грозного, этого мучительного города руин на месте садов и усадеб, вывезти даже в близлежащие села, не то что - за пределы Чечни. При первой же зачистке (а эти мероприятия проходят регулярно) станет очевидным, что ребенок - чужой и без документов, никого не зовет мамой. И военные ее просто заберут, и еще неясно, что с ней потом станет, не сгинет ли она из мира полностью и навсегда. Так что девочка обречена оставаться в грозненском доме престарелых, среди очень милых людей, но все-таки бабушек и дедушек, многие из которых - психически пострадавшие люди. А это не самое лучше общество для ребенка, нуждающегося в мощной безотлагательной реабилитации. Анжела уже так настрадалась, на всю оставшуюся свою жизнь. Ей надо в семью, дружную, добрую, теплую, уютную, и - чем раньше, тем лучше. Но правила, установленные государством в Чечне, полностью лишают ее такой возможности. Правила жестки и категоричны: ни одна мышь не может проскользнуть за пределы анклава без официальных бумаг в кармане, и нет никаких исключений. В подобное трудно поверить, ведь рукой подать - и в Москве десятки правозащитников, организаций, защищающих права ребенка. Но, тем не менее, реальное положение вещей таково: Анжела сидит в богадельне. И другого пока не дано, нет возможности даже начать процесс подбора приемной семьи. Ее нельзя отправить вместе с чеченскими детьми в санаторий или детский лагерь, хотя бы на кратковременный отдых. Государство, в котором есть все, что отличает его от племени: правительство, президент, конституционный гарант, МВД, Министерство социальной защиты, Министерство здравоохранения, Министерство образования - эта мощная госмашина полностью пасует, будучи бессильной разрешить проблему Анжелы, сама же ее и создав. Правительство и президент, они далеко от грозненского микрорайона Катаяма. Борис Грызлов, глава МВД, ведомства, где продолжают действовать запреты на выдачу документов всем, кто из Чечни, он тоже очень далеко от Грозного. Минздрав, ответственный за состояние здоровья граждан, спихивает проблему Анжелу Зайцевой на Минсоцзащиты, патронирующего дома престарелых. Минсоцзащиты резонно, дети ведь не его профиль, на Министерство образования, поскольку, по действующим правилам, ребенок не имеет права жить в доме престарелых. Вывезти девочку из Грозного может только очень влиятельный генерал объединенной группировки войск в Чечне, которого лично, подчеркну - именно лично, знают все без исключения военнослужащие на блокпостах и в подразделениях. Выглядеть это должно буквально так: генерал возьмет Анжелу за руки, посадит в свою машину и объявит подчиненным, что девочка - с ним. Но это еще не все. Дальше именно этот человек должен заставить руководителя паспортно-визовой службы МВД по Чеченской республике выписать девочке свидетельство о рождении. Липовое? Да, но - смотря как подойти к проблеме, ведь другого, реального свидетельства, через процедуру, через суд, а суды в Чечне так и не работают, несмотря на московские разговоры об этом "достижении мирного строительства", со свидетелями, подтверждающими данные ребенка, - такого документа у Анжелы просто быть не может. И, значит, ребенок обречен взрослеть в доме престарелых. И опять - та же цепочка. И вот, когда ребенок получит документы, не раньше, будет шанс помочь Анжеле в том единственном деле, которое для нее сегодня самое важное. Везти девочку в больницу, приют, это лишь на время, а главное - искать ей приемную семью чтобы, наконец, у ребенка появился настоящий дом. Взрослые, обезумевшие от войны, должны ей этот дом. Илья Дадашидзе: Рассказ Анны Политковской мы попросили прокомментировать уполномоченного по правам человека Российской Федерации Олега Миронова. Олег Миронов: В Чечне много людей с трагическими судьбами. Я видел и детей, которые пострадали во время бомбежек, я видел чеченскую девочку, которой во время бомбежек оторвало ногу. Я видел русскую престарелую женщину 63-летнюю, которая во время артиллерийского обстрела... она лишилась руки. Так что трагедий много, и то, о чем поведала журналистка Политковская, это еще одна из трагедий, когда четырехлетняя девочка не знает своих родителей, находится в очень тяжелом положении, живет в доме для престарелых, где, конечно, ей не место. Я думаю, что эта проблема может быть решена. Во-первых, и на территории Чечни есть детские дома, и детские дома есть в соседних субъектах федерации. Этими вопросами должна заняться социальная служба чеченской республики. Можно обратиться и к главам администрации. У нас в Чечне очень много всевозможных чиновников. Есть и министр Российской Федерации по делам Чечни, есть глава администрации Чеченской республики, есть главы администраций городов, населенных пунктов, есть специальный представитель президента по правам человека в Чеченской республике. Я не думаю, что эта проблема настолько сложна и неразрешима. Если бы мы имели данные об этой девочке, то я бы обратился к Кадырову с тем, чтобы он направил эти документы в социальные службы. Нужно оформить свидетельство о рождении этой девочки, наверняка есть какие-то записи в ЗАГСе, и направить в детский дом, где бы она получила и воспитание, и необходимую медицинскую помощь. К сожалению, детей беспризорных, безнадзорных в России много, и в Чечне их немалое число. Но что касается судьбы этой девочки, то эта проблема решаемая, она тяжелая, но решаемая. Но я бы предложил пойти еще дальше и иметь данные, картотеку на всех детей безнадзорных, которые находятся в Чеченской республике, это дело службы социальной защиты. Здесь мог бы и специальный представитель президента по обеспечению прав в Чечне оказать помощь, и если требуется помощь со стороны федерального уполномоченного, мы тоже могли бы этими проблемами заняться. По крайней мере, перед Министерством труда и социальных вопросов мы такую проблему поставим. Илья Дадашидзе: Олег Миронов готов принять участие в судьбе Анжелы из грозненского дома для престарелых. Насколько действенными окажутся эти усилия, и как откликнутся на его обращение власти предержащие в Москве и Грозном - в следующих наших передачах. Что же касается детского дома находящегося в чеченской столице - да, он, действительно, существует, но не на бюджетные, а на спонсорские деньги, и создан он был благодаря усилиям чешской журналистки Петры Прохазковой и ее мужа Ибрагима Зязикова, жителей Ингушетии. Сегодня детский дом в Грозном переживает особенно трудные времена, поскольку Прохазковой без объяснения причин отказывают в российской визе и возможности находиться не только в Чечне, но и вообще на территории России. О беспризорных детях Чечни она рассказывает по телефону из Праги. Петра Прохазкова: Где-то в прошлом году в мае я решила бросить журналистику и заниматься благотворительностью. Я со своим мужем Ибрагимом Зязиковым придумала построить или образовать маленький детский дом в Грозном. Пока у нас были свои деньги, мы эти деньги вложили туда, отремонтировали большой дом и поселили туда детей. Но деньги, конечно, очень скоро закончились, и мы нашли очень хорошего спонсора, этим является организация чешская католическая "Харита", которая на данный момент снабжает это детский дом деньгами. Потом, нам еще помогает вторая чешская организация "Человек в беде", которая нас снабжает едой. Я в этом доме прожила с этими детьми где-то семь месяцев. Это были самые хорошие месяцы в моей жизни. И мы образовали такую большую семью. Я с этими детьми, конечно, занималась, я их старалась учить писать, читать. Я для них искала одежду, с которой нам помогали, например, и московские школы. Так что у нас было несколько спонсоров. Но там, на месте, сидела я со своим мужем. Сейчас остался там только мой муж и несколько соседок, которые помогают этим детям в данный момент. Но этот детский дом, к сожалению, единственное такое учреждение, которое находится, по-моему, на данный момент в Грозном. Этот дом находится в обыкновенном полуразбомбленном особняке. И таких детей, как Анжела, в Грозном очень много. Мы столкнулись с тем, что к нам приходят дети, просятся к нам. Ну, они хотят кушать, они хотят у нас одеваться, но мы их туда взять, к сожалению, не можем. Кроме этого в этом детском доме, как и во всем Грозном, нет воды, нет электричества, школы, так что эти дети не могут ходить в школу. Они у нас учатся только в первом классе. Нет там профессиональных воспитательниц, профессиональных няней. Этот дом, конечно, только для детей, которые по каким-то причинам не могут выехать за пределы Грозного, пока в Грозном не будет условий к нормальной жизни. Я боюсь, что этот детский дом тоже не будет существовать вечно, потому что у нас определенные проблемы со спонсорами. Проблема в том, что сейчас я не нахожусь на Северном Кавказе, потому что у меня нет визы, и никто мне ее не хочет дать. И для меня очень тяжело искать деньги для детского дома, в котором я не могу сейчас работать. Мое мнение такое, что хорошо бы было хотя бы на какое-то время некоторое детей вывезти. Даже если их вывезти на пару месяцев, чтобы они узнали, что такое море, чтобы они узнали, что такое нормальный город. Мы столкнулись с тем, что дети увидели слона и не знали, что это за животное. Мы им показывали на картинках разных животных, и то, что в их возрасте нормальные дети в Европе и в России уже знают, наши дети не знают. Самая большая проблема, с которой мы сталкиваемся... потому что у нас, например, в Чехии было предложение на каникулы вывезти этих детей к нам, потом, конечно, вернуться в Грозный. Но проблема в том, что у 90 процентов наших детей нет абсолютно никаких документов. Мы их нашли на улице, мы даже не знаем, какая у них фамилия. Их родители или потерялись, или погибли, или уехали, - никто просто не знает. Для них оформить документы мне кажется почти невозможным. Мы это пробовали, но у нас ничего не удалось. Илья Дадашидзе: Это была Петра Прохазкова по телефону из Праги. Террористы по оговору. Из Владивостока - наш корреспондент в Приморье Григорий Пасько. Григорий Пасько: В начале прошлого год во Владивостоке было объявлено об аресте "группы террористов". К удивлению общественности ими был назван сотрудник милиции краевого управления внутренних дел Сергей Попов и бывший офицер милиции Виктор Воробьев. Уголовное дело было возбуждено еще 28 октября 1999 года по двум статьям - "заведомо ложный донос" и "приобретение, хранение и перевозка боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств". Поначалу все воспринималось, как дурной сон, вспоминает Сергей Попов, но когда нас задержали и в виде меры пресечения избрали содержание в тюрьме, мы поняли, что сотрудникам ФСБ очень хочется получить на этом деле звания и награды. Позже выяснилось, что Попов и Воробьев были оговорены одним из местных предпринимателей. Шесть месяцев длилось следствие. По его окончании, дело было передано во Фрунзенский районный суд Владивостока. На начало суда так называемые террористы просидели в следственном изоляторе более года. Свидетель Маракулин (тот самый, что оговорил Попова и Воробьева и оказался вместе с ними на скамье подсудимых) в суде показал, что сотрудник ФСБ по имени Александр Николаевич оказывал на него давление и всячески запугивал арестом. Маракулин испугался, так как у него на иждивении двое малолетних детей, неработающая жена, больные родители и оговорил ни в чем не виновных людей. В марте 2001 года состоялось слушание дела в суде. Маракулин был приговорен к трем годам лишения свободы условно. Попов и Воробьев - к четырем, и тоже условно. При этом суд в приговоре указал меньшее количество инкриминируемых эпизодов, чем было в обвинительном заключении. Если учесть, что по предъявленным обвинением статьям реальный срок лишения свободы мог составить около 12 лет (реально, а не условно), можно прийти к выводу, что доказательств вины обвиняемых не было вовсе, и суд, как это часто бывает, вынес обвинительный приговор только потому, что Попов и Воробьев уже отсидели в тюрьме больше года. Кроме того, в практике российской юриспруденции практически не известны случаи признания незаконными действий следственных органов ФСБ. Решение районного суда было обжаловано адвокатами Попова и Воробьева и опротестовано заместителем прокурора Владивостока. Краевой суд своим определением тоже признал Маракулина, Попова и Воробьева виновными, причем по всем ранее инкриминировавшимся эпизодам. При этом срок наказания Попову и Воробьеву был уменьшен на полгода. Осужденные такую логику понять не могут, поэтому решили добиваться справедливости в международном суде по правам человека в Страсбурге. Виктор Воробьев заявил, что он хочет, чтобы его дети знали, - их отец никогда не был преступником. По мнению Сергея Попова, одной из причин ареста и уголовного преследования могла стать профсоюзная деятельность Попова и Воробьева. Они являются руководителями профсоюза работников правоохранительных органов Владивостока. Илья Дадашидзе: Рассказывал Григорий Пасько, наш корреспондент в Приморье. Правозащитные новости недели подготовила и читает Анна Данковцева. Анна Данковцева: Чеченские беженцы и представители чеченских диаспор призывают мировое сообщество и международные организации использовать свое влияние и содействовать политическому урегулированию ситуации в Чечне. В обращении, направленном в ОБСЕ, беженцы обвиняют российские власти в массовых расстрелах мирных жителей, мародерстве, жестоком обращении и пытках задержанных. "Чечня превратилась в концентрационный лагерь и зону смерти", говорится в письме. Авторы обращения требуют допустить в республику независимых журналистов и наблюдателей. Документ подписали 10 000 чеченских беженцев, находящихся в Ингушетии. В Ингушетии, в станице Орджоникидзевская, сотни беженцев из Чечни провели 9 июня митинг, требуя возобновить выдачу горячего питания. По данным корреспондента Радио Свобода, около 150 000 беженцев с марта не получают продуктов из-за задолженности российских властей перед поставщиками, составляющей около 600 миллионов рублей. Медики оценивают состояние здоровья многих беженцев как критическое. 8 июня красноярский суд отказался освободить из-под стражи ученого Валентин Данилова, обвиняемого в шпионаже в пользу Китая. За Данилова готовы были поручиться спикер и депутат краевого законодательного собрания Александр Усс и Вячеслав Новиков, а также бывший губернатор Валерий Зубов. Следствие утверждает, что ученый передал Китаю материалы, связанные с созданием искусственных спутников Земли. По словам Данилова, он использовал только официально опубликованные данные. В Москве совершена попытка убийства на расовой почве. По сообщениям средств массовой информации, вечером 9 июня около Триумфальной арки на Кутузовском проспекте сотрудники милиции обнаружили темнокожего мужчину с ножевыми ранениями. Он госпитализирован. По словам свидетелей, на него напали четверо неизвестных, выкрикивавших расистские лозунги. Презентация книги "Василь Стус. Письма к сыну" состоялась 9 июня одновременно в мемориальном музее Михаила Коцюбинского в Чернигове и в Центральной библиотеке города Прилуки в Черниговской области. Книга содержит письма и стихи известного украинского диссидента поэта Василя Стуса, погибшего в 1985 году в советском лагере для политических заключенных в Пермской области. Книгу выпустило в свет ивано-франковское издательство "Лилея-НВ". Правозащитная организация "Щит" обратилась 5 июня в Генеральную прокуратуру Украины с просьбой опротестовать приговор районного суда города Харькова в отношении сотрудника милиции Игоря Шинкаренко и инспектора государственной службы охраны Михаила Борисова. Оба были признаны виновными в избиении подростков и приговорены судом к трем годам условного наказания за злоупотребление служебным положением. Осенью прошлого года Михаил Борисов сообщил милиционерам Игорю Шинкаренко и Евгению Бобцу, что три подростка, проживающие рядом с ним, якобы украли из его автомашины магнитолу. Задержав подростков, милиционеры вывезли их в лес, где, надев на них наручники, жестоко избили. После этого милиционеры доставили задержанных в районный отдел милиции. Начальник отдела, выяснив, что подростки невиновны, отпустил их. Правозащитники считают условное наказание чересчур мягким. Донецкая областная прокуратура 9 июня возбудила дело по факту избиения сотрудниками милиции семерых проституток. В начале июня сотрудники районного отдела внутренних дел в Мариуполе задержали 7 женщин легкого поведения. Милиционеры сняли с них одежду и выпороли ремнем. Заодно они избили и попавшего под руку моряка Черноморского флота, серьезно повредив ему глаз. Пострадавшие пожаловались в прокуратуру. По словам начальника управления безопасности Донецкой области Виктора Бореца, за пять месяцев этого года к ним поступило 119 жалоб на незаконные действия милиционеров. Против 19 милиционеров возбуждены уголовные дела. Правозащитные и неправительственные организации Киргизии призывают сделать открытым очередное судебное разбирательство дела лидера оппозиции Феликса Кулова. Призыв содержится в послании на имя президента Киргизии Аскара Акаева. В январе военный суд в Бишкеке приговорил Кулова к семи годам заключения за злоупотребление властью в бытность министром национальной безопасности в 1997 - 1998 годах. Тот же самый суд ранее снял обвинения с Кулова, оправдав его. Кулов подал апелляцию, которая будет во вторник рассматриваться в Верховном Суде Киргизии при закрытых дверях и в отсутствие подсудимого. Родственники работников Джизакской деткой больницы (Узбекистан) собрались 9 июня у здания городской администрации, чтобы выразить протест против насильственного направления медицинского персонала на сельскохозяйственные работы. Накануне двое сотрудников больницы (сестра-хозяйка Махмудова Мухайо и санитарка Кабулова Дильноза), посланные на хлопковые поля, утонули. Глава администрации Джизака Сарвар Худояров отказался говорить с родственниками погибших. Собравшихся принял его заместитель. Илья Дадашидзе: Правозащитные новости недели подготовила и прочитала Анна Данковцева. Какой быть судебной реформе? В программе "Человек имеет право" на эту тему высказывались российские юристы, ученые, правозащитники. Сегодня, в канун рассмотрения Госдумой проекта закона "Об адвокатуре", гость рубрики - Владимир Петров, заведующий 10 юридической консультацией Московской городской коллегии адвокатов, юрист с сорокалетним стажем. Документ, о котором идет речь, не может быть принят в качестве закона, утверждает он. Владимир Петров: Прежде всего, вот такой концептуальный вопрос, что проект необоснованно разрушает сложившиеся структуры российской адвокатуры, выполняющие оставленные перед ней задачи без государственного финансирования. Многие десятилетия с 1922 года советская, а затем и российская адвокатура существовала в простой организационной форме коллегий адвокатов. В их состав входили как производственные подразделения юридические консультации, а с начала 1990-х годов - адвокатские бюро. Юридические консультации обеспечивали и обеспечивают получение для всех слоев населения квалифицированной юридической помощи, в том числе и бесплатной. Практика же работы адвокатских бюро, в основном, заключается в оказании правовой помощи юридическим лицам. Только адвокаты юридических консультаций Московской городской коллегии адвокатов ведут дела по назначению судебно-следственных органов, так называемые бесплатные дела. Государство эту работу не оплачивает, хотя, по закону, должно ее оплачивать. Ее оплачивают сами адвокаты путем перераспределения в рамках одной коллегии зарабатываемых ими денег от ведения дел по соглашению и обслуживанию юридических лиц. По проекту закона, коллегии адвокатов и юридические консультации ликвидируются. Вот эта система, позволяющая государству обеспечивать выполнение Статьи 48 Конституции, не тратя при этом государственных средств, рушится. Нужен ли государству такой закон? Населению же не нужен, это я совершенно ответственно говорю. Вводятся так называемые адвокатские палаты в субъектах федерации и федеральная адвокатская палата. Адвокатам предложено либо входить в адвокатские бюро, либо самостоятельно открывать адвокатские кабинеты. Зачем это нужно? Почему ликвидируются коллегии и консультации? Совершенно непонятно. Ликвидация юридических консультаций сведет на нет доступность юридической помощи для широких слоев населения, особенно его малообеспеченной части. Практика работы юридических консультаций и адвокатских бюро позволяет это утверждать. Второй концептуальный вопрос, связанный с проектом закона, это об адвокатской независимости. Адвокатам независимость так же нужна, как и судьям. Она нужна по определению, ведь адвокаты всегда по уголовным делам выступают против государства в лице представителей государства - прокуратуры. Это понятно - почему нужна независимость. Адвокаты по гражданским делам выступают против государственных структур, местных государственных структур, поэтому адвокат должен себя уверенно чувствовать, что его работа, направленная против государственных структур, не даст основания для того, чтобы его статус адвоката был прекращен. Однако, к сожалению, закон таков, что статус адвоката может быть прекращен в любой момент. Дело в том, что закон вводит так называемые квалификационные комиссии, которые как предоставляют статус адвоката, так и прекращают. Дело в том, что состав этих квалификационных комиссий наполовину состоит из адвокатов, а наполовину из лиц, не являющихся адвокатами. Вопрос: могут ли лица, которым не известная вся глубина, вся тонкость адвокатской работы, судить о том, правильно или неправильно адвокат себя вел в том или ином конкретном деле? Я думаю, что ответ очевиден. А ведь квалификационная комиссия решает вопрос о судьбе адвоката, о лишении его статуса. Надо сказать, что такого беспредела не было даже в прежние советские времена. Была такая Статья 11 положения "Об адвокатуре", которая давала возможность министру юстиции безмотивно исключить адвоката. Но только вновь принятого и только в пределах одного месяца. Сейчас в любое время квалифицированнейший адвокат, если он чем-то не угодил то ли местной власти, то ли центральной власти, то ли каким-то мафиозным организациям, которые срослись с властью... так вот, этот адвокат может быть в любое время лишен адвокатского статуса. Ведь основания для лишения адвокатского статуса по этому закона абсолютно произвольные. Они смогут произвольно толковаться. Например, "совершение проступка, умаляющего авторитет адвоката". Но ведь это все оценочные понятия. Дальше. "Неисполнение или ненадлежащее исполнение своих обязанностей перед клиентом". Ну, адвокат не смог прийти в процесс - это неисполнение. Но можно ли из-за этого адвоката лишать статуса? Дальше такое есть положение - "длительная болезнь и другие уважительные причины, в результате чего адвокат не может работать более шести месяцев". Простите, всегда по уважительным причинам продлевается период неработы любого трудящегося. Он не может быть уволен, если уважительная причина. А тут по уважительным причинам - и вдруг лишается статуса. У меня в консультации есть сейчас две женщины, которые в декретном отпуске и, очевидно, будут до трех лет. Значит, они будут лишены адвокатского статуса. То есть, более произвольного толкования вот этого закона, более произвольного отношения к адвокатскому статусу, чем в этом законе, не существует. Илья Дадашидзе: Гостем рубрики "Какой быть судебной реформе?" был адвокат Владимир Петров. "Западная печать о правах человека и свободе слова". Обзор Владимира Ведрашко, Прага. Владимир Ведрашко: "Школы-интернаты являются формой нарушения прав детей" - под таким заголовком напечатана статья в британской газете "Independent". Дети, которым по воле родителей приходится жить и учиться в школах-интернатах, подвергаются риску серьезных психических травм, так считают некоторые ведущие психотерапевты. Один из них основал специальную ассоциацию бывших воспитанников школ-интернатов. Эта неправительственная организация занимается устройством специальных занятий и семинаров для преодоления так называемого "интернатского синдрома". Симптомами этого психического расстройства считаются агрессивное отношение к лицам противоположного пола, трудноразрешимые проблемы в личной жизни, а также навязчивые мысли, связанные с работой. Психологи считают, что одним из наиболее неблагоприятных для человека расстройств является последствие жизни ребенка отдельно от своей семьи, так называемая травма раздельной жизни. Об этом написала британская "Independent". В продолжение детской темы. Американская газета "USA Today" обращается к вопросу, который привлекает внимание прессы и в других странах. Речь идет об использовании детей в вооруженных конфликтах. Более 300 000 детей, нередко начиная с семилетнего возраста, состоят на военной службе в 41 стране мира. Детей заставляют воевать на передовых позициях, используют в качестве минных разведчиков и разного рода лазутчиков. Дети также охраняют места нефтедобычи и алмазные прииска. Как заявила неправительственная правозащитная организация "Коалиция за запрещение использования детей в военных конфликтах", представившая первый всемирный доклад о положении детей-солдат, каждый ребенок, каким бы маленьким он ни был, имея в руках автомат, превращается в эффективного убийцу. Газета рассказывает, что названная коалиция объединяет представителей таких известных правозащитных организаций как "Международная амнистия", "Human Rights Watch" и другие. Почему правительства рекрутируют детей в армию? Ответ прост: именно по причине собственно детских качеств. Дети являются наиболее дешевым пушечным мясом, легко принуждаемым к безрассудному повиновению и бесстрашному уничтожению других людей. И хотя общее количество детей, используемых в военных конфликтах, не изменилось за последнее время, количество государств, практикующих преступный промысел, возросло до 41. Только в африканских конфликтах сегодня участвует более 120 000 детей, однако, самая многочисленная детская армия на планете - в азиатском государстве Бирма. Там 50 000 детей-солдат. Конечно, большинство таких вояк имеют возраст 15-18 лет, однако и малолеток довольно много. Генеральная Ассамблея ООН приняла в мае 2000 года специальный протокол, призывающий государства не допускать к военной службе детей моложе 18 лет. Этот протокол подписали 79 государств, однако только 6 из них ратифицировали документ. Об этом рассказало американская "USA Today" в статье, посвященной выходу в свет первого доклада о положении детей-солдат в мире. Процесс люстрации, то есть - очищение государственных структур от людей, работавших в СТБ (тайной полиции при старом режиме), продолжается в Чехии. Об этом рассказывает электронный журнал "Transitions-Online". В чешской прессе публикуются скандальные разоблачения случаев устройства на государственные должности по фальшивым документам. Министр внутренних дел Чешской республики публично заявил, что нескольким бывшим сотрудникам СТБ удалось обойти закон и устроиться на работу в государственные учреждения благодаря поддельным документам об их непричастности к бывшей секретной полиции при коммунистическом режиме. Журнал рассказывает, что с того момента, как в 1991 году в Чехии был принят закон о люстрации, 400 000 человек подверглись проверке на предмет сотрудничества с СТБ. По результатам проверки им выдавались либо позитивные сертификаты, либо негативные. Позитивные означали, что данные лица сотрудничали с СТБ, негативные - что их биография незапятнанна, и они могут работать в новых государственных структурах. Министр внутренних дел приказал своим подчиненным расследовать: явилась ли выдача ложных свидетельств случайной ошибкой или намеренной фабрикацией с целью устройства на работу. Подобные скандалы несколько раз возникали в Чехии со времени принятия закона о люстрации в 1991 году. Чешский президент Вацлав Гавел, в прошлом диссидент, репрессированный коммунистами, заявил, что действующий закон о люстрации далек от совершенства и вряд ли является подходящим инструментом для сведения счетов с прошлым. Наиболее виновные люди все равно ушли от ответственности, заявил президент одно из чешских газет. Об этом рассказал электронный журнал "Transitions-Online". Илья Дадашидзе: Это был обзор Владимира Ведрашко "Западная печать о правах человека и свободе слова". За истязания задержанного, ставшего инвалидом, следователь милиции осужден на три с половиной года условно. Из Орла - наш корреспондент Елена Годлевская. Елена Годлевская: 11 ноября 1999 года тридцатишестилетнего жителя города Орла Игоря Волкова задержал наряд патрульно-постовой службы за мелкое административное правонарушение прямо во дворе дома, где он проживал. Волков хоть и не был согласен с действиями милиционеров, скандалить не стал, но с первых минут появления в дежурной части отдела внутренних дел Заводского района город Орла, он попытался защитить свои гражданские права и высказал сомнения в правомерности задержания. Однако этим он добился только нецензурной брани в собственный адрес. А когда у него обнаружили удостоверение, которым он пользовался для бесплатного проезда в общественном транспорте, и оно вызвало подозрения в подлинности, его начали избивать. По воспоминаниям Игоря, в этом участвовали не менее шести человек. Кто-то ударил в спину, кто-то по голове. В конце концов, Волкова схватили за руки, словно распяв, и самый молодой из милиционеров, как впоследствии выяснится, следователь следственного отдела при Заводском райотделе Морозов с разбегу начал бить его ногами в живот. После того, как Волков потерял сознание, интерес и к нему, и к его правонарушению, и к документу пропал. Впрочем, как и сам документ. Очнувшись, Волков попросил вызвать машину "скорой помощи", однако его слова вызвали лишь смех. Он боялся, что, как только вновь потеряет сознание, его вывезут за пределы города и бросят в первую попавшуюся яму умирать, и предупредил дежурных, что есть свидетели, которые видели, как его увозили в милицию. Это возымело действие, и дежурный вызвал "скорую". У Волкова, кроме синяков и ушибов, обнаружили два разрыва кишечника, а в брюшине - около полутора литров крови. Медики городской больницы в течение двух часов боролись за жизнь человека, посмевшего усомниться в законности действий районной милиции. Десять доноров отдали Игорю свою кровь. Увы, среди них не было ни одного сотрудника Заводского райотдела. В это время они были заняты поиском того, как уйти от ответственности, и выбрали круговую оборону - "не видели, не слышали, не знаем". А ретивый следователь Морозов даже возьмет сам у себя объяснение. Поначалу это дало результат. Прокуратура Заводского района города Орла отказала Волкову в возбуждении уголовного дела, не найдя состава преступления в действиях милиционеров. Дело возбудила городская прокуратура, и, в конце концов, довела его до суда. По признанию следователя прокуратуры Андрея Гончарова, такого рода дела всегда представляют большую сложность, так как работники милиции стремятся не помочь следствия, а наоборот, пытаются скрыть преступления, совершенные их коллегами. В какой-то мере, им это удалось и в этот раз. Ни следствие, ни суд не смогли установить и привлечь к ответственности всех виновных в избиении Игоря Волкова. Осужден лишь следователь Морозов - на три с половиной года лишения свободы условно. Ему также запрещено в течение трех лет работать в правоохранительных органах. Игорь Волков на мягкость приговора не жалуется, считает, что ему еще повезло - все-таки остался жив. И милиционера, хоть одного, но осудили. По всей видимости, Волкову придется оформлять инвалидность, так как за те полтора года, пока шло следствие и суд, он из-за полученных травм уже шесть раз попадал на больничную койку. Илья Дадашидзе: Завершая рассказом Елены Годлевской программу "Человек имеет право", напоминаем слушателям наш адрес: 103006, Москва, Старопименовский переулок, д. 13, к. 2, московская редакция Радио Свобода. Пишите нам. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
