Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
Экслибрис"Девушка его мечты": мемуары Лиды Бааровой
Ведущий Сергей Юрьенен
Сергей Юрьенен: Суперзвезда европейского кино 30-40-х чешская актриса Лида Баарова: "Он, он во всем виноват... Он в меня страшно влюбился... Я боялась его очень... будучи чешкой..."
(Чешская песня в исполнении Бааровой) Автор передачи - пражский журналист и кинодраматург Нелли Павласкова. Нелли Павласкова: Она доживает свой век в Австрии, в Зальцбурге, в достатке, но в полном одиночестве. Ее прекрасное тонкое лицо с удлиненными темными глазами помнят многие европейцы. Фильмы с ее участием до сих пор можно увидеть по телевизору в циклах, посвященных истории кинематографии. Лида Баарова, чешская актриса театра и кино. В 30-40-х международная кинозвезда первой величины. Но в историю Лида Баарова вошла прежде всего как любимая женщина министра пропаганды гитлеровской Германии Йозефа Геббельса, как "фамм фаталь" - роковая женщина Геббельса, ради которой нацистский главарь пытался оставить семью и отказаться от карьеры. В 1991-м году после 42-х лет эмиграции Лида Баарова посетила свою родину Чехию, а затем опубликовала книгу воспоминаний под названием "Жизни сладкая горечь". Из книги Бааровой: "В 1934 году, когда мне было 20 лет, я получила предложение от немецкой киностудии УФА заключить с ней контракт на несколько лет. Тогда это предложение самой могущественной киностудии Европы все расценивали как невероятное счастье и удачу, как редкостное везение для начинающей чешской актрисы. Позже я поняла, что это была западня, расставленная мне самим дьяволом. Первой моей картиной в Германии стала "Баркарола", а партнером - кумир моей юности, первый герой-любовник немецкого кино Густав Фрелих, который стал моим другом и возлюбленным. Однажды посреди декораций к "Баркароле" - венецианских улочек, мостов и гондол, появился фюрер. Я слышала разное о новом режиме от немецких кинематографистов. Некоторые говорили о нем с сарказмом, другие выражали сомнение, хотя всегда с опаской; но слышала я и голоса, признающие заслуги Гитлера в борьбе с большевиками и с безработицей. Режиссер Лампрехт представил Гитлеру меня как героиню фильма. Знакомые усики и черная, падающая на лоб челка. И ледяной, стальной взгляд. К счастью, его визит был недолгим. Гитлер спешил. Через три дня ассистент Лампрехта мне объявил, что я приглашена к фюреру на чай, и что я обязана принять приглашение. Адъютанты Гитлера вели меня длинными запутанными коридорами здания рейхсканцелярии и сопроводили в помещение, где в камине пылал огонь, а все вокруг было мощным, тяжелым и угрюмым. Помощник Гитлера Штауб пригласил меня к столу. Господи Боже мой, что они замышляют? Когда в комнату вошел Гитлер, я еще больше задрожала.
- Добрый день, - сказал он и протянул мне руку. Я уже знала это железное рукопожатие и даже бровью не повела. Но страх не проходил. Он что-то говорил, и я изо всех сил старалась его понять, чтобы изобразить на лице нечто адекватное. Я не знала, что ответить. Много позже я узнала, кого я напоминала Гитлеру. Большой любовью его молодости была венская чешка Гели Роубал. Она покончила с собой, когда ей был 21 год. Через неделю приглашение на чай к Гитлеру повторилось. И я снова должна была подчиниться, зная, что приношу Густаву боль. Как я хотела бы послушаться своего любимого человека и отказаться от приглашения, но страх был сильнее меня. Во второй раз все было точно так же. Снова адъютант Штауб, и чай на столе, и снова комплимент Гитлера моей шляпке. Я печально усмехнулась. Он внимательно заглянул мне в глаза.
- Вы плакали? Дело в том, что Фрелих приказал мне звонить от фюрера каждые полчаса, чтобы удостовериться в том, что со мной ничего не случилось. Гитлер подал мне трубку, я набрала номер и сказала Фрелиху несколько ничего не значащих слов. Не знаю, понял ли Гитлер наш маневр, возможно, понял, потому что больше он меня не задерживал, но и никогда уже больше к себе не приглашал. Однажды, встретившись с нами в компании актеров, он остановил сопровождавшего меня Фрелиха и прошептал ему нечто таинственное для окружающих: "Относитесь хорошо к этой женщине, вы вызываете у нее душевные муки..." В начале 36 года я начала сниматься в новом большом немецком фильме "Час искушения". Но искушением стал для меня весь этот год. Начался он хорошо. Фрелих купил дом в Берлине и снял виллу на острове Шванненвердер с теннисным кортом, бассейном и причалом на берегу озера. Я поселилась вместе с ним. Там, на острове, и произошла наша первая встреча с министром пропаганды и всей культуры новой Германии Йозефом Геббельсом. Однажды, паркуя машину у дома на озере, я увидела Геббельса, идущего с двумя прехорошенькими дочками. Сам же Геббельс был далеко не красавец, и, кроме того, хромал. Он приветливо поздоровался со мной, сказал, что теперь он наш сосед и попросил разрешения осмотреть нашу виллу изнутри. Услышав его голос, Густав выбежал на улицу и повел его в дом, а девочки остались со мной. Потом мы говорили об интерьере дома, об уходе за садом, и Геббельс, поблагодарив меня за присмотр за детьми, удалился.
- У него хорошие манеры, - сказал Густав. - Никакого высокомерия. Во второй раз Геббельс возник перед нами на торжествах по случаю закрытия Олимпиады. - Не угодно ли вам выпить бокал вина в нашем баре? Приглашаю вас от всей души, - сказал он нам с Густавом. Мужчины заговорили о результатах Олимпиады. Геббельс хвалил немецких спортсменов, хотя всеобщими кумирами были американские негры и чехословацкие гимнасты, при этом он смотрел на меня долгим взглядом, смысл которого женщины прекрасно понимают. В этом взгляде был интерес, признание, обещание. Я не ошиблась. Вскоре нам позвонил чиновник из его министерства и пригласил принять участие в прогулке на яхте. Густав сослался на работу и занятость, и тогда трубку взял сам Геббельс. Отказаться было невозможно. На яхте собралось пестрое общество, главным образом актеры и много красивых женщин. Последовало купание в озере и ужин на берегу. Густав нетерпеливо смотрел на часы. Геббельс, как и обещал, велел немедленно подать для него катер. Я направилась вслед за Густавом. - Но вы, надеюсь, не покинете нас, госпожа Баарова, - услышала я голос министра. - Ведь у вас-то нет съемок. Затем он повернулся к Фрелиху:
- Даю вам слово, что как только вернется пароход, я отправлю госпожу Баарову к вам в моей машине. В каком фильме, кстати, вы сейчас снимаетесь? Нелли Павласкова: Старейший чешский актер Сватопулк Бенеш был партнером Бааровой в чешском кино. Сватопулк Бенеш: Лида была человеком амбициозным, хотела быть хорошей актрисой, знаменитой, она и стала такой, но, к сожалению, жизнь ей испортил роман с Геббельсом. Она никогда не скрывала, что между ними были интимные отношения, но всегда говорила, что все это было под давлением, что она Геббельса боялась и избегала, как могла. В политическом отношении она, конечно же, была глупышкой. С другой стороны, кто в то время был умен? Гитлера тогда не поняли ни Чемберлен, ни Даладье, люди тогда вообще равнодушно относились к несчастью других. Преследуют евреев и антифашистов? Не мое дело. Потом оказалось, что эта чума коснулась всех. Но было уже поздно. Из книги Лиды Бааровой: "Фюрер стоял у входа в салон и за руку здоровался с гостями. Меня он приветствовал как всех, но вдруг огорошил заявлением:
- Простите, что я не поздравил вас с бракосочетанием. Мой адъютант перепутал дату. Немедленно подал голос стоящий рядом Геббельс:
- Как? Вы не вышли замуж? Но скажите, Бога ради, почему Фрелих не берет вас в жены? Министр уже собирался распрощаться и отпустить меня на вокзал - дело было в Нюрнберге - как вдруг посмотрел на часы и сказал: - Знаете ли вы, что в двадцать ноль-ноль я буду выступать во Дворце съездов? Я много раз видел ваши выступления. Не хотите ли хоть раз посмотреть на меня? Все ваши коллеги будут с нами. Осенью 36-го года я снова снималась в Праге, на киностудии Баррандов с моими старыми коллегами и друзьями. Обстановка на нашей студии был совсем иной, чем на УФА в германии. К нам врывались отголоски гражданской войны в Испании, говорилось о чешских врачах и добровольцах, сражающихся на стороне республиканцев. Не будь этого проклятого договора с УФА, я ни за что бы не вернулась в Берлин. Но меня там ждали - и не только Фрелих. Мы с ним не успели поздороваться, как уже звонил фон Ведель, приглашая нас в ложу министра Геббельса в опере, где давали "Травиату". На следующий день мы снова в компании Геббельса, принимавшего картину "Город Анатоль". Измученный съемками, Густав нуждался в отдыхе. Он взял неделю и поехал на курорт. Я осталась в его доме в Берлине - одна. Утром звонок. Геббельс.
- Я совсем рядом с вашим домом. Не могу ли зайти на чашку чаю? Он настоял, чтобы я села в свою машину, доехала до самого конца автострады и пересела в его "хорх". Министр вел себя очень вежливо и осторожно, но говорил о счастье быть со мной рядом, о том, что получил ко дню рождения подарок от берлинской мэрии - дом на озере Крумме Ланке, что хочет его мне показать и поиграть для меня на рояле. - Знаете, возможно, люди мне льстят, говоря, что я неплохо играю, но, надеюсь, что не опозорюсь перед вами. На озере Крумме Ланке ему действительно удалось устроиться со вкусом и размахом. В салоне горел камин, звучала тихая музыка, было уютно и спокойно, все располагало к откровенной беседе. Он хотел, чтобы я рассказывала о своем детстве, о своей семье. Я вообще не очень разговорчива, и не сумела блеснуть красноречием, зато его речь журчала без умолка. Не знаю, что было правдой в его рассказе, а что плодами бурной фантазии. Может быть, он хотел вызвать сочувствие к себе, рассказывая, как в молодости бродил по улицам Мюнхена в тощем пальтишке без пфенинга в кармане. Как забрел на собрание национал-социалистической партии - только для того лишь, чтобы согреться. Тогда он сам расценивал свое вступление в эту партию как проявление простого патриотизма, и только. Но потом получил какое-то назначение, затем другие должности в партии, и, наконец, сам Адольф Гитлер призвал его в Берлин. На все его вопросы о том, что я думаю о политической жизни в Германии, я монотонно отвечала, что не могу судить, потом отважилась на вопрос:
- Но ведь вы не будете воевать, не правда ли? Нелли Павласкова: Это был 37-й год. Через несколько месяцев в своем дневнике Геббельс напишет: "В Праге не желают понимать наших требований. Ну и прекрасно. Очень скоро мы этих чехов, всех до единого, выпорем. Несчастные дураки. Это не национальность, и они не имеют права на государственность. Жизнь в Праге ужасна. Почти одни евреи. Нечистая смесь, вызывающая отвращение. У чехов нет никакого созидательного и организационного таланта. Это страна музыкантов и бродячих студентов, а не конструктивных людей. ...Берлин перестанет быть еврейскими раем. Вытолкать их всех на Мадагаскар! Надо создать все условия для наших деятелей искусств". Из книги Бааровой: "Когда Геббельс сел за рояль - а играл он действительно проникновенно и бравурно - он как будто преобразился. Встав, он заговорил о своей любви ко мне: что любовь эта вопреки его воле, но что это самое прекрасное чувство, какое он когда-либо испытывал. Бывали дни, когда он приходил ко мне с горящими глазами в оптимистическом настроении, утверждая, что Германия сделала еще один шаг вперед к прекрасному завтра. Иногда сникал, впадал в скепсис и становился совершенно другим человеком, высказываясь так, что я не выходила из состояния изумления. Однажды он откровенно сказал мне, что сомневается в высшем предназначении национал-социализма, что если дело дойдет до погромов, то это станет подтверждением, что разговоры о прекрасных и благородных целях движения были всего лишь самовнушением, что они вступили на ложный путь. Он признался, что в такие минуты "слабости" все его надежды устремлены только к личности Адольфа Гитлера. - Его ведет само провидение, - говорил он. - У него нечеловеческая внутренняя сила. Без него я впал бы в страх перед будущим. Все его мысли и переживания были мне чужды. Я слушала, не зная, как реагировать. Но он сам отвечал на все. Когда у него было особенно хорошее настроение, и он хотел меня развеселить, то за столом изображал то Гитлера, то Геринга, и радовался, когда я смеялась. Он, безусловно, не лишен был актерского таланта. Но меня предпочитал завоевывать романтикой: возил кормить ланей, учил стрелять из лука, но, главным образом, играл на рояле. Он знал на память много произведений и любил интерпретировать их по-разному, в зависимости от настроений. Все это сопровождалось страстными и бурными объяснениями в любви. Фрелих долго находился на курорте, а, вернувшись, снова начал играть в театре, сниматься в кино. Встречались мы только поздно ночью, оба страшно уставшие, и наша любовь стала понемногу угасать. Если бы он женился на мне, то необычайно облегчил бы и упростил нашу жизнь - я была бы защищена от интриг и соблазнов. Однако Фрелих никогда так и не смог решиться на брак. С его отъездом на долгий срок в Египет ниточка, связующая нас, совсем истончилась. Нелли Павласкова: После съемок в Праге Баарова снова возвращается в Берлин, чтобы, по условиям контракта с УФА, сыграть роль Розалинды в экранизации оперетты Штрауса "Летучая мышь". Домогательства Геббельса продолжаются, но и сама Баарова совершает ряд ошибок, давая ему повод для встреч. Видя явное расположение министра к актрисе, коллеги начинают обременять ее просьбами: насчет утверждения на роль австрийской актрисы, насчет увеличения бюджета картины. Безотказная, всегда готовая прийти на помощь, Лида Баарова сама себе роет яму. Геббельс выполняет ее просьбы, но тут же берет реванш: встречами на своей вилле в Крумме Ланке. В печати начинают появляться статейки о "приятельнице", а потом уже и о "любовнице" господина министра. Из книги Бааровой: "Министр шутил по поводу бульварных статеек о нас, обнимал меня и гладил, а я, как всегда в такие моменты, плакала.
- Как вы можете, у вас дети, а у меня... Густав Фрелих, - говорила я. Потом начинал философствовать: - Ты должна с этим смириться. Красивая женщина - как яхта под парусом в открытом море. Разные ветры гонят ее, каждый в свою сторону. Красивая женщина мечется, потому что на нее претендуют много чужих судеб. Между тем, мое желание помочь другим людям оборачивалось злом и для них, и для меня. Режиссер Харлан был в отчаянии, что Геббельс отказался смотреть его новый фильм "Крейцерова соната", и я упросила министра устроить просмотр. Фильм ему понравился, понравился и режиссер, но в результате Харлан, человек прежде прогрессивных взглядов, вынужден был в знак признательности властям снять ужасающий антисемитский фильм "Еврей Зюсс" - и возненавидел меня за это на всю жизнь. Скандалом закончились и мои отношения с Густавом Фрелихом. Однажды мы с ним договорились, что после дня, проведенного врозь, встретимся на его вилле. Я приехала раньше, и, бросив сумку в холле, отправилась ему навстречу. Было холодно, шел снег. Увидев свет автомобильных фар, я встала на дороге и стала махать водителю, думая, что это Густав. Но изнутри к стеклу прильнуло лицо Геббельса.
- Что вы здесь делаете? - ужаснулась я. - Ведь вы зимой на озере не ночуете? Дома у нас разразился скандал. Фрелих не желал слушать моих объяснений, не желал извиняться перед министром, и более того - на следующий день стал хвастаться своим поступком перед друзьями. Молва полетела по Берлину, обрастая новыми подробностями, и вот уже все говорили, что Фрелих - кумир экрана, дал пощечину нацистскому главарю, а так как интеллигенция терпеть не могла Геббельса, то уже и в кабаре зазвучали двусмысленные куплеты: "Кто не хотел бы хоть раз стать веселым?", а так как "веселый" по-немецки: "фрелих", то можно было понимать это и так: "Кто не хотел бы хоть раз стать Фрелихом?". Летом 37-го года я уехала в Прагу, где мне предоставился единственный и неповторимый в жизни шанс - в лице советника голливудской кинокомпании «Метро Голдвин-Майер» господина Ритчи, который сделал мне предложение сниматься в Голливуде. Я, как всегда, сама не могла ни на что решиться, и обратилась за советом к моему другу, владельцу киностудии Баррандов Милошу Гавелу - дяде нынешнего чехословацкого президента. Гавел горячо поддержал идею Голливуда и буквально заставил меня, несмотря на мое хныканье ("а что если я не пробьюсь там? здесь и в Берлине меня ждут большие роли, публика знает меня..."), заставил меня вылететь с Ритчи в Лондон. Там меня представили американским продюсерам, фотографировали, делали кинопробы, остались всем довольны и наняли мне учителя английского языка. Ритчи предложил мне подписать контракт сроком на семь лет с обязательством сниматься в четырех фильмах ежегодно. Гонорары были просто сказочными. И несмотря на все это, меня не покидали сомнения. С кем посоветоваться? Колебания иногда идут на пользу, иногда нет. Об английской королеве Елизавете 1-ой говорили, что она выигрывала только благодаря тому, что никогда ничего не предпринимала, просто выжидала. Теперь, вспоминая этот эпизод моей жизни, я проклинаю себя за свою глупость и за то, что снова вернулась в Берлин. Возможно, я не стала бы суперзвездой Голливуда, но зато покинула бы Европу, будущее которой я не могла тогда предугадать, и была бы избавлена от того, что со мной потом произошло и от чего я страдаю и по сей день. Но тогда все вокруг меня, как в Берлине, так и в Лондоне, уверяли, что войны не будет. Сниматься в немецких фильмах тогда не считалось изменой родине. И я в ответ на напор господина Ритчи повторяла идиотскую поговорку о журавле в небе и синице в руке. По возвращении в Берлин мне пришлось принять участие в собрании артистов, организованном властями. Геббельс в своей речи льстил актерам и всячески возвышал их, но упомянул и об изменниках, кокетничающих с Голливудом, сказав, что родина никогда не примет обратно этих отщепенцев. Всем было ясно, что он имел в виду Марлен Дитрих и Фрица Ланга, но мне казалось, что это все обо мне. Густав Фрелих окончательно ушел из моей жизни, я осталась совсем одна. Геббельс часто звонил мне, представляясь прислуге как господин Мюллер, приглашал меня на виллу, и эти приглашения все чаще стали звучать как приказы. Он чувствовал себя абсолютным властелином мира кино и хорошо понимал, что никто не смеет ему ни в чем отказать. Он не обращал никакого внимания на мою занятость на студии. Я вставала в шесть утра, возвращалась домой вечером, но, когда у него было время и настроение, он приказывал мне приехать на его виллу, и я садилась за руль и ехала через снег и метель двадцать километров к нему на озеро. По мере того, как нацизм разрастался и наглел, прибирая к своим рукам и сферу искусств, я все сильнее ощущала свою инакость, отказываясь вписываться в атмосферу, которую немецкие актеры вынуждены были принимать даже помимо своей воли. Притязания Геббельса были мне противны. Во время все более редких посещений его виллы на Крумме Ланке я протестовала против того, что пишется в немецких газетах о Чехии. Геббельс тоже стал вести себя со мной сдержанней. Международная обстановка и положение в самой Германии волей-неволей заставили меня заняться политикой и разобраться в происходящем. Потоки нацистской пропаганды лились из газет, радио и частных разговоров. Приближался 38-й год. Наш президент Бенеш вел тяжелую борьбу с Гитлером из-за требований чешских немцев об отторжении Судет, а Гитлер открыто нападал на Чехословакию. В разговорах с Геббельсом я проявляла больше смелости, а он как бы позабыл все то, чем раньше со мной делился и каким хотел казаться в моих глазах. Теперь он был охвачен гитлеровской истерией и жаждал мирового господства. Я возражала ему и дерзила, за что он однажды отправил меня домой. Это было, когда я ему сказала, что Чехословакия окружена горами, а их им с места не сдвинуть. После этого я не отвечала на его звонки, а услышав его голос, клала трубку. Нелли Павласкова: Осень 38-го. Подписан мюнхенский договор об отторжении от Чехии Судет с трехмиллионным немецким населением и присоединении этого региона к рейху. Миллион чехов были изгнаны из Судет. Президент Бенеш подал в отставку. Из книги Бааровой: "В эти дни меня постигла и личная катастрофа, хотя я понимала, что моя боль ничтожна по сравнению со страданиями моей страны. Однажды у меня в квартире раздался телефонный звонок. Звонил Геббельс.
- Лидушка, случилось нечто страшное. Я все рассказал жене. Весь этот ужас снова возвращался ко мне в более отвратительном виде.
- Моя жена приняла сообщение с благородством и стойкостью, - продолжал министр. Если бы между нами было бы все так, как он желал, то он бы держал язык за зубами. Но отношения закончились, и он начал искать новый путь. Безумный: призвал на помощь собственную жену. Я представляла себе, как стоит передо мной Магда, ушедшая от мужа-миллионера ради Геббельса, ныне одного из самых могущественных людей рейха, и как выгляжу перед ней я, чешская актриса, без какой-либо поддержки и помощи. Чем может кончиться эта дуэль, к которой меня принуждают против моей воли? Утром я отправилась на Ваннзее. В холле встретила четырех детей Геббельса, один красивей другого. В столовой ожидала Магда, с которой я уже встречалась при разных официальных оказиях. Эта была красивая женщина, всегда изысканно одетая. Она пригласила меня к столу, где уже стояли чай и ликер. Ее глаза подозрительно блестели, мне показалось, что она выпила. - Я люблю своего мужа. Но он любит вас. Эта необычная прямота меня поразила.
- Он хочет иметь меня как мать своих детей, - продолжала Магда. - А вас как любовницу. Мне показалось, что я сбила Магду с толку. Но она быстро соображала. - Давайте перейдем на "ты" и выпьем по рюмке. После этого продолжила:
- Ты не имеешь права уехать. Он великий человек и нуждается в нас обеих. Научись его понимать. Я мать его детей, моя жизнь - это дом, где я живу, а все остальное, что происходит вне этого, меня не касается. Мне было 24 года, ей на 12 лет больше, она дала своему мужу четырех детей, жила с ним бурной жизнью, и у меня не было никакого желания портить ей идиллию. Вдруг в столовую вошел министр. Он вел себя так, будто не имеет ни малейшего понятия о причине моего визита, и улыбался мне как прежде. Воспользовавшись его появлением, я откланялась. Пожимая мне руку и заглядывая в глаза, Магда сказала:
- Но ведь ты будешь принимать наши предложения? Будешь? Обещай. На время я переехала, чтобы он не мог мне звонить. Однако Магда вцепилась в меня мертвой хваткой и, ссылаясь на мое обещание, вскоре прислала приглашение к ним на уикенд. Там, как всегда, собралась шумная компания со светской болтовней, фрондерскими анекдотами и сплетнями. Говорили и о чешской проблеме. Я была в отчаянии: на каком перекрестке пошла я по ложному пути, чтобы сейчас, в эти трагические для моей страны дни, очутиться в компании ее врагов, чуждых мне людей, презирающих и ненавидящих мою страну и мой народ? Министр был, как всегда, весел, обходителен с гостями, и хотел развлечь общество показом самых новых фильмов. Он был абсолютный киноман. Объявил конкурс между тремя новинками: двумя комедиями и экранизацией повести Достоевского "Игрок", в которой я играла главную женскую роль. Победили комедии, но Геббельс провозгласил победителем мой фильм... Вокруг меня, как при замедленной съемке, поплыли завистливые глаза, злобно сомкнутые рты, убийственные взгляды. Зачем я пришла сюда? На следующий день, в воскресенье, состоялась прогулка на яхте. Как только яхта встала на якорь, я бросилась в воду и поплыла прочь ото всех. Но следом бросилась Магда.
- Ну, как тебе у нас, нравится? Такая красота... Магда молчала, а я продолжала:
- Прошу тебя, помоги мне уехать отсюда. Вернувшись домой, я приняла снотворное. Вечером следующего дня позвонил телефон, и я услышала глухой голос: - Моя жена - сущий дьявол. Она пошла к фюреру. Предала меня. Наговорила ему массу лжи. Сказала, что ты втерлась в нашу семью. Фюрер хочет видеть меня. Я иду. Все это ужасно. Он повесил трубку. У меня подломились ноги. Я чувствовала, что на авансцену выходят темные силы. Геббельс позвонил только утром. В трубке раздался плач. Рыдания мужчины.
- Это была ужасная сцена, - услышала я сквозь всхлипывания. - Фюрер кричал на меня. Заставил дать честное слово, - эту фразу он повторил трижды. - Я должен был дать ему честное слово, что я не увижу тебя... никогда. Нелли Павласкова: Последующие события не заставили себя долго ждать. Сначала у Бааровой отобрали новую роль. Потом освистали ее на премьере фильма "Игрок". В лицо ей с балкона летело: "Раус, министерхуре, раус!" - "Вон отсюда, министрова девка!" В травлю не замедлил вступить Гиммлер со своими "расовыми теориями" и заботой о госбезопасности. Баарова написала отчаянное письмо в Голливуд, который подтвердил приглашение, но уже на менее выгодных условиях. После этого появился помощник фюрера Штауб. Из книги Бааровой: "Ходят слухи, что вы желаете покинуть Германию?
- УФА нарушает контракт, поэтому я действительно подумываю насчет того, чтобы переменить место работы, - ответила я, понимая, что моя переписка с Голливудом перехвачена. ...Я упала в обморок. Вечером мне позвонил Геббельс: - Лида, останься такой, какой ты была. Постарайся не обижаться на жизнь. Я люблю тебя. И это было последнее, что я слышала от него в своей жизни. Геббельс не изменил своему предназначению и продолжал быть громогласным рупором идей фюрера. Он остался преданным ему до самой смерти, прихватив с собой на тот свет всех своих пятерых детей и надменную Магду". Из дневника Геббельса. Последняя запись. 26 октября 1938 года: "Мир отделен от меня густой пеленой - все отдалилось: мое окружение, люди, предметы. Фюрер опять в Судетах, он уже проехал по всей присоединенной территории. Магда делает над собой усилия. Мы проговорили с ней до шести утра. Были моменты, когда я чувствовал себя полумертвым. Только силой воли я преодолеваю все это. Это был самый тяжелый день в моей жизни. Так заканчивается этот дневник. В нем отражен страшнейший период моей жизни. Кризис еще не кончился. Преодолею ли я его - это известно только звездам". Нелли Павласкова: Так Геббельс писал в октябре 38-го. "Хрустальная ночь", кровавый еврейский погром, устроенный им и Гиммлером через несколько недель, свидетельствует о том, что свой кризис он преодолел в рекордный срок. Для девушки своей мечты, из-за которой он готов был отказаться от семьи и карьеры, Геббельс палец о палец не ударил, чтобы помочь ей покинуть Германию. Бааровой удалось тайно бежать в Прагу, куда через полгода вошли немецкие оккупационные войска. Сватопулк Бенеш: Все это напоминает античную трагедию. После оккупации всей Чехии Гитлером Лида места себе не находила от страха. Вместе с младшей сестрой, тоже актрисой, она уехала в Рим, где снималась и до войны. Работала с такими мастерами кино, как Де Сика, Гуадзони, Эдуардо де Филиппо. Перед концом войны за связь с Геббельсом была арестована американцами, которые передали ее нашим властям. Лиде помог освободиться молодой человек, ее поклонник, который сразу на ней женился. После коммунистического переворота 48-го года они с мужем нелегально перешли границу в лесу, как и десять лет назад, только в обратном направлении - на Запад. Нелли Павласкова: После невероятных перипетий на Западе Баарова вновь стала сниматься в Италии, между прочим, и у Феллини. В Австрии много лет проработала в драматическом театре Зальцбурга. После "бархатной революции" 89 года ее часто посещают чешские кинематографисты и журналисты, жаждущие узнать подробности жуткой сказки 20-го века о красавице и чудовище, которое так и не превратилось в прекрасного принца. Но самое главное уже сказано. |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
