Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
23.11.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Культура

Красный антисоветчик. Столетие со дня рождения архиепископа Брюссельского Владыки Василия Кривошеина

Ведущий Иван Толстой

Иван Толстой:

В известной русской семье Кривошеиных был и Александр Васильевич - министр земледелия при Николае Втором - и Игорь Александрович, герой французского Сопротивления, эмигрант, репатриант, снова эмигрант. И брат Игоря Александровича Всеволод, принявший монашество на Афоне, затем добровольно перешедший под юрисдикцию московской Патриархии, но оставшийся постоянным ее критиком. О драматической судьбе владыки Василия и пойдет речь.

Всеволод Александрович Кривошеин, будущий архиепископ, родился 100 лет назад в Петербурге в семье министра земледелия. Он окончил историко-филологический факультет Петербургского университета, в гражданскую воевал на стороне белых и лишился двух пальцев руки. В феврале 20-го эвакуировался из Новороссийска в Египет, попал в Париж, где окончил филологический факультет Сорбонны, потом слушал лекции на философском отделении мюнхенского университета. У нашего микрофона племянник владыки Василия, парижанин Никита Кривошеин.

Никита Кривошеин:

Он из четырех братьев Кривошеиных, участвовавших в Гражданской войне.

Иван Толстой:

В 60-е, начале 70-х годов Владыка Василий не раз приезжал в Москву по приглашению отдела внешних сношений московской патриархии. Об одной из таких поездок вспоминает племянник Никита Кривошеин, тогда еще москвич.

Никита Кривошеин:

Мне вспомнилось, с моей стороны это было продуманной лестью, но не без заглядывания вперед, скажу без скромности. Мы с ним ехали на «Волге» Отдела внешних сношений Патриархии по Софийской набережной. Был дивный вид на Кремль. И я ему говорю: дядя, ведь все эти соборы осквернены. Их придется переосвещать, и надо, чтобы это сделали вы. Это была продуманная с моей стороны лесть, на которую он был падок. Он сказал: почему же я? Зарделся. На самом деле эта мысль ему очень понравилась. Он подумал, сказал: хорошо бы дожить. Он умер, даже не дождавшись начала намека на то, что моя подсказка могла свершиться. Она свершилась, как вы знаете. Кремлевские соборы переосвящены.

Иван Толстой:

Чтобы переосвещать храмы, нужна сила духа и осознание своей правоты. В архиве владыки Василия сохранился фрагмент его «Воспоминаний», не вошедший в российское издание. Это записи, сделанные во время Поместного Собора Русской Православной Церкви 1971 года. Владыка Василий тогда опять был в Москве. Его пытались разными разговорами отклонить от выступлений, его пытались даже отравить букетом любезно переданных цветов. Однако владыка оказался тверд и свою линию выдержал. В неопубликованном до сих пор фрагменте он так писал о митрополите таллиннском Алексии, ныне Патриархе Московском и Всея Руси:

«Одно из тяжелых воспоминаний о Соборе. Начатая в религиозных тонах речь митрополита Алексия скоро стала принимать определенно политический характер, и чем далее, тем более, чтобы завершиться в явно прокоммунистическом финале, более уместном на каком-нибудь созванном властями в Советском Союзе митинге, чем на соборе епископов Православной Церкви. С самого начала митрополит Алексий заявил о соответствии миротворческой деятельности русской церкви заданиям советского правительства. Но ни слова не сказал о глубоком кризисе и распаде, после того как в 1968 году председатель и генеральный секретарь Христианской мирной конференции в Праге выразили протест против советской интервенции, за что были смещены со своих должностей. Квинтэссенция политического выступления митрополита Алексия находится в заключении его доклада. «Мы должны раскрывать ложь таких идеологий, как антисоветизм, расизм, и таких ошибочных концепций, как теория конвергенции. Мы должны всеми доступными нам средствами бороться с каждым проявлением империализма. Святым нашим долгом является наше участие в современной антиимпериалистической борьбе».

Иван Толстой:

Никита Кривошеин вспоминает свою последнюю встречу с владыкой перед его отъездом из Парижа в Москву.

Никита Кривошеин:

Мы с ним обедали неподалеку отсюда в кафе, в Париже, до его поездки. Долго его Отдел внешних сношений наказывал неприглашениями в страну после того, как он очень резко и очень публично осудил владыку Питирима, заявившего на Западе, что нет никакой необходимости в том, чтобы церковь занималась благотворительностью, поскольку все то, что необходимо, делается советским государством, и нет никакой необходимости в том, чтобы церковь занималась катехизацией детей. Поскольку этим занимаются родители. Дядя это очень недвусмысленно и недипломатично осудил и был наказан 5-6 летним неприглашением. Его, наконец, пригласили, и он говорит: Никита, что тебе привезти? Сказать: дядя, привезите пол-литра, было несподручно, я подумал. Говорю: вы будете в Новгороде, там мой святой, Никита Новгородский, привезите мне образок. И в чемодане, когда он скончался, был на бумаге образок, который он мне припас. Вот был последний мой с ним разговор.

Иван Толстой:

Каков же был смысл духовного пути владыки Василия? Взгляд из сегодняшней Москвы отца Георгия Чистякова.

Георгий Чистяков:

Одни из тех, кто сами или их родители оказались за границей после революции, пытались построить Россию за ее пределами. Пусть маленькую, но ту Россию, в которой было бы хорошо жить. Другие, и к числу, безусловно, принадлежал Владыка Василий, пытались вопреки всему служить той России из которой пришлось уйти. Той России, из которой выгнали его родителей, той России, которая отторгала его самого. И, тем не менее, Владыка Василий Кривошеин считал своим долгом перед Богом, своей задачей как священника, а затем архиерея служение этой России. Несчастной, оболваненной, безбожной, но все-таки православной стране, родине. Я думаю, именно поэтому он и стал священником, а потом епископом в лоне московской патриархии, для того, чтобы иметь возможность работать для России. Для того, чтобы иметь возможность сюда приезжать, для того, чтобы иметь возможность здесь завязывать живые контакты. Ведь мы же тогда не могли ни письма писать за границу, ни ездить, ни звонить по телефону туда. Той ниточкой, которая связывала русских за границей и русских в России, был владыка Василий Кривошеин. Конечно, таких ниточек было несколько. Но и на самом деле очень немного. Он пошел на это служение, хотя в результате на Западе многие на него смотрели как на красного. А здесь в советской России его принимали стиснув зубы, с раздражением, с опаской. Иногда с презрением, как белого эмигранта. Чужим он казался здесь, чужим и опасным врагом, а может быть даже шпионом. Чужим он казался там, красным и опять-таки может быть даже агентом КГБ. И та, и другая сторона относилась с непониманием к тому пути, который избрал он. Живя за границей, быть православным епископом в лоне московской патриархии, это делало его уязвимым для недоброжелателей со всех сторон. И вместе с тем это придавало его служению особое измерение. Я думаю, что кто-то еще помнит, хотя таких людей уже не так много, как это много давало нам. Приезд в Москву или в питерскую Духовную Академию Василия Кривошеина и Антония Блума. Они привозили с собой новый воздух, через них мы соприкасались с духовным опытом русского православия за границей, с духовным опытом Святосергиевского института. Через них мы соприкасались с настоящей российской интеллигенцией, которая оказалась на Западе, через них мы соприкасались с незамутненным опытом веры. И если тогда 40, 30, даже 20 лет назад его служение казалось чем-то нелепым, то теперь я понимаю, до какой степени был важен, необходим, труден тот путь который избрал владыка Василий. Потому что, подчеркиваю, он казался чужим, и здесь это был антисоветчик, белый эмигрант, возможно, агент ЦРУ. Но и там, на Западе, он тоже казался странно красным и, скорее всего, агентом. Он, чистейший человек, монах, аскет, человек, который никакого отношения не имел ни к каким спецслужбам, поставил себя под удар таким образом именно для того, чтобы служить России, растоптанной и оболваненной. И кто знает, было бы возможно или нет возрождение веры в России сегодня, если бы не трудное служение владыки Василия Кривошеина.


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены