Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
Юбилей с детективом, или Предварительные суждения об авторе поэмы "Лука". К 125-летию со дня смерти Алексея Константиновича ТолстогоАвтор программы Аркадий ЛьвовВедущий Иван Толстой 28 сентября 1875 года завершил свои земные дни граф Алексей Константинович Толстой. Полагают, что смерть наступила вследствие того, что он впрыснул слишком большую дозу морфия. Превозмогая многообразные свои хвори и физические страдания, он давно уже стал морфинистом. Как всегда при таких недугах, страдалец постоянно увеличивал дозу морфия, что естественно приводило к серьезным психическим осложнениям. В 1870 году он писал друзьям: "Кстати, я уже во второй раз чуть было не умер". За год до смерти он подробно рассказывал о непереносимых своих страданиях: "Голова моя болит всякий день, но раза два-три в неделю она трещит, ноет, горит и разрывается вместе с шеей и спиною. Половина торса точно подвергнута настоящему обжогу раскаленным железом или кипятком, страдания невообразимые иногда до крика". Диктор: Встречались, хотя все реже, и светлые периоды. Бывало, дул по две бутылки шампанского в день. Но в последнее время сам ограничил себя полбутылкой. Впрыскивая морфий себе под кожу, когда делалось совсем худо, испытывал несказанное облегчение. Порою, казалось, до полного освобождения от хвори. Но, понятно, эйфория длилась недолго, и за непродолжительным облегчением приходили новые приступы нестерпимых болей. Аркадий Львов: Медицинское заключение о причине смерти графа Толстого - "передозировка морфия" - констатирует фармакологическую ее природу, но не отвечает на главный нравственный вопрос: была ли смертельная передозировка результатом случайного недосмотра или обдуманного преднамеренного расчета? Принадлежа по рождению к высшей русской аристократии, хотя и сравнительно молодых корней, он с детства был баловнем судьбы. 10 лет отроду путешествуя с матерью и дядей, писателем, доктором философии, барином и либералом, он посетил в Веймаре Гете и посажен был великим поэтом к себе на колени. Это вошло в придание семьи и стало охранной грамотой того рода, которая внушает уверенность в особом назначении избранника судьбы. Диктор: По выбору императрицы, матери цесаревича, будущего императора Александра Второго, он призван был в круг детей, которые в воскресные дни участвовали в играх и забавах цесаревича. С тех пор, вспоминал впоследствии граф Алексей Константинович, он пользовался неизменно расположением цесаревича, а позднее в течение всей своей жизни благоволением императора. Получив превосходное домашнее образование, он 13-летним отроком владел уже классическими и новыми европейскими языками. Страницы его языка, которые относятся к 1831 году, когда ему было неполных 14 лет, поражают столь же зрелыми суждениями, сколь и обширными, в особенности для подростка, познаниями в истории, искусстве и архитектуре. Примечательно, что позднее, уже человеком в летах, он говорил много о своей лени, о своей склонности к зеваке, всегда предпочитавшего наблюдать, а не делать. Несомненно, эти самооценки были вполне искренни, как и все, что он говорил о себе и о других. Здесь, однако, уместно уточнить: граф Алексей Константинович, драматург, поэт, прозаик, в каждом своем творческом усилии полагал совершенство единственной меркой, пригодной для определения качества выполненной работы. Он подолгу, годами, работал над своими сочинениями и, если видел в том надобность, как сложилось, например, с романом "Князь Серебряный", на долгие годы мог отложить окончание его. Диктор: Государственная служба, хотя 20-ти лет по окончании университета он работал в русской миссии при Германском Сейме, имея хорошие виды на быстрое продвижение по ведомству иностранных дел, не привлекала его. Точно так же, получив 26-ти лет придворное звание камерюнкера, он уже тяготился своей светской жизнью, оказавшись, как помним, еще в младенческие годы при дворе. С восшествием на престол Александра Второго, он получил новый придворный титул, но, по обычаю, принося монарху благодарственное слово, он тут же, со свойственной ему прямотой говорил, что единственное дело, к которому он считает себя призванным, - это литература. Жене своей, Софье Андреевне, одной из самых образованных женщин в России, он писал:
Исполнен вечным идеалом, Аркадий Львов: Наделенный исключительно привлекательной наружностью, он к тому одарен был и необычайцной физической силой. Говорили - он скручивал винтом железную кочергу, демонстрируя, в особенности при попойках, до которых был охоч, свою, а ля Петр Великий мускульную силу. Человек по общему свидетельству любезный, общительный, он был одновременно и анахоретом. Нет сомнения, что эта склонноть к отчуждению, к отделению от толпы сочеталась с его критическим отношением к тому, что в разных планах составляло тогдашнюю Россию. Диктор: Великолепный знаток отечественной старины, он воссторгался киевским периодом русской истории, который тяготел к западной традиции. Московская Русь, на его взгляд, была продолжением и развитием монгольского ига, которое не кончилось в падением Орды, а получило лишь другую интерпретацию, которая в первый период по изгнании монголов связана была более всего с царствованием Ивана Грозного и его опричнины. Аркадий Львов: В апреле 1869 года Алексей Толстой писал своему приятелю писателю-пубицисту Борису Маркевичу: "Русская нация сейчас немногого стоит. Русское дворянство - полное ничто, русское духовенство - канальи, меньшая братия - канальи, чиновники - канальи. Смеем говорить о гнилом Западе. Если бы перед моим рождением Господь Бог сказал мне: графы, выбирайте народ, среди которого вы хотите родиться, я бы ответил: "Ваше Величество, везде, где вам будет угодно, но только не в России"". Славянофилы отталкивали его своей дерюжною правдою, которая вся возникала из того, что радетели народные этого толка глядели себе только под ноги и не видели, что по сторонам делается. Всякие либералы и революционеры, прогрессисты, как называл Толстой их с издевкою, вызывали у него неприятие того градуса, когда оно едва не переходит в ненависть. Несомненно, он был фрондером по натуре. Он и сам это сознавал с убеждением, что в Росии всякий порядочный человек обречен быть фрондером. Но иногда эта позиция ратника, который должен махать саблею кругом себя во все стороны, одновременно вызывала печаль и уныние, неотступно сопровождавшее и удачу и неудачу в схватке, которой не было конца. "Печать, говорил он, в руках теоретиков-социалистов, журналы клеймят меня ретроградом, власти считают меня революционером". А на самом деле, он не был ни то ни другое. Оба эти определения - политические определения. А он не хотел быть политиком. Другу Маркевичу, осуждая самого себя и обыгрывая нецензурную пластику он писал: "Но я уже выхожу из области литературы в область политики, а мои выражения из выпуклых превращаются в вогнутые". Диктор: Литература, искусство - вот главное. К черту здоровье. Лишь бы существовало искусство. Нет другой такой вещи, ради которой стоило бы жить. Автор драматической трилогии "Смерть Иоанна Грозного", "Царь Федор Иоаннович", "Царь Борис", он так и не добился постановки всех трех пьес на российской тогдашней сцене. Смерть "Иоанна Грозного" была разрешена к постановке в столицах, однако на провинциальной сцене, после первых спектаклей, была цензурой воспрещена. "Царь Федор" более полугода рассматривался в цензурном комитете, где предложено автору было произвести частью текстуальные изъятия, а также устранить некоторых духовных лиц из сценического варианта. Аркадий Львов: Во спасение целого драматург готов был поступиться частью. Окончательный результат ошеломил Тостого. Поначалу одобрив большинством голосов выправленный вариант, два месяца спустя цензурный комитет воспретил постановку на сцене "Царя Фелора". Приговор это был тем более неожиданный, что императрица Мария Александровна, которой автор сам читал по обычаю свои произведения, выказала ему свое восхищение. Несколько месяцев спустя Толстой писал другу Маркевичу: "Я не горжусь, что я русский, я покоряюсь этому положению. Когда я думаю о красоте нашей истории до проклятых монголов, до проклятой Москвы, еще более позорной, чем сами монголы, мне хочется бросится на землю и кататься в отчаянии от того, что мы сделали с талантами, данными нам Богом". Диктор: При жизни Толстого вышла одна книжка его стихов. К лирическим стихам его и балладам писали музыку крупнейшие русские композиторы. "Толстой, - говорил Чайковский, - неисчерпаемый источник для текстов под музыку". Все, кто учился в русской школе, твердили в упоении: "Колокольчики мои, цветики степные". Его знали, его ценили и восхищались. Но с годами у него крепло чувство отчужения, противопоставленности всему, что окружало его. Стасюлевичу, редактору "Вестника Европы" он писал: "Я живу в таком уединении, что сделался подобен зельтерской воде, закупоренной в бутылки". История, в особенности русская история, Козьма Прутков, один из самых популярных отечественных стихотворцев, созданный им совместно с двоюродными братьями Жемчужниковыми, тоже исполнен был этой страсти. Аркадий Львов: Однако, сочинения самого графа Алексея Константиновича, "Песнь о походе Владимира на Корсунь", "Поток богатырь", "Алеша Попович" и в особенности из того ряда, что не входили в прежизненные издания - "История Государства Российского от Гостомысла до Тимашева", "Ода на поимку Таирова", "Сон Попова", "Бунт в Ватикане", "Мудрость жизни" - составили в отечественной изящной словестности перлы уникальной яркости, которая со временем не только не потеряла своей силы, но напротив, прибавила. Диктор: Элементы фривольности во всех этих сочинениях столь органичны, что совершенством своим и естественностью более столетия спустя чаруют читателя, который невольно дается диву. Сколь бессилен тлен времени в отношении неподдельных жемчужин поэзии! Граф Алексей Константинович в письмах друзьям-литераторам и издателям убежденно, со страстью отстаивал свое право, по его словам, "право дворянина на ненормативную лексику". "Даже и ругаясь, - объянял он Маркевичу, - остаемся дворянами. Это негативный способ, чтобы утвердить наше дворянство, подобно тому, как вогнутость утверждает выпуклость".
Таирова поймали! Аркадий Львов:
В Ватикане:
Понтифик объяснил им, что к чему: Приапические мотивы, то явно, то в открытую, то под легким слоем румян, настойчиво подают голос во многих сочинениях графа Алексея Толстого. Несомненный пробел в отечественном литературоведении - отсутствие обстоятельного исследования этой стороны творчества одного из самых больших русских поэтов. Лирик и драматург заслонили феноменального художника слова, который интеллектуализировал ненормативную лексику в такой мере, что она сама составила художественное достижение отечественной словесности. Диктор: В судьбе литературного наследства Алексея Константиновича Толстого есть одна совершенно детективная история. Незадолго до смерти, в июле 1875 года, он писал Стасюлевичу, что, может быть, предложит ему для "Вестника Европы" прозу - охотничьи воспоминания, куда войдет множество анекдотов о живых и мертвых и все, что взбредет в голову. Граф Алексей Константинович был известным любителем мистификаций. Одна из таких мистификаций молодых его лет, которая коснулась императора Николая Павловича, могла закончится, если бы не заступничество влиятельных царедворцев, весьма печально. Аркадий Львов: Что именно намеревался предложить Толстой Стасюлевичу, можно лишь гадать. Черновые наброски вроде бы хранились у Цертелева, родственника жены поэта, а затем у ее племянницы Софьи Хитрово. Она, по принятой версии, не хотела публиковать эти охотничьи воспоминания, а затем вдруг оказалось, что рукописи утеряны, сохранились лишь кое-какие намеки и неопределенные косвенные свидетельства. Что представляли собой в полном объеме рукописи, которыми располагала Софья Хитрово, неизвестно. След их пропал, сколько можно судить, в 1880-е годы. Была ли среди этих рукописей поэма "Лука Мудищев", первые списки которой приходятся примерно на эти годы, - неизвестно. Но намеки на какие-то тексты в письмах Толстого, тексты, в которых дворянин мог реализовать свое право на ненормативную лексику, подсказывают мысль о возможном авторе "Луки". Диктор: Исторический элемент в поэме представлен с предметностью и яркостью, какие в русской литературе более всего свойственны Толстому. "Из поколения в поколение передавались у Мудищевых известные качества, как бы отцов благословенье, как бы наследие семьи". В романе "Князь Серебрянный" есть по словарному очень близкая фраза о нравах, о времени, которая, как наследственная болезнь, еще долго потом переходила в жизнь нашу от поколения к поколению. Аркадий Львов: "Простим грешной тени Царя Иоанна, ибо не он один несет ответственность за свое царствование. Пытки и казни вошли в обязанность и в обычаи", - писал романист. В поэме "Лука" в пародийной форме представлено это время и его обычаи. Один из предков Луки, покорный Грозного велению, без затруднения убивал с размаху вдруг в опале бывших царских слуг. Поэма о "Луке" - не энциклопедия русской жизни, но в более узких рамках, по картинности своей и бытовым реалиям, вполне отвечает кондициям энциклопедии купеческого замоскворечья минувшего века. Что поэма, которую приписывали Баркову, никак не могла принадлежать автору 18-го века в лексической ткани допушкинской России, совершенно очевидно. Но на некоторые бытовые и гражданские детали, которые могут быть увязаны только с 19-м веком, уместно обратить внимание. Диктор: Полянка, где жила сводня Матрена Марковна появилась в Москве на месте Космодемьянской улицы лишь в конце 18-го - начале 19-го века. Мещане, к каковым принадлежала Матрена Марковна обслуживавшая интимные запросы и нужды тамошних купеческих обитителей столетие спустя после Баркова, представлены были на Полянке лишь четверкой домишек в три окна. Две радужные бумажки, которые купчиха дает сводне, чтобы экипировать Луку, это казначейские билеты достоинством в сто рублей, введенные в оборот в России после денежной реформы министра финансов графа Канкрина в 1843 году. Само название "радужные" по их яркой расцветке вошло в обиход позднее - едва ли ранее 60-х годов. Аркадий Львов: Возраст Луки исчисляется достаточно определенно по одному из его предков.
Благодаря своей машине, "Был в случае" - то есть был удачлив. Разорился его сын, который приходился Луке дедом. Считая поколения в 20 лет, Лука скорее всего родился на исходе первой четверти 19 века. А поскольку во дни, о каких идет рассказ было ему уже 40 лет, приходились они на 60-е годы минувшего века. В пространном библиографическом очерке "Предварительные суждения об авторе "Луки", который в настоящее время в работе, будут подробно изложены соображения и литературно-исторические доводы в пользу того, что поэма "Лука" создана была между 1870-м и 75-м годами одним из самых оригинальных и талантливых художников России Алексеем Константиновичем Толстым. |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
