Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
23.11.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Культура
[26-09-04]

Поверх барьеров

Норд-Ост: Возвращение мюзикла

Ведущий Иван Толстой

Иван Толстой: Прошло почти два года после трагедии на Дубровке, а разговор о мюзикле снова актуален. Но сегодня мы не собираемся говорить о терроризме. Наша тема - Норд-Ост как художественный замысел, как обновленный спектакль, вокруг которого, неожиданно, собрались петербургские тучи и грянула сентябрьская гроза. С чем это связано, и кто они, недруги мюзикла?

В московской студии гости Радио Свобода: пресс секретарь Норд-Оста Дарья Моргунова, театральный режиссер Марк Розовский и моя коллега, театральный критик Марина Тимашева. Мы надеемся, что в нашем разговоре примут участие и радиослушатели. Смотрели ли вы российские мюзиклы? Близок ли вам этот жанр, следите ли вы вообще за театральной афишей в своем городе?

Марина, вы ведь, кажется, проявив профессиональную активность видели и ту, первую постановку Норд-Оста, и, кажется, буквально позавчера были и на новой версии. Какие у вас впечатления?

Марина Тимашева: Я посмотрела этот спектакль дважды, что совершенно не типично для театральных критиков, которые стараются избегать повторных просмотров. И я должна честно признать, что впечатления мои и в первый раз были очень сильны, я люблю этот спектакль, люблю его по-настоящему, и то, что я видела сейчас, произвело на меня еще более сильное действие. Я не могу уверенно говорить о том, в чем тут дело. В том ли, что нам была представлена новая версия этого мюзикла, с измененными аранжировками, с дополнением к живому звучанию оркестра, в том ли, что актеры многие были новыми и, наверное, работали с невероятной отдачей и с любовью к своему делу. А может быть, и не в самой художественной природе этого произведения, которое просто замечательно, как еще в том, что я просто радовалась возвращению Норд-Оста в Москву. И в первом ряду сидели ребята, возможно, что прежние участники, а может, просто поклонники мюзикла, которые принесли с собой домашнюю заготовку. У них в руках был большой белый лист бумаги и в самом конце спектакля они его развернули, и на нем было написано: <Добро пожаловать домой>. И надо сказать, что это был очень красивый финал. Так же и я реагировала на это замечательное представление.

Иван Толстой: Взяться снова за мюзикл, с которым у многих зрителей и участников связаны такие ассоциации, это поступок не самый очевидный. Продюсеру спектакля Георгию Васильеву неоднократно за это время задавали подобные вопросы: как родилась идея возобновить спектакль, за которым потянулся столь зловещий шлейф ассоциаций, почему было не взяться за совершенно свободный от воспоминаний проект? Вот, что на одной из пресс конференций ответил продюсер Георгий Васильев.

Георгий Васильев: Что такое отношение автора к своему спектаклю? Это отношение родителя к своему ребенку. И представьте себе, ваш ребенок заболел, вы что его - сдадите в детприемник и возьмете себе другого ребенка, а этого пусть кто-нибудь другой выхаживает? Нет, для нас этот вопрос не стоял с самого начала, не существовал. Мы должны были вылечить нашего ребенка. И каждый из нас понимает, что это не просто ребенок, это - вундеркинд. Это спектакль, подобных которому нет в России. И если мы допустим, чтобы этот спектакль погиб, то вся наша страна будет отброшена далеко назад. Мы по-прежнему будем импортировать чужие мюзиклы и питаться объедками с чужого стола.

Евгений Николаевич (Москва): Мне 54 года, и я уже на протяжении 35 лет живу в Москве. Первый театральный мюзикл, который я увидел, это был в середине 80-х годов <Кетс> в музыкальном театре на Пушкинской улице. Конечно, Норд-Ост ни первая постановка, ни сегодняшняя, ни в какое сравнение не идет по силе, по подаче и по впечатлениям, которое оказывают классические мюзиклы. Я долгие годы работал в международном отделе переводчиком в министерстве культуры и имел доступ к посещению самых различных музыкальных спектаклей в Москве и удивляюсь, почему такие талантливые режиссеры, как Васильев, возвращаются вновь к таким бездарным мюзиклам, как Норд-Ост. Слащавым и бездарным.

Иван Толстой: Почему возвращаются, потому что создатели этого спектакля считают его интересным, удачным замыслом. А вот у меня вопрос к театральному режиссеру Марку Розовскому. Марк Григорьевич, с вашей точки зрения, прижились ли мюзиклы в России? Можно ли говорить об органичном их вхождении в отечественную театральную культуру?

Марк Розовский: Я думаю, что смешно говорить о том, что сейчас мода на мюзикл. Вообще, в традициях русского театра всегда был интерес к музыкальному спектаклю. Начиналось это с водевиля, это был полноценный жанр русской театральной культуры, наконец, была огромная история оперетты, советской оперетты, если хотите. Принимали участие в разработке этого жанра удивительные, талантливые, иногда даже гениально одаренные люди. Я имею в виду, прежде всего, композиторов советской оперетты. Хотя можно вспомнить и о потрясающих артистах. Сегодня нельзя говорить прижились они или нет. Они есть, и они будут. Что касается Норд-Оста, то, уважая право любого зрителя на массовое собственное мнение я, тем не менее, не соглашусь с тем слушателем, который только что позвонил. Он назвал это произведение бездарным. Это очень хлестко звучит. Я могу сказать одно, что мое чисто зрительское впечатление было очень хорошее. Не потому, что в нем играла когда-то моя дочка (она играла Катю Татаринову в детстве), а я был просто обыкновенный зритель. Я видел, как это сделано. Да, это не бродвейский образец, но, собственно, в этом и прелесть этой работы. Во-первых, первоисточник - это высокая литература. Каверинский роман, это роман моего детства, замечательное произведение нашей литературы. Прекрасное слово, прекрасный литературный сюжет, прекрасные характеры. Романтический сюжет, в котором сталкивается добро, зло, сюжет, погруженный в наш социум, в нашу реальную историю. Как можно так голословно сбрасывать с парохода современности эту культуру? Попытка Иващенко и Васильева создать мюзикл на материале этого многослойного романа, с моей точки зрения, может быть только поддержана.

Другое дело, что да, конечно, когда спектакль был готов, мы все прищурились, в том числе и критики. Я помню, какой был камнепад в сторону создателей этого мюзикла. Но сегодня даже не об этом хочется говорить. Сегодня каждый понимает, что Норд-Ост стал какой-то знаковой фигурой нашего театра, нашей истории, не только театральной, нашей политикой. Может, он не стал культовым спектаклем, потому что как во всяком спектакле в нем можно найти свои недостатки, но мне думается, что, как говорил один из создателей мюзикла, они к нему относятся, как к ребенку, и сохранить своего ребенка очень важно. Я со своей стороны скажу, что вообще каждый спектакль - это твой ребенок. И не просто ребенок, а ребенок растущий, по мере того, как спектакль играется, этот ребенок вырастает в юношу и в зрелого человека. Это некое живое существо. На Дубровке погибло 129 человек, но вместе с этими людьми погибло и это живое театральное существо. Как смотреть, как идти туда? Конечно, это большая и этическая и, если хотите, политическая проблема. Хотя, прежде всего, психологическая. Мне думается, что и артисты и зрители демонстрируют себе и всем свою непобедимость перед терроризмом, говорят о своем единстве друг с другом. Драгоценнее этого нет ничего на свете. Театр и существует для такого рода общения. Кто-то говорит, что это мюзикл на крови. Но чем же мюзикл виноват в том, что произошло? В чем провинились артисты? Мне кажется, наоборот, они проявляют огромное гражданское мужество, чтобы доказать всем и вся, что искусство непобедимо, что мы не паникуем перед террором, мы собираемся снова вместе для того, чтобы еще и еще раз прикоснуться к той истории, которая в Норд-Осте была сначала в великом романе Каверина заложена, а потом Норд-Остом преображена в театральном виде.

Иван Толстой: Я абсолютно сочувствую вашим словам, меня они абсолютно убеждают, я хочу показать, что так думаете не только вы, но и создатели спектакля. Вот еще один фрагмент из интервью продюсера Норд-Оста Георгия Васильева.

Георгий Васильев: Мы сопереживаем тому, что происходит, мы сами не сдаемся и считаем, что не нужно бояться, нужно жить, никто не должен быть сильнее нас. Никто не имеет право нам запретить жить той жизнью, которой мы привыкли и хотим жить. В этом смысл террора - в том, чтобы запугать людей, заставить их изменить своему образу жизни, поселить страх в душах. Мы существуем, это наша социальная миссия, мы существуем для того, чтобы лечить людей от страха.

Александр (Петербург): Я хотел бы усилить эту тему по поводу мюзикла на крови. Если бы создатели мюзикла сказали, что вся прибыль, которая будет от мюзикла, пойдет жертвам терракта, то никто бы не посмел ни в Петербурге, ни в ином городе препятствовать этому мюзиклу. Люди бы шли не на мюзикл на крови, а чтобы помочь. Я сам не поклонник мюзиклов, но купил бы билет и пошел. Это снимает все психологические проблемы. Воскрешение мюзикла с целью помочь жертвам, для того, чтобы жизнь продолжалась.

Иван Толстой: Позвольте адресовать этот вопрос и постановку этой проблемы Дарье Моргуновой, пресс-секретарю мюзикла Норд-Ост.

Дарья Моргунова: Я, конечно, знакома с такой позицией и как раз считаю, что такие заявления были бы похожи на спекуляцию. Сейчас, во-первых, тот проект, который мы сделали заново, он, фактически, работает без прибыли. Все наши расходы дай бог покроются зрительскими билетами, а, в основном, мы уповаем на помощь спонсоров в каждом регионе, в который мы собираемся с мюзиклом ехать. Если говорить о помощи тем, кто пострадал во время терракта на Дубровке, то мы стараемся это делать, но без помпы и громких слов и не считаем, что на спектакль нужно ходить, имея в голове еще какие-то дополнительные цели. Мы хотим, чтобы люди приходили и видели собственно искусство, собственно театр, а не жертвовали своим временем ради каких-то других целей. Если они хотят помочь жертвам, они могут это сделать напрямую. Мы даже готовы рассказать, каким образом мы это делаем. Васильев недавно ездил в Беслан, и тот фонд, который был создан после трагедии на Дубровке, был создан нашими американскими соотечественниками, русской диаспорой в Америке, Васильев туда вошел как гарант деятельности этого фонда. Но когда случилась трагедия в Беслане, он очень активно стал принимать участие в сборе информации о пострадавших для того, чтобы эта помощь дошла адресно, и фонд собрал очень значительные пожертвования, причем, не пользуясь никакой рекламой, никакими дополнительным информационным привлечением. Он собрал около миллиона долларов, и они уже сейчас начинают поступать в качестве экстренной помощи пострадавшим.

Иван Толстой: Вообще, не в конкретном, финансовом плане, а в смысле атмосферы в театре, в труппе, часто ли у вас вспоминают актеры, постановщики и технический персонал то, что было? Существует ли какой-нибудь фольклор, выработавшиеся традиции, создана ли внутри коллектива какая-то атмосфера в связи с тем, что это коллектив, обожженный такой трагедией?

Дарья Моргунова: Да, конечно. Но я думаю, что реакция та, которую вы не ожидаете. После трагедии мы стали гораздо теплее относиться друг к другу, и все наши традиции связаны с теплотой, с поддержкой друг друга. Люди, которые сидели на первом ряду, это наши постоянные зрители, у нас вокруг спектакля образовалось очень теплое зрительское сообщество. У нас существует такая традиция, которая родилась на сотом показе Норд-Оста, через три месяца после нашей премьеры, когда зрители, сговорившись, втайне от нас, выпустили из разных концов зала белые самолетики в финале спектакля. И эта традиция до сих пор жива. На всех знаковых представлениях, когда собираются наши постоянные зрители, они в финале спектакля выпускают белые самолетики в честь артистов.

Иван Толстой: А как вы набираете новых артистов? Ведь спектакль очень сильно обновлен. Знают ли они историю Норд-Оста, когда приходят?

Дарья Моргунова: Конечно. И знают, и разговоры существуют. Артистов набираем в новый проект на основе открытого конкурса, осталось у нас около трети прежних московских участников, но связано это отчасти с тем, что многие за год уже как-то определись в жизни другим образом, у них возникли другие контракты, у кого-то семейные проблемы, маленькие дети. Но основа труппы осталась, в основном, наши солисты. А ансамбль мы решили набрать несколько необычным способом. Поскольку мы намерены в ближайшие три года вести кочевую жизнь и выступать в разных городах России, то мы поняли, что для нас не принципиально, чтобы все актеры были москвичами, и мы набрали самую талантливую молодую поросль из разных городов России - из Петербурга, из Екатеринбурга. Мы надеемся, что когда поедем с гастролями, тоже будут дополнительные прослушивания, чтобы дать шанс актерам из этих городов поучаствовать в нашем спектакле в будущем. Текучесть некая в труппе вполне закономерна. Надеюсь, что у нас будет состав из многих городов.

Иван Толстой: Что же случилось в Петербурге, где должна была состояться премьера возобновленного мюзикла, назначенная, как я понимаю, на эти дни? Почему сейчас спектакли идут в Москве, а в Петербурге что-то сорвалось? С чем это связано?

Дарья Моргунова: Дело в том, что мы сами не понимаем, что там произошло. У нас был заключен договор с театром еще в январе этого года о том, что мы проводим гастроли с 24 сентября и играем в ежедневном режиме больше месяца. Но возникли неожиданные сложности. 3 августа у нас в Петербурге состоялась совместная пресс-конференция руководства театра и наших продюсеров, которые заявили о дате премьеры, и дирекция театра сказала, что Мюзик-холл полностью готов к приему московских гостей, что театр отремонтирован, только осталось постелить ковровые дорожки. А через две недели нам пришла телеграмма, что театр находится в аварийном состоянии и отказывается от гастролей. Одновременно, в Петербурге была развязана очень странная информационная кампания, нас обвинили во всех смертных грехах. Я все время вспоминаю сюжет романа, когда Ромашов с Саней спорили в мокрой осиновой роще, и когда Ромашов кричал на него и выдвигал самые нелепые обвинения. Самым обидным Сане показалось то, что он никогда не сможет летать. Вот нам самым обидным показалось то, что нам сказали, что существует только концертная версия Норд-Оста, что нет никакого спектакля, что на самом деле наш спектакль - это гигантская афера века для того, чтобы только получить неустойки с театров, заключая явно невыполнимые договоры. Премьера наша уже была сорвана, и мы были вынуждены играть спектакли на нашей прежней сцене. Но сейчас мы ведем спектакли в Москве, всего несколько представлений. Мы их проводим без всякой рекламной поддержки, билеты не продаются в театральных кассах, только в кассе нашего театра.

Иван Толстой: А что это за странная форма проведения показов? Вы показываете, но билеты не продаете или эта продажа весьма ограничена?

Дарья Моргунова: Был очень короткий срок, мы не могли найти другую свободную сцену, сцена на Дубровке сейчас пустует. За короткий срок мы не могли разместить никаких афиш по городу. И еще это было наше принципиальное решение. Мы готовили наш новый спектакль не для столиц, мы хотели его показать в других городах России и поэтому перенесли премьеру на 19 ноября в Нижний Новгород, а здесь показываем спектакль в статусе закрытых предпремьерных показов. Поэтому продаем билеты через собственную кассу.

Иван Толстой: Надеемся, что их этого промежуточного состояния труппа выйдет с честью и с успехом. Я хочу задать вопрос нашему театральному критику Марине Тимашевой. Марк Григорьевич говорил, что существует некая органическая линия развития жанра в России от водевиля, через оперетту к мюзиклу. И здесь обходится без каких-то ощутимых жанровых швов. Вы согласны с тем, что эта линия вполне органичная и нет ли здесь какого-то закрадывающегося сомнения, что мюзикл не принимается в Петербурге не по каким-то финансовым и полукриминальным причинам, а потому что есть некое отторжение такого же свойства. Мюзикл воспринимается как нечто неорганичное многими в российской современной культуре?

Марина Тимашева: В принципе, я согласна с точкой зрения Марка Григорьевича Розовского. Я полагаю, что это долгая, не прерывавшаяся традиция, просто они назвались по разному. И на вопрос любому специалисту, чем отличается оперетта от мюзикла, ни один из них уверенного ответа не дает. Я в своем любопытстве получала такое количество взаимоисключающих ответов, вплоть до того, что один человек мне сказал, что мюзикл отличается от оперетты только тем, что он играется каждый вечер и декорация устанавливается однажды и навсегда. Конечно, это не совсем так. Возможно, просто речь идет о музыке - меняется музыкальный стиль, инструменты, которые входят в состав оркестра, меняются аранжировки. Многие люди считают, что в мюзикле должен быть оптимистический финал, что исключает тогда такое произведение, как <Иисус Христос суперзвезда> вообще из мюзиклов. Тогда мы должны признать, что у нас есть оперетта, музыкальная комедия, рок-опера, мюзикл, музыкальный спектакль, и все это вместе никак не связано. Я не думаю, что в России может быть какое-то отторжение от музыкального спектакля.

Марк Григорьевич делал в свое время в БДТ в Петербурге вместе с Георгием Александровичем Товстоноговым спектакль <Холстомер>. Это абсолютный шедевр, на котором будут держаться тома по истории советского театра. В нем было очень много признаков музыкального спектакля. Потом все знают, что в Ленкоме в течение уже 30 лет идет мюзикл <Юнона и Авось>, он неоднократно показывался по телевизору, его продают на видео, на аудио. И тем не менее, в течение 30 лет зал на этом мюзикле аншлаговый.

Речь идет о том, что публика отторгает дурное, привнесенное извне, она будут отторгать мюзикл <Ромео и Джульетта>, стихи к которому почему-то переводятся с французского языка, а на французском языке они написаны не Шекспиром. То есть, некий отдельный либреттист пишет какие-то собственные вирши для <Ромео и Джульетты>. И любой нормальный человек будет отторгать мюзикл, в котором Квазимодо, Феб и Фродо вместе втроем поют: <Я душу дьяволу отдам за ночь с тобой>. Я не верю в то, что сам мюзикл не будет иметь успеха в России. Я видела реакцию на Норд-Ост и сама тоже считаю, что это превосходный драматический спектакль.

Марк Розовский: В мюзикле в основе может быть высокая литература, в оперетте этого практически никогда не было. Мюзикл может быть трагичным. А именно российский мюзикл имеет свою традицию, в отличие от великого американского мюзикла. Это всегда размышления о зле и добре, это связь еще и с таким мировым театральным явлением, как Брехт. Если хороший, настоящий, подлинный мюзикл принадлежит собственно шоу бизнесу, а в России именно так и должно быть, тогда он возрастает. В нашем театре <Гамбринус> идет 16 лет. И он сыгран уже около 1000 раз. Это значит, два с половиной года ежедневного показа. Просто мы не привыкли, у нас нет среднего класса для того, чтобы люди ходили каждодневно в театр и платили за билеты по 50-70 долларов. Мюзикл - это дорогостоящее предприятие. Вот один слушатель говорил, что нужно все деньги отдавать. А как практически это осуществить? Один раз театр может это сделать. Но он существовать не сможет. Даже не по коммерческим соображением, а по соображениям организации, как таковой. Я хочу сказать о другом. Когда все это случилось, из Израиля поступило предложение от Кнессета, чтобы дети, участники Норд-Оста поехали в Израиль. Меня попросили поехать с детьми, хотя я не имел прямого отношения к Норд-Осту. Поехали ребята, которые столько пережили. Это была потрясающая поездка, где духовное соединялось с обыкновенным отдыхом, детством, с какими-то проявлениями удивительной человечности. В Израиле, где понимают, что такое террор, что такое потеря ребенка в семье, эти дети Норд-Оста были настолько в каком-то высоком духовном переживании. Нам нужно быть очень осторожными, когда вот так рубят и говорят: <Да не надо нам Норд-Оста>. То, что произошло в Питере, это очередной позор. Мне стыдно от того, что там нашлись какие-то неведомые силы, которые в течение двух недель взяли и перерешили за нас, за публику петербургскую, за Каверина, за Иващенко и Васильева. Какая там аргументация на этих совещаниях присутствует, если так быстро можно достичь того, что то, что готовилось театральными людьми: После этого мы говорим, что у нас нет цензуры. Да, цензуры в чистом виде у нас нет. Но позор, который я сейчас испытываю от того, что Питер не может смотреть этот героический спектакль, выстраданный актерами, создателями, это ужасно. Давайте тогда по всей России это запретим. Почему в Питере нельзя, а по всей России можно? Почему в Москве сейчас нет возможности восстановить? Что - нет публики, нет интереса? Не думаю. Есть какое-то искусственное давление . На Дубровке свои убивали своих. И эта печать боли неизбывна. И вот свои убивают своих по-прежнему, если убивается Норд-Ост. Живой Норд-Ост. Он хочет жить, он хочет летать. Что же его подстреливают в полете?

Дарья Моргунова: Более того, я хотела сказать, что мы готовили спектакль для Петербурга, и самые кульминационные моменты в спектакле происходят в Ленинграде - блокада, ария Кати.

Марк Розовский: Это патриотический спектакль, который укрепляет души людей. Хорош он или плох по своей музыке, конечно, важно разобраться критикам. Но публика прекрасно чувствовала этот спектакль с подлинным героем, которому веришь. Потому что Саня Григорьев - это герой, которому верили поколения и в сталинские времена, и в постсталинские. Потому что он был человеком, даже в бесчеловечное сталинское время.

Дарья Моргунова: Тут даже не нужна национальная идея. Идея этого произведения хороша для любой национальности. Есть любовь, верность, дружба, и только благодаря этому люди живы. Это произведение учит людей быть стоиками, побеждать и не унижать свое достоинство.

Марк Розовский: Так вот кто патриот - тот, кто делает патриотический спектакль, или тот, кто его запрещает?

Марина Тимашева: Еще раз добавлю, как театральный критик, что это блестяще сделанное художественное произведение.

Марина (Москва): Я думаю, что артисты - это определенный тип людей, и не всегда они отражают гражданскую позицию, не всегда это поэты и граждане. Саня Григорьев - это личность. Но, в то же время, был роман Горького с Павлом Власовым. Вы помните как смешно это звучало - опера по роману Горького <Мать>. Поэтому совершенно несвоевременно повторять ваш мюзикл, и время не то, и состояние у людей совсем другое. Этот спектакль будет выглядеть пиром во время чумы, каким бы хорошим на ваш вкус он ни был. Мы не можем все воспринимать по-израильски. Поставьте там, никто не против. А у нас свой дух, другая позиция. Я считаю, что предупреждение уже было. Сейчас время для спокойного разговора без мюзиклов.

Иван Толстой: Я хотел бы возразить Марине. По вашей логике, если этот спектакль воспринимать как некое предупреждение, то и книги, которые жгли фашисты на кострах, не надо, на всякий случай, читать. Было предупреждение? Было. Не трогайте Томаса Манна, Леона Фейхтвангера и прочих. Я думаю, что это позиция очень спорная, и я с ней, как человек, просто не согласен.

А вот, что думают сами петербуржцы, отвечавшие на вопрос нашего корреспондента Александра Дядина: как они относятся к тому, чтобы мюзикл Норд-Ост был показан в их городе.

Голоса: - Я думаю, что если есть спрос на такие жанры, как мюзикл, то имеет смысл их показывать. С другой стороны, так можно довести дело до абсурда и бояться всего. Перестать ходить на любые филармонические концерты, потому что гипотетически может случиться везде и все - и в цирке, и в любом кинотеатре и на стадионе. Можно тогда закрыть все культурные и спортивные мероприятия и сказать, что все, мы боимся терроризма и ничего не проводим.

- Мне кажется, что это хорошая идея. И много было желающих прийти посмотреть. Очень жаль, что администрация запретила. Я бы, конечно, пошла.

Так получилось, что теракт попал на Норд-Ост, но сам мюзикл отношения к этому не имеет.

- Я считаю, что надо, хотелось бы посмотреть. Конечно, с ним связано много неприятного, но все равно стоит показать. Питерцы хотели бы посмотреть, я уверена.

- Почему бы и нет? На сегодняшний день на пожарах и авариях народу гибнет намного больше. Пускай приезжают.

- Если в Москве не вышло, так стоит ли у нас. Я бы побоялся идти. Пусть сначала в Москве сделают, а потом к нам.

- Я бы пошла, назло врагам. Если бояться, уйти в тень, мы же просто будем побеждены.

- Я вообще плохо к мюзиклам отношусь. С моей точки зрения, это художественно нулевая вещь. Так получилось, что они оказались в такой мерзкой ситуации. Наверное, это какая-то политическая игра. Я вообще считаю, что это бред, когда искусство становится заложником политики.

- Я ни разу не ходила ни на какой мюзикл и про Норд-Ост знаю мельком. Мне не хочется идти туда. Там и артисты были убиты. Мне неприятно.

- Почему бы нет, если это нормальное произведение. Все эмоции, связанные с этим, не относятся конкретно к этому произведению. Я считаю, что вполне можно показать этот мюзикл.

- Очень пугает и меня даже напрягло то, что в Петербурге он должен был идти в то же время, что и в Москве, когда произошел терракт. И у меня тоже с этим связана неприятная дата, у меня именно в тот день, когда захватили Норд-Ост, умерла бабушка. А теперь еще Беслан. И я очень боялась, когда мои друзья 11 сентября пошли на вспышку. Но мне кажется, что надо его показать назло всему терроризму. Если мы будем поддаваться панике, то значит террористы добились своего.

- Музыка есть музыка. Я думаю, многим понравится. Терракт -это горе большое, но жизнь продолжается.

Иван Толстой: Мне остается спросить нашу гостью Дарью Моргунову о том, что ждет спектакль дальше, куда поедет мюзикл?

Дарья Моргунова: В ближайший год мы намерены были совершить путешествие от самой западной точки до самой восточной. От Санкт-Петербурга до Красноярска. Теперь мы начинаем 19 ноября с Нижнего Новгорода, потом едем в Тюмень, потом в Красноярск и начинаем возвращаться в центр России - Новосибирск, Омск, Челябинск. Городов немного, потому что у нас длительные гастроли. А на следующий театральный сезон мы планируем города Урала и Поволжья.

Иван Толстой: А сколько дней в городах будут идти спектакли?

Дарья Моргунова: Мы в Петербурге планировали играть месяц. А в остальных городах нам кажется наиболее приемлемым избрать 10 дней ежедневных, показав, с двойными показами в субботу и воскресенье, и в принципе, мы планируем показать в каждом городе от 14 до 18 спектаклей.


Другие передачи месяца:


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены