Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[04-06-02]
Факты и мненияВедущий Лев РойтманПроблема поколений: конфликт, которого нетЛев Ройтман: “Мы в битвах решаем судьбу поколений” - забытая уже строка сталинского гимна былого. Для молодых россиян даже битвы за урожай - это нечто из странных ритуалов старшего поколения. Тоже былых. Иногда кажется, что эти поколения сосуществуют без конфликта, но и без взаимопонимания, как в распавшейся семье под одной крышей. Вот мнения москвичей из опроса Вероники Боде: “Родители жили раньше, другой был строй. Сейчас молодежь стала более раскрепощенной, что ли. К этому наши родители еще не привыкли”. “У наших родителей было все то же самое. Появились вертушки грампластинок, остроносые ботинки, стиляги. Теперь эти же родители ругают рэперов, ругают широкие штаны, компьютерные игры. Это просто смешно”. “Я шла 9-го мая по Тверской, мне было очень грустно, когда все ветераны шли под флагами Трудовой России и коммунистической партии. Люди принадлежат к прошлому, им сложно понять то, что происходит сейчас”. В нашем разговоре о проблеме поколений участвуют: поэт Дмитрий Кузьмин; аналитический психолог Каринэ Гюльазизова; и студент Никита Татарский. Дмитрий Владимирович Кузьмин, издатель, поэт, литературный критик, отец Союза молодых литераторов “Вавилон”. Этот Союз великолепно представлен в Интернете. Словом, вы блестящий, если не представитель, ведь выборов не было, то, скажу так, экземпляр молодого поколения. И вопрос: после Первой мировой войны на Западе в литературе воспевало себя “потерянное поколение”. Так вот, по аналогии, постсоветские, нынешние россияне - нашедшее себя поколение? Дмитрий Кузьмин: Видите ли, мое положение здесь сложное по нескольким причинам. Во-первых, поскольку мне 33 года, то я как-то не очень понимаю, насколько я могу говорить от лица молодого поколения, у меня есть некоторые сомнения. И тут мы, собственно, выходим на вопрос о границах поколения. Потому что поколение это же не чистая арифметика - с 20-ти до 30-ти, с 30-ти до 40, это было бы слишком просто. Поколение определяется какими-то событиями, которые происходят на веку людском, какими-то, по-видимому, переломами. Неслучайно вы заговорили про Первую мировую войну. И в общем понятно, какой был последний в нашей жизни перелом, понятно, что этот перелом - так называемая перестройка, конец 80-х, рубеж 80-90-х, определил какое-то новое поколение, к которому я принадлежу и которое потерянным назвать в общем-то никак нельзя. Потому что это была ситуация каждый день открывающихся новых возможностей и каждый день открывающихся новых координат, каждый день появляющихся каких-то новых жизненных реалий, что, конечно, с одной стороны, жизнь делало более сложной, более непредсказуемой. Но для человека молодого, человека достаточно динамичного это как раз и великий плюс. В этом смысле то литературное поколение, которое сформировалось на рубеже 80-90-х, это поколение совершенно замечательное. Чрезвычайно разнообразное, пластичное, в полной мере способное давать ответы на запрос эпохи. А дальше возникает следующий вопрос: хорошо, мы понимаем, когда это поколение началось, когда оно закончилось или заканчивается или закончится? Те юные, которые вступают в более-менее взрослую жизнь сегодня, будь то юные литераторы или просто молодые люди - это какое поколение, то же самое или уже новое, следующее? Это вопрос для меня открытый, я в литературе на него ответ не вижу, не вижу нового литературного поколения, хотя вроде как пора бы. Вижу ли я его в жизни, на улице, на народных гуляниях 9-го мая, как тут хорошо девушка вспомнила из опроса? Я как-то тоже это до конца не понимаю, потому что, хотя мои штаны и ботинки вроде не сильно отличаются от тех, которые на 16-летних, но я не уверен, что это показатель, а в душу им не влезешь. Мой небольшой педагогический опыт тоже мне как-то с трудом может это подсказать. Поэтому пока я готов говорить только о том, что вот это поколение перелома, поколение, сформировавшееся на фоне отечественных потрясений, которые России, по-видимому, все-таки нужны, вопреки Столыпину, вот это поколение оно исключительно дееспособно, исключительно мобильно в каком-то интеллектуальном и культурном смысле и от него, на мой взгляд, следует ожидать самого лучшего. Лев Ройтман: Спасибо, Дмитрий Владимирович. Кстати, “самого лучшего” - ваш оптимизм вполне разделяет Евгений Евтушенко. Я читал недавно его интервью развернутое, и он ожидает прихода больших поэтов в русскую литературу где-то в обозримом будущем, а он человек уже немолодой. И теперь к Никите Татарскому. Никита, вам 20 лет, вы студент МГУ, факультет журналистики, второй курс и вы наш сотрудник. Давайте поразмышляем по поводу моего одного соображения. Соображение, так сказать, обсуждения ради. Оно такое: как Буриданов осел разрывался между двумя охапками сена - вот так психологический облик поколения формируется между двумя полюсами. С одной стороны, плод запретный, но вожделенный. И, с другой стороны, плод доступный, но менее интересный. Для вашего поколения, что плод запретный, а что - только руку протяни и будешь иметь? Никита Татарский: По моему мнению, в этом и состоит основная проблема моего поколения. Дело в том, что, на мой взгляд, немного раньше плод запретный имел более какие-то конкретные очертания. То есть доставать пластинки “Битлз”, носить какую-то модную одежду и шить самим, таким образом, своим внешним видом сопротивляться каким-то внешним обстоятельствам было немножечко проще, потому что были более четкие рамки. А сегодня мое поколение оказалось в неприятной для него ситуации. Дело в том, что очень многое уже открыто и абсолютно доступно. Таким образом, каждый молодой человек, который, естественно, стремится к какой-то индивидуальности сегодня, не может выбрать себе точку опоры, от которой он мог бы отталкиваться. Появилось огромное количество самых разных молодежных групп, начиная от “золотой” молодежи, в которой проявляется их индивидуальность в том, что они учатся и работают изо всех сил, и их запретный плод - это противопоставление себя основной массе, которая развлекается, отдыхает, а они уже с ранних лет становятся взрослыми, до людей, абсолютно не заботящихся о завтрашнем дне, которые видят для себя вот этот самый заветный запретный плод в том, чтобы исключительно отдыхать и развлекаться, насколько это вообще возможно и противопоставлять себя этим самым работягам и трудягам. Складывается впечатление, что моему поколению просто некуда пойти. То есть настолько много есть путей, куда ему можно пойти, что оно просто теряется. И какое будущее будет в этой ситуации, мне просто неизвестно. Лев Ройтман: Спасибо, Никита. По поводу того, что все уже открыто, Господи, как давно я это, извините, Никита, слышу! Кстати, есть чисто практическая сторона этого, например, покупка недвижимости, дома, квартиры. Всю свою жизнь я слышу о том, что это делать надо было раньше, потому что раньше это было дешевле. Я всегда смеюсь и говорю: ну, наверное, мой сын в этом случае уже никогда не сможет купить квартиру или дом или еще что-нибудь, что было когда-то дешевле. Как бы то ни было, чего нет у нынешнего поколения - оно не подвержено идеологическому, если хотите, вымогательству. Никто никого никуда не зовет, никуда не гонит и ничем не стращает. Каринэ Гюльазизова, аналитический психолог, когда мы сопоставляем проблемы, перед которыми стоит сегодняшняя молодежь, с тем, что было некогда. Я припоминаю, например, рассказ “Исанка” Вересаева. Для справки - он был написан в 27-м году. Речь шла о такой жгучей тогда проблеме - физическая любовь до брака или без брака. Проводились гигантские диспуты, комсомольские собрания и так далее. Вот такая проблема сегодня может кого-нибудь подвигнуть отправиться на обсуждение, на диспут, покупать билеты? Что изменилось? Каринэ Гюльазизова: Изменилось очень многое, конечно же. И, безусловно, те вопросы, которые сейчас задаются так называемыми новыми представителями нового поколения. Потому что стоит нам убрать слово “молодые” и все встанет на места. Потому что поколение это не биологический возраст, если говорить о возрасте, скорее это возраст психологический. И представители нового поколения, которые, безусловно, есть, это поколение рубежа. Сейчас это так называемое условное новое поколение это ни что иное, как буквальный действительно ответ на те вызовы, которые бросает время. Это всегда встречный такой момент: время бросает вызов - поколение бросает вызов. И на этих двух вызовах и рождается нечто. А поколение - это новые виды деятельности, которые приходят в общество пакетами, никогда не приходит какая-то одна. И любая из этих новых отраслей требует, естественно, чтобы кто-то это реализовывал. И вот тогда, когда возникает этот запрос, возникает ответ в людях. И поэтому неважно, сколько вам лет, вы можете быть в 70 представителем нового поколения, а можете быть в 20 не его представителем. Конечно, молодых больше среди новых. Больше в силу того, что они подвержены вот этому хватанию идей значительно больше, чем люди в определенном возрасте, не буду уточнять когда, это не важно на самом деле в итоге. Потому что у них значительно меньше страхов, значительно меньше опыта и это в данном случае плюс. И поэтому, конечно, их больше, если брать численность. Хотя, опять повторяю, дело не в возрасте здесь. Лев Ройтман: Спасибо, Каринэ Сергеевна. Дмитрий Владимирович, вы знаете, когда Каринэ Сергеевна говорила, мне вспомнилось, она как-то это точно подчеркнула, не говоря, конечно, теми же словами. У Толстого есть мысль, что выражение “в наше время” - это признак ограниченности того, кто его произносит. Оказывается, что время оно всегда наше, и не так уж меняются люди. Но в то же самое время, простите за тавтологию, эти молодые, которые сегодня вошли в жизнь, как совокупная какая-то группа, им ведь ничего не надо ниспровергать особенно, радикально ломать. Фактически это люди, которые не имеют прошлого в чем-то. Им не надо вытаскивать ботинки, вот вы говорили об обуви, из какого-то прежнего болота, потому что оно осело. Такова была история. Все это произошло без войны, без жестоких потрясений. С этой точки зрения, можете ли вы, будучи человеком, вы говорите - вам 33 года, это явно не пожилой человек, дать какой-то, с вашей точки зрения, наиболее характерный штриховой портрет сегодняшнего молодого постсоветского, ограничимся этим, человека, который не знал идеологического вымогательства? Дмитрий Кузьмин: Мы снова упираемся в совершенно классический вопрос. Когда мы говорим о представителе поколения, мы должны говорить о человеке среднестатистическом или о лучших представителях поколения, о его лидерах? То, о чем сегодня говорил Никита Татарский, о том, что возможностей так много, что непонятно, как из них выбирать и куда пойти, это действительно вещь характерная для среднестатистического представителя поколения. По-видимому, для среднестатистического представителя любого поколения. Просто в более инерционной эпохе меньше выбор, больше проторенных дорог. А лидер поколения, интеллектуальная и культурная элита, да простится мне употребление этого сомнительного выражения, она, по-видимому, в ситуации преодоления находится всегда, в любую эпоху. Если сейчас не нужно преодолевать какой-то идеологический пресс, то человек, который по натуре своей, по своему внутреннему устройству, по своей пассионарности нацелен на преодоление, он всегда себе найдет, что именно, какую именно инерцию ему нужно преодолевать, какой именно прах ему нужно отрясать со своих башмаков. Я думаю, что в этом смысле сегодняшние лидеры поколения они устроены точно так же как и лидеры прошлых поколений. Другое дело, что у них есть некая дополнительная возможность, дополнительный плюс - они в гораздо большей степени свободны в выборе и того, что нужно преодолеть, и того, какими методами, какими способами это надо преодолевать. Это есть и в литературе, это все достаточно просто, поскольку есть определенная толстожурнальная литературная инерция, с одной стороны. Есть инерция массовой литературы - с другой стороны. И между этой Сциллой и Харибдой необходимо выбрать какой-то свой путь, достаточно конфликтный. Я думаю, что в любой сфере, будь то экономическая, политическая или какая-либо иная, вот эта ситуация она сохраняется. Лев Ройтман: Спасибо, Дмитрий Кузьмин. Это очень интересно то, что вы говорите. Вот эти лидеры поколения, не знаю, кто это, у разных поколений были разные задачи, скажем так, исторические, которые эти поколения не всегда понимали, но всегда каким-то образом вынужденно или осознанно выполняли, на сегодняшний день я, честно говоря, таких лидеров в России не вижу. Эти лидирующие фигуры представляют очень малую часть текущих поколений. Скажем, после Первой мировой войны то же самое “потерянное поколение” было потеряно в очень малой части. На самом деле оно хотело очень простых и привычных вещей, хотело обыкновенной достойной жизни, домика с садом и огородом. Кстати, фашизм в Германии вырос и из этих чаяний, очень простых в конечном счете людей. И это было трагично. После Второй мировой войны, естественно, экзистенциалисты в Сен-Жермен де Пре в Париже, это только очень малая часть послевоенного поколения, после Второй мировой войны. Поколение 68-го года - бунтари. Эти бунтари совершенно спокойно осели в мэйн-стрим западной жизни, многие из них очень богаты, другие ничем не выделяются из соседской среды. Что касается сегодняшнего российского поколения, Никита Татарский, как вы полагаете, это поколение уживается с красно-коричневыми, которые на сегодняшний день тоже прошли метаморфозу, они, с моей точки зрения, очень многие стали красно-зелеными, зеленые по цвету доллару. Ваше мнение? Никита Татарский: По моему мнению, единственная возможность ужиться нашему поколению сегодня с поколением, о котором вы говорите, это простая тяга к тому, чтобы собираться вместе, обособляться от остальных людей. Дело в том, что для моего поколения, по крайней мере для большинства представителей моего поколения, которых я вижу сегодня, такие далеко идущие и такие глубинные идеи и лозунги неинтересны. В большинстве своем это простые и четкие выжимки из позиций этих людей. То есть это определенная агрессия, которая противопоставляется мирному, спокойному обществу. Это определенное выделение посредством своего одиночества внутри, казалось бы, нормального существования. Больше схожих вещей на сегодня среди своих сверстников, по крайней мере среди их большинства, я не вижу. Лев Ройтман: Спасибо, Никита. Каринэ Гюльазизова: Безусловно, эта демонстративность такая она присуща представителям нового поколения. Потому что, повторяю, они формировались в ту самую эпоху рубежа. И поэтому демонстративность, такие репрессированные чувства, когда очень много напоказ, сейчас никого не хочу обидеть, но яркость формы и действительно отсутствие глубины не потому, что ее нет, а потому что она очень страшна. Страшна для себя самого прежде всего. Но это форма адаптации, надо это просто понимать как то, без чего выжить они не могут, мы не можем, потому что я тоже отношусь к этому же поколению. Плюс к этому, если говорить о предназначении этого поколения, то оно, на мой взгляд, заключается в том, чтобы суметь найти ту самую опору, которая заключена как раз не в стабильности, а в постоянной пульсации, в постоянном движении, и суметь найти там при всем при том равновесие. Потому что глобальная неопределенность, тот самый выбор, о котором только что шла речь, безусловно, пугает и страшит. Потому что наше детство оно как раз пришлось на то, что определенность была. Хорошая или плохая - это другой вопрос. И как раз опора и основа она была в той самой идеологизированности, которую сейчас ругают. Потом это все прошло, потом это все ушло, нивелировалось, осудилось 250 раз и так далее. Но, тем не менее, осталось то, что мы имеем на сегодняшний день - это колоссальный выбор, соответственно, как следствие, это глобальная неопределенность, ну и, соответственно, страх будущего за этим. И наше предназначение это как раз найти в этом возможность жить, только не выживать, как наши отцы и деды, а жить буквально, жить полноценно, полнокровно и по возможности здорово. Лев Ройтман: Спасибо, Каринэ Сергеевна. Иными словами - здесь и сейчас, не уповая на то, что наши дети будут жить лучше нас, а уж мы потерпим. Вот это как раз нынешнему поколению, судя по всем социологическим данным, которые приходят из России, не свойственно. И коль скоро я заговорил о социологии, то упомяну и другой любопытный факт: по данным ВЦИОМ, три четверти людей в возрасте от 18-ти до 29-ти лет, то есть нынешнее, фактически постсоветское поколение, так вот три четверти из них ту точку опоры, о которой говорили вы, Каринэ Сергеевна, более или менее нашли. И также, что любопытно, так как указывает на вектор устремлений этого поколения, что из года в год растет число поступающих в высшие учебные заведения. Таким образом, говорить о том, что это потерянное поколение, поколение, не имеющее почвы под ногами, отнюдь не приходится. Приносим свои извинения за возможные неточности Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
