Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[06-11-04]
"Все свободны" - разговор на свободные темыВ студии Михаил КазаковВедущий: Виктор Шендерович Виктор Шендерович: Сегодня мой гость в студии Радио Свобода в Москве не нуждается вообще ни в каких пояснениях... Только имя и фамилия - Михаил Казаков. Добрый вечер, Михаил Михайлович. Михаил Казаков: Добрый вечер всем. Виктор Шендерович: Вы звонили нам как-то в эфир и прямо в эфире мы сговорились, что вы придете именно по эту сторону радиоприемника. Я рад, что это наконец случилось. Михаил Казаков: Вот вы сказали, что я звонил в радиоэфир - не помните, по какому поводу? Виктор Шендерович: Это был Антон Носик, вы у него пытались выяснить... Михаил Казаков: Что-то про Интернет, в котором я ни черта не понимаю. Виктор Шендерович: Как и я. Михаил Казаков: Вообще я иногда не выдерживаю, как и многие радиослушатели, думаю: вот сейчас ... - я нетерпеливый человек, что-нибудь скажет такое, что возмутит или наоборот порадует - сейчас начинаю набирать телефон, прорваться нельзя... Потом думаешь: сумасшедший - 70 лет, - сиди дома и слушай. Виктор Шендерович: Нет, это не рекомендация радиослушателям не звонить в наш эфир. На самом деле очень многие звонят - у нас есть постоянная клиентура самого разного свойства - но иногда жалеешь, что 70-летние, и не только 70-летние люди - такие как вы, останавливаются и не дозваниваются. Михаил Казаков: Трудно дозвониться. Виктор Шендерович: Это хорошо. К вам много писем, Михаил Михайлович, давайте с них начнем. Одно из них прямо связано с сегодняшней датой, все-таки 7 ноября у нас сегодня - 87-летие. Мы тут посчитали, что вы на 17 лет моложе. Об этом мы еще поговорим, о ваших воспоминаниях. А кстати, интересная тема - как вы в прошлые разы праздновали этот день? Михаил Казаков: На демонстрации - я же ленинградец, питерец - вообще в жизни на демонстрации я, по-моему, был раза два. Первый раз я был школьником - в Ленинграде. Друзья моего покойного брата, старшие друзья, они уже были в университете на первом курсе - может быть, в 10 классе -!!! а я был в 7. Они говорили: "Мишка, пойдем на демонстрацию". "А что будет?". "Пойдем вместе в колоннах, а там водочки выпьем". Была такая возможность - забежать. А я рановато стал баловаться. Виктор Шендерович: То есть за Великую Октябрьскую можно было. Михаил Казаков: Идет демонстрация, все поют что-то, веселые - пока до Дворцовой площади не дошли, где трибуны стояли. И в рюмочную - раз. И опять - мне весело, что меня, мальчишку, взяли взрослые ребята. Виктор Шендерович: С другой стороны, с трезва в такой день гулять как-то тоже... Михаил Казаков: Ну да. Так вот - два раза. А потом как праздновал? Праздновали всегда - свободные дни, каникулы, выпивали. Виктор Шендерович: Сейчас в связи с тем, что ныне царствующая власть придумала заменить этот праздник на другой день. Михаил Казаков: Как? Виктор Шендерович: А вы не в курсе? Не будет 7 ноября. Пока предполагают, что будет вместо этого 4-е как День единства. В этот день якобы Минин с Пожарским договорились прогнать поляков. Кстати, о поляках и о Великой ОктябрьскойСоциалистической революции. Тамара из Вильнюса просит вас, видимо, покаяться: "Забыли - в дни праздников, как активно он снимался в роли Дзержинского?". Михаил Казаков: Почему? Никогда. Это незабываемо для меня. Виктор Шендерович: Расскажите. Удовольствие-то эстетическое получали? Похож, кстати говоря. Михаил Казаков: Да очень. Дело в том, что это получилось случайно, я где-то рассказывал об этом. Я пробивал картину "Покровские ворота" и никак не мог пробить сценарий по пьесе Леонида Генриховича Зорина. Виктор Шендерович: Которому, кстати, в эти дни 80 лет. Михаил Казаков: С чем поздравляем - в очередной раз. И Борис Михайлович Хейсин руководил экраном. Сказал: "Миша, сыграйте Дзержинского и тогда будут "Покровские ворота"". Это длинная история. Я сыграл, меня утвердили наверху. А не хотелось, честно говоря, играть, особенно в этом сценарии. Не потому что Дзержинского, а потому что очень фальшивый был сценарий. Утвердили, сыграл. И когда сыграл, говорю: "Ну, а теперь "Покровские ворота" можно ставить?". Он говорит: "У нас еще два фильма с Дзержинским. Сыграете?". И последний был "20 декабря" Юлиана Семенова. Длинная эпопея, как я занимался этой ролью. Довольно много о нем знал, кстати - тогда уже. И вот, в общем, отыграл. Одно скажу, мог бы длинный разговор на эту тему, "что такое есть историческая правда". Одна знаю: если бы мне сказали - сыграй теперь в комедии Дзержинского - отказался бы. Как некоторые актеры сыграют одно - например, Брежнева, а потом - давайте, в комедии его. Нет, не надо. Виктор Шендерович: Я должен сказать, что за "Покровские ворота" - хоть Берию 15 раз. Как хорошо, что "Покровские ворота" вышли. Михаил Казаков: А потом вопрос, как Берию играть. Все вопрос, как написано и как играть. Виктор Шендерович: У нас звонки, как я предполагал. Мы сегодня вдвоем будем недолго. Евгений Васильевич из Москвы, здравствуйте. Слушатель: Добрый день. Хотелось бы поблагодарить вас за такую, надеюсь, интересную передачу и задать вопрос Михаилу Казакову, которого я считаю очень хорошим художником. Мне запомнились две роли ваши, одна из первых ролей - это в кинофильме "Убийство на улице Данте", и еще одна роль - это вы вместе с Табаковым играли в спектакле "Обыкновенная история". И хотелось бы об этих ранних ваших работах что-нибудь услышать. Михаил Казаков: Спасибо большое, Евгений Васильевич, спасибо, что помните, спасибо за интерес. Но вот рассказывать про прошлое - жутко скучно. Не сердитесь. Виктор Шендерович: Должен сказать - отражением от этого вопроса - недавно пересмотрел "Обыкновенную историю" уже в телевизионном варианте, хотя несколькопроигрывает по сравнению с театральным. Михаил Казаков: Но, слава богу, что Галина Борисовна сняла. Виктор Шендерович: Я хочу сказать, уже в новом возрасте я это посмотрел, господи боже мой - как это все опять смотрится... Михаил Казаков: Во-первых, роман замечательный, во-вторых инсценировка Розанова превосходная, постановка Галины Борисовны замечательная - роли у всех, у нас с Олегом Павловичем - были. Я счастлив, что вообще это зафиксировано на пленку. Знаете, как обидно: был легендарный спектакль в "Современнике" "Голый король", осталось - три минуты на пленке. И так далее... Я вам такой мартиролог могу привести... Виктор Шендерович: Там был Евстигнеев? Михаил Казаков: Евстигнеев просто гениально играл, и Кваша. Я к тому, что у нас очень нерачительно относятся - и относились и, по-моему, - продолжают относиться к тому, чтобы что-то сохранять, фиксировать. Правда, я счастлив что сейчас идет по "Культуре" "Мастерская" Фоменко. Значит - сняли Петра Наумовича все спектакли, успели. А вот у Любимова - многое не осталось. Виктор Шендерович: Звонок из Петербурга. Георгий, здравствуйте, вы в эфире. Слушатель: Здравствуйте, приветствую вас. Из вашего радио я узнал удивившую меня цифру, что три четверти населения ратуют за сохранение прежних праздников. Я подумал: ведь даже в судебных инстанциях бывает - снова открывают дело по вновь открывшимся обстоятельствам. Почему так задолбили людям старые обстоятельства, что они не в состоянии воспринять эти вновь открывшиеся? Для меня это загадка. Спасибо. Михаил Казаков: Отвечайте, я не знаю, почему. Я, например - если речь идет о 7 ноября - спокойно как-то... Вот военные даты, день окончания войны - вот это для меня, что говорят клишированно, но - это "праздник со слезами на глазах". Потому что война... Я помню - и побибли многие, погиб брат мой. Вообще, как это можно забыть? Это - дата, навсегда. А 7 ноября... Виктор Шендерович: Наверное, люди, которые прямо пострадали - тех людей, для которых эта дата (7 ноября) - кровавая по-настоящему - их уже нет. А остальные... Я услышал очень интересную социологическую цифру, что три четверти россиян, при более подробном их опросе: почему вы хотите?.. Выясняется - привыкли. Всю жизнь был выходной - с 20-х годов. Михаил Казаков: Во-вторых, может быть, это та самая ностальгия - СССР. Это аберрация памяти: все плохое забывается, что пройдет, то будет мило. Сейчас плохо, значит - тогда было хорошо, оставьте нам хотя бы 7 ноября. Я не думаю, что из идейных соображений три четверти России мечтают о сохранении именно этого праздника. Но, с другой стороны, выдумывать новый тоже как-то странно. Виктор Шендерович: Праздновать изгнание поляков... Михаил Казаков: Убей меня бог, чтобы я помнил вообще... Виктор Шендерович: Я понимаю, что приятно насолить полякам, но не настолько же, чтобы это праздновать - спустя четыреста лет почти. А вот вам какое письмо из Новосибирска: "Михаил Михайлович, в 94-м году в Эйлате вы выступали перед преуспевающими молодыми людьми, которые прибыли на бизнес-школу из России. Для вас это, видимо, было непростое время - было заметно даже вначале, что вы растерялись немного, публика была развязная. Но меня потрясло, да и всех, пожалуй, когда вы начали читать Пушкина. Ничего подобного я не видел больше. По вдохновению и внутренней страсти вы покорили всех, нас было тысяча человек. Прочтите, если можно, что-нибудь прямо сейчас в передаче из Пушкина. Спасибо вам за то впечатление. Это все - навсегда". Михаил Казаков: Программное какое-нибудь стихотворение. Так много читаю, надо выбрать момент. Раз уж мы так... Не дорого ценю я громкие права, Виктор Шендерович: Александр Сергеевич Пушкин, "Из Пиндемонти". Написанное, кстати говоря, в те годы, когда его не пустили за границу - это очень смешная история. Из какого сора растут стихи... Михаил Казаков: Вы знаете, тут такая произошла история, я могу завестись на час и всю передачу говорить только про это. Я тут стал перечитывать в который раз "Онегина" - как в первый раз. Я стал читать вслух, как сумасшедший, в комнате - самому себе, подруге. И - начал плакать. И знаете, от чего? Не только от восторга. Я понял, что я - открываю... И - умру, и - не познаю, что там написано. На самом деле - не только из-за красоты. Как Ахматова говорила: "Онегина" воздушная громада", "энциклопедия русской жизни". Да нет, это энциклопедия жизни, это выше чем просто энциклопедия русской жизни, "описывает всё, как было в России". Да нет, он описывает что-то гораздо большее... Виктор Шендерович: У нас звонок из Петербурга. Ревека Евсеевна, здравствуйте, вы в эфире. Слушательница: Здравствуйте. Миша, я хочу вас поздравить с днем рождения. Я была - вы называли меня "практиканточка" - у вас в 10-м классе я преподавала английский. Мы потом много раз встречались. Я была, благодаря вам, на всех спектаклях "Современника" в Ленинграде. Михаил Казаков: Спасибо, дорогая. Я помню этот замечательный блаженный возраст, когда мы - молодые остолопы в мужской бурсе - в 222-й любимой моей школе ленинградской - к нам приходили студентки, мы уже на вас поглядывали... Виктор Шендерович: Валерий Аркадьевич из города Королева у нас на связи. Слушатель: Здравствуйте. Я с большим уважением и внимательно слушаю вашего гостя. Но сегодняшний день - он настолько неординарен. И хотелось бы задать такой вопрос: скажите, Миша, если бы сегодня в студии был оппонент, представитель другой стороны, который имеет другую точку зрения на события, ну, допустим, Мальштинский, историк, Сергей Кара-Мурза... Ведь 17 год, собственно - там такая драчка масонства была, и даже Корнилова сдали французы - масонам. У меня мнение о Корнилове совершенно изменилось, это совсем человек был другой. Как вы относились бы, если бы в студии был оппонент? Михаил Казаков: Я вам скажу: во-первых, я человек правдивый: я всего лишь актер или иногда режиссер, иногда литераторствую... Если говорить совершенно серьезно, я - не теоретик, не историк, не политик, не, не , не... Теперь: как человек, я мог бы поговорить, выслушать, подумать всегда - если есть какие-то серьезные аргументы. Когда же начинается - ну, даже если про масонство - это мы глубоко уйдем... А кто был Павел Первый? Был масоном? Николай Второй, который влез в войну - как известно - губительную. Причины? Боже, в какие мы дебри полезем. Я не настолько знаю историю, чтобы компетентно об этом судить. Если бы был оппонент... Что бы я сказал? Мне кажется, что речь шла только о том, почему три четверти населения нашей России, три четверти младше меня точно, у них ностальгия по 7 ноября? Это мне довольно странно - не более того, что я и сказал. А о роли Октябрьской революции, боже мой - о губительной роли, о трагедии - это тома. И будут написаны еще тома, тома и тома. Виктор Шендерович: Я только хочу сказать, конечно, можно еще послушать оппонентов, можно еще оппонентов Галилея послушать - по поводу того, вертится ли земля, можно выслушивать много оппонентов. Есть вещи, как мне кажется - уже неприлично спорить про какие-то вещи, по крайней мере, образованным людям. Я не говорю про тех, кто уже ходит с портретами Сталина, пускай они ходят, тут уже ничего не сделаешь. Но, мне кажется - вот звонил человек в эфир - "по вновь открывшимся обстоятельствам", столько открылось обстоятельств, столько уже фактов, что спорить про это, как мне кажется, уже неприлично. Три миллиона погибших хотя бы в одной гражданской войне - и миллионы погибшие в репрессиях, благодаря победе красных в итоге. Мне кажется, что память об этих миллионах людей просто делает неприличными эти споры. Это мое личное мнение. У нас Наталья из Уфы. Здравствуйте, Наталья, вы в эфире. Слушательница: Здравствуйте. Дорогой Михаил Михайлович, 24 года я хотела вам выразить большое спасибо за концерт, на котором я была. В 80-м году, когда вы читали про "Мусью Шампуня" Чехова, я буквально со стула сползала. Я никогда больше - ни на одном концерте, ни у одного актера - не видела такого ответственного и глубокого отношения к публике. Прямо насквозь это проникало. Михаил Казаков: Спасибо большое, а то неловко слушать комплименты. Виктор Шендерович: Спасибо вам большое. Я вижу, как мучается Михаил Михайлович. Михаил Казаков: Я стараюсь. Я днями читал концерт в Великом Новгороде. И я где-то даже писал об этом, бывает концерт в ленинградском зале филармонии, страшно - две тысячи мест, волнуюсь. Как это ни странно - может иначе волнуюсь, когда я читаю концерт на маленькой площадке где-то и думаю - получится или не получится? Как только уйдет это чувство "получится - не получится" - конец, надо кончать заниматься профессией. Виктор Шендерович: Звонок от Артура из Москвы. Здравствуйте, Артур, вы в эфире. Слушатель: Добрый вечер. Хочу вам сказать спасибо за ваше творчество. Я достаточно молодой человек, но я помню ваши фильмы, вашу игру. У меня вопрос по поводу Израиля. Как вы думаете, что дальше будет - вы там жили - после смерти этого человека? Михаил Казаков: Это так же, как если бы меня спросили, что вы думаете, что будет в России в 2020 году? Не знаю. Если бы я знал... Я знаю, что положение изначально трагическое - два народа на одной земле. И чем это все закончится - там ли, у нас ли с кавказской проблемой - или у кого-то еще в мире. К сожалению, это, по-моему, непредсказуемо. Виктор Шендерович: Я не буду уточнять подробности конца света, с вашего позволения. А коротко, вы не верите в возможность договориться там или на другой земле? Михаил Казаков: Честно говоря, я оптимист неисправимый, я всегда надеюсь, хочется надеяться и верить. Я знаю только одно - стремиться к этому - на всех землях необходимо - иначе, действительно, будет конец света. Виктор Шендерович: Наш корреспондент звонивший говорил о смерти "этого человека", видимо, Арафат имеется в виду. Я позволю себе сказать, что, по моему впечатлению, дело, увы, не в Арафате. Если бы дело было только в смерти или жизни Арафата и кого бы то ни было... - к сожалению, там все глубже и трагичнее. Но то, что смерть Арафата каким-то образом может качнуть весы ... Вопрос в том, в какую сторону и кто придет к власти. Они уже начали делить - над неостывшим Арафатом, вполне живущим - начали делить. Кто придет, от этого зависит очень многое. У нас есть звонок. Павел, здравствуйте. Слушатель: Добрый день. Всем здоровья, Виктору и Михаилу в сто раз еще больше. Михаил, я знаешь, что хотел спросить - поэзия Межирова. Виктор Шендерович: Павел, простите, пожалуйста, моего гостя сегодняшнего зовут Михаил Михайлович. Михаил Казаков: Можно Миша и "ты", я не против как раз. Просто вот - Саши Межирова, кроме отдельных строчек, замечательного поэта Александра Петровича, я только помню: "Артиллерия бьет по своим", гениальные строчки. "Мы под Колпиным скопом стоим, артиллерия бьет по своим... Недолет, перелет, недолет. По своим артиллерия бьет...". У него много очень хороших стихов. Я его, кстати, видел. Он в Америке, ему уже за 80, Саше. Вот сейчас по-стариковски не уйти бы в воспоминания всякие. Потому что познакомил меня с ним Антокольский Павел Григорьевич. Вообще я, когда начинаю вспоминать... Виктор Шендерович: Давайте повспоминаем на поэтическую тему, раз заговорили о поэтах. Немножко риторический вопрос - зная ваш репертуар, но - кто близок? Появились какие-то новые имена? Михаил Казаков: Вы знаете, у меня все остановилось, как бы, на Бродском. Но это не значит, что... Нет, допустим, я тут услышал, как читал свои стихи Кабиров. Я, грешен, мало сейчас изучаю, вникаю в поэтический процесс, происходящий в России. Допустим - я услышал стихи Кабирова, они мне понравились. Мне даже совестно стало, думаю: наверное, есть еще такие, может немного, но есть. А я - меня уже не хватает, ведь надо заниматься, снимать фильмы, играть короля Лира, дописать ещё одну книгу, над которой я собираюсь работать - "Живая галерея", концертировать, общаться с друзьями, с детьми. Говорю честно, счетчик считает с такой страшной скоростью, и ты все боишься не успеть доделать какие-то дела. Потом, например, сейчас будет фильм о Ефремове. Ну как я мог не принять участие в нем? Будет передача о Евстигнееве, о Дале "Любовь больше чем любовь", о Лизе, его покойной жене, я знал ее с детства, и об Олеге моем любимом. О Дружникове я недавно принял участие в передаче. Надо отдавать долги - вот это я точно знаю. И я злюсь на себя, что я не умею отказать кому-то. Как можно отказать ушедшим? - Нельзя Виктор Шендерович: Ушедшим точно нельзя. Тем не менее - по поводу долгов ушедшим. Один из слушателей спрашивает: "Как оценил Бродский ваше чтение его стихов?". Михаил Казаков: Это тоже отдельная тема. Если вы когда-нибудь прочтете мою книгу, извините за пиар - "Третий звонок", она вышла ничтожным тиражом в тысячу экземпляров, но там об этом подробно, о нашем споре, разговоре. Он первый раз сказал: "Какого черта читаете чужие стихи? Читать стихи должен читатель и человек, который написал". Но это было давно, это был 72-й год, ему было 32 года, и я - молодой. А потом он, кажется, принял. Почему я имею право об этом сказать? Я уже упоминал - я был недавно в Новгороде Великом, у меня был концерт. Подходит человек, он жил в Америке, сейчас приехал в Россию - Михаил Богин, режиссер. Подходит и говорит: "Миша, а ты знаешь, что Иосифу очень нравилось, как вы с Ахмадулиной записали (пластинка такая была, и она к нему попала) Тютчева?". Вы знаете, как приятно спустя... - уже сколько нет Иосифа, и когда была эта пластинка... - узнать, что вот это-то ему понравилось, хотя бы... Виктор Шендерович: Вы в своей программе, которую вы делали сначала с Алексеем Козловым, потом с Бутманом, одно из стихотворений читали под Бродского. Михаил Казаков: Я вам расскажу забавную историю. Когда он уже уехал, был выжат, так сказать, из СССР, я бывал у его родителей Александра Ивановича и Марьи Моисеевны. И Мария Моисеевна - скучали они очень по нему - свиданий не давали, они не могли поехать, он, естественно, не мог приехать... И она говорила: "Мишенька, почитайте как Йосенька". Я читал: "... прелестное дитя. Мать инженер, а батюшка - учётчик...". Он очень легко, он так характерно читал, характерно. Виктор Шендерович: Его было удовольствие пародировать. Михаил Казаков: Это не пародия, это стилизация. Легко очень, а других труднее. Виктор Шендерович: У нас звонок от Игоря. Здравствуйте, Игорь, вы в эфире. Слушатель: Здравствуйте. Хотелось бы поприветствовать Михаила Михайловича. Я вспоминаю, Михаил Михайлович к нам приезжал в институт Шереметьева лет двадцать назад. Не только поэзия - но в том числе, как он блестяще рассказывал историю об отношении, как мы разговариваем, русские - между собой. Про бутылку водки был блестящий юмор. Вопрос такой: Пушкин - это замечательно, это понятно. Как насчет Лермонтова? Еще подвопрос такой небольшой: если Лермонтов для вас дорог, есть у него одно стихотворение... Когда вас начинают допекать этими вопросами - типа 7 ноября и так далее, можно ответить одним стихотворением Лермонтова "Предсказание". Михаил Казаков: "Настанет год, России черный год, когда царей корона упадет...", и так далее. Я, кстати, сейчас записал альбом (опять пиар) Лермонтова, две пластинки. И я там выбрал самые важные для меня стихи, в том числе "Предсказание". И - абсолютно гениальное предвидение всего, что произойдет в России, непонятно, каким образом - беспрецедентное стихотворение. И стихи, допустим, "Валерик", кавказская тема - все у него тоже есть. Виктор Шендерович: Надо "Валерик" вместе с "Рубкой леса" прочесть в генштабе, устроить концерт шефский. Михаил Казаков: Многое можно было бы прочесть в генштабе, станут ли слушать? Виктор Шендерович: Наверное, станут. Понимаете, какая штука: частным образом - с наслаждением. Более того, каждый из них по отдельности подойдет к вам и скажет, что неплохо. Михаил Казаков: Если бы я прочел такие стихи Бродского: Генерал! Наши карты - дерьмо. Я пас. И так далее... Это тоже для генштаба и без генштаба. А написано-то когда - еще в 68 году. Виктор Шендерович: И совершенно по другому поводу. Поводы меняются, а генштаб... Михаил Казаков: Генштаб - ради бога, проблемы - остаются... Виктор Шендерович: Петербург, Галина Гавриловна, здравствуйте, вы в эфире. Слушательница: Здравствуйте. Уважаемый господин Казаков, вы знаете, я видела передачу по телевидению, когда вы уезжали. Помните? Показывали пустую квартиру. Я хочу у вас спросить, как сложилась у вас там актерская судьба, что вам удалось, чего нет? Михаил Казаков: Я вам так скажу: я поиграл там, я учил иврит. Что-то у меня получилось: преподавание, какие-то роли, там я начал русскую антрепризу. Вообще я ни о чем не жалею. Но, как видите, я вернулся, это вполне естественно. Это не означает, что через неделю я не поеду и с радостью не буду в Израиле читать поэтическую программу, как, впрочем, и в Америке или на Дальнем Востоке. Виктор Шендерович: Очень много писем приходит на пейджер с поздравлениями, я просто не имею возможность все прочесть. Одно только я хочу прочесть: "С 50-х я жила рядом с гостиницей "Советская", смотрю с особым интересом спектакли "Современника". Расскажите, пожалуйста, про вашу маму", - просит Наталья из Москвы. Михаил Казаков: Наташа, как же я про маму? У меня как: напишешь что-то, книжка выйдет, такое ощущение, что ты уже отговорил. Это не значит, что я не могу еще что-то рассказать про маму или про какого-то друга ушедшего или про папу, или про бог знает кого. Но вот так в двух словах... про маму - не получится. Виктор Шендерович: Роза Ивановна, здравствуйте, вы в эфире. Слушательница: Виктор, здравствуйте. Михаил Михайлович, огромное спасибо, что вы мне открыли Бродского - две кассеты ваши. Я плачу над вашей кассетой с Белочкой - над Тютчевым. С радостью услышала про альбомы. Где их можно купить? Мы вот не в состоянии альбомы покупать. Михаил Казаков: Я думаю - к сожалению, да. Слушательница: А вот кассеты нам наговорите, "Евгения Онегина". Михаил Казаков: Понимаете, я хочу сразу внести ясность: я записываю эти альбомы, кассеты... Простите, мы сами - я лично - со мной, простите, рассчитываются кассетами. Двести дадут кассет - гонорар. И цены, от нас актеров, клянусь, не зависят. Виктор Шендерович: Это как раз сейчас был ответ тем, кто прислал письмо от имени - почему-то - всех пенсионеров, которые убеждены, что Михаил Казаков вместе с другой еврейской интеллигенцией их обкрадывают. Видимо, кассеты вы им не дали... Михаил Казаков: Неохота жаловаться, но те, кто знает, я живу - поверьте, нормально. Живу в однокомнатной квартире - дач, машин не имею и ничего, живу себе... Читаю стихи. Виктор Шендерович: Поговорим, кстати, о стихах. Вопрос из Интернета: "Насколько поддается актерскому мастерству разного рода авангардная поэзия от Хлебникова до наших дней?", - спрашивает Дмитрий из Москвы. Михаил Казаков: Честно сказать... Вот Бродского же - можно считать авангардом? Нет - он шире авангарда, мне так кажется. Он, скорее, нео-классицист, хотя у него сложнейшие просодии и построения ритмические. Но вообще-то он - в том, что я делаю - он исключение для меня. Я очень ценю Хлебникова, но никогда не решился бы, не стал - читать его с эстрады. Даже Маяковского я читал мало, хотя восхищался им. Вот, например, замечательный поэт - Слуцкий, но я предпочитал Самойлова. Это не значит, что Самойлов выше Слуцкого - ближе по мелодии мне. Пушкинская линия, классическая линия, поэзия гармонии... В жизни столько дисгармонии, что хочется жизнь гармонизировать. И я нахожу радость в чтении гармоническом. Это не значит, повторяю, что я не буду ценить какие-то авангардные поиски. Виктор Шендерович: Спрашивают о вашем отношении к антрепризному театру и репертуару. Михаил Казаков: Тоже, вы знаете, тоже это была проблема. Мы держали антрепризу, потом отказались в силу разных причин. Одно скажу, что в антрепризе бывают спектакли - я не свои имею в виду, которых уже нет - но я знаю, что в антрепризе бывают удачные спектакли, равно как и в стационарах. С театром серьезнейшие проблемы. Театр - дом, в театре тоже сейчас происходит ломка, очень непростые процессы. Виктор Шендерович: Есть еще один вопрос с пейджера, но сначала вопрос из Москвы от Татьян Михайловны. Здравствуйте, вы в эфире. Слушательница: Добрый вечер. Я обращаюсь к вам, господин Шендерович, непосредственно, как русский человек. Зовут меня Татьяна Михайловна, фамилия моя Ярикова. Я вашу передачу слушаю каждую неделю и, если пропускаю, я очень горюю. И каждую неделю я слышу ужасные какие-то, идиотские кликушества и письма антисемитов о том, что, допустим, вот - евреи вот, обворовали... Я к вам обращаюсь как русская: пожалуйста, не зачитывайте вы больше этих писем, пожалейте остальных русских от этого позора. Пожалуйста, прошу вас сильно, умоляю. Виктор Шендерович: Татьяна Михайловна, спасибо вам большое. Понимаете, очень сложная штука. Спасибо вам большое, во-первых, за звонок. Это к вопросу о том, что не всегда прозваниваются такие люди, иногда прозваниваются другие. Но тут ведь, как сказать - а не будешь это зачитывать, получается, что ты тенденциозен. Михаил Казаков: Что ты боишься... и начинается все. Виктор Шендерович: Мне кажется, Татьяна Михайловна, при всем уважении. Я понимаю ваши чувства, мне тоже довольно противно. Уверю вас, то я прекрасно отдаю себе отчет, что эти, будем называть вещи своими именами, не вполне адекватные люди, которые такое пишут, что они только пишут, что они от имени русского народа. Это все глупости полные. Я все прекрасно понимаю. Михаил Казаков: Это равно, как люди говорят: все актеры - пьяницы или все актеры - бабники. Или все эстонцы - замедленные, все евреи - такие, все русские - такие-то. Как только человек говорит "все", он как собеседник для меня не существует. "Все" не бывают. Каждый человек - отдельные миры и так далее. Виктор Шендерович: Вернемся к театру. Татьяна Михайловна, в любом случае спасибо вам за звонок. Я постараюсь сдерживаться. Просто на пятом сумасшедшем письме как-то не выдерживают нервы. Поговорим лучше о театре. Вот замечательное письмо от Марии из Москвы. Вопрос: "Как на взгляд Михаила Казакова - как он оценивает русские пьесы, поставленные за рубежом в исполнении западных артистов? Я, - пишет Мария, - была приятно удивлена, посмотрев "Лес" в постановке Фоменко в Париже, в "Комеди Франсез" с французскими артистами". Михаил Казаков: Еще это - Фоменко, замечательный наш русский режиссер ставил. А я вам скажу больше: я видел "Чайку" лучшую, если не ошибаюсь, режиссер - француз Бонди, а ставил он - с австрийскими и немецкими актерами. Играли они на сцене Художественного театра - не так давноэто было, года три-четыре назад... Я лучше "Чайки" не видел: так понятый, русский Чехов. Когда-то и у Штайна были "Три сестры" замечательные. Но вот эта "Чайка"... Я видел, слава богу - сам играл, на иврите ставил. А вот такой "Чайки" я не видел. Так что все бывает. А бывает ерунда, которая - как и мы недопонимаем какие-то их пьесы... а иногда понимаем получше их. Виктор Шендерович: Тут есть две диаметрально противоположные точки зрения. Первая - что Запад есть Запад, Восток есть Восток, и мы никогда не сыграем графьев, о чем тоже пишет один из корреспондентов и что это все фальшиво. И они, когда пытаются играть русскую интеллигенцию, то не могут понять. Это одна точка зрения. А другая точка зрения, что со стороны, как раз, иногда бывает виднее - мы очень долго варились в этом соку. Михаил Казаков: Если придти к такому выводу, что кто-то кого-то не сыграет... Во-первых, я шесть шекспировских ролей играл. Или, ладно, Шекспир - это такое... Виктор Шендерович: Шекспир, всё-таки, это нечто - не английское. Михаил Казаков: Я приведу вам пример, может прозвучать хвастливо. Мы играли "Двое на качелях", с Таней Лавровой, с Лилей Толмачевой. Пьеса Уильяма Гибсона, ставила Галя Волчек. Американская пьеса, это был 62-й, если не ошибаюсь, год. Приехал Эдвард Олби - это американский драматург, посмотрел этот спектакль и сказал: "Я вообще-то не люблю Гибсона, с пренебрежением к нему относился, но вы меня убедили - советские артисты, русские артисты - что он написал хорошую пьесу". И такое бывает. Или делали "Вся королевская рать". Пэн Уоррен - ему показали часть этого фильма - он даже фотографию мне прислал с надписью. К примеру. И я убежден, что то же самое может быть с нашей пьесой за рубежом. Виктор Шендерович: Кстати, было грандиозное кино "Вся королевская рать". Михаил Казаков: Оно теперь принадлежит Белоруссии и его не показывают. Виктор Шендерович: Как?! Михаил Казаков: Так. Это - "Беларусьтелефильм". Но это - отдельная история. Там замечательные актеры играют. Виктор Шендерович: И Луспекаев должен был играть хозяина. Михаил Казаков: Он умер. Сыграл Жженов. Это, как не зацепишь, любая тема, а время бежит - и думаешь, как не расплыться в воспоминаниях. Виктор Шендерович: У нас звонок из Петербурга. Вениамин Ильич, здравствуйте, вы в эфире. Слушатель: Здравствуйте. У меня наболевший вопрос, опять же к Пушкину вернуться. Вот как ваше отношение к книге Вересаева о Пушкине? Михаил Казаков: Вы знаете, это гениально - мы все читали, увлекались этой книгой. Но пушкинисты мне говорили - я имел счастье беседовать, даже дружить и слышать мнения гораздо более компетентных людей, чем я - они говорили, "ну это все-таки не сильно глубокая книга" - я так своими словами высказываю. Хотя все равно читать ее - интересно. Одно время я читал, и читаю, сейчас выходят ещё какие-то новые. Пора остановиться - мне, я о себе говорю - уже написаны такие глубокие труды, на самом деле, об Александре Сергеевиче, что - дай бог, их-то успеть перечитать. Виктор Шендерович: Скажите, для вас важен носитель таланта? То есть для вас важны подробности, что он ел, с кем он спал, как он одевался? Или вам кажется, что это отвлекает? Михаил Казаков: Иногда, когда речь идет о тех... Как преодолеть любопытство, скажем, что там любил есть Пушкин - забавно. Он сам об этом писал... Морошку попросил перед смертью... Но интересно другое даже. Во всяком случае, когда Толстой, Пушкин. Гоголь. Любопытно узнать, что Жуковский придя в кабинет - Гоголь у него в кабинете писал "Вечера на хуторе близ Диканьки", и вдруг входит Жуковский и видит Гоголя в женском платье и в кокошнике, и он пишет... Это любопытно, что он в роль входил, когда Солоху писал. Такие вещи - жутко интересно. Или, допустим, узнать, как Пушкин читал стихи. Вот если бы услышать краем уха, как он сам читал. Виктор Шендерович: Кажется - монотонно, кто-то упоминал об этом. Михаил Казаков: Сторонники монотонного чтения ссылаются на фразу, он говорил: "Я пою". То есть манера такая. Есенин пел свои стихи. Трудно представить, хотя все может быть. Такие разнообразные, такие переходы, которые у него. "Извольте меня простить, не нужен прозаизм". Переходы тональные. Может быть - читал однотонно. Зощенко читал свои рассказы абсолютно монотонно. Но это автор, это другое. Авторское чтение и актерское чтение - это разные вещи. Виктор Шендерович: Звонок из Петербурга. Геннадий Павлович, здравствуйте, вы в эфире. Слушатель: Добрый вечер. Михаил Михайлович, с удовольствием вас слушаю, чуть не забыл свой вопрос... под вашим обаянием. Михаил Казаков: Спасибо за комплимент. Слушатель: Я вот что хотел спросить: понимаете, какая штука, вы уже немало живете в этом мире, и я тоже, чуть меньше, конечно, но, тем не менее. Вы знаете, что в литературе художественной, в науке, в искусстве и так далее - людей не так много остаются, имен по-настоящему не так много. А что позволяет остаться человеку - быть во времени и одновременно выпасть из времени, остаться навсегда? Михаил Казаков: А я откуда знаю? Виктор Шендерович: Какой хороший вопрос. Нет уж, не увиливайте. Михаил Казаков: Вы знаете что, мы все хотим оставить, неважно - актер, бухгалтер, некий след на земле. В детях, это знаменитое "посадить дерево" и так далее. Некоторые пишут дневники. Но вообще-то, задумываясь, я думаю: хорошо, что это снято, мой правнук увидит какую-то мою стихотворную.., неважно, фильм какой-то. Хотя бы, как минимум. Может сказать: у меня был прадедушка, там - дурак или, наоборот - не дурак или - ничего себе. Пожалуй, не более. А вот это: "Нет, весь я не умру. Душа в заветной лире мой прах переживет и тленья убежит". А дальше очень, кстати, скромно - я уже рассуждал на эту тему... Он потрясающий поэт незаменимых слов. Он говорит: "Жив будет хоть один пиит". Он же не сказал, что пока будет жив хоть один читатель или человек, он сказал: "И славен буду я, доколь в подлунном мире жив будет хоть один пиит". То есть если поэзию будут читать, наверное, меня будут вспоминать. Виктор Шендерович: Он рассчитывал на цеховую славу больше. Михаил Казаков: И на читателей, если поэзия сохранится. Виктор Шендерович: У нас минуты три до конца эфира, давайте мы их потратим на что-нибудь очень хорошее, прочтите что-нибудь - по вашему настроению. Михаил Казаков: По настроению? Когда так надо по настроению, еще три минуты остается. Виктор Шендерович: Бродского уже не прочтешь. Михаил Казаков: Сразу такое коротко-банальное. Бродского не прочтешь... Я думаю, знаете, такие строчки, я их очень люблю - Пастернака стихотворение, "Свадьба": Жизнь ведь тоже только миг, Ничего ни прибавить, ни отнять. "Как бы им в даренье", "как бы" - опять такое вот лукавство - пушкинского, кстати, толка. Я ведь люблю очень читать стихи, меня стихи заставлять читать не надо, хлебом не корми, но просто - когда время... Виктор Шендерович: А вы не смотрите на секундомер. Я вас не прерву. Первый раз, когда мы зашкалим. Михаил Казаков: Прямо не знаю, не ожидал. Сразу хочется, такие красивые завершения есть: Если жизнь тебя обманет, Такая виньетка гениальная. Виктор Шендерович: В эфире Радио Свобода - Михаил Казаков -свободный человек. Спасибо, Михаил Михайлович. С 70-летием вас. Даже не знаю, после того что вы прочли, уже говорить не надо. Михаил Казаков: После Пушкина вообще ничто "не хиляет"... Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
