Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[25-12-05]
"Все свободны" - разговор на свободные темыВ студии Валерий ПлотниковВедущий: Виктор Шендерович Виктор Шендерович: Мы находимся в студии Радио Свобода в Санкт-Петербурге. Действительно уже идет прямой эфир, и в студии Радио Свобода - фотограф Валерий Плотников. Валерий Федорович Плотников-Петербургский, как написано на его двери, табличка золоченая: "Плотников-Петербургский". Я уверен, что его не надо представлять нашим радиослушателям. Но, тем не менее, начну, пожалуй, с этого - Петербургский. Этот псевдоним еще с советских времен, Валера. Валерий Плотников: С глубоко советских времен. Из глубоко советских времен. Виктор Шендерович: Еще в ленинградский период ты так настаивал на этом именно петербуржстве. Это такая была принципиальность в этом вопросе, это был молодежный вызов или какое-то осознанное ощущение? Валерий Плотников: Я точно знаю, что как вы лодку назовете, так она и поплывет. И что только блокада Ленинграда возможна, блокада Санкт-Петербурга невозможна - это абсурд. Вот на таком уровне. Виктор Шендерович: Расскажи немножечко о том, о чем ты не рассказывал в многочисленных интервью - о самом детстве, до операторского факультета, до занятий живописью. Кто папа, мама? Валерий Плотников: Дело в том, что рассказать что-нибудь такое, чего я не рассказывал в многочисленных интервью, я рассказывать не могу, потому что такого просто нет факта. Это похоже на просьбу редакторов новую фотографию: "У вас новой фотографии Высоцкого нет?". "В каком смысле?". Нет, Витя, все уже сказано, все действительно практически известно. Я еще раз только могу сам удивиться тому, что, какое потрясающее время стояло на дворе и какая концентрация талантов, и гениев, и просто замечательных людей топталась от Екатерининского канала до Фонтанки, вот на этом участке, называемом Бродвеем. Виктор Шендерович: Стало уже банальностью говорить, что альбомы Плотникова - это летопись времени. Но это своеобразная летопись времени, потому что все-таки, мягко говоря, снимал ты не всех. Если бы историки изучали советское время, позднесоветское время по твоим альбомам, у них бы сложилось превратное впечатление о строителях коммунизма, об этом поколении. Это все-таки очень особенный слой, довольно узкий слой. Валерий Плотников: Очень узкий слой. Мало того, я думаю, что если бы исследователи посмотрели бы только на мои альбомы, они сказали бы: боже мой, какая прекрасная была жизнь, какие удивительные люди, один к одному. И ни одного строителя коммунизма. О чем, грубо говоря, в газете "Правда", "Труд", "Завтра", "Вчера", о чем писали эти газеты? Какие люди? Вот они. Изображение гораздо сильнее слова. Виктор Шендерович: Да, в связи с этим ты заслужил неоднократно обвинения в эстетизме. Валерий Плотников: Давай, Витя, называть вещи своими именами. Не в эстетизме - это самое мягкое, а в лакировке действительности. Виктор Шендерович: Ну да. Валерий Плотников: Не стесняйся, Витя, бей по живому. Виктор Шендерович: Бью по живому классику. Все-таки лакировка действительности, в каком-то смысле, разумеется. Валерий Плотников: Так не жили. Виктор Шендерович: Не Лихачев, не Лиля Брик составляли. Скажи, пожалуйста, раз уж такой провокативный вопрос возник, а что, остальные тебе неинтересны? Строители коммунизма, как ты их презрительно назвал, они в общем-то, как нас учили, всякий по-своему, они тебе неинтересны совсем? Ты их презираешь? Валерий Плотников: Извини, пожалуйста, презирать даже немножко не то слово. Дело в том: Сейчас, как точно сформулировать? Дело в том, что были люди по ту сторону барьера, буквально охраняемые, и были люди по эту сторону, то есть собственно охрана. И вот эти люди охраны неинтересны. Виктор Шендерович: В промежутке все-таки некоторое количество десятков миллионов было. Валерий Плотников: Витя, и тем не менее, это было для меня просто, я, извини, давно живу и очень хорошо наблюдаю. И вот это деление на "тех" и на "этих", причем тех, которые за колючей проволокой, я высоким стилем говорю, становилось все меньше и меньше, и они не оставляли за собой, к сожалению, следа и даже детей, внуков, просто они уходили из жизни и с ними уходил целый пласт совершенно необратимо. А, наоборот, скажем, люди охраны, как я их называю, они все множились, множились, и сейчас они, конечно, короли. Особенно трогательно, если раньше он был всего-навсего верным псом Русланом, то теперь он сидит на роскошном "кабане", "Лексусе", еще что-то, но у него все равно психология, и злоба, и внутренняя организация ВОХРы - вот точное слово вспомнил. Виктор Шендерович: Слово ВОХР я мог тебе подсказать. Мы вокруг него плясали. Взамен этих лиц что-то пришло? Валерий Плотников: Нет. Виктор Шендерович: Кого-то интересно снимать из 30-летних, 20-летних? Валерий Плотников: Нет. Дело в том, что есть славные ребята, талантливые. Но талант и, скажем, внутренняя наполненность, энергетика - это разные вещи совершенно. Просто, чтобы тебе сказать, я считаю, Олег Меньшиков практически единственный из тех, а все остальные - чудные, славные ребята, талантливые, еще более талантливые, менее талантливые, как говорят замечательно на том же радио, но они мне не любопытны. Потому что повторять слова той же нашей замечательной русской актрисы про талант, который может вскочить на любом месте - это таланты. Но в глазу нет ничего, больше того - нет взгляда. Виктор Шендерович: Ты обставлял, ты делал многих из тех, кого снимал, подозреваю, в ряде случае можно было выявлять значительность за счет фотографий, в ряде случаев мне казалось, ты ее подчеркивал, как минимум, или добавлял значительности антуражем, постановочность фотографии очень. У тебя не было ощущения, что ты за счет себя прибавляешь некоторых в своих фотографиях? Валерий Плотников: Больше того, я точно знал, что человек скажем по жизни не тянет на то изображение, которое я ему предлагаю, но я ему предлагал тот образ или ту фактуру, которую он бы мог себе позволить в жизни, и он был бы намного голов интереснее. Виктор Шендерович: То есть предлагал подтянуться до портрета человеку? Валерий Плотников: Практически да, и это самое точное слово. Виктор Шендерович: К вопросу о лакировке действительности, есть такая разновидность, понятная вполне психологически лакировки, то, что называется "по желанию заказчика", то, что в "Невском проспекте", если помнишь, художнику говорил татарин: ты нарисуй меня, чтобы я лежал, а рядом женщина. Такого рода потуги тебе встречались среди тех, кого ты фотографировал? Валерий Плотников: Нет, дело в том, что так как всегда решал я и лакировал я в ту или иную сторону и никто мне не мог сказать: Валера, сделай мне красиво. Виктор Шендерович: Эта формулировка не проходила? Валерий Плотников: Я тут же отсекал - это не ко мне. Виктор Шендерович: Продолжаю психологическое давление на гостя. Валерий Федорович Плотников-Петербургский у нас сегодня в прямом эфире. Одна и та же гипсовая голова на разных фотографиях, одна и та же пишмашинка или один и тот же пюпитр, одна и та же кухня, они и те же трещины на фоне я вдруг обнаруживаю в разных фотографиях. Понимаю, что это снималось в одном и том же помещении просто. Валерий Плотников: В двух. Виктор Шендерович: В двух. Но в двух помещениях сняты десятки портретов. Валерий Плотников: Или сотни, может быть, надо подсчитать. Виктор Шендерович: Вот это то, что одна и та же голова с проломанной затылочной частью гипсовая фигурирует в разных портретах. Валерий Плотников: Есть еще такой эпизод в моем творчестве, когда голова цела. Виктор Шендерович: Ее проломил кто-то из:? Валерий Плотников: Нет, при переезде из Москвы в Петербург я же, уже довезя практически до дверей мастерской в Петербурге. Виктор Шендерович: На самом деле значит это неважно, ты снимаешь совершенно разных людей, ты создаешь совершенно разные портреты, просто психология человека одного и другого ничего общего друг к другу не имеет, а при этом антураж более-менее один и тот же. Тебя это не смущает? Валерий Плотников: Иногда смущает. Особенно это смущает мою жену. Она говорит: сколько можно снимать, допустим, на одном и том же фоне? Я с ней соглашаюсь. Но дело в том, что у меня студия совсем не как у Ричарда Аведона, я имею в виду размеры и размах, а долгие-долгие годы у меня вообще не было студии, и я снимал на кухне, благо кухня Леонида Витальевича Собинова была достаточно велика. Но нарекания от читающей публики я имел, не я даже, а редакция журнала, когда говорили: что это у вас артисты все время в туалете снимаются? Народ тогда еще свято верил, что кафель бывает только в туалете. Виктор Шендерович: У нас есть звонок, первый радиослушатель прозвонился. Добрый день, вы в эфире. Здравствуйте. Слушатель: Добрый вечер. Меня зовут Игорь. Я хотел спросить у Михаила: самая известная фотография Владимира Семеновича, там, где он сидит на кубике с гитарой - это было сделано тоже на кухне? Валерий Плотников: Безусловно. Виктор Шендерович: Михаил - это Шемякин, с которым он вместе учился, одноклассник. А Плотников Валерий Федорович. Валерий Плотников: В принципе я откликаюсь и на Федю, ничего страшного. Да, это та же самая кухня. Это классическая фотография. Больше того, ее можно сейчас перелистать в третьем моем альбоме и убедиться. Виктор Шендерович: Альбом, полностью посвященный Владимиру Высоцкому. А почему изо всех персонажей, такой список очень славный, почему именно Высоцкий удостоился отдельного альбома? Валерий Плотников: Ты знаешь что, я сейчас понимаю, что такого же альбома мог удостоиться и Иннокентий Михайлович Смоктуновский, но все-таки по драматургии, по прожитой жизни, действительно по миру, по уникальности, по уникальности со всех сторон (сколько их - шесть, четыре или 12?), с любой стороны Володя уникален. И то, что нам с тобой довелось его знать и быть его действительно современниками, - потрясающая вещь. Я хотел лично это все выказать, у меня это получилось. И действительно я горжусь немногими вещами в своей жизни, но этим альбомом я просто горжусь. Виктор Шендерович: Уникальность Высоцкого-поэта, уникальность личности была тебе понятна тогда, когда вы познакомились в юности? Валерий Плотников: Знаешь: Виктор Шендерович: В тусовке? Валерий Плотников: Тогда, слава богу, не было массовки. Виктор Шендерович: Я говорил тусовка. Валерий Плотников: А я говорю - массовка. Я их даже слово "тусовка" не удостаиваю. Дело в том, что это был 67 год, поэтому такого понятия, во-первых, не было, и общение было на другом уровне. Общались люди, потому что хотели общаться, знали и имели что сказать друг другу, поделиться очередным. Виктор Шендерович: Я просто хочу сказать, ты мне польстил, сказав, что я знал Высоцкого, я его в личном общении это было два часа, скажем так. Но по пленкам, которые приносил отец, я могу сказать, что ранний Высоцкий, такие блатные стилизации, должен сказать, что мне это не казалось чем-то особенным. Потом стремительный взлет уже 70-х годов. Ты говоришь о 67 годе, и я говорю о нем. Первая встреча, было сразу ощущение выхода из ряда этого человека? Валерий Плотников: Ты знаешь - было. Мало того, это ощущение знаешь было чем продиктовано? Допустим, мы шли с Володей по коридору или студии или в театре и вдруг из него вырывалась строфа. Я чувствовал, что она откуда-то сверху упала, и он только ее артикулировал, он ее озвучивал. Это было так интересно: не было ничего и вдруг. Это было смешно, это не стихи были, это не была большая поэзия, но вот это вдруг из ничего. Виктор Шендерович: Ты упомянул Ричарда Аведона в качестве, говоря о студии, о фотостудии, что она не такого размера. Кто учителя вообще в этом деле? Валерий Плотников: В смысле, у меня? Виктор Шендерович: Да. Валерий Плотников: У меня, во-первых, учителя живописи - это Эрмитаж, это Пушкинский музей. Потому что по своему первому образованию я все-таки художник. И они в первую очередь задавали мне представление о прекрасном. А если говорить о фотографах, когда я уже совсем перешел, что называется, в простые фотографы - это, безусловно, Ричард Аведон, это Оливеро Тоскани, который, к сожалению, сейчас у нас... Виктор Шендерович: Переключился на экстремальные. Валерий Плотников: На исключительно виды спорт, нет - экстремальные виды фотографии, от которых меня шарашит. По крайней мере, у меня есть он молодой, у меня есть его фотографии и это был просто человек возрождения. Виктор Шендерович: У меня как раз вопрос о неожиданном ряде, для меня, по крайней мере. Я даже подозреваю, какие залы в Эрмитаже были у тебя любимыми, судя по твоим фотографиям. Вот эта постановчность фотографий, демонстративная постановочность фотографий, но есть несколько фотографий, которые я у тебя очень люблю, пойманных, совершенно не твоих. То есть если бы я не знал, что то фотографии Плотникова, я бы не догадался. Ты никогда не пытался снимать жизнь врасплох, в ее проявлениях? Валерий Плотников: Дело в том, что я тебе объясню и слушателям, дело в том, что когда я начинал, представь себе такую ситуацию, я мог себе позволить на персонажа, как я говорю, три-четыре кадра пленки. Когда я потратил на Высоцкого 8 - это был чудовищный перерасход, но я просто не мог остановиться. И я должен был в три-четыре кадра попасть. Поэтому жизнь врасплох - это замечательно, когда опять же у того же Аведона или просто у современных фотографов вижу по 12-20, как по-македонски стрельба от бедра. Виктор Шендерович: По 12 в секунду. Валерий Плотников: Я понимаю, что они могут себе позволить. Я должен был уложиться. И у меня на пленке, в которой 12 кадров всего, у меня было или три персонажа или четыре и все. Виктор Шендерович: Экономика, Валера, должна быть экономной. Валерий Плотников: Абсолютно. Это меня и дисциплинировало. Виктор Шендерович: У нас, кажется, есть звонок. Здравствуйте. Слушатель: Здравствуйте. Это вы меня слушаете? Виктор Шендерович: Да, да. Слушатель: Очень приятно. Меня зовут Сергей, поселок Туголесский бор Московской области. Я может быть несколько неожиданный вопрос задам вашему гостю. Он портретист, он довольно долгую жизнь прожил и уже успел кое в чем разобраться, как он говорил. Уже частично говорил, что пласты лиц прошли. Как он видит портрет нации современной? А как нацию назовет - россияне, русские, мы, наши - это уже его дело. Виктор Шендерович: Понятен вопрос. Спасибо. Валерий Плотников: Тебе понятен? Виктор Шендерович: Портрет нации некоторый собирательный. Ты бы стал фотографировать этого человека? Валерий Плотников: Ты знаешь что, я бы сказал так, замечательная в свое время была у актеров формулировка, причем докатастрофическая формулировка - весь в сером. Виктор Шендерович: Весь в сером. Валерий Плотников: Отбивает телеграмму в антрепризе из Вологды в Керчь, из Керчи в Вологду: встречайте поезд такой-то, вагон такой-то. И как основная примета - весь в сером. Виктор Шендерович: Валера, мне кажется, я искренне совершенно говорю, мне кажется, ты все-таки не то, чтобы чересчур строг, ты выступаешь как этакий Воланд. Если тебя сейчас попытаться одеть в какого-то персонажа, исходя из твоего текста, то это Воланд, который прилетел в Москву, смотрит и говорит какие-то печальные слова. Но между тем эти люди заслуживают, милосердие стучится в их сердца. Валерий Плотников: Витя, простая вещь. Дело в том, что фотография настолько удивительна, и объективная, и авторитетная вещь. Я в таких случаях, когда доходит, что называется, до топора в споре, я говорю: ребята, очень просто - возьмите любой мой альбом. Вот первая страница - Дмитрий Сергеевич Лихачев. Просто поставить к этому персонажу, к этой личности сейчас. Молчание. Вот что мне говорят: ну есть же таланты, ну не может же быть. Я говорю: не надо говорить "не может же быть", вот просто назовите мне фамилию. Если это уровень Домогарова, ребята, тогда я перед вами преклоняюсь. Виктор Шендерович: Мы продолжаем разговор с Валерием Плотниковым. Есть звонок, с него и начнем вторую часть. Вы в эфире, говорите. Слушательница: Здравствуйте. Виктор Шендерович: Добрый вечер. Слушательница: Я Людмила Борисовна из Санкт-Петербурга. Валерий, я хочу вам сказать вам восторженные слова. Я ваша модель, я стала ей совершенно случайно, я не деятель искусств. Ровно 20 лет тому назад, тогда так получилось, что Никитин. Валерий Плотников: Да, Володя Никитин. Слушательница: Никитин вас попросил поучаствовать в такой акции, что называется, показать, что может сделать хороший фотограф. Тем хорошим фотографом оказались вы, а моделью совершенно случайно я. Тогда 20 лет тому назад на Невском проспекте вы пришли ко мне со всей аппаратурой и сделали этот портрет. Он у меня с тех пор висит на стене эти 20 лет. Валерий Плотников: Замечательно! Слушательница: Его видели много людей за это время. И у всех этих людей создалось единственное впечатление, что Валерий Плотников - это замечательный, гениальный фотограф. И этот портрет, модель обыкновенная, а портрет изумительный. Спасибо вам большое. И все эти 20 лет, особенно через 20 лет это меня греет, и воспоминания приятные. И я вам приношу благодарность свою. Виктор Шендерович: Какой замечательный звонок. Спасибо вам большое. Ты помнишь этот случай? Валерий Плотников: Нет, к сожалению, я не помню этот случай. Было бы интересно действительно посмотреть и критически, с моей точки зрения, оценить эту фотографию. Все равно мне приятно. Виктор Шендерович: Конечно. Но самом деле я точно так же, как звонившая Людмила Борисовна, точно так же я могу сказать о том, что иногда, когда я смотрю на тот портрет, который ты мой сделал, я разделяю это чувство. Хочется быть похожим на этого человека, которого ты сфотографировал, потому что он немножечко кажется немножко умнее, немножко глубже. Все-таки добавляешь от себя - и это совершенно замечательное качество. Кого из коллег, я спрашивал об учителях, очень неожиданный, кстати, список, учитывая то, чем они сегодня занимаются, те, кто были твоими учителями, а из российских коллег, современников кто-то интересен? Виктор Шендерович: Ты имеешь в виду из сегодняшних? Валерий Плотников: Сейчас у нас есть, я думаю, где-то дюжина потрясающих настоящих мирового уровня фотографов прекрасных. Виктор Шендерович: Слушай, назови их фамилии, потому что им будет приятно. Валерий Плотников: Хорошо, потому что они знают, мало того, я это называл неоднократно, так что просто дело в том, что вся беда в том, что когда я заканчиваю этот список... Виктор Шендерович: Начинаются обиды. Валерий Плотников: Нет, нет, обиды не начинаются, я просто говорю о том, что мне их безумно не то, чтобы жаль, а труд их практически напрасен, потому что им нечего снимать. Потому что когда снимают, а они снимают, они профессионалы, и как они сами говорят, может быть сгоряча, как официанты: что прикажут, то и подадут. Снимают группу "На-На", "Зи-Зи", "ВИА Гра". Я как представлю себе снимать это. Виктор Шендерович: А ты карикатуру снять не можешь? Валерий Плотников: Витя, ты знаешь, мне настолько интересен мир и, слава богу, мне повезло - у меня есть альбомы. У меня есть и в архивах кое-что. И вот эта публика, мы сейчас с тобой сидим так замечательно разговариваем, разговор ни о чем называется. Но когда всерьез по телевидению спрашивают у Алены Апиной или у еще кого-то о судьбах России, я думаю: ребята: Виктор Шендерович: Между тем именно ее в широком смысле: Валерий Плотников: Судьба России и волнует. Виктор Шендерович: Именно ее мнение по большому счету и этого круга и определит судьбу России. Потому что Лихачев и те, кого фотографировал ты, свое участие в судьбах России, они что могли - сделали, и большая часть из них уже не живет вообще. А вот эти, условно Алена Апина, они определяют судьбу России. Валерий Плотников: Хорошо, тогда я скажу еще, добавлю: когда спрашивают об этом у Алены Апиной не Алена Аллегрова, кто-то еще, а люди нашего с тобой круга. Я вот о чем говорю. Виктор Шендерович: У нас есть еще один звонок. Наладилась связь между Питером и всем миром. Пожалуйста, вы в эфире. Слушательница: Здравствуйте. Я не могу не выразить свою радость по поводу того, что я удостоена чести говорить лично с Шендеровичем, которого я уважаю необыкновенно, и соответствующий ему собеседник сегодня. Будь добры, ответьте на вопрос: сейчас в моде такой жанр фотографий, когда берут современную заурядную голову, присоединяют к торсу Наполеона и выдают это за искусство высокое. Причем авторы превозносятся, восхваляются, я не буду называть фамилии. Валерий Плотников: Я понял, о чем речь. Если вас не обидит, я уже понял, что вы хотите спросить. Я вам скажу: дело в том, что это не вопрос фотографии - это вопрос светской жизни. Так что вы не расстраивайтесь. Это московская светская жизнь. Виктор Шендерович: Так, так, прекратите, товарищ. Что значит московская? Валерий Плотников: Вот то и значит, Витя - это та самая московская тусовка. К счастью, большому моему счастью, там четыре, пять, шесть удачных вещей, туда, к счастью, в это удачное попадание пять-шесть и визави мой попал, он знает об этом. Потому что если бы, не дай бог, из него сделали фотографию Филиппа Киркорова или Жирика, то мы бы с ним просто не разговаривали. К сожалению, вернее, к счастью, в том варианте есть несколько очень удачных портретов. Дело в том, что так как мы до сих пор сильно оторваны от Европы, то в том же Лондоне, Париже есть специальные фотографии, куда приходят с семьей или с подругой, с женой, вас гримируют, вас одевают в шляпы с перьями, насчет духов не знаю, не обещаю, и делают вам красиво. Просто у нас возвели в ранг гламура, а там это ширпотреб. Там, пожалуйста, придите, из вас сделают Уэйна, из вас сделают Лоренса Оливье или, наоборот, Аравийского, кого угодно. Это не проблема. Это, я говорю, не расстраивайтесь, это не фотография - это вопрос светской московской жизни. Виктор Шендерович: У нас есть еще звонок. Пожалуйста. Слушатель: Благодарю вас, Виктор, за устойчивое приглашение прекрасных собеседников. Валерий Федорович, вот такой вопрос. Вот, кажется, Репин, рисуя императрицу Александр Федоровну, она получилась у него злая, и она обиделась на него. Если у вас собеседник злой, нехороший, как он у вас получается, каким он получается - правдивым или вы его ретушируете? Валерий Плотников: Во-первых, я не ретуширую. Во-вторых, вы знаете, мне везет в жизни, у меня нет злых собеседников или, скажем, персонажей. И даже если попадается крайне редко человек мне не симпатичный, не то, чтобы я стараюсь найти в нем хорошее и доброе. Виктор Шендерович: Ищи в плохом доброе, как говорил Станиславский. Валерий Плотников: Только очень большая лопата нужна для этого. Я снимаю его, скажем, так таким, каким он есть. Но еще раз повторюсь, мне просто везло и злых людей я в своей объектив не пускаю. Виктор Шендерович: Я могу раскрыть маленькую тайну, но, правда, это для домашнего пользования. Если обнаруживается потом, что кто-то из людей, снятых в некоторой групповой фотографии, вдруг резко разочаровывает Валерия Федоровича, он с ним поступает просто как: Валерий Плотников: Сейчас особенно. Виктор Шендерович: Он с ним поступает просто как Коровьев поступил: он его высылает в Ялту, вон с жилплощади. Я только что видел фотографию, где еще недавно помню, что в кресле сидел человек. Я смотрю: все вокруг есть, а человека в кресле нет. Валерий Федорович воспользовался услугами компьютера и его просто изъял из действительности, и этого человека не осталось в истории после этого. Валерий Плотников: Больше того, как вариант, к сожалению, с каждым годом все множится и множится этих людей, которые не то, что злые, а на мой взгляд, глупы и недалеки, и они просто перестают существовать в моем архиве. И когда ко мне обращаются из периодических изданий, зная, что у меня этот человек есть, я говорю: все, в моем архиве этот человек не значится, ко мне больше по этому поводу не обращайтесь. Виктор Шендерович: У нас еще есть звонок. Пожалуйста, вы в эфире. Слушательница: Добрый вечер. Это из Петербурга. Я хочу сказать Валерию Федоровичу, что лет 20, а может быть и больше, была выставка в Доме молодежи. Валерий Плотников: Была. С Юрием Ростом. Слушательница: Там были вы, были ваши портреты и Юрия Роста. И ваши были такие, то, что теперь называют гламуром. Валерий Плотников: Совершенно верно. Слушательница: А Рост был черно-белым - совсем другое. Но так приятно, что теперь гламур совсем другой, и вы не там. Большое вам спасибо. И еще Виктору за то, что он вернулся после избирательной кампании живой и невредимый. Виктор Шендерович: То, что живой и невредимый - это не мне спасибо, но я обещал вернуться. Конечно, вернулся. Валера, о Юрии Росте, который абсолютный антагонист по эстетике твой и, как я понимаю, вполне: Валерий Плотников: Больше того, мне приятно, что мы затронули эту тему. Потому что на той выставке настоял я. И мне говорили: что ж ты, лакировщик действительности, а Юра сама правда неприкрытая, неприкрашенная, неукрашенная, затопчет тебя. Мало того, у нас есть отдельные персонажи совпадающие. Виктор Шендерович: Лихачев тот же самый. Валерий Плотников: Я говорю: ничего, от этого выиграет человечество в целом. И выставка, по-моему, получилась прекрасной на контрасте, на том, что человек может быть и таким, и таким. Это живой человек. И больше того, я иду дальше, и мы теперь с Юрой попытаемся сделать совместный альбом, посвященный Грузии, как приношение Грузии, приношение Тбилиси. Мало того, что это прекрасная страна, мы еще хотим этим самым показать, что мы сами решаем, с кем нам дружить, я имею в виду и нации, и страны. Виктор Шендерович: То есть вы никому это дело не перепоручаете? Валерий Плотников: Абсолютно. Более того, мы видим, что на них просто: Виктор Шендерович: Надежды нет. Валерий Плотников: Абсолютно. Потому что как сидели. Молчание. Идет пип-пип-пип. Так они и сидят. Мы сами с Ростом разберемся: Виктор Шендерович: С любимой Грузией. Валерий Плотников: Абсолютно. Я надеюсь, по крайней мере. Виктор Шендерович: Я как зритель, посетитель с нетерпением жду этой выставки. Валерий Плотников: Это не выставка - это будет альбом. Виктор Шендерович: Альбом. А как называется, читатель - это который Толстого читает, а человек, который покупает твой альбом, он кто, как его называть? Подумай пока, а у нас звонок. Валерий Плотников: Филокартист. Виктор Шендерович: У нас звонок, пожалуйста. Слушатель: Виктор Анатольевич, здравствуйте. Виктор Шендерович: Здравствуйте. Слушатель: Я Валерий Федорович. Вопрос такой у меня к вам. Я Радио Свобода слушаю постоянно, очень хорошая радиостанция, и информацию на 85%, как говорится, я получаю с Радио Свобода. Вопрос такой, немножко вопрос обывателя. Вы, как говорится, работали в передаче по НТВ "Куклы". Очень хорошая была передача. Виктор Шендерович: Вопрос Валерию Федоровичу. Слушатель: Меня вопрос такой интересует: с чем связано, что сейчас этой передачи нет? Виктор Шендерович: Понятно, спасибо. Чудесно! Валерий Плотников: Святой человек просто. Виктор Шендерович: Этот человек, полный тезка твой, позвонил, замечательно. Такое ощущение, что он позвонил не из другого пространства, а из другого времени или совсем из другого пространства. Валерий Плотников: Или с другой планеты. Виктор Шендерович: Валерий Федорович, я сейчас обращаюсь не к Плотникову, а к радиослушателю, я вам обязан доложить, что пять лет назад в России появился новый президент. Этот президент последовательно начал уничтожить некоторые демократические свободы, начав со свободы слова. И в качестве самого яркого выразителя на федеральном пространстве он начал с телекомпании НТВ, на которой выходила моя программа "Куклы". Вот я рассказал человеку о прошедшем за пять лет. Валерий Плотников: "Свобода слова и изображения" теперь надо говорить. Виктор Шендерович: Свобода слова и изображения - замечательно. Потому что свобода слова у меня осталась, а со свободой изображения как-то проблемы. Вообще замечательно, это очень классический звонок, между прочим, потому что вопрос: Валерий Плотников: Если это, конечно, не шутка. Виктор Шендерович: Это не шутка. Регулярно, у меня сейчас был замечательный избирательный опыт и на встречах с избирателями реглярно: а что-то вас не видно на НТВ? Причем говорят - на НТВ. С НТВ вообще в 2001 году было покончено, две телекомпании с тех пор закрыли. А что-то вас не видно? Я начинаю политпросвет: вы знаете, у нас изменилась власть: А люди, причем живущие здесь же, в том же Университетском округе в Москве, как с другой планеты. Скажи, пожалуйста, ты газеты читаешь? Вообще как ты узнаешь об изменениях в мире? Я знаю, что новостей не смотришь, смотришь кино хорошее, фотографией занимаешься. Валерий Плотников: Об изменениях в мире? Виктор Шендерович: "КоммерсантЪ" ты открываешь? Валерий Плотников: Мне не надо читать "КоммерсантЪ". Ты знаешь, как я узнал о том, что демократии в этой стране нет и не будет никогда? Виктор Шендерович: Насчет "никогда" давай так... Валерий Плотников: Никогда. Виктор Шендерович: Это рабочая версия Валерия Плотникова. Валерий Плотников: Это рабочая версия. Очень просто: если ты помнишь, на реке Москва стоит здание Совмина, а за зданием Совмина идет параллельно Москва-реке улица Заметнова, Наметнова, не суть как, и была эта улица раньше проезжей и прохожей. Но им негде было ставить свои машины. Виктор Шендерович: А машины большие. Валерий Плотников: А машин много. Они взяли эту улицу и отрезали себе нормальную муниципальную улицу, которая принадлежит городу. И для этого не надо было никакого постановления, изменения в конституции, просто взяли и никто в городе не открыл рта и не сказал: простите, пожалуйста, это муниципальная земля, и ваши проблемы, вы можете брать ваши машины подмышку и подниматься к себе в кабинет. Больше того, я не говорю про проезды кортежа нашего президента, которые по 45 минут стоят. Но просто нормально, мне очень понравилось, когда возродили центральную полосу и опять стало что-то такое родное, знакомое, близкое и повеяло. Думаю: сейчас политбюро поедет. И поехало. Виктор Шендерович: И поехало политбюро. Валерий Плотников: Так что на этом уровне, мне не надо читать газет, надо просто смотреть вокруг и видеть. Виктор Шендерович: Я вполне, этот опыт, этот способ узнавания самый надежный. Валерий Плотников: Говорить можно что угодно, что мы сейчас новый мир построим. Мы построили. Виктор Шендерович: Мы построили как раз тот самый новый, из которого мы вышли уже. Я тут второй день в Питере, вчера в Питер одновременно приехали:. Валерий Плотников: Говори "город на Неве". Потому что Питер - это говорит Невзоров. Это и не Петербург и не Питер - это город на Неве. Виктор Шендерович: Ленинбург. Валерий Плотников: Ты еще скажи Говноград, извините, пи-пи-пи. Есть политкорректное умолчание - город на Неве. Виктор Шендерович: Вот в этом городе на Неве я вчера был, и вчера в город на Неве одновременно приехали президент Российской Федерации и Дед Мороз, и город этого не выдержал, перекрыто было все. Поодиночке, видимо, город как-то выдержать мог, но вместе все - город просто встал. Так что не только нам достается. Все-таки хорошо, что иногда Владимир Владимирович приезжает на родину. Сейчас в Москве люди ездят, например. Ладно, извини. И у нас есть звонок. Здравствуйте. Слушатель: Добрый вечер. Виктор Шендерович: Добрый вечер. Говорите. Слушатель: Уважаемый господа, это Сергей Львович из Москвы. Я хотел спросить, каким образом удается вам запечатлеть этот неповторимый миг, который будет жить потом, пожалуй, что и в веках? И еще: просят ли некоторые политтехнологи из Кремля запечатлеть их, как в свое время некоторые просили? Виктор Шендерович: Замечательный вопрос. Валерий Плотников: Вы знаете, как удается - это вопрос достаточно простой для меня. Виктор Шендерович: Ты ответь на второй вопрос, а я на первый за тебя. Валерий Плотников: Я на второй. Обращаются. Я говорю то же самое, что говорю по поводу архива, что не держим-с, не снимаем-с, просто это не про меня. Виктор Шендерович: Люди правильно понимают, они хотят в хороший ряд. Я их в этом смысле очень хорошо понимаю. В этом смысле мне не кажется такая повышенная чувствительность и брезгливость Валерия Федоровича излишней. Потому что, мне кажется, что мы как раз живем, правда, у него она доведена до абсолюта, и я даже иногда вступаюсь, как вы видите, за время и население. Но, тем не менее, мы страдаем не от избытка брезгливости, а от ее недостатка, с моей точки зрения. А на второй вопрос я попробую... Валерий Плотников: Можно я еще фразу вставлю небольшую, небольшой фрагмент в воспоминания. Но если бы предложили такую сумму, как Шендеровичу много лет тому назад, может быть и спекся бы. Виктор Шендерович: Это старый анекдот. Валерий Плотников: Помнишь, я тебе открыл глаза тогда на мир? Виктор Шендерович: Старый анекдот замечательный, что я не продаюсь. Ответ: а вас покупали? Замечательно. А на второй вопрос, как получается у Валерия Плотникова, я расскажу как получается, потому что я помню, когда много лет назад, уже много, пожалуй, лет шесть назад я удостоился чести и был сеанс фотографирования, я помню, что в процессе сеанса я затаил, честно говоря, обиду на Плотникова, потому что у меня было полное ощущение, что он халтурит. Как-то так поставил... Валерий Плотников: Отбивает номер. Виктор Шендерович: Шляпу кинул мне на башку, куда-то посадил и с прибаутками какими-то начал щелкать фотоаппаратом, благо сейчас у него, видимо, запасы пленки по сравнению с 70 годами: Валерий Плотников: Там была пустая кассета просто. Виктор Шендерович: Да, да. Как пустая кассета? Валерий Плотников: Я сначала ставлю пустую кассету, что называется, на разогрев. Виктор Шендерович: Чтобы человек расслабился. Валерий Плотников: Чтобы он привык к этому. Виктор Шендерович: В общем он еще и обманщик. Валерий Плотников: Наоборот - он психолог. Виктор Шендерович: И долго он щелкал. У меня было впечатление, что это полная ерунда и человек отбивает номер. Когда потом получилось несколько замечательных фотографий, где я был гораздо лучше, чем я сам, вот тогда и понял, что какой-то секретик там, видимо, удивительный существует. Потому что я так и не понял, когда это было сделано. Валерий Плотников: Это касается нашей самой первой съемки, во второй и третьей уже извини. Виктор Шендерович: Было основательнее. "Фотография моментальная, чистосердечная, навек" - такие слова на альбоме замечательные. Твои слова или откуда-то подсмотренные? Валерий Плотников: Как уверяет Сережа Соловьев, - это афиша на какой-то провинциальной: Афиша - хорошо я сказал. Это вывеска на какой-то провинциальной фотографии. Виктор Шендерович: Моментально, чистосердечно и навек - это замечательно. Фотография чистосердечная - вот эта чистосердечность кажется тебе важной в этом жанре? Валерий Плотников: Для меня абсолютно. Виктор Шендерович: Твоя чистосердечность или чистосердечность персонажа? Валерий Плотников: Ну в первую очередь моя, а потом и персонажа. А если персонаж, что называется, зачервивел, то мы его изымаем из обращения, чтобы не портил рядом лежащие. Виктор Шендерович: У нас две минуты до конца эфира, но я рискну задать, довольно серьезную тронуть напоследок эту тему. Такой пессимизм, такой демонстративный пессимизм, что, в этом нет ни капли маски? Есть ощущение того, что никогда мы не сможем преодолеть чудовищную гравитацию истории? Валерий Плотников: Витя, во-первых, это не пессимизм, я просто смотрю объективно на вещи, всегда объективно смотрю на вещи. А потом ничего, не страшно, остается природа, остается музыка, остаются книги, остаются пока еще собрания Эрмитажа и Русского музея. Остается, к сожалению, все сужающийся круг друзей. Ну и самое главное, что мне всегда напоминает Светочка, что уныние - великий грех. Поэтому просто уныния в этом нет. Расстройство есть - да. Виктор Шендерович: Преподаешь? Кого-нибудь есть, кого:? Валерий Плотников: Это бессмысленно, потому что я снимаю сердцем. И действительно, самое большое и самое сложное в моей работе - это заставить тебя взглянуть так, как мне надо, чтобы ты потом уже на изображении смотрел на себя и думал: какой же я интересный, какой же я, оказывается, глубокий и неповторимый. Виктор Шендерович: Ну вот сотни, наверное, фотографий или не так много фотографий, которые ты включил в альбомы, сотни, все-таки назови те портреты, тех людей, которых считаешь самыми главными работами в своей жизни? Валерий Плотников: Их не так много. Это дядя Саша Орлов, это Григорий Михайлович Козинцев, да, конечно, Дмитрий Сергеевич Лихачев и боюсь кого-то забыть. Виктор Шендерович: За 15 секунд, я назову еще портрет Иннокентия Смоктуновского с птицей на плече. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
