Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
23.11.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 История и современность
[18-06-00]

Разница во времени

Автор и Ведущий Владимир Тольц

Андрей Зубов:

Сейчас, когда пытаются реанимировать идею Великой Отечественной войны, пытаются идти путем советской идеологии...

Елена Боннер:

Война та была, может быть, “священной коровой”, но для властей она всегда была “дойной коровой”...

Андрей Бабицкий:

Каждая вторая российская бронемашина или танк украшена красным флагом. Это есть первейшая душевная потребность связать себя с событиями прошлого, безусловными по своему нравственному смыслу...

Владимир Тольц:

Великая Отечественная... Одна на всех.- Продолжение легенды и ее цена

Вот уже скоро 6 десятилетий пройдет с той роковой ночи, как войска дружественной СССР гитлеровской Германии пересекли советскую границу, с того дня 22 июня 1941 года, который историки именуют началом Великой Отечественной войны. Но война эта, эти 4 кровавых тяжелейших года, ставших, по-моему, высшей точкой развития советского общества, до сих пор не превратилась целиком в эпизод исторический. И дело даже не в том, что до сих пор многие документы той поры недоступны исследователям и хранятся государственными ведомствами как самая актуальная военная тайна, что позволяет иным историкам, как пресмыкающие поменявшим свою партийно-идеологическую кожу, сохранять тело многие годы кормившего их сталинского еще военного мифа. И не все объясняет то обстоятельство, что до сих пор, слава Богу, живы участники той далекой войны, как и все мы, плотно спеленатые официозной легендой Отечественной войны, возникшей еще до ее - войны - начала. На этой легенде взращено уже не одно поколение советских и постсоветских людей. Но сама она, старея, в отличие от ветеранов не увядает. А от нее продолжает кормиться сонм поддерживающих и охраняющих ее жизнь - от устроителей детских военно-спортивных игр и военно-патриотического воспитания юношества до сочинителей песен, сурово-сентиментальных сочинений к очередной дате и кинофильмов, в которых на ложку новой правды о войне приходится бочка старой и новой лжи о ней. ("Кому война, а кому мать родна...") И хотим мы того, не хотим, - все мы остаемся детьми той войны, сколько бы их потом - и Афган, и Чечня - ни было. (Это ведь не случайно, что чеченские боевики обзывали российских солдат "немцами", "гансами", "фашистами", а они отвечали им порой тем же.) Отечественная война, может быть, самый наглядный пример "незавершившейся истории". А потому, как по законам военного времени, отступление от ее закостеневшей, но живой легенды, до сих пор карается весьма и весьма...

Для меня самым ярким подтверждением этого в последние годы были обоюдоострая реакция российского общества и официозной российской военной историографии на книги шпиона-перебежчика Владимира Резуна (он публикуется под псевдонимом "Виктор Суворов") - его самого и его построения годами обличает армия профессиональных историков, но это только подливает масла в огонь - его сочинения расходятся миллионными тиражами. На фоне этого нельзя не упомянуть горькую судьбу истории войны, создававшейся под руководством оппонента Виктора Суворова покойного ныне генерала Дмитрия Волкогонова, а из недавнего - историю с фильмом о войне и о Суворове ("Последний миф" называется этот 18-серийный фильм, от премьерного показа которого на РТР отказался нынешний министр Михаил Швыдкой, сославшийся на "сложное положение" в стране.- Фильм, вызвавший бурную и бестолковую реакцию в прессе, показали по ТВ-6, а его "пилотную" серию по НТВ.)

О "Ледоколе" Суворова, вышедшем в России миллионными тиражами, многократно превышающими тиражи сочинений его оппонентов, я и мои коллеги говорили еще более 10 лет назад. Добавить тут нечего. Из мозаики общеизвестных и часто забытых высказываний и фактов талантливый шпион построил увлекающую читателя гипотезу планировавшейся Сталиным наступательной войны за мировое торжество коммунизма. Именно к ней он, по мнению Суворова, и готовил армию и страну. Поэтому когда Гитлер напал первым, СССР оказался не готовым к войне оборонительной - Отечественной.

Но история не строится на гипотезах. Нужны подтверждающие их документы. Об этом я не раз говорил и самому Суворову-Резуну. Поначалу он ссылался на некие документальные материалы, которые мы - непосвященные - не знаем, а он-де видел их, когда учился на шпиона. Затем на недоступность документов, которые подтверждают его гипотезу. На русском издании своей книги он написал мне "Не пройдет и ста лет, и документы будут найдены. Верю." - Блажен, кто верует ...

Но пока эти документальные подтверждения версии Суворова (или ее столь же документальное опровержение) нам недоступны. - Почему? Этот вопрос задают и авторы фильма "Последний миф", являющегося не только телевизионной версией гипотезы Виктора Суворова, но и драматическим рассказом о судьбе писателя-шпиона. Почему, - вопрошают они своим многосерийным детищем, - история Великой Отечественной по-прежнему остается неприкасаемой "священной коровой", прикрытой попоной устаревших идеологических табу? - В фильме нет ответа. Но многочисленные его зрители и критики сразу стали высказывать свои догадки и почему скрывают документы, и почему оттягивали его - фильма - показ. Один из них написал в "Новых Известиях":

“Государство ведет войну, и разоблачение тайн военно-политической истории на государственном телеканале при участии советского разведчика-перебежчика кому-то показалось неуместным”.

Понятно, что пока история является собственностью государства, покуда она остается элементом текущей политики, она не может завершиться. Поясняя (оправдывая по сути дела) нынешнюю ситуацию, критик из другой газеты пишет:

“Дело в отсутствии в стране контекста, в который можно было бы поместить любую острую или маргинальную концепцию, не боясь неадекватной реакции несознательных масс”.

"Правда" растолковывает эту "реакцию":

"Ледокол" - слишком уж откровенно, бездоказательно и бездарно тявкает на святое для каждого из нас понятие: подвиг советского народа в Великой Отечественной войне”.

Что ж, как и российские историки, как и советский патриот-предатель Суворов, как и создатели фильма "Последний миф", я адресую свои передачи прежде всего российской аудитории (в том числе тем, кого газетный критик именует "несознательными массами", живущими в условиях отсутствия подходящего "контекста"). Сегодняшнюю, в канун очередной годовщины немецкого нападения на СССР, я хочу этому самому "контексту" и посвятить.

Вопрос такой: что значила и значит для нас ныне в условиях, когда государство уже не владеет монополией на историю, но еще не отказалось от собственнических претензий на нее, что для нас значит, так еще и не ставшая настоящей историей, Великая Отечественная война?

Для ветерана войны Елены Георгиевны Боннер эта война центральное место недавнего прошлого.

Елена Боннер:

Не было другой, кроме Отечественной войны темы, в которой исторически мы не как толпа, а как народ, ну вот не видим за собой светлого и высокого. Война та была может быть, “священной коровой”, но для властей она всегда была “дойной коровой”. Ну а чем еще советской власти похвастаться? Чем - Магниткой, Днепрогэсом, другими так называемыми “стройками коммунизма”, где сотни и тысячи в мерзлую землю закапывали зеков? Всегда возникает вопрос - а стоит ли этим хвастаться? А здесь, несмотря на весь ужас и грязь войны, а это тоже было, все-таки был период, когда советский народ был народом, а не быдлом. А во все остальные периоды своего существования мое поколение, включая всю эту научную, литературную и всякую элиту, быдло. Только тогда оказалось возможным создать ту общность, которая называется народом.

Владимир Тольц:

Мой коллега Андрей Бабицкий - человек совсем другого поколения и судьбы, побывавший на совсем других войнах.

Андрей Бабицкий:

Думаю, что мое ощущение Отечественной войны отчасти отличается от некого усредненного к ней отношений людей моего поколения. Для меня война сохраняет свои живые приметы в моей собственной судьбе или в судьбе моих родителей. К примеру, со слов моей матери я знаю, что 13 ее, а, соответственно, и моих еврейских родственников были расстреляны в Бабьем Яру в Киеве. Сама мама, девочка в те годы, пережила тяжелейшие несколько лет в эвакуации, растеряв всех своих родных. Уже эти сведения, непосредственно относящиеся к истории моей семьи, всегда были для меня непреложным доказательством подлинности войны как войны, исторической катастрофы, которую пережили все народы, в нее вовлеченные, и люди. А так в детстве и юности были традиционные встречи с ветеранами в школе, какие-то боевые линейки, если я правильно помню, бесконечные книги и фильмы о войне. Я, как и большинство моих современников, впитал поначалу вполне школьную героику Великой Отечественной, но со временем, когда опять-таки по книгам, запрещенным при советской власти, я открывал для себя изнанку войны, отношение усложнялось. И был момент перелома, когда я окончательно определил для себя природу двух режимов - нацистского и коммунистического, как однотипных, различающихся лишь по степени презрения к реальности и радикальности ее отрицания. Я думаю, что именно тогда я стал воспринимать победу в войне как событие, состоявшееся в действительно нормальной жизни, а не в противоречащей ей уродливой идеологической деформации коммунистического общественного быта. То есть это была война с одной человеконенавистнической идеологией под гнетом другой, такой выворот истории.

Владимир Тольц:

Официозная версия Великой Отечественной, позволявшей превращать ее власти в "священную" (или, как говорит Елена Боннер в "дойную") корову, хорошо известна. О версии Виктора Суворова мы уже говорили. Поэтому сейчас мне интереснее выяснить мнение представителя российских историков нового поколения и совершенно неказенных взглядов.

Доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института востоковедения Российской Академии наук и профессор Православного университета Иоанна Богослова Андрей Борисович Зубов.

Андрей Зубов:

Вторая Мировая война и Великая Отечественная война как ее часть, на самом деле для меня кажутся этапом одной огромной войны, которая началась в 14-м году и которая завершилась в 45-м. Период от Версаля до Мюнхена, до оккупации Чехословакии, это лишь некое перемирие. Но за это перемирие произошли кардинальные изменения в лице многих из воюющих держав. Если в Первую Мировую войну вступали страны в общем-то с каким-то человеческим измерением своей политики, страны вполне нормальные, хотя, естественно, каждая не без своих недостатков, то во Вторую Мировую войну вступали страны как обычные, нормальные, типа Англии, Соединенных Штатов, в большой степени Франции, так и страны с уже абсолютно измененной, превращенной, искаженной нравственной государственной системой - это Советский Союз, это нацистская Германия, в меньшей степени фашистская Италия. И то, что мы называли Великой Отечественной войной, это долгое время выдавалось советской пропагандой за какой-то совершенно особый феномен, за борьбу советского народа против мирового нацизма, фашизма, капитализма, империализма. На самом же деле это действительно была схватка двух разбойников нового типа за владычество над миром. С одной стороны, Третий Интернационал, уже к тому времени разгромленный Коминтерн, но дух Коминтерна, то есть дух всеобщего господства коммунизма оставался, с другой стороны, нацизм, который так же стремился к мировому господству. И события 39-го года, раздел Польши, занятие Прибалтики, зимняя война с Финляндией, это пока этапы агрессивной политики Советского Союза. Но кроме того, нам нельзя забывать, что Советский Союз был не только агрессивной державой, к тому времени Советский Союз совершил невероятную агрессию против народов России. Уже десятки миллионов людей были замучены, уничтожены, отправлены в лагеря ГУЛАГа. Это была страшная тоталитарная власть, которая стремилась к подчинению не только России, но и всего мира. В этом смысле, конечно, о никакой освободительной миссии речи быть не может. Заменив нацистскую власть коммунистической, мы бросили народы Восточной Европы из огня да в полымя.

Владимир Тольц:

И все же, если говорить о духовной и нравственной истории советского общества, я думаю, что период войны 41-45-го годов, войны, которую вслед за Сталиным в России и ныне именуют Отечественной, этот период был временем высшего и недолгого общественного взлета, а после шока 41-го года - порой надежд (самых разных и несбывшихся, но все-таки надежд), временем, которое можно сравнить разве что с недолгой оттепелью 56-го (но тогда уже начинается разложение системы государственного коммунизма, а тут - в войну - он был еще на взлете...)

Впрочем, Андрей Борисович Зубов со мной не согласен.

Андрей Зубов:

Я думаю, что все было далеко не так однозначно. Дело в том, что, во-первых, 41-й год это добровольная или полудобровольная сдача в плен почти двух миллионов военнослужащих и сил военизированных формирований, около 1,6 миллиона, что говорит о нравственном фиаско системы, потому что ни одна другая армия так в плен не сдавалась. Следующий этап это война, но война как бы, когда с одной стороны были немцы, а с другой стороны были заградотряды НКВД. И многие участники войны мне говорили, что они боялись заградотрядов больше, чем боялись немецких солдат на линии фронта. Третий момент, это создание огромной внутренней оппозиции режиму среди мыслящей части советского генералитета, которые надеялись, что режим переродится, возникнет новая Россия. Целые группы людей из России, из Украины, с Дона, из Кубани, с Северного Кавказа шли в немецкую армию, надеясь завершить гражданскую войну. Вот это еще один очень важный момент. Это не только было продолжение в некотором роде Первой Мировой войны, для многих это было продолжение гражданской войны. Не только генерал Краснов, генерал Шкуро, которые сражались на стороне немцев, но и огромное количество простых людей, обманываясь планами Гитлера, хотели победить коммунистический режим. И, наконец, последнее, я думаю, что советский режим омрачил войну тем, что после того, как жертвы Ялты были выданы советской власти, эти сотни тысяч людей эмигрантов, которые так или иначе оказались по ту сторону фронта, они пошли в лагеря и под расстрел, и тем самым сущность тоталитарного режима была обнажена полностью. Поэтому надежды были, надежды на перерождение были у многих. Но в тоже время сам по себе коммунистический режим явил свою звериную сущность в этот период не в меньшей степени, чем во все другие моменты войны. И, к сожалению, озверевший, согласившийся на коммунизм советский человек, явил тоже очень много страшного, особенно на последнем этапе войны в оккупированной им Восточной Европе и особенно Германии.

Владимир Тольц:

В сегодняшней передаче, названной "Великая Отечественная.- Продолжение легенды", участвуют ветеран войны, известный правозащитник Елена Боннер, мой московский коллега, хорошо знающий другую войну - чеченскую - журналист Андрей Бабицкий и доктор исторических наук, профессор Православного университета Иоанна Богослова Андрей Зубов.

Напомню: автор нашумевшего бестселлера "Ледокол" Виктор Суворов утверждает, что Великой Отечественной войны, на памяти и культе которой, на книгах, фильмах и песнях о которой воспитано не одно поколение советских людей, этой войны не было. Сталин готовил страну к совсем другой войне - агрессивной, наступательной. К войне на чужой территории и "малой кровью". Но напав на СССР первым, Гитлер опередил Сталина, а потому советский диктатор проиграл-де свою запланированную, но не случившуюся войну. Так была ли все-таки Отечественная война или ее не было?

Я припоминаю то, что 5 лет назад в статье "Победа, которую мы потеряли" писал о советском народе участник нашей сегодняшней передачи профессор Андрей Борисович Зубов, считающий суворовскую версию событий 1941 года "вполне убедительной":

“Случилось чудо, похожее на то, какое однажды уже было в нашей истории. Как и в 1812-м году русские, осознав, как всегда больше сердцем, нежели умом, что теперь на кон поставлен не успех или не удача большой европейской игры, но само существование отечества, преобразились. Может быть впервые такое осознание необходимости защиты родного дома пришло в августе 41-го года под Вязьмой, на дорогах Смоленщины, чтобы окончательно отлиться в непреодолимую для врага броню у стен Москвы и твердынь Сталинграда. Именно такое новое для коминтерновца-интернационалиста, но в действительности древнее, как мир, чувство - защита не на живот, а на смерть родного очага, отчего дома, могил предков, любимой женщины и детей, которых она родила тебе, все это преобразило души, исполнив их решимостью. Именно тогда в ледяных вьюгах декабря 41-го года пробил для нас час мужества. В смене газетного призыва с “Пролетарии всех стран, соединяйтесь!” на “За нашу советскую Родину!”, в кличе “За Родину! За Сталина!” был явлен новый смысл и характер войны, превращавшийся и превратившийся в Великую Отечественную. Почти угасшее в предвоенные коммунистические десятилетия чувство отчего дома возродилось с необычайной силой и сделало непреодолимым контрнаступление Советской армии, дошедшей до Берлина и Вены. Уверен, что это великое чувство, а не заградотряды НКВД, дало силы нашим воинам. Под бичами побеждать нельзя, это наглядно еще показали греки персам при Платеях. Да, большинством наших сограждан родина продолжала осознаваться советской, водительствуемой великим Сталиным. Но и Сталин, и советскость впервые сами стали атрибутами отечества, а не Россия их вотчиной, плацдармом мировой социалистической революции. Впервые после гражданской войны русские ощутили себя русскими, и даже сам Иосиф Сталин провозгласил на банкете в честь победы тост “За великий русский народ”. Именно это припадание к земле сделало Русь, как когда-то Антея, непобедимой. Вот почему и в этом важном пункте Виктор Суворов глубоко неправ, отнимая у той страшной войны право именоваться Великой Отечественной. Она не была такой поначалу, такой она вообще по замыслам Сталина не должна была быть, но реальность заставила ее сделаться такой и сделал ее такой народ. Этого сознания у народа, сознания, что он вынес на плечах не какую-нибудь, а именно Великую Отечественную войну, не отнимешь. Как не отнимешь у него и его победу в этой войне”.

Владимир Тольц:

Так писал профессор Зубов 5 лет назад. Сегодня я говорю Андрею Борисовичу:

- В 45-м война кончилась. Но миф “Великой Отечественной", созданный Сталиным и его агитпроповской обслугой, продолжил свою жизнь. Жив он и по сю пору...

Андрей Зубов:

Да, действительно, легенда была создана, была создана еще во время войны, самим присвоением этой войне имени святой для русского ума войны 1812-го года, Отечественной войны. Была освящена именами Александра Невского, Кутузова, ордена и дивизии имени которых создавались в это время в армии. Была освящена тем, что русская церковь, освобожденная, чуть-чуть освобожденная из-под невероятного гнета коммунистической диктатуры, от осуждения к тотальному уничтожению, на которое она была осуждена, собственно говоря, с момента революции. Русская церковь приняла и освятила войну народов России против Германии. Она была так же освящена и тем, что Гитлер действительно преследовал в этой войне ужасные цели. Если бы, я часто думаю, на месте Гитлера был бы старый кайзеровский режим, который сумел бы сделать из русских, перешедших на его сторону, союзников и поставил бы своей задачей освободить Россию, пусть и освободить не вполне бескорыстно, а не поработить ее, то коммунизму пробил бы тогда последний час. Но, к сожалению, это был Гитлер, был такой же тиран и преступник, как и Сталин. И вот именно благодаря всему этому возникает миф, миф о том, что в этот момент произошла консолидация всего советского народа. И как бы, если до этого все время было деление на “красных” и “белых”, то теперь уже никакого деления нет, все одно, все единое в борьбе с нацизмом, в борьбе на восстановление самостоятельности России, за сохранение ее независимости. Тут же введены и погоны, и почти царская военная форма, и названия министерств, министры, Совет Министров, как до революции. То есть как бы Сталин пытался возродить Россию на коммунистическом, на красном фундаменте. И вот эта идея, она действительно оказалась очень живучей, потому что все остальное просто ни к чему не годилось, все остальные успехи в высшей степени сомнительны, разве что космос еще. А это действительно высшая точка национального, казалось бы, подъема. Но беда-то в том, что за всем этим стоит огромная неправда, огромная ложь. И вот сейчас, когда пытаются опять же реанимировать идею Великой Отечественной войны как какой-то общенациональной победы и при этом говорят о том, что мы не позволим клеймить, мы не позволим пятнать эту славную победу, эту славную войну, то, собственно говоря, пытаются идти путем советской идеологии. Наша же задача, мне кажется, наша задача разделить войну действительно русских людей, российских людей, всех людей России за независимость от нацизма и борьбу коммунистического режима за сохранение самого себя и по возможности за распространение коммунистического господства на многие народы. Эти две вещи различны и их надо ясно различать.

Владимир Тольц:

Коммунистической партии власти давно уже нет в России. Нынешняя власть, из нее выросшая, никак не ставит себе целью распространение коммунистической идеологии по миру. А вот за коммунистический миф "Великой Отечественной" по-прежнему цепко держится. И провести разделение подлинно народной (всех народов СССР) Отечественной войны и войны коммунистической явно не желает. А потому и таит, как прежде, документы 41-45-го годов, поскольку они могут разрушить ее "последний миф" (последний ли, еще вопрос). (Механика известная: так же точно таили от народа еще недавно и документы по Катынскому делу и протоколы Молотова-Риббентропа, поскольку они разрушали тот самый миф, о котором мы говорим сегодня).

Но зачем нынешней российской власти этот застарелый, как ревматизм, миф? - Понятно зачем он нужен его многолетним жрецам - бывшим советским официальным историкам войны, заработавшим на ней и свои научные звания и должности, и положение в обществе, и иные вполне осязаемые блага и привилегии (вот уж кому война - "мать родна"). Защищая то, что они сами создавали и развивали, они отстаивают не только свое кредо, но и "место под солнцем". Делается это методами старыми, испытанными и хорошо известными. (Недавно в Москве мне рассказали про одного из них, участвовавшего еще в давних гонениях на участников войны и ее честных историков генерала Петра Григоренко и Александра Некрича. Ныне этот "ветеран" научно-идеологического фронта и борец "за партийную линию в науке" интригует, чтобы не допустить к защите докторской диссертации одного из новых историков войны: он-де - "суворовец", то есть человек, готовый среди прочего всерьез рассматривать и версию Виктора Суворова; вот ведь как трансформировалось значение старого слова!..) Ну, с такими, действительно, все ясно!

Но вопрос, к чему эти мифотворцы и их обветшалое детище нынешней власти остается. Почему она (военно-архивное ее ведомство, к примеру) по-прежнему скрывают от историков документы, которые могли бы пролить свет на многие загадки 41-го года? Приведенные ссылки на опасения "неадекватной реакции несознательных масс" ничего не объясняют. Ведь прочли же эти миллионные массы (а среди них - многие участники войны), с интересом прочли сочинения Виктора Суворова, и мир не перевернулся....

Мое объяснение происходящего оригинальностью не отличается. - Истории Великой Отечественной не дают превратиться в подлинную завершившуюся историю, потому что старую ее легенду хотят использовать в создании нового национального мифа, общенациональной идеи, по поводу отсутствия которой власть начала сокрушаться еще при Ельцине. "Новая русская идея" нужна им для вещей сугубо практических, в частности, для использования в нынешней чеченской войне. О том, как это делается, рассказывает хорошо знающий эту войну Андрей Бабицкий.

Андрей Бабицкий:

Нынешняя чеченская война лишена метафизики, ее сугубо политическая подоплека очевидна. Тем не менее, ее авторы, кто всерьез, а кто лукаво, пытаются сблизить ее с войнами, которые вела Россия в прошлом, в том числе и с Великой Отечественной. Сходство пытаются найти в целях, объявляя, что и на сей раз речь идет о спасении государства, о будущем России, которое в очередной раз находится под угрозой. Искусственно раздвинутые масштабы опасности рождают у очень многих в этой стране убежденность в нравственной оправданности безудержного и хаотического насилия. Высокая цель позволяет не считаться с ценой, которой она достигается. Очень многие военные в Чечне ощущают себя спасителями Отечества. И, наверное, неслучайно, что еще с прошлой военной кампании каждая вторая российские бронемашины или танк украшены красным флагам. Это есть первейшая душевная потребность связать себя с событиями прошлого, безусловными по своему нравственному смыслу. Я думаю, что власть хотела бы представить нынешнюю войну как естественное продолжение богатой военной традиции России. Недаром, чествуя ветеранов на Красной площади 9-го мая, Владимир Путин говорил о двух войнах, как о сопоставимых событиях. Позиция властей почти не противоречит настроениям в обществе, миф об угрозе международного терроризма, сознательное преувеличение ее объемов легко поднял со дна общественного сознания этнические и социальные фобии и переродился в каждом отдельном случае в персональную ненависть отдельного человека в то, что олицетворяет в его представлении убожество окружающей жизни. Тем не менее какие-то пронзительные диссонансы разводят войны по разные линии реального фронта. Ветераны Великой Отечественной из Грозного, зимой отсиживающиеся в подвалах под российскими бомбами и снарядами, они кто - друзья или враги или просто безразличная цена политической или унылой полицейской победы?

Владимир Тольц:

А вот что говорит мне о том же ветеран и участник Отечественной Елена Боннер.

Елена Боннер:

Дважды в новейшей истории в последние дни, на памяти уже не моего поколения, а молодых и красивых, Россия, называющая себя свободной новой Россией, развязывала неправую жесточайшую войну, дважды превращавшуюся в геноцид против чеченского народа. Оба раза причиной войны была внутренняя неустойчивость, когда маленькая победоносная война, казалась бы, власть предержащим укрепит их власть. Это причина. Поводы были самые разные. Один раз назвали этот повод наведением конституционного порядка или что-то в этом роде, в другой раз борьбой с терроризмом. Очень выгодно назвали, потому что терроризм одна из важнейших угроз современного мира вообще. Я не касаюсь природы взрывов, рязанских учений и природы вторжения в Дагестан, я считаю, что это мы не знаем, и очень может быть, что узнаем спустя полвека. Я не касаюсь этого. Но феномен того, как легко российский народ отринул историческую память Великой Отечественной и пошел уничтожать маленький, практически беззащитный народ и как это одобряется, мне кажется, свидетельством ужасающего процесса деградации нравственного состояния людей России, который в отличии от того, что я называла их в период Отечественной войны, народом нельзя назвать, это не народ. Народ, который так забыл свою недавнюю историю, не может называться народом. Не знаю, как это называется. И есть еще одна вещь, которая меня лично безумно оскорбляет, что нынешнее руководство, сегодняшний президент, предыдущий президент, которого называют первый президент России, все время хотят нашу победу, ту победу слить с преступлением первой и второй чеченской войны. Неслучайно на Парадах Победы они ставят маршировать рядом ветеранов и омоновцев или солдат этих войн. Это специальная хитрая ловушка для общественного мнения. Мне очень жалко, что никто из приличных людей Второй Мировой не говорит об этом. Ведь есть среди генералов, среди офицеров, среди интеллигенции, прошедшей в сапогах шагом, как шагала пехота Вторую Мировую, люди, которые это понимают. Это же не одна я понимаю. Вот так. Из “священной коровы” нашу войну и нашу победу сделали “дойной коровой”.

Владимир Тольц:

Историк Андрей Зубов смотрит на проблему сохранения старого военного мифа еще шире.

Андрей Зубов:

Я думаю, что ситуация даже несколько сложнее. То есть речь идет не только о войнах, речь идет о том, что пока режим, который находится, который властвует в нашей стране, он по сути постсоветский режим. Это режим, который признал законность советского государства, который себя строит от советского государства, чисто юридически, чисто формально это очень хорошо видно, все советские законы, которые не отменены Думой, продолжают действовать. И в этом смысле ему надо доказать, что советский период это полноценный период российской истории и даже, может быть, наилучший период российской истории. Это связано еще с одной практической вещью, даже намного более практической, чем войны, это связано с проблемой собственности. Если признать, что советский период абсолютно незаконен, это период, который начался захватом власти и потом это практически был период бандитской власти, мучивший народ и России, и всех остальных стран, до кого они могли добраться, то тогда, собственно говоря, какое право распоряжаться собственностью, награбленной у людей в 17-28-м году, начиная от помещиков, кончая крестьянами, имеют нынешние правители? Никакого. Нам необходимо проводить реституцию собственности, возвращать ее как во всей Восточной Европе законным владельцам. Но этого делать не хочется, потому что уже все переделили понову. И поэтому надо доказать, что этот режим законен. Возьмите все наши учебники нынешние школьные, в них не только Великая Отечественная война, но и революция, и гражданская война подаются через призму положительности изменений советского периода при большем или меньшем признании эксцессов этого режима. Когда же мы скажем, что этот режим абсолютно беззаконен, тогда нам надо будет пересматривать все наше отношение к советскому периоду в области права, в области собственности, в области международных договоров. И этого боятся и сознательно и еще больше бессознательно. Поскольку и нынешний президент, и ушедший президент Ельцин это люди, воспитанные в советской ментальности, и для них она уже абсолютно естественна, для них покушение на святыни советского периода во многом невозможны, кощунственны, настолько их в этом смысле хорошо воспитали. Поэтому здесь сочетается и корысть, и неправильно понимаемый патриотизм, и, я считаю, пороки советского воспитания, того самого, что так грубо и так нелюбимо мной называется совковостью.

Владимир Тольц:

Через несколько дней в России в России в очередной раз будут отмечать годовщину начала Великой Отечественной войны. И когда из репродукторов и с экранов телевизоров зазвучит замечательная песня про "Победу одну на всех - мы за ценой не постоим", стоит задуматься и об этой цене, и о том, что предшествовало этой победе, и о том, что мы продолжаем платить за нее сейчас.


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены