Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[06-05-03]
Разница во времениАвтор и ведущий Владимир Тольц
Победа.- Память о войне и мире
(Федор Филонов. Из песни сочиненной в 1942 г. в немецком плену.) Владимир Тольц: В 94-м, запуская в эфир юбилейный цикл "Майскими короткими ночами. - Победа полвека спустя", мы обратились к слушателям с наивным, может быть, призывом: Внуки! Записывайте рассказы своих дедов о войне и жизни. Большинству внуков оказалось не до того. Но то, что удалось собрать, и сегодня кажется мне бесценным. Галина Симонова (фонограмма 1994 г): Когда дед рассказывает о войне, он как будто переживает ее заново, она ему до сих пор ему снится, это тем более страшно. Уйдя из дома в 42-м и вернувшись в 46-м, дед на этой войне ни разу не выстрелил.<...> Владимир Тольц: Осенью 94-го, я попросил московскую актрису Галину Симонову записать в Мордовии ее деда Федора Ильича Филонова. Сегодня, поминая всех, кто пережил войну и тех, кто погиб на ней, я воспроизвожу этот давний рассказ ныне уже покойного человека, солдата (так уж получилось) ни разу на войне не выстрелившего. Федор Филонов: Как приехал я сюда и в 41-м купил домик, - только перевез в 41-м году весной, - и война. Раскидано все, ничего еще не сложено. Так вот мне везло в жизни, что меня не сразу взяли. Война... Я поехал машину продавать для того, чтобы плотникам денежки какие-то собрать, ничего же не было буквально. Я туда - там плач, слезы. Что такое? - Война!.. Елки-палки! А тут детей четверо. Вызывает военком, через неделю - военком. Там "до особого распоряжения", и - домой. Жду повестку, плотников нанял. Опять повестка, и опять - "до особого распоряжения". Я уже только 30-го декабря 41-го года ушел воевать. Тут набирали, кто учиться на младший состав, меня оттуда командируют в школу на младших командиров в Чувашию, в Чувашии есть город Канаш. Три месяца мы учимся, сдаем экзамены. Приезжает начальство - генерал - в нашу дивизию, называют: "Филонов, ну-ка на линейку!" (Надо знать, как подойти, выправку и тому подобное, надо отрапортовать, как говорится, по-настоящему.) - "Вам присваиваем сержанта". Со школы младшего сержанта только, а мне сержанта, (старшего сержанта не могли со школы, потому что на фронте присваивался старший сержант). А сержант - это уже самое большое дело! Окончил школу и на фронт. Сперва на Украину, там месяц лежали в обороне, а потом на Старый Оскол в оборону, там лежали целый месяц в обороне. Лежали как суслики в ямочках каждый. Днем ни шиша, никакого звука чтобы не было, чтобы немец не заметил нашего отхода или что мы здесь находимся. Только ночью привозила кухня раз в сутки. Лежим там ночью, прибегает политрук: "Подъем!" (А там какой подъем? С ямки выскочил - и весь подъем). - "Становись, бегом!" Ничего не говоря, построили взвод и бегом. А я командир был противотанковой группы. (Было три противотанковых ружья, шесть человек команды, по два в распоряжении). Галина Симонова: Это в какой-то дивизии служил? Федор Филонов: Это на фронте в дивизии. 140-я стрелковая дивизия, генерал Копяк. Бежим день, бежим второй, бежим утром. Политрук построил: "Товарищи, мы в окружении. Нам надо 250 километров дойти до Дона, чтобы пройти через Дон". А немец - 60 километров - еще не сомкнул Дон, а мы за 250. Немец на танках едет, а мы пешком. Четверо суток мы бежали, и на пятые сутки он как нашу дивизию встретил на дороге и перебил как мышей всех, без всякого выстрела, и никто с дивизии не стрелял, некуда было стрелять. Он расставил танки, а нас толпа, туда шоссейная дорога, десять тысяч - все-таки ни что-нибудь. Я смотрю на расчет, растерялся. Один товарищ из Мордовии, как земляк, тоже первый номер, там второго номера нет, там по два человека, один с ружьем, один с патронами. "Гриша, а где у тебя?" - "Никого уже нет". "Давай ружье!" Пробежали вперед, он вперед, немножко пробежали, он упал. Я же не понесу, я его стащил в кювет с дороги, а сам соскочил, там поля несеянные на Украине - война была, бурьян, это в августе месяце было, 10-го августа 42-го года. Немножко пробежал бурьяном и под разрывом снаряда и я там очутился. Очнулся назавтра только утром и лежал еще целый день в этом бурьяне. А потом, назавтра, послали народ собирать раненых. Немцы уже оккупировали, земля была под немцами, меня подобрали, я очнулся у людей. В военной гимнастерке я, у женщины-хозяйки спрашиваю: "Хозяюшка, может быть, у тебя есть, что переодеться?" Они как раз шли в хутор, та отвечала: "Нет ничего". Другая говорит: "Слушай, дочка, сбегай по хутору и спроси - вот так и так, боец просит что-нибудь, - рубашку, штаны - переодеться". Та девочка побежала, она жила с краю хутора, завела меня к себе в дом, прибегает девочка приносит штаны и рубашку. Штаны до колена, черные штаны, рваные-рваные и калоши, рубашка черная рваная, фуражка какая-то, где-то нашли. Я скорее в сенях гимнастерку, ботинки, размотал обмотки, одел фуражку, и - немец!.. (Я первый раз немца в глаза вижу!) "Пан, яйки!..." - Хозяйка два яйца вынесла, и он пошел, а я, ("пан!") сижу в этих штанах до колена. Она говорит: "Знаешь что, тут еще у соседей паренек из комсостава, я тебя с ним познакомлю, как выйти из окружения чтобы". Она ему сообщила, приходит этот паренек, моложе меня. (Мне тогда было 35 лет, а ему лет 25, лейтенант). Не знаю, как нам быть, как идти, посты же. Нам посоветовали так: знать вперед идущие села, вот идем мы, спросят, откуда - с этого села, знать это село, пройдем это село, знать дальше села все подряд... Мы с ним пошли. Прошли день, никто, тыл, исключительный тыл. Назавтра машина легковая сравнялась, выскакивает офицер: "Партизан?". - "Нет, какой партизан?.. " Идем. Машина идет с солдатами: "Куда?". И нас в тюрьму, в лагерь, в Старобельскую тюрьму. В этой тюрьме я простоял день и ночь на ногах, - ни сесть, ни лечь. Однажды как раз я попадаю на работу. Забивают полную тюрьму всю, а утром открывают дверь: там приходит эшелон - немецкие снаряды и тому подобное - на разгрузку, пленных. Я недалеко от двери оказался и меня вытолкали на работу. Зима, а никто не одевал, никто не обувал! Зимой с меня шапку стащили, я забыл уши подвязать в тюрьме, проснулся - шапки нет, и на работу выгоняют. И я без шапки неделю целую... Галина Симонова: А что за работа была? Федор Филонов: Какая есть. Приходят эшелоны, разгружаем снаряды. Галина Симонова: Дед, расскажи, а как твой генерал Копяк? Федор Филонов: Копяк куда делался? - Копяк сдался в плен. Я только узнал - почему. Потому что как раз его шофер в одном и том же селе очутился, и я с ним разговорился, он говорит: "Я же самого генерала возил и политрука. Мы только доехали, а мост перекрыт. Политрук вынул наган и застрелился, а тот сдался в плен, поднял руки Копяк". Вот такая судьба была нашей дивизии... Галина Симонова: А потом немцы стали отступать, и куда вы? Федор Филонов: Немцы стали отступать, нас в тыл, пешком до самого Славут, это Западная Украина. Однажды в эшелон посадили на товарной станции в угольные короба, по 50 человек в короб посадили, до другой довезли станции, из одного моего вагона 15 человек выбросили за день - замерзли. Я под них прятался, хотя я в пиджаке и в шинели был. А шинель как попала? - Смотрим с товарищем, а там из тюрьмы выбрасывали голых прямо на сани, на санях лежат все раздетые, голые, как мать родила, один боец просто в шинели и все. Я говорю товарищу: давай пойдем, тебе фуфайку, а мне шинель. (У меня пиджак был). С этим товарищем, кое-как руку отогнули, шинель стащили, фуфайку стали стаскивать, полицай с палкой бежит. Я шинель утащил, а товарищу не пришлось фуфайку снять. Так я кочевал до самой Германии пешком... Это уже когда немец Западную Украину... Потом в Польшу перешли, и в Восточную Германию. В Алсфельде еще проработал сколько. А потом наши уже подходили к Берлину, нас оттуда к французской границе тоже пешком, до французской границы город Риза. Там в Ризе на аэродроме военном, нас 200 человек команда, дорожки в лесу проделать, чтобы самолеты взлетали ночью и садились ночью. Однажды самолеты американские летят, неба не видать, четырехмоторные бомбардировщики. Ну вот, думаю, сейчас дают перцу, мимо нас пролетают в Германию. А партия эта развернулась и на этот аэродром как засыпали бомбы!.. Как сбили всю площадку, этот дом поставить - не видать будет, в землю втонет, вода кругом вышла! А нас только построили в лесу домой в казармы идти. И самолеты в лесу целые стоят, а выехать нельзя, вылететь им нельзя. Нас опять туда закидать канавы. Да какой из нас закидать канавы, нам по 150 грамм хлеба всего давали в сутки, уже еле живые, какая работа? На краю сидим, землю копаем. Тут назавтра американские пулеметы застрочили рядом. - Елки-палки! Команда разбежалась, кто куда. Я тоже в лес, думаю - не пойду я в лагерь, не знаю, что с нами будут делать. Отправился в лес. Иду по дорожке, идет еще один паренек: "Вы куда?" - "А, не знаю, куда". "Не пойдем в барак. Давай пойдем в лес". "Нет", - не соглашается. Вышли из леса, там леса небольшие, рощи, вышли по направлению барака. А там уже обозы, немецкие солдаты, полным-полно, никто не обращает на нас внимания. За крайней хатой сели, идет полицай, он нас туда в лагерь, где мы жили, в барак, а там еще немцы охраняют, затолкали в барак, а там только лежачие, не ходячие, им хоть сейчас здесь подохни, хоть оставь. Остальные, которые вернулись, их уже угнали. Двери закрыли. "Что вам сказали?" Сказали: подвода завтра за вами подъедет и заберет вас, в другой лагерь повезут. Я говорю: какой черт за вами приедут, такая катастрофа"... - Лежим. Утром колеса застучали, открывают дверь полицаи, приходят и за ноги с нар, как дрова. А мы двое еще ходячие были, ползком ползем, чтобы нас не как дрова туда бросали. Заползли на арбу, два старичка гражданских, не военных, повезли. Куда? Говорит - Алсфельд. Привезли в Алсфельд, а назавтра американские танки. Мы вылезли из лагеря как суслики. А там у них шпалы не железные, не такие как у нас железная дорога, там узел, там не одна дорога. Там все кубарем, все разбомблено, вагон на вагоне, страшно смотреть. А товарищи принесли молока, сливок. И все-таки ни один не подох, поправлялись и так и выжили... Галина Симонова: А ты где сочинил свои военные песни - в лагере или здесь? Федор Филонов: В лагере, еще в окопах, в 42-м году с товарищем. Галина Симонова: Просто родилась песня? Федор Филонов: Да. Владимир Тольц: Память о войне и мире. Сегодня мы воспроизводим запись, прозвучавшую в передаче Радио Свобода осенью 94 года. Тогда, готовя юбилейный цикл передач "Майскими короткими ночами. - Победа полвека спустя", я попросил московскую актрису Галину Симонову записать в Мордовии ее деда, ныне уже покойного Федора Ильича Филонова - рассказ о войне человека, ни разу на ней не выстрелившего, его рассуждения о войне и мире, о жизни, завоеванной Победой, которая "одна на всех", но для всех разная... Вот она, эта фонограмма 94 года. Федор Филонов: Война кончилась. Нас оттуда американцы собрали всех военнопленных, которые были под американским распоряжением, разукрасили эшелон, военнопленных как настоящих людей, и привезли через границу, где наши по Эльбе, я еще купался в Эльбе даже. Наше командование приняло нас: "Товарищи, ходить не разучились?" - "Нет!" Все ожили на американском питании. Нас пересчитали. "В Россию пешком, - транспорта нет, везти вас не на чем"... - Мы должны идти пешком. И вот пешком по 40-45 километров в день, - тысячу двести километров до самого Львова - пешком. На каждом участке полицейском допрос - как попал?.. До нашей дивизии доходят: "Из какой дивизии?" 140-й. "Иди". И не спрашивали. Пришли до Львова, там сколько-то побыли, в эшелон, и в Донбасс на восстановление народного хозяйства в шахту. Еще в шахте полтора года отработал и потом в 47-м году только на родину. Галина Симонова: Все время, что дед рассказывал про войну, бабка крепилась, а когда дело дошло до мирной жизни, тут она уже не выдержала: Софья Филонова: Плохо жила. Галина Симонова: Ты же работала еще тогда? Софья Филонова: А как же? Я работала день и ночь. Он шесть лет на войне пробыл, а я одна с ними, да только начали строиться. Переехали мы как раз в тот год, и тут война началась. Из Башкирии приехали, купили себе хатку, сруб только купили, и война началась. А что делать? Его на войну забирают, а я что могу сделать? Коле было 8 месяцев только, а Маше было 10 лет, Вале восемь, а Лене три года. Вот и жила. Как-то повезло, Бог ждал, что потребовали на войну и отсрочка. Вроде не надо пока, он пожил месяц дома, все-таки подстраивал, а то не знаю, что было бы. Все время думала, что вернется, что он живой. То сон мне приснится, что собака моих ребятишек кусает, это вроде как папа их. Так оно на самом деле и было перед тем, как он пришел, снился сон. Галина Симонова: А как же шесть лет ты оставляла детей одних в доме, а сама шла работать? Что ты делала? Софья Филонова: Что делала? - Все делала: и конюхом я была, и овчаром я была, и вязала день и ночь, снопы носили по ночам. Не было ни одного дня, чтобы я сидела дома. Я и премии получала зато, хорошо работала, меня хвалили. Галина Симонова: Песни пели тогда? Софья Филонова: Пели. И дома, и идем с граблями на плечах, песни поем. Как-то было веселей. Галина Симонова: У бабушки Сони - жены деда, семь сестер, двоих уже нет, а остальные и сейчас живут в хуторе. Время спеться у них было, иногда и дед поет с ними. Как у одного поэта сказано:
Дед, вот сейчас жизнь совсем другая. Кем ты себя сейчас считаешь? Федор Филонов: Никем. - В бизнес не попал. Куда же я теперь? - Ни туды, ни сюды. У разбитого корыта. Люди вон как строят, а мы всю жизнь с твоей бабушкой бесплатно проработали, за что же мы будем строить? Люди карманы за нас счет понабили, ничего не делая, а мы люди неграмотные. Меня отец не дал четвертый класс в школу ходить, не пустили: "Сынок, хватит. Научился читать-писать, хватит, надо хлеб сеять пахать. Этим не проживешь, что ты там будешь". Я пахал с 10-ти лет. А земли при советской власти дали нам, - семья большая, - земли наделили много, 20 гектар было в хозяйстве, надо было все обработать, и убрать и посеять. А семья мал, мала, меньше, сестра на шесть лет, брат на восемь, один я как палец, а семья 13 человек всего. Галина Симонова: То есть ты работал на всю семью, всех поднимал, всех кормил? А отец с матерью? Федор Филонов: Отец с матерью тоже работали. Ездили на мне очень здорово, я до сих пор вспоминаю. "Сынок, останови лошадей, пусть отдохнут", а не скажет: "Сынок, я раза два-три проеду, ты отдохни". Вот, до сих пор это вспоминается. А бывает так, что и вечером не приедет помочь, в плуг телегу запрячь, трое лошадей, а мне десять лет, и плачу, плуг тащу, никак не подтащу. Галина Симонова: А что он к тебе относился хуже всех? Федор Филонов: Хуже всех. Я охотник был, зайцев в Башкирии в ту пору много было по полю: "Папа, ружье купи какой-нибудь". - "Сынок, урожай уберем, посеем, я тебе ружье куплю". И каждый год - "посеем, я тебе ружье куплю". Женился я, кидали нам 20 рублей. Осенью я повез хлеба воз сдавать государству. Сдал, захожу в магазин, а там берданки новые висят, с затвором как винтовка. Спросил: сколько? - 20 рублей. А у меня как раз за воз пшеницы 20 рублей я взял. Думаю: если отец скажет, я ему отдам свои, если будет ругаться, я свои отдам. Приезжаю, а Вася, брат: "Тата, Федя ружье купил". "А, сукин сын, воз хлеба отвез?". Я: "если жалко, папа, вам, вам отдам". "Ну-ка отдавай". Я отдал. А первого зайца убил - "О, хорошее мясо!.." Галина Симонова: Дед, ты всю дорогу работаешь, ты без работы вообще не существуешь. А что ты думаешь о завтрашнем дне? Федор Филонов: О завтрашнем дне уже нам нечего думать. Завтра? Мы сейчас живем одним днем: сегодня живы, а завтра нас уже не будет на свете. Галина Симонова: Но не хочется все равно умирать, правда? Федор Федоров: Нет, никакого нет смысла в жизни. Ничего нет, все из рук вон. К чему живешь на свете? Ни к чему. Когда стремишься к жизни, когда тебе что-то нужно, а когда уже ничего не нужно, и ты никому не нужен - вот главное, тогда уже все. Галина Симонова: Дед, а ты верующий человек? Не веришь в Бога? А ты крещеный? Федор Филонов: Крещеный, конечно. Галина Симонова: А почему ты не веришь в Бога? Федор Филонов: А потому что Бог, если бы он был, он бы так не делал. Он бы не затапливал людей целыми районами, целыми областями, там люди плавают. Разве Бог бы так сделал? Он там и верующих, и неверующих. Если бы он выбрал верующих, взял бы оттуда, переселил бы. Галина Симонова: Дед, это все как на весах, должно быть и плохое, и хорошее. Жизнь не может быть ровная, ты же сам знаешь. Суди по твоей жизни, какая она была тяжелая. И в итоге, наверное, Господь Бог помогал в твоей жизни, и выжить, в этих ситуациях, рядом товарищ погибал, а ты все-таки выживал. Федор Филонов: Это счастье мое просто, не Богом дано. У каждого человека свое счастье. Галина Симонова: Ты себя считаешь счастливым человеком? Федор Филонов: Считаю. Галина Симонова: А в чем заключается счастье? Федор Филонов: А потому что у меня все хорошо, и дети хорошие, и как же мне быть несчастливым? Вся жизнь в детях. Дети хорошие, внуки хорошие, правнуков у меня восемь, да девять внуков, уже правнуков, кажется, десять. И все хорошие люди. Галина Симонова: И жена у тебя замечательная. Федор Филонов: Жена, что уж о жене разговор вести? Жена есть жена. Нам сейчас говорят, что были все равны, то никогда не будет богатая. А сейчас 5 или 8% богатых, а 92 - бедных. Это хорошо? Это тоже не хорошо, еще беднее будут, потому что они закабалят, которые построили эти хоромы. Вот и Бог создал и богатых, и бедных. Нет бы взял и создал всех богатых. Галина Симонова: Дед, но на самом деле Бог говорит: тот богат, кто нищ духом. То есть когда у человека дух и внутренняя его духовность богаты, это не значит, что он должен быть богат, что у него должен быть дом, хоромы, много денег, главное, чтобы у него душа была богатая. Ты же сам всю жизнь так живешь. Федор Филонов: Ой, душа богатая! Нет, душа богатая будет в чем, если она киселем будет питаться? Сейчас как-то перевернули социализм в капитализм, так что сейчас мы "господа", не "товарищи". Твой, говорят, товарищ в брянском лесу. - "Товарищ" нашелся... Галина Симонова: Дед, как ты считаешь, война была справедливая? Федор Филонов: А как же? Мы же за родину... - Как несправедливая? Кто мог так сказать? Мы же не советскую власть, за родину воевали. Кому это нужно, если другое государство? Другое дело, если между властями советской и капиталистической сейчас, вот тут может быть расхождение, расхождения обязательно будут. Тут уже революция. Галина Симонова: Дед, а когда ты был в Германии, не было мысли там остаться? Федор Филонов: Нет, какая там мысль, что вы? Какая там мысль, когда дома четверо детей? Я не только в Германии, я работал в шахте и потом в хорошем положении в последнее время, и никого мне на свете не надо. У меня четверо детей. Как бы меня назвали? Никогда детей на любую красавицу не отдал, лучше сам погиб бы, ни за что не оставил бы. Думаешь, людей не было там хороших? Люди все хорошие, но дети есть детей, семья есть семья, не надо никаких красивых, надо домой. Расчет получил, ни одной минуты. Николай Прокопьев работал в райисполкоме, написал донесение в райисполком, написал, что такого-то человека освободить и все. В район, район утверждает, присылают архив директору. Директор вызывает: "Вот за тебя весь район поднял". - "Наверное, заслужил". "Хорошо, поработай еще месяц, нам надо план выполнить, а потом я тебя рассчитаю". Еще месяц, спасибо и за это, и рассчитал. А остальные пленные оставались работать, не знаю, до каких пор. А когда Сталин погиб, только после Сталина их освободили, но признали виновными, потому что только дурак мог признать человека виновным, когда его куда пошлют, туда солдат должен идти. Допустим, Власов, генерал, сдал две армии. Власовцев встречают, а их колоннами в Сибирь, власовцев. Они разве виноваты, власовцы эти? Только когда Сталин подох, только тогда закон вышел освободить - люди невинные. Вот как получается. Сейчас демократия, сейчас не так стало, как раньше. Раньше не разевай рот даже. А сейчас столько партий, и каждый свое высказывает. При демократии не сажают сейчас. Галина Симонова: Дед, вот ты голосовал на выборах за Ельцина. Почему? Федор Филонов: Мы же не думали, тогда еще было рано об этом думать. А сейчас получается такая инфляция, дальше некуда. Выдержим ли мы эту инфляцию или не выдержим? Городской народ живет очень плохо. Мы-то что - мы подтиралы уже. Весь народ, городской народ, так натянуто положение до предела у людей, - одни грабежи, одни убийства, одни слезы кругом... То было раньше и песни слышно, а теперь ... Может быть, и заживет народ при капитализме, но долго еще ждать... Галина Симонова: Дед, скажи, чего ты жалеешь в своей жизни, чего ты такого не сделал в своей жизни? Федор Филонов: Да я больше ничего не мог сделать, ничего буквально, потому что я абсолютно неграмотный. Мое дело пахать и сеять. Владимир Тольц: Запись 94 года. Покойный ныне ветеран войны Федор Ильич Филонов в беседе со своей внучкой московской актрисой Галиной Симоновой. Сегодня я попросил Галю сделать короткий "постскриптум" к этой старой фонограмме. Галина Симонова: Мой дед был человеком веселым, подвижным, смешливым и очень добрым. Помню, на поминках моей бабушки он внезапно запел украинскую застольную песню, а когда опомнился, смеялся над собой. Два года он за ней ухаживал, когда она болела, у нее был рассеянный склероз. И, помню, как-то ночью, когда ей было плохо, и она бредила, а мы уже выбились из сил и роптали, она звала его, дед был рассержен и не хотел подходить, но на очередной ее крик он все-таки подсел и, к моему изумлению, я увидела, как они, обнявшись, сидя на кровати, запели красивую украинскую песню, целовались и плакали, и я вместе с ними. Наверное, эта его "живучесть" в хорошем смысле помогла пройти все испытания, которые выпали на его долю, и, конечно же, любовь к жизни, к земле. Кем он только ни был после возвращения с фронта: и овчаром, и кладовщиком, и конюхом, и завхозом, он строил дома, воздвигал колодцы, сажал деревья, шил сапоги, валял валенки. Он был настоящим крестьянином, при всей, казалось бы, его внешней утонченной мужской красоте. Я была счастлива быть с ним рядом, пасти с ним коров, пилить дрова, косить сено, копать картошку, заготавливать березовый сок и просто говорить, особенно о войне, которая снилась ему постоянно. В последние годы он жаловался на то, что устал жить, невыносимо устал. Он часто лежал с закрытыми глазами и о чем-то думал. Возможно, о смерти. Но о чем - я уже не узнаю никогда. Деда не стало 22-го мая 1999-го года. Владимир Тольц: Людей, прошедших и переживших ту действительно Великую войну остается все меньше. Победа, завоеванная ими вместе с теми, кто не дожил до нее - павшими на поле боя, умершими от ран, голода и непосильного труда, сгинувшими в немецком плену и советских лагерях и просто "без вести пропавшими",- эта победа по-прежнему остается, как сейчас говорят, "социально востребованной". Но при этом, давно уже оприходованной государством и приватизированной начальством. Государство уже не то, что было. Да и нынешние начальники, чаще всего, даже не дети той войны, а внуки, не больно-то рвущиеся собирать военные воспоминания дедов. В рассыпавшейся советской державе-победительнице (да и теперь) память о Победе 45-го использовалась (и используется) ими для вытеснения из нашей памяти множества абсолютно беспобедных военных мероприятий в самых разных концах света, от Кореи и Африки до Афганистана и Чечни, куда для "оказания братской помощи", "выполнения интернационального долга" и "наведения конституционного порядка" они бросали "ограниченные воинские контингенты" потомков победителей Великой Отечественной. Казенно гремящая майскими воинскими парадами память о Победе 45-го помогала легитимации их власти и последующих военных авантюр, многие из которых еще долго оставались для нас тайной. Она помогала им "консолидировать" нацию, отнюдь не единую ни в отношении своем к танковой "помощи" Чехословакии в 68-м, ни к афганской войне... - Это ведь не случайно, что лирические строчки фронтовика Окуджавы
давно уже распеваются всеми на мотив бодрого военного марша, а на американскую мелодию антиамериканские "белые орлы" уложили рядышком один из символов Великой войны и имя нынешнего Верховного главнокомандующего полковника:
Ныне народ уже не выгнать на первомайские демонстрации (Да и не нужно это теперь властям.) А вот построить его в скорбном молчании у Вечного огня и памятников Неизвестному солдату - легко и политически выгодно. Как и демонстрировать по "красным датам" копеечную "заботу" о доживающих свое ветеранах и могилах павших ... Мы - в большинстве своем - не политики. У нас другие резоны. Но наше осознание политических манипуляций с памятью о Победе и людях, ее завоевавших, не может служить основанием для того, чтобы забывать о них. Потому хотя бы, что завоеванная ими майская Победа 45-го - наша история, часть нас самих. Предать ее забвению, было бы для нас коллективным духовным самоубийством. Вечная им наша память и благодарность! Как бы не использовали ее в своих целях чиновные "приватизаторы" Великой победы... Победа.- Память о войне и мире. В передаче использована архивная фонограмма 1994 года - запись беседы Галины Симоновой с ее дедом Федором Ильичем Филоновым, прозвучавшая в цикле передач "Майскими короткими ночами.- Победа полвека спустя". |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
