Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
Театральный выпуск "Поверх барьеров""Якоб Якобсон" и "Щелкунчик и мышиный король"Ведущая Марина Тимашева Марина Тимашева: На прошедшем нынешней весной фестивале "Золотая маска" все призы в кукольной программе были присуждены двум совершенно разным спектаклям - "Якобу Якобсону" Хакасского театра и "Щелкунчику и мышиному королю" Петербургского театра сказки. Я передаю слово моей коллеге Лиле Пальвелевой. Лиля Пальвелева: Еще с тех времен, когда Хакасским театром руководил Сергей Столяров, маленький сибирский город Абакан стал считаться среди кукольников местом, где проводятся самые необычные и смелые эксперименты. Сейчас театр принял другой режиссер Евгений Ибрагимов. Как и его предшественник, он занят поиском новых средств выразительности. Петербуржцы - режиссер Игорь Игнатьев и его жена художник Анна Игнатьева - обладают даром ставить детские спектакли, самое подходящее определение для которых - "гармоничные". "Щелкунчик" - из их числа. Когда-то существовало выражение - "книги для семейного чтения", и относилось оно к тем произведениям литературы, которые одинаково интересны и детям, и взрослым. В дотелевизионную эпоху было принято долгими вечерами читать такие книги вслух. Про спектакль "Щелкунчик и мышиный король" можно сказать, что создан он для семейного посещения. Спектакль скрупулезно воспроизводит атмосферу старинной детской, с игрушками, которые сейчас можно увидеть разве что в музее - солдатиками в красных мундирах, горбатым паяцем, запряженными в карету лошадками. Ощущение подлинности, достоверности возникает за счет того, что постановщики "Щелкунчика" не стали упрощать сложно построенные фразы Гофмана и осовременивать его язык. Герои спектакля разговаривают друг с другом церемонно и не торопливо даже перед решающим сражением. - О, бесценная мадмуазель Штельбаум! О, Мари! Умоляю вас! Отойдите немного в сторону, ибо вы стоите как раз на линии огня, и я боюсь, как бы вражеская артиллерия не причинила вам вреда. - Ах, конечно, конечно, многоуважаемый Щелкунчик! Я не только отойду в сторону, но я вообще спрячусь за ширмой. А вы стреляйте, сколько вам будет угодно, только не очень громко. - Благодарю вас, мадмуазель Штельбаум. К бою! Лиля Пальвелева: Петербургский "Щелкунчик" богат на постановочные приемы. В нем нашлось место куклам разных размеров и систем, теневому театру, актерам, играющим в живом плане, а также мультипликации, которая, увы, воспринимается как нечто чужеродное по отношению ко всему спектаклю, в такой китчевой волшебной стране уместнее была бы кукла Барби, а не Мари и Щелкунчик. Еще существует театр в театре - с его двойной игрой и двойной оптикой. В большом пространстве сцены выстроен маленький домашний оперный театр - с красным бархатным занавесом и золотыми кистями. За счет того, что куклы здесь поменьше и попроще, рождается стойкое ощущение, происходящее на основной сцене - это подлинная жизнь, а вот на маленькой - представление. Здесь разыгрывается история об орехе Кракатук и принцессе Пирлипат. - Иметь такую дочку, как наша Перлипат. - Любой отец на свете, конечно, был бы рад. - Но, нет детей на свете прелестней и умней, изящней и талантливей, скромнее и добрей. Лиля Пальвелева: И все бы хорошо, если бы не случилось как-то королю поссориться с госпожой Мышыльдой, что жила у него в дворцовой кухне за печкой. - Орлята, я - Мышыльда! Из кухни убирайтесь! - Да, скорей из кухни убирайтесь прочь! - Меня оговорили. - Нет, нет! Вы виноваты. - Придворные интриги, вы съели колбасу. Я колбасу не ела. - Нет, ели. - Какое оскорбленье. - Вы съели колбасу. - Ах, вот вы как?! - Да, вот не так! - Ну что же, а попомните Мышыльду! - Вас видеть не желаем, вы съели колбасу. Из кухни убирайтесь со всей своей семьею! - А попомните Мышыльду!? - Пошла прочь! Лиля Пальвелева: В конце сказки Гофмана, когда ночной морок рассеивается, наступает конец волшебным, порой жутковатым превращениям. Игрушки и вещи становятся на свои привычные места и обретают привычные размеры, а кукла оборачивается человеком. В дом Штальбаумов с визитом приходит племянник господина Дроссельмейера - вполне нормальный юноша приятной наружности. Правда, Гофман оставляет чудесам лазейку, узкую щель, через которую они проникают в дневную обыденность. Молодого Дроссельмейера Мари уже видела до знакомства с ним. Во сне. Игорь и Анна Игнатьевы придумали другой конец. На протяжении всего спектакля Мари - это живая девочка (правда, жесткий каркас платья, парик и несколько скованная пластика делают актрису Юлию Буланкину чуть похожей на движущийся манекен), но все-таки это - не кукла. В куклу (причем - не театральную, а бытовую, в игрушку в кисее, кружевах и локонах) главная героиня превращается в финале. Юного Дроссельмейера она встречает в кукольном доме, точнее - развернутой к зрителю кукольной комнате с обоями в полоску и крошечной мебелью в стиле ампир. Девочки ХIХ века были счастливыми обладательницами таких домиков в разрезе. На смену театральному представлению приходит детская игра. История о Щелкунчике продолжается. - О, бесценная мадмуазель Штельбаум. О, Мари! У ваших ног счастливый Дроссельмейер, которому вы спасли не только жизнь, но и честь. Как только вы изволили вымолвить, что не отвергли вы меня, как гадкая принцесса Пирлипат, как я тот час перестал быть Щелкунчиком и обрел другой приятности наружность. О, Мари! Осчастливьте меня вашим согласием, станьте моей невестой. - Рассказывают, что через год он вез ее в золотой карете, запряженной серебряными лошадьми, что на свадьбе у них плясало 22 тысячи нарядных кукол, сверкающих бриллиантами и жемчугом. А Мари, как говорят, еще и поныне - королева в стране, где, если только у тебя есть глаза, ты повсюду увидишь сверкающие марципановые рощи, прозрачные леденцовые замки; словом - всякие чудеса. Лиля Пальвелева: В отличие от "Щелкунчика" хакасский "Якоб Якобсон" - бесконечно грустный и тревожный спектакль. Он поставлен по пьесе совершенно неизвестного в России Аарона Цейтлина. Режиссер спектакля - Евгений Ибрагимов, ему слово. Евгений Ибрагимов: Это пьеса Аарона Цейтлина. Это такой еврейский драматург, который написал ее в 30-м году в Нью-Йорке. Этот человек - эмигрант, который родился в России, потом учился в Польше, уехал в Америку. Достаточно депрессивная пьеса, очень многословная - 5 актов, но пьеса о человеке, на самом деле, потому что в пьесе Цейтлина нет Бога. Там нет Бога, и - зыбь. Там нет ничего жесткого под ногами. То есть, это корабль, потом - это подводное царство, потом - это рай, когда прочел, очумел совершенно. Лиля Пальвелева: "Якоб Якобсон" начинается с выхода тапера - Игоря Окольникова. Одет он щеголем, в шляпе канотье и полосатых брюках. Его "здравствуйте" - единственное слово, которое прозвучит в спектакле. Тапер садится за фортепиано и начинает импровизировать. Музыка звучит на протяжении всего спектакля и иллюстрирует все, происходящее в нем. События разыгрываются куклами внутри прямоугольной, как киноэкран, декорации, и это только усиливает впечатление. Показывается немой фильм (или - "фильма", как говорили раньше). Для чего нужно было сделать кукол безмолвными? Евгений Ибрагимов поясняет. Евгений Ибрагимов: Потому что в пьесе очень много текста: диалоги, монологи. Захотелось сделать это без слов. Пусть кукла покажет то, что она умеет. Лиля Пальвелева: А умеет она в спектакле Евгения Ибрагимова многое. Актеры Хакасского театра водят кукол виртуозно, и именно кукловождению не раз аплодировала публика во время показа спектакля на фестивале "Золотая маска". Но куда важнее то, что сложные и абстрактные споры о борьбе идей, об отношении к войне и о том, каким путем должно пойти человечество, режиссер сумел перевести в зрительный ряд. Вот среди обитателей пароходного трюма оказываются Ленин и Сталин. Сидят за одним столом, выпивают, а потом начинают плясать. Бьют чечетку, пускаются вприсядку. Сначала один - вождь мирового пролетариата, потом к нему присоединяется другой; сначала - на столе, потом - на пирамиде из табуреток. Заканчивается безумное "Яблочко" пренеприятнейшим инцидентом: вошедший в раж Сталин бьет табуреткой Ленина по голове и убивает его. Такая версия смены власти очень смешна, потому что доведена до абсурда. Но почему-то одновременно становится не по себе. В программу спектакля вложено либретто. Из него узнаешь, что главный герой, Якоб Якобсон - бывший эмигрант и бедняк, а ныне - король брючных пуговиц из Нью-Йорка. Однако если либретто не читать, Якоба Якобсона, скорее, примешь за музыканта, который развлекает на верхней палубе парохода публику. И дело не только в том, что трогательная, с шагаловским профилем, кукла одета точно так же, как и тапер (канотье и брюки в полоску), Якоб Якобсон много времени проводит за роялем. Получается, что одновременно существуют как бы две ипостаси одного музыканта - живого человека, исполняющего живую музыку, и его уменьшенного отражения - куклы. Сценография "Якоба Якобсона" находится в явном, хотя и дальнем, родстве со старинным вертепом, традиционно делившимся на три части: вверху - рай, посередине - земля, внизу - ад. Только в вертепе все просто и ясно, там каждому воздается по заслугам. Рай прекрасен, и ужасен ад. В хакасском спектакле вместо тверди - палуба парохода. Ярусом ниже - тесный трюм. Он снабжен топкой, к которой один матрос все время подвозит тачку, и в которую другой подбрасывает уголь. Сполохи огня - единственный источник света для многочисленных обитателей трюма, угрюмых и монотонно серых. В этот ад следом за женой, как Орфей, спускается главный герой, чтобы убедить и Люси, и всех прочих - начавшаяся война закончится мировой катастрофой. Патриотические восторги здесь не уместны. Единственное спасение - во владениях Властелина Вод. Там покой и гармония, там маленький Якоб Якобсон вместе с огромным подводным царем будут играть на арфах, но - не долго. Грохот боев проникает и на морское дно, туда падает сбитый белый самолетик, а в нем - мертвая Люси. Сцена, где на коленях у одной марионетки лежит другая, безжизненная, где у Якоба Якобсона трясутся от рыдания плечи - одна из самых пронзительных в спектакле. Якоб Якобсон остается единственным в мире живым существом, и его забирают в рай, чтобы превратить в нового Адама, от которого пойдет род человеческий. Рай в спектакле Евгения Ибрагимова - место малосимпатичное. В стволах деревьев, за дверцами - рубильники. Ангел поворачивает их ручки, и тогда начинают звучать явно механического происхождения песни птичек, а по ленте транспортера вновь и вновь, как в дурном сне, двигаться два муляжа - лев и агнец. Хуже всего то, что у дьявола и ангела одинаково жуликоватые повадки, и действуют они сообща. Когда отчаивавшийся Якоб Якобсон вешается на ветке древа жизни, ангел с дьяволом оживляют Люси и из ее ребра создают Адама, существо тупое, жизнерадостное и агрессивное одновременно. |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
