Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
Театральный выпуск "Поверх барьеров"Режиссерская конференция Союза театральных деятелей РоссииВедущая Марина Тимашева
Марина Тимашева: Союз театральных деятелей России провел в новом здании Школы драматического искусства Анатолия Васильева режиссерскую конференцию. В итоге высокое собрание проголосовало за создание Режиссерской Гильдии, - и это главное. Но не менее важно то, что этому предшествовало. Лидеры театрального цеха делились своими впечатлениями и переживаниями. Они кричали, нервничали, и не сказать, чтобы выступали с особенно конструктивными предложениями. Но кричали и нервничали они не из-за денег или имущества, а из-за того, чему верой и правдой служат. Из-за театра. Причем, из-за театра-храма и театра-дома, из-за традиционного репертуарного, ансамблевого, психологического театра, завещанного великими Константином Сергеевичем Станиславским и Владимиром Ивановичем Немировичем-Данченко. Никто не хочет потерять то, что является национальным достоянием России, то, чем были определены все театральные искания ХХ столетия. Вступительное слово держал Председатель СТД, художественный руководитель театра "Эт Сетера" и народный артист России Александр Калягин. Он говорил о режиссерской конференции 39-го года. Александр Калягин: Она собиралась с целью окончательно подчинить и приручить к режиссуре. Тогда генеральный прокурор Андрей Геннадьевич Вышинский руководил конференцией, за несколько месяцев до этого тот же Вышинский подписывал смертные приговоры. Через несколько дней после этой конференции был арестован, а потом замучен Всеволод Эмильевич Мейерхольд. Тот шрам навсегда останется на сердце русского театра в истории режиссерской конференции. Вторая попытка собрать режиссеров была предпринята в конце 80-х годов. Была создана Режиссерская Гильдия, были намечены какие-то важные вещи. Все намеченное не выполнили, разваливалась страна, надо было просто выживать. И мы выжили, теперь мы можем оглядеться и понять, в каком же пространстве находится наш театр. Марина Тимашева: Понять, в каком пространстве оказался театр, помогает не режиссер, но доктор экономических наук Геннадий Дадамян. Геннадий Дадамян: Мы с вами живем во время, которое практически не имеет аналогов в тысячелетней истории России. Может быть, десятые годы двадцатого века, положение искусства - там и тогда, здесь и теперь - в чем-то близки друг к другу. Но и десятые годы не дали ответа на те вопросы, которые вновь возникли сегодня. Первая проблема связана с тем, что, в принципе, три предшествующих поколения выросли в сталинской системе государственной организации художественной жизни. Впервые в истории человечества он сумел создать эту систему за несчастные восемь лет, с 28-го по 36-ой год. Замечательную систему он создал, все шестеренки были подогнаны. И эта система оказалась неуничтожаемой. Она неучтожаема, потому что она дает "кажимость" идеального решения проблем. Эта система сумела отделить творчество от решения чиновно-бюрократических канцелярских проблем для творческого человека. Она отделила творчество от ответственности за результаты творчества, и это было замечательно для творческого человека. И сегодня в новых условиях жизни мы с вами живем, когда есть элементы и сущность этой неуничтожаемой системы и новый вызов будущего. Вот как соединить эти два момента, ответа на этот вопрос я не знаю. Марина Тимашева: Руководитель театра "Школа драматического искусства" Анатолий Васильев вообще считает, что демократия - весьма неудачное для театра время. Анатолий Васильев: Сердцем я с теми семьями, кто понес тяжелую травму в этих событиях в "Норд-Осте". Это событие можно понимать и в другом значении. Мы все вместе оказались заложниками тех событий, которые постигли нас всех, тех событий 39-го года, о которых говорил Александр Александрович, и последних переворотных 90-х годов. Войны, насилие, нищенство, приватизация. Мы в "Норд-Осте" посадили авангард наших заложников. Мы все знаем, как стало тяжело в последние годы работать. Выходит, что времена застоя театр оценивает, как более-менее положительное явление. А времена демократические и нынешние передовые времена оценивают как несчастье, постигшее людей. Марина Тимашева: Адольф Шапиро, бывший главный режиссер легендарного Рижского ТЮЗа, ныне работающий во МХАТе, "Табакерке" и по всему миру, предложил обсудить проблему отношений искусства с властью вообще и сейчас. Адольф Шапиро: Власть и искусство, сами по себе - понятия антагонистические, любая власть. Потому что задача власти - установить границы. Демократизм или гуманность власти зависит от того, насколько большое пространство она отдает человеку. Природа искусства - в преодолении границ. Но сила театра - в том, что он преодолевает границы времени, пространства. Искусству и власти сосуществовать вместе довольно трудно, они вступают в какую-то игру. XX век, как пьяный оператор, сбил фокус, на который было настроено развитие русской культуры. Бродский не написал практически ни одного антисоветского стихотворения, но из всех поэтов именно он был сослан (в отличие от Евтушенко, Вознесенского, которые впрямую указывали советской власти на некоторые ее недостатки). Их никто не тронул, тронули поэта, который занимался искусством. Потому что искусство, по своей природе, становится оппозиционным к власти. Поскольку власть не определила своей границы, не может еще объявить, какие ей нужны границы - возможно, из стеснительности, - то мы с ней не можем войти в определенную игру, в определенные взаимоотношения. Произошли изменения за последние десять лет. Как мне кажется, Горбачев и Ельцин видели в работниках искусства людей, через которых они будут говорить с народом. Мне кажется, решительное изменение сейчас в политике нашего президента в том, что ему не нужны посредники в общении с народом, что он предпочитает впрямую общаться с народом, а нам - дать возможность определить, какое место мы займем в этом диалоге. Марина Тимашева: В последние годы в истории России, считает Александр Калягин, вывели на авансцену два типа режиссеров: первый - это тот, что умело "разводит" актеров по мизансценам, а второй тип - режиссера-шоумена. Александр Калягин: Мы старались провести широкую свободную дискуссию по центральной теме. В какой театральной стране мы живем, куда развиваемся, и что можем сделать, чтобы помочь вернуть режиссуре "первородное право" водительства, которое было заложено учителями. У нас сейчас много "разводящих", даже хорошо, ловко - "разводящих". Еще больше у нас коммерсантов в режиссуре и мелких шоуменов. Бороться с этим невозможно, подчиниться - позорно. Те, на кого мы оглядывались, кого стеснялись, перед кем было стыдно, - эти режиссеры один за другим покинули нас. Нет Эфроса, нет Товстоногова, нет Ефремова, с ними ушла эпоха, которую можно было бы назвать эпохой режиссерской ответственности за весь театр. Марина Тимашева: Анатолий Васильев подхватывает разговор о тех, перед кем было стыдно, и об абсолютной ценности репертуарного театра. Анатолий Васильев: Сто лет тому назад были как-то определены правила, из которых весь театр русский произошел. Я, находясь на территории России, особенно не чувствовал, в чем отличие, чем знамениты основополагающие законы русского театра. Пока я не оказался на пространствах европейского театра и глазами очевидца не увидел, что, несмотря на политическое убожество моей страны, несмотря на нищенство моего народа, мы имеем что-то, что не подвергаем сомнению - абсолютные ценности. И ценностью этой можно было бы назвать драматическое искусство. Европейский театр - это театр, прежде всего, литературного текста. Русский театр - это, прежде всего, театр сценического текста. Если мы в нашей с вами профессии потеряем театр сценического текста, мы потеряем главную жилу русского театра. Марина Тимашева: Анатолию Васильеву вторит и лидер театра "Ленком" Марк Захаров. Марк Захаров: Театр должен быть многообразен. У меня совершенно нет никакого ханжеского пренебрежения, пренебрежительного отношения к антрепризе, она должна существовать, должны быть бизнес-проекты в коммерческих театрах. Приоритет, конечно, - русский репертуарный театр. Мы очень мало что умеем в жизни делать. Мы не умеем делать автомобили, не умеем делать технику, не умеем делать некоторые виды колбас, кое-что из напитков. Но у нас есть театр. Марина Тимашева: Экономист Геннадий Дадамян уверяет, что над репертуарным театром нависла угроза. Геннадий Дадамян: Идея театра-дома, идея театра, как коллектива единомышленников, де-факто в театральном процессе умерла. Именно на этой идее зиждилось мировоззрение, мироисповедание того театра, который мы называем великим русским психологическим театром, великим русским репертуарным театром. Идея умерла. Я проводил исследование по актерам и режиссерам. И могу сказать, что 75% опрошенных режиссеров просто заявило, что этого условия не содержится в театральном процессе. А актеры - они же просто нормальные советские люди, а советский человек подразумевает одно, говорит другое, делает третье, а получается четвертое. Поэтому я спрашивал: "Предположим, у вас есть возможность создать свой театр. Как бы вы его назвали? Какую бы вы пьесу поставили первой? Какую роль вы бы сыграли сами? Кого бы вы пригласили режиссером?". Главный ответ был на последний вопрос. Сколько человек из этой труппы вы пригласили бы в свой театр? Одного - 18%, двух - 24% (совпадает с числом брачующихся в театре), от одного до трех - 56%. Вот как сохраниться режиссерскому театру, российскому психологическому репертуарному театру в условиях, когда основы мира рушатся? Марина Тимашева: Младший из выступавших, режиссер Борис Юхананов вообще полагает, что гибель грозит самой профессии режиссер. Борис Юхананов: Режиссер отступает, его атакует и замещает критик, он же - эксперт и посредник между театром и властью, театром и зрителем, театром и театром. Режиссер отступает, его атакует и замещает актер, он же - нынешний владелец и хозяин театра, господин для обслуживания заказчика и инвестора. Режиссер отступает, его атакует и замещает хореограф, забирая себе мизансцены, драматург подозревает в некомпетентности, а художник сцеживает работы из запасников. Режиссер отступает, его атакует и замещает зритель в лице продюсера, чиновник в облике культуртрегера и гранто-дателя, каприз в лице мецената и, наконец, маркетинговый фатум в облике спонсора. Режиссер лишается власти, автор в его лице девальвирован в исполнителя. Из хозяина театра и культуры он становится жертвой корпоративных манипуляций, из носителя метода, эталона вкуса, животворящей точки отсчета, источника представлений и критериев, толкователя, организатора, педагога, он оказывается наемным работником, в лучшем случае гастролером с коммерческим именем, в худшем - флюгером или игрушкой для забав и оскорблений критики. Маркетинг актуального, по сути, становится оборотной стороной фашизма, и тех и этих интересует табулированные маргинальные зоны. Демократия играет злую шутку с нашей профессией. Как сказал мне отец Александр: "Демократия - в аду, а на небе - царство". Похоже, придется начинать все заново. Быть может, режиссер отступает туда, где ему и положено быть - на священную территорию духовного подвига. Ансамблевый репертуарный театр трещит по швам, разваливается, как старый тонущий корабль. На смену ему придут театр "Фабрика" под руководством продюсера (в частном случае им является антреприза) и театр "Проект", источником и инициатором которого может оказаться любая из множества театральных профессий, от драматурга до художника. И здесь так же, как и на "Фабрике", режиссер оказывается в подчиненной роли исполнителя чужой - а часто чуждой ему - направляющей воли. Ясно одно. В том виде, в котором режиссура существовала в XX веке, ей больше не суждено быть. Марина Тимашева: Своему ученику вторит Анатолий Васильев. Анатолий Васильев: Имея наследие, мы окажемся без него. Я позволю себе сказать еще такую вещь, которая может выглядеть как шовинистская, но мне, в конце концов, на это плевать. Имея огромную страну, мы можем дойти до размера феодального государства. Имея огромный великий русский театр, можно дойти до размера маленького крепостного театрика, смысл которого заключается в том, чтобы накормить крепостных и дать развлечься, собрать дворню, чтоб она себя неплохо чувствовала, и чтобы она не чувствовала, что крепостник - идиот, самодур, что может выпороть. Хорошо ее как-то подкормить, чтобы она была счастлива. Театр прежде, как я его знал, был таким - сцена воспитывала публику. Театр-оборотень, теперь публика воспитывает сцену. Если это так, можно вернуться к традициям русского театра прежних веков, стать разводящими, за это платят гораздо больше. Я очень хороший разводящий, но я этого делать никогда не буду. Здесь я буду делать все от меня зависящее, чтобы сохранить корни русского театра в его основе, в его сценической культуре, в его методологии. Делать все от меня зависящее, пропагандировать, достоять до самого конца, сколько мне Господь отпустит в моей жизни, и передать это моим ученикам. Марина Тимашева: Адольф Шапиро идет еще дальше своих коллег. Он полагает, что мы застали конец прекрасной эпохи. Адольф Шапиро: Русской культуре было свойственно соединять направления, ценить особое назначение театра. В 70-х был очень сильный, мощный театр, работали блистательные режиссеры. Только благодаря железному занавесу мир их не знал и не оценил в той степени, в какой должен был оценить. Сейчас что происходит, понять довольно трудно. Я предполагаю, что мы переживаем последний период или закат русской театральной идеи. Это драматично только для тех, кто сейчас живет или участвует в этом. Если не посмотреть на то, что закат тоже бывает красив очень. Нет идей на все времена. Был греческий театр, был театр Мольера, дель-арте, Возрождения и т.д. Прошлый век прошел под знаменем идеи русского психологического театра, которая была рождена в самом конце позапрошлого века и вплоть до абсурдистов, до Беккета, как-то влияла на весь мир. Но не бывает вечных идей. И сейчас, кажется, она исчерпывает себя. Такое впечатление, что мы присутствуем при закате, при конце этого последнего этапа, ничего нет в этом дурного, все равно это войдет в историю человечества, как великая идея, которая озарила мир. Она воплотилась, и ее будут сохранять какие-то люди, как в Италии кто-то сохраняет традиции дель-арте, она все равно будет в какой-то степени существовать. Марина Тимашева: Единственным оптимистом оказался на всей режиссерской конференции художественный руководитель Малого театра и народный артист России Юрий Соломин. Юрий Соломин: У нас прекрасный театр, у нас прекрасные режиссеры есть, у нас прекрасная команда артистов есть. Я представляю театр с колоннами, театр старый, которому уже ни один год предрекали смерть, но у нас, оказывается, по статистике, в театре больше всего долгожителей. Марина Тимашева: Впрочем, надо признать, что частичный оптимизм или, по крайней мере, не покидающее режиссеров чувство юмора демонстрировал и Адольф Шапиро. Адольф Шапиро: Прием - в гостинице "Савой". Я вообще редко хожу, просто даже, может быть, первый раз попал, на такой прием. Пригласили. Там были члены правительства, богатый прием. И вдруг, в середине этого приема объявили, что у нас гости - артисты театра Вахтангова. Они исполняют сцену из спектакля "Казанова", стихи - Марины Цветаевой. В зале был невероятный шум, их не слышал ни один человек, даже я, который старался слушать. Стояли люди с бокалами, стоял грохот. Они исполнили все, что им надо было исполнить и ушли. Я был в каком-то сначала ужасе. Подумал: "Ужасно, они работают из-за денег. Им заплатили, наверное, невероятные деньги за это". Потом подумал: "Почему, наверное, правильно. У них публичное одиночество, образец публичного одиночества, они играют для себя, общаются, игнорируют все, что происходит вокруг, испытывают даже, может быть, определенное удовольствие, получают деньги и уезжают. Может быть, примерно в таком положении находятся наши театры". Относитесь к этому, как хотите. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
