Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
С христианской точки зрениВедущий Яков КротовО законахАнатолий Стреляный: Законы России веками одновременно были и законами церкви. "Правда" Ярослава Мудрого была, прежде всего, описанием того, в каких случаях человек подлежит суду церкви. В каких - князя, в каких - суду "сместному" (совместному). Первая статья Соборного уложения гласила, что за хулу на Христа и его Матерь полагается смертная казнь. В России не было инквизиции, но еретиков сжигали, и теперь православные, как и католики, ссылаются на то, что все делалось по закону, а жгли не церковники, а гражданские. Но в Западной Европе церковь все-таки воспитала уважение к праву, помогла создать мощную судебную систему, а в России - нет. Вот как грустно шутил Бердяев: "Русский человек либо свинья, либо уж сразу святой, а быть простым законопослушным гражданином ему скучно". Яков Кротов: Этот выпуск нашей передачи будет посвящен закону - конечно, с эпиграфом "закон - что дышло". Потому что главная проблема закона применительно к России - это его блистательное отсутствие или нежелание считаться с его присутствием. Когда мы обращаемся к закону с христианской позиции, то часто есть искушение сказать, что представление Библии, представление церкви о законе - это самое совершенное, самое полное и что ни в одной другой религии вообще нет такой стройной системы представления о законе, как в Библии. В каком-то смысле это правильно, в том смысле, что Ветхий завет является самым древним, самым полным письменным собранием, в том числе и законодательных материалов. С другой стороны, если не ограничивать закон только понятием писаного закона, то несомненно, что у всех народов (и дохристианских в том числе) закона не просто больше, а намного больше, чем у народа Ветхого завета или у христиан. Любое самое дикое племя, затерянное где-нибудь в джунглях Латинской Америки, живет, соблюдая не одну сотню, а тысячи крупных и мелких законов. Вся жизнь человека, который строит свои отношения с внешним миром на принципах магизма - это огромное собрание правил. Потому что богов много, духов много, все должно регулироваться, чтобы соблюсти мировую гармонию. Хорошо христианам, хорошо иудеям, у нас один Бог, мы выстраиваем свои отношения с ним. А когда этих богов, как в индуизме, десятки, сотни и тысячи, здесь уже соблюдение закона, закона богослужения, закона семейного, закона нравственного - превращается в настоящее испытание. И в этом смысле некоторое чудо Ветхого завета не в том, что в нем очень подробно прописаны всевозможные мелкие правила (можно есть раков, нельзя есть раков и так далее), а в том, что все-таки этих правил не так уж и много, если мы сравним с тем, что известно нам из этнологии. Тогда, конечно, встает вопрос: чем библейское, - ветхозаветное, прежде всего, - представление о законе отличалось и отличается от представлений о законе в дохристианских и в нехристианских религиях? Владимир Лапшин: Действительно, законы и представления о нравственности есть у всех народов. Но если у всех народов, скажем так, в других религиозных системах, как мне кажется, закон является некой составной частью религиозной системы, но не основополагающей, то в религиозной системе Израиля закон, по сути, отождествлялся с религией. Религия и закон - это было практически одно и то же. И когда апостол Павел говорит о том, что Иисус Христос есть конец закона, то я это понимаю, что Иисус Христос есть конец религии. Иисус Христос пришел для того, чтобы не было никаких религий на земле, чтобы религия как попытка пробить брешь в стене между человеком и Богом больше не нужна, потому что во Христе Бог и человек соединились, небо и земля соединились. Христос дал вот это единство, и с этого момента религия, закон не имеют уже для человека никакого практического смысла. Человек может жить в постоянном единении с Богом, будучи ведомым Духом Святым, то есть жить, как дух велит, а не как написано в законе. Яков Кротов: Чем библейский, ветхозаветный взгляд на закон отличается от языческого? Сергей Худиев: Для иудея, насколько я понимаю, Ветхий завет, нарушение закона - это не просто нарушение социальной гармонии, это не что-то такое, что происходит между людьми, это что-то такое, что оскорбляет Бога. То, что работодатель не заплатил работникам - это не просто факт какой-то социальной дисгармонии, это вопль, который восходит к Богу, который навлекает нам бедствия и проклятия на саму землю. Закон коренится не в человеческом соглашении, он исходит от Бога. Думаю, что это некое принципиальное отличие библейского взгляда. Я присутствовал на одном "Круглом столе", и там был раввин иудейский, и он сказал одну замечательную вещь, с которой я глубоко согласен. Он сказал, что нравственные законы не принимаются голосованием, они не могут голосованием отменяться, они не зависят от того, поддерживает их большинство людей или нет, нравственный закон - некая объективная реальность. Закон, который должен существовать в отношениях между людьми, это некая объективная реальность, которая коренится в воле Божьей, а в не соглашении самих людей между собой. Уникальность ветхозаветного законодательства еще в том, что это законодательство ограждает права бедного пришельца, сироты и вдовы, в отличие от языческих законодательств, которые, в общем-то, ограждают интересы людей, в интересах которых эти законы и составлялись. Для древнего мира крайне необычно, что раб, оказывается, тоже человек, ему нужно давать один день отдыха, над ним нельзя господствовать жестокостью, нужно с ним нужно по-человечески обращаться, единоплеменника нельзя держать в рабстве неограниченное время, и так далее. Уникально, но вот раб воспринимается тоже как человек. Хотя во всех обществах раб как бы не является частью общественного договора. Для Библии раб обладает достоинством, потому что он - тоже человек и создан по образу Божьему. Яков Кротов: Откуда же тогда в христианстве появляется новое понимание закона, нежели в Ветхом завете? Об этом говорил в одной из своих лекций священник Александр Мень. Вот отрывок из архивной записи: "Любой из вас отлично знает, насколько человек запутан, слаб, насколько в нем всевозможные комплексы и грехи свили свои гнезда. И есть сила, которую Христос оставил на земле, это выдается нам даром, она так и называется - "благодать", по-русски называется - "благодать". Благо, которое дается даром, не зарабатывается. Да, мы должны прилагать усилия, да, мы должны бороться с грехом, да, мы должны стремиться к самосовершенствованию, помня, что сами себя за волосы мы вытащить не сможем. Эта работа - только лишь подготовительная. Христианство говорит: ты можешь себя усовершенствовать, но до Бога добраться невозможно, пока он сам к тебе не придет. И вот благодать превосходит закон. Закон - это первая стадия религии, которая начинается у ребенка: вот это нельзя, это можно, какие-то правила, какие-то нормы. Нужно ли это? Да, конечно. Но потом приходит благодать через внутренний опыт встречи с Богом, это как любовь, это как ликование, это как победа, как музыка сфер. Благодать - это новая жизнь. И апостол Павел говорил: вот спорят между собой люди: одни - сторонники сохранения обрядов старинных, ветхозаветных; другие, третьи - против этого. А ни то, ни другое - неважно, а важно только новое творение и вера, действующая любовью. Выше всего этого - вот это есть подлинное христианство, все остальное на нем - историческая оболочка, антураж, то, что связано с культурой. Это я вам говорю о самой сущности христовой веры. Бесконечная ценность человеческой личности, победа света над смертью. Новый завет, который возрастает, как дерево из маленького желудя, Новый завет, который сквашивает историю, как закваска теста. И уже сегодня вот это Царство божье тайно является средь людей". Ветхозаветный закон учит хорошо обращаться с рабом, учит, что в юбилейный год надо отпускать раба, единоплеменника, единоверца на свободу. Значит, рабства фактически уже не существует, есть как бы аренда батрака на срок до семи лет. А христианство... первое, что пишет апостол Павел: если ты призван ко Христу, будучи рабом, оставайся рабом. Соблюдай вот этот языческий закон рабства. И в христианском мире рабовладение было отменено лишь сто с небольшим лет назад - как в России, так и в Соединенных Штатах Америки. Как же так получилось, что христианство оказалось ретрограднее, более отсталым в нравственном отношении, чем иудаизм? И неслучайно сегодня многие иудеи говорят христианам: вы же не соблюдаете законов Моисея, вы не соблюдаете обрезания, вы не соблюдаете правил обрядовой чистоты, вы едите все без разбору. Пожалуйста, делайте так, только не претендуйте уж хотя бы на то, чтобы быть верными закону Моисея. Справедливы ли эти упреки, и в чем смысл столь вольного обращения христиан с духом библейского закона? Сергей Худиев: Я недавно беседовал с одним пламенным атеистом, который мне говорил, вот какие гады, вообще, эти христиане. Я ему, помню, привел такое сравнение, что если вы находитесь в больнице, в хирургическом отделении, где люди с тяжкими повреждениями лежат, то можно, конечно, сказать, что это были веселые здоровые люди, а в этом страшном месте их довели до такого ужасного состояния. А можно сказать, что ужасное состояние пришли независимо от этого страшного места, в этом страшном месте им оказывают кое-какую помощь, но моментально этого не сделаешь, но все-таки уже идут на поправку. Владимир Лапшин: Понимаете, когда человек был слеп, ему делают операцию на глазах, ему хочется сразу все увидеть, ему хочется увидеть солнце, солнечный свет, но его глаза забинтованы многими слоями марли, ему каждый день снимают по одному слою. Вот когда-то, может быть через месяц, через полтора, снимается последний слой, и он видит. Вот, точно так же Господь Духом Святым сдирает с нас вот эти слои, которые закрывают то божественное начало внутри нас, Дух Святой, ту благодать, которая дана нам и от сотворения мира, которая дается нам в крещении, особая благодать. Но все это происходит очень медленно. Потому что человек иначе выдержать не может. Яков Кротов: Центральным явлением в христианской истории становится создание канонического права. Начиная с третьего столетия и, если мы говорим о Востоке, до 7-го века собираются поместные Соборы, Соборы, на которые собираются епископы, как Востока, так и Запада, и на этих Соборах принимаются каноны, правила, предписания - как вести себя священникам, на что они имеют право, на что нет, каковы правила взаимоотношения епископата. Регулируется не частная жизнь христиан, а регулируется жизнь церкви, тело Богочеловека. Этих канонов насчитывается теперь десятки и сотни, они часто противоречат друг другу, потому что никто не озабочивался их систематизацией тогда, когда эти каноны создавались. Отрицание закона как предела религиозной жизни, предпочтение благодати, которой дышат в церкви, вдруг приводит к созданию громоздкой законодательной канонической системы, которая и по сей день, как говорится, никем не отменена. На Западе эти каноны систематизировали, из-за этого восточные христиане очень обижаются, говорят, что это наше общее достояние, Востока и Запада, без нас нельзя все это менять, а если вы что-то поменяли, то вы - еретики, и вы уже - вне церкви, а мы будем жить с этими канонами, как святые отцы их учредили. Между тем, эти каноны зачастую очень и очень суровы. Например, как говорил известный богослов современности отец Иоанн Мейндорф, живший в Нью-Йорке, эмигрант, преподававший в Нью-йоркской духовной академии: как я могу соблюсти, скажем, канон Вселенского собора, запрещающий лечиться у врача-иудея? В Нью-Йорке просто нет врачей другой национальности, другого вероисповедания. А есть закон, который запрещает рукополагать человека, если тому не исполнилось 30 лет. Причем, этот канон основан на Евангелии, потому что Господь Иисус вышел на проповедь в 30 лет. А сколько у нас сейчас в России по нужде рукополагают молодых людей. Почему же создается на месте, где должна присутствовать благодать, огромная, можно сказать грандиозная, законодательная каноническая система? Владимир Лапшин: На самом деле это - один из самых болезненных, наверное, вопросов христианства. Вообще, как мне кажется, в любой религиозной системе, в любом религиозном учении есть какие-то очень важные основные, главные темы, основополагающие, но которые, как правило, оказываются и наименее разработанными и наименее понятыми. И мне кажется, что в христианстве такой темой является отношение к закону, понимание закона. Наверное, ни одно религиозное общество, ни одна религиозная система не разработали столь изощренного канонического права, законов, правил жизни и так далее. Но лично мне кажется это одной из самых страшных измен христианства, одной из самых страшных измен Христу, потому что мы один закон подменили другим законом. И в связи с этим можно было бы рассказать историю такую, когда один миссионер приехал куда-то на острова, нашел там достаточно примитивных людей, живущих в первобытнообщинном строе, скажем так, и он решил изучить их язык, их культуру, изучить все, что можно с тем, чтобы потом как-то успешно провести свою миссию. Так вот, когда он изучил все это, изучил их закон, по которому они живут, их представления о жизни, о нравственности и так далее, он понял, что менять шило на мыло не стоит. И он им прямо так и сказал, что "я приехал для того, чтобы вам проповедовать Христа, но в том виде, как это делается в других странах, мне этого делать не хочется. У вас замечательный закон, вы прекрасно живете, ну и живите так дальше. Но если кто-то хочет жить выше закона, сверх закона, для тех я готов проповедовать". И вот он на этом острове нашел двух или трех человек, которые действительно этого захотели, и которые действительно попробовали жить по Евангелию. Очень скоро они... как это бывает и в других странах, их жизнь закончилась мученической смертью, и на этом все кончилось. Яков Кротов: Есть Божий суд, наперсники разврата и вот этот Божий суд на протяжении всех средних веков классического средневековья, 6-7-го века и до 11-го, тяготел над миром. Конечно, это был лишь символ, как и все средневековое христианство. Казалось бы - апогей христианской цивилизации, когда на каждом перекрестке стояло распятье, когда все совершалось под знаком креста и, тем не менее, все было очень символично, все было отложено до вечности. Этот Божий суд совершится когда-то, а здесь и сейчас мы должны терпеть варварское право. И христианство, как на Западе, так и на Востоке, терпит правды варваров, которые нахлынули на Европу. Но и на Руси тоже византийское духовенство, принеся к нам христианство, терпело нашу собственную неписаную правду. Самый известный конфликт случился уже вскоре после крещения Руси. Византийское законодательство предусматривало смертную казнь за многие преступления, а славяне, как и многие варварские народы, не знали такого права, чтобы государство кого-то казнило. И князь Владимир отказался брать грех на душу. И дело не в том, что варвары были милосерднее византийцев, просто смертная казнь у варваров была, как бы, приватизирована, она была делом рода, делом семьи было отомстить за гибель своего члена или взять штраф. Таким образом, это было милосердие, но милосердие весьма и весьма условное, милосердие от скудости, милосердие все-таки от варварства. И вот, в течение 11-12-го веков на Западе и отчасти на Востоке христианского мира происходит юридическая эволюция. Она меняет все лицо западной и восточной цивилизации, меняет русскую жизнь и западноевропейскую. Но как? Христианство начинается с противопоставления закона и благодати. В 11-12-м веках на Западе началось развитие юридического права, канонического права. Был период с 1159-го года по 1303-й, когда все Римские папы были юристами. И, в то же самое время, в Византии в 12-м веке два выдающихся юриста-канониста Вальсамон и Зонара составляют комментарий к канонам древней Вселенской церкви, пытаясь их согласовать. Но Византия скоро погибла. А на Западе в том же 12-м веке целая плеяда выдающихся юристов, прежде всего Грациан, итальянец из Болоньи, пишет и публикует в 1139-м году "Согласование несогласованных канонов". Если в 11-м веке ежегодно из папской канцелярии выходило одно письмо с каким-то юридическим решением, то уже к началу 14-го века, при Иоанне 12-м, папская канцелярия ежегодно издает три с половиной тысячи документов. Для сравнения скажу, что все канонические материалы русских митрополитов за первые шесть веков существования русской церкви, которые собраны в издании русской исторической библиотеки, это 6-й том, их всего насчитывается несколько сотен. Вот в России такой юридической революции не произошло, остались при древнем, раннесредневековом представлении о праве, о законе, как, прежде всего, законе - не писанном, который каждый раз решается устно. И отсюда в России сохранилось и углубилось отношение к западному христианству и к западной жизни вообще, как к чему-то очень юридическому, где все решается бумажками, где все решается адвокатами, к стране крючкотворства. Насколько глубоко это противопоставление? Владимир Лапшин: На самом деле водораздел между Западом и Востоком, вот это отношение к закону, к праву - они гораздо глубже. Это нельзя, как мне кажется, относить к средним векам, и в дохристианские времена мы можем взять на переломе эпох, тысячелетий существовало римское право, мы можем вспомнить, как часто апостол Павел использовал то, что он является римским гражданином и так далее. То есть на Западе уже в то время были какие-то представления о праве, о законе и так далее. В то же время на Востоке эти восточные деспотии, когда действительно правит человек, а не закон, - это существовало тогда. Мне кажется, наследие идет с тех времен, а спустя сотни, тысячи лет люди попытались это объяснить с каких-то христианских позиций. Мы можем вспомнить, как часто славянофилы обвиняли западных христиан в таком католическом юридизме, который касается и проблемы спасения человека и первородного греха. То есть, это нашло отражение и в богословии. Но, мне кажется, тут не богословие повлияло на отношение человека к закону, а изначальная какая-то разница в менталитетах. Изначальная разница в отношении к закону повлияла на развитие богословия, в том числе и на догматическое понимание спасения, на понимание первородного греха в православии и католической церкви. Мне кажется, это должно просто дополнять друг друга. Бог не случайно создал этот мир таким разнообразным, и в нем есть и черные, и красные, и желтые, и белые, в нем есть люди, думающие так, и люди, думающие этак. Мне кажется, тут должен быть какой-то взаимообмен, взаимообогащение, взаимодополнение. Яков Кротов: Своего апогея эта юридическая революция, совершившаяся в среде католических богословов в 13-м столетии, достигла в творчестве святого Фомы Аквината, который различал три вида закона. Закон естественный - как некоторая врожденная склонность к добру, причем - рациональная склонность. Естественный закон - это наше естественное стремление знать правду о Боге и жить в обществе. Когда это читаешь, то кажется, что как жалко, что Фома не был в России сегодняшней а, может быть, и в России 13-го столетия. Тогда бы, может быть, он увидел, что стремление знать правду о Боге вовсе не врожденное у человека. Но это относится не только к современным русским людям. Собственно, современная западная философия в своем противостоянии, в том числе и "томизму" (так называется учение, созданное Фомой Аквинатом), учит, что нет такого естественного закона, как врожденное стремление к божественной правде. Более того, термин "естественный закон" изменился до противоположности, вместо естественного закона мы теперь говорим о законах природы. Ученый верует, что у природы есть законы, ему это удобно, и пока еще ни один ученый в этом не разочаровался. А вот в том, что есть нравственные законы, далеко не все ученые уверены. И очень многие современные люди, если не большинство, пожалуй, уверены в том, что у бездушной природы законы есть, а у человека законов нет. Можно ли соединить веру в законы природы и веру в законы нравственности? Сергей Худиев: Одно предполагает другое, потому что некое постоянство природы, антропный принцип, и то, что мы можем быть уверены, ставя чайник, что он вскипит при ста градусах, это проявление верности Творца, это проявление его надежности, это проявление того, что он следует добровольно взятым на себя обязательствам. Вот он был совершенно не обязан на себя брать, но раз он на себя взял, он им добровольно следует. Нравственный закон так же предполагает, что у нас есть обязательство по отношению к Богу и ближним, которому мы должны следовать. И думаю, что это две взаимосвязанные вещи, то, что "земля недвижна, неба своды, Творец, поддержаны тобою, не падут на сушу, воды и не подавят нас собой", - это проявление верности Творца. Вот он так устроил мироздание, что оно на нас "не падает" и будет продолжать "не падать", поскольку он верен и надежен. Возможно, отход от веры в Создателя и в нравственные законы был связан с тем, что научное познание мира дает иллюзию власти над ним, иллюзию контроля, что "вот я знаю, как работает, я знаю за какой рычажок дернуть, чтобы получить нужный результат". Именно с этим был связан отход от абсолютного этического закона. Но, думаю, закон - это нечто такое, что пронизывает все мироздание в целом. Яков Кротов: Видимо, не случайно одновременно идет развитие науки. Потому что - то, как понимали закон юридический, закон уголовный, уголовное право, перекликалось, было параллельно тому, как понимали законы природы и законы функционирования научного сообщества. Как в уголовном суде, в его современном западноевропейском виде полное равенство сторон - это действительно состязательный процесс, где есть аудитория в виде суда присяжных, и она внимательно слушает доводы состязающихся сторон, словно спектакль. И тут уже все равны - хоть адвокат, хоть прокурор, не имеет значения, что один на службе у государства, а другой получил деньги от обвиняемого; все слушают одинаково. Так и в западноевропейской науке. Авторитет академика, авторитет лаборанта абсолютно один и тот же, человек представляет доводы, он провел следствие, только вместо преступника он исследовал поведение природы, он изучает законы природы и то, насколько объекты ведут себя в соответствии с этими законами, и научное сообщество выносит свое суждение. Это как бы чуждо российской жизни. Существует в православной российской терминологии даже термин такой специальный - "экономия". В принципе, это то же самое, что экономия. Один греческий термин "домоводство" - устраивать жизнь так, чтобы в доме было хорошо жить. На практике это означает, что если я хочу рукоположить, скажем, человека, которому 20 или 25 лет, а каноны это запрещают, мы пускаем в ход действие принципа экономии и рукополагаем его. А если человек мне не нравится, то будь ему хоть 35 лет, хоть 40, я его не рукоположу, найду какой-то предлог. Значит, милосердие оказывается избирательным, и благодать оказывается избирательной и оборачивается высочайшей несправедливостью. Почему же тогда христианский закон, закон любви оказывается часто таким несправедливым? Владимир Лапшин: Любовь избирательна - кого-то мы любим, кого-то мы не любим, к кому-то мы лучше относимся, к кому-то мы хуже относимся, это несовершенство человека, и тут этим объясняется все просто. И мне кажется, конечно, если мы живем по закону, если мы признаем, что мы еще не достигли того уровня, когда мы можем жить по любви и поэтому живем по закону и ссылаемся на каноны, на правила и так далее, - то мы должны, конечно, распространять эти каноны, эти правила, эти законы на всех одинаково. Но если мы пытаемся быть христианами, то мы, конечно, должны всегда понимать, что милосердие - это нечто большее, чем справедливость. Важно понять, что отношение христианства к закону - это не отмена закона, это не лозунг, что если есть Бог, значит все позволено. Христианское отношение к закону - это быть выше закона, быть добрее закона, быть мягче, чище, но тогда это должно быть по отношению ко всем. Яков Кротов: Один из самых острых вопросов, связанных с законом и законностью, которые были подняты в годы, это вопрос реституции. Революция нарушила все законы, революционеры конфисковали церковную собственность. Требует ли закон возвращения этой собственности? Наверное, да. И сегодня русская православная церковь более любой другой конфессии получила назад то, что у нее было отобрано. Но вот в чем загвоздка - кое-что революционеры подарили русской православной церкви (достаточно сказать, что резиденция патриарха в Чистом переулке в Москве находится в бывшем здании немецкого посольства, которое в свою очередь большевики конфисковали у частного владельца после революции). Следует ли вернуть это здание частному владельцу? На днях информационные агентства сообщили, что русской православной церкви впервые передали уже не церковь, не то, что ей принадлежало до революции, а поместье Брянчаниновых на севере России, чтобы там был организован такой Христианский культурный центр. Между тем, Брянчаниновы не вымерли. Я знаю архимандрита Брянчанинова, который живет, правда, в Австралии (у "антиподов", "вниз головой"), но, может быть, есть и другие, и они бы могли претендовать на возвращение этого поместья. Значит, оказывается, существует какая-то странная мораль: хорошо, когда мне отдают мое, хорошо, когда мне отдают чужое в компенсацию за то, что не все мое могут мне отдать. Например, КГБ не возвращает церковь, которая оказалась на территории органов в центре Москвы около Лубянки. Значит, верните тогда что-нибудь взамен. Откуда вот это безразличие к закону в России - от православия, от "восточности" нашего христианства, или это какая-то национальная специфика? Андрей Мартынов: Общество, так или иначе, проникает в церковь - и наоборот. Русское общество изначально было традиционным с бинарным типом культуры. И в этот тип культуры, пришедший из Византии, где тернарность, где европейский тип отношений тоже не был еще до конца развит, как это было в Риме, как это было даже в Александрии, но в силу более позднего проникновения именно римского типа античности, тоже, конечно, не было собственно европейским, его хорошо развитым правом с чертами толерантности.... Вот это нужно учитывать. Кроме того, христианство было сильно социально деформировано патернализмом, который особенно развился после петровских времен, то есть в последние 300 лет. Бинарность - это традиционный тип культуры, где происходит некоторое противостояние: мы группа - они группа, то есть деление на "черное и белое". Общество, в котором преломляются различные интересы, зачастую прямо противоположные, это общество не имеет того поля, где эти интересы могут конструктивно между собой общаться, находить некий удобный, уместный для обоих сторон способ общения и тем самым продвижения общества, его развития. Тернарный - это как раз классический вариант европейской культуры, как раз имеет еще некое третье поле, где противоположные интересы находят компромисс. Яков Кротов: В то время как на Западе продолжает развиваться правовая мысль, продолжают совершенствовать философию закона, в России на сегодняшний день доминирует "жизнь по понятиям". И, между прочим, если полистать Фому Аквината, там это можно найти: закон как особенность человека как рационального существа, существа, способного понимать. И, может быть, самое печальное в российской жизни, что это понимание всегда избирательное, всегда - неполное. Проблема в том, что жизнь по понятиям - это жизнь, которая не желает все понимать, это жизнь, которая понимает волю начальства, но не всегда понимает интересы слабого, интересы того, кто унижен сейчас. Это жизнь, которая понимает, что если есть деньги, надо их хватать, что если есть сильный, то право на его стороне. Но это жизнь, которая не понимает, что долгосрочные интересы самого человека и общества в целом отнюдь не в праве сильного. Есть ли средство укрепить уважение к закону на христианской основе в России? Сергей Худиев: Я думаю, что в православной традиции это есть. В православной традиции есть Библия, уже в Ветхом завете есть некий зачаточный вариант состязательного процесса, есть ответственность, которую несет обвинитель, если выясняется, что он оклеветал невиновного человека, есть какие-то правила судопроизводства. Уже в Библии есть некое указание на состязательный процесс. Это никого там абсолютно не смущает, притом что Бог есть судья. Думаю, что во многом состязательный процесс связан с осознанием реальности первородного греха, что нет такого человека, который был бы неким непогрешимым судьей. Все люди пристрастны, все люди склонны ошибаться, и все люди склонны грешить, поэтому нужно принимать некие меры для того, чтобы зло как-то свести к минимуму, притом что мы знаем, что искоренить его вообще не удастся. Яков Кротов: Западное законничество, формализм сегодняшней юридической системы западной цивилизации никто не критикует с такой силой, как сами жители Запада, и не только христиане. И часто на Западе можно услышать, что если западная цивилизация не вернется к своим христианским истокам, все разрушится, потому что право и закон стоят на Западе на христианском фундаменте, но от этого фундамента отрываются. Давайте вспомним о том, что человеческий закон имеет свой исток и свою цель в законе божественном. И не происходит этого возвращения, а все-таки кое-как существует Запад. В чем же дело? Христианство говорит о том, что каждая личность уникальна, и в то же время предлагает относиться к каждой уникальной личности одинаково, как Христос отнесся одинаково ко всем. Христианство призывает к высшей справедливости и к высшей любви. Это абсолютно взаимоисключающие требования. Невозможно одновременно жить по любви и по закону. И вот когда христианская мысль на Западе исчерпывает оба направления, эта мысль словно впадает в ступор. Как же быть, как разрешить это неразрешимое противоречие? И как человек, если перед ним поставить неразрешимую задачу, что он делает: начинает ковырять в носу, начинает смотреть, глазеть по сторонам, начинает смотреть футбол или даже играть в футбол, - так и правовая структура в западном мире - она становится игровой. И многие современные философы права, философы закона подчеркивают, что западный юридический процесс - это театр. Там не ищут справедливость, там состязаются в ораторском искусстве. Это действительно своеобразная игра в правосудие, и цель этой игры, как и всякой игры, не в ней самой. Поэтому там могут судить русского бандита и отпустить его с миром, потому что не вышло, адвокаты победили, а не прокуроры, и даже заплатят компенсацию бандиту, потому что - такая игра, и все с этим смиряются, следят за этим, как за футболом, где тоже часто - несправедливость. Лишь бы не причиняли люди вреда окружающим, все остальное законно. Поэтому могут существовать клубы садомазохистов, потому что закон это не преследует. Исключают из уголовного кодекса ответственность за попытку к самоубийству, ответственность за гомосексуализм, оставляют только ответственность за совращение малолетних. То есть - многое из того, что христианский закон должен был преследовать, - аборты, например, пожалуйста, это как бы не причиняет вреда окружающим. И, я думаю, христианин может принять правила этой игры. Потому что теперь соблюдение закона, который во всех культурах, во всех цивилизациях традиционно было делом насилия, объективации, государственного принуждения, коллективного принуждения, теперь это дело, с одной стороны, игровое, и в этой отчаянной ситуации человек сам выходит на поле. Закон теперь должен больше соблюдаться изнутри, община не контролирует, церковь не контролирует, адвокаты всегда докажут, что нужно. Значит, вся тяжесть, ответственность - уже только на тебе, ты законодатель для себя, ты следишь за тем, что происходит вокруг. Это не самосуд, прямо - наоборот. Если ты христианин, ты видишь, что ты можешь исполнить закон, отказываясь судить всех, кроме самого себя. И цивилизация, выросшая на основе христианства, предлагая играть в закон, словно в игру, в то же время дает свободу относиться серьезно и к закону, и к благодати. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
