Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
Концертный зал "Свободы"Цзо Чжень ГуаньАвтор и ведущий: Илмар Лапиньш
Сергей Юрьенен: Продолжаем серию передач, которую подготовил и ведет Илмар Лапиньш. Заслуженный деятель искусств России, Лапиньш дирижирует оркестрами в диапазоне от Вены до Москвы и от Вероны до Петропавловска-Камчатского. В "Концертном зале Свободы" - деятели российской музыкальной культуры. В беседах и за своими инструментами. Когда я в Китае, когда я с китайцами нахожусь вместе - я китаец, когда я с русскими нахожусь - я русский. Я думаю, что очень интересно жить так. По-моему, Шопенгауэр сказал, что сколько ты языков знаешь, столько раз ты человек. Илмар Лапиньш: В оркестрах бывшего Союза можно было встретить артистов самых невероятных национальностей. Мне помнится фаготист из оркестра в городе Орджоникидзе - грек Киахиди, который славился умением довольно хорошо играть практически на всех инструментах оркестра. Однажды в Ярославле, куда по распределению я был направлен как молодой специалист и еще как следует не знал всех пофамильно, на выездном концерте, увидев нетрезвого трубача, я по молодости пришел в святое негодование и спросил музыканта: "Как ваша фамилия?" - "Стерлинг," - ответил он. Вид его, скажем прямо, не очень соответствовал данной фамилии. "А ваше имя?" - "Лионель," - отвечал музыкант. Позже выяснилось, что ярославский трубач Лионель Стерлинг - потомок представителя древнего шотландского рода, попавшего в Россию в прошлом веке. Оказалось также, что это вполне сознательный и профессиональный музыкант, вот только тогда как-то так получилось... Или, помню, в Иркутске. Наезжая туда нередко, я обычно обращался к музыкантам по имени-отчеству. Однажды на репетиции рядом с концертмейстером группы виолончелей Михаилом Моисеевичем Арановичем обнаружил молодого и красивого музыканта, как мне показалось, бурятской национальности. По ходу репетиции я должен был сделать замечание первому пульту виолончелей, и обратился к молодому музыканту с вопросом, как мне его величать. "Витя," - ответил он. "Виктор, понятно, а отчество?" - спросил я. "У меня нет отчества", - улыбнулся он. Я оторопел. "Как, ведь у вас должен быть отец?" - "Да, отец есть," - сказал он. Потом, минуту подумав, добавил: "А отчества нет". Оркестр уже начал тихо радоваться. Я покрылся потом. Тут Виктор сжалился надо мной: "Ну ладно, Виктор Александрович". Я вздохнул с облегчением: "Ну вот видите", и уже собирался продолжать репетицию, как, лукаво улыбнувшись, виолончелист добавил: "А можно и Виктор Иванович". Оркестр ликовал. Как закончилась репетиция, не помню, но потом я подошел к музыканту прояснить ситуацию. "Понимаете, я китаец". Все стало ясно. "И каково же ваше настоящее имя?" - спросил я. Виктор, до того говорящим бархатным басом, прищурился еще больше и высоким голосом произнес: "Цзо Чжень Гуань". Наша дружба с Цзо Чжень Гуанем продолжается уже более четверти века, и слава Богу, что чувство юмора не покидало нас. Цзо, ты родился в Шанхае. Какой был самый первый музыкальный инструмент, звуки которого ты слышал, который ты помнишь? Цзо Чжень Гуань: 
Наверное, фортепиано. Потому что в детстве у нас дома был инструмент, отец купил, он очень любил музыку. Но это очень трудно сказать, потому что вокруг была музыка разная. Илмар Лапиньш: Ты рос в музыке? Цзо Чжень Гуань: Это и китайская музыка, и европейская, все было, все смешано. Шанхай такой город, очень европейский город, и там симфоническая музыка европейская, и китайская музыка. На улице, например, народные музыканты играли, поэтому все это вокруг было. Илмар Лапиньш: Как ты дошел до виолончели? Цзо Чжень Гуань: Случайно. Мой отец очень любил этот инструмент. Мой отец повлиял на меня, на музыкальный путь, которым я пошел. Он любил виолончель, и я случайно в школе увидел объявление, что во Дворце пионеров есть струнный оркестр, который принимает музыкантов. Я пошел, сдал экзамен, мне дали инструмент, и я потом сел в оркестр. Илмар Лапиньш: И в принципе ты уже в Шанхае определил, что будешь профессиональным музыкантом? Цзо Чжень Гуань: Я никогда не думал, что я буду музыкантом, просто дома занимались, и я, и сестры занимались музыкой. Но я никогда не думал, что я буду музыкантом. Илмар Лапиньш: А когда ты почувствовал, что назад пути нет? Цзо Чжень Гуань: Мне было где-то 13-14 лет, когда я первый раз пошел на оркестр, когда я услышал звучание оркестра. После первой репетиции я понял, что я заново родился, я совершенно другим человеком стал. Я услышал звук оркестра, это было потрясение просто. Илмар Лапиньш: Помнишь первый симфонический концерт, на котором ты был? Цзо Чжень Гуань: 
Это тоже было потрясением. Я помню, тогда в Шанхай приезжали зарубежные оркестры, в основном я слушал зарубежные оркестры тогда, потому что в Китае не было своего хорошего оркестра. Самое сильное потрясение были гастроли Чешской филармонии. Ночью мы ходили с ребятами, с которыми во Дворце пионеров мы играли вместе в оркестре, и мы пошли ночью стоять в очереди, чтобы купить билет. И на концерте, я хорошо помню, они играли "Влтаву" Сметаны из "Моей родины", просто я до сих пор помню, как они играли. Я потом пришел домой, я не спал, не мог уснуть. Мама уже думала, что я с ума сошел. Я маме не говорил, что я ходил на концерт 15 раз. Илмар Лапиньш: Но русская музыка в Шанхае уже играла для тебя какую-то роль? Цзо Чжень Гуань: Естественно. Самый любимый композитор всегда был Чайковский. Илмар Лапиньш: Цзо, твоя бабушка украинка, ты крещеный православный, правда ведь? В твоей музыке ты очень часто обращаешься к буддисткой философии. Как ты живешь между этими двумя планетами, я бы так сказал? Цзо Чжень Гуань: Крещеный, но я в церковь никогда не ходил. Когда приехал в Советский Союз, в то время мы не были воспитаны в религиозном чувстве. И в церковь не ходили и до сих я этого не делаю, потому что, если не воспитан, если во мне этого нет, то я это не делаю. Так как я детство и юношество прожил в Китае, я все-таки себя чувствую больше китайцем, наверное, потому что родной язык китайский. Хотя меня часто спрашивают - ты себя чувствуешь китайцем или русским? Так как я в России уже сорок лет. Я часто отвечаю, я говорю, что когда я в Китае, я с китайцами нахожусь - я китаец, когда я с русскими нахожусь - я русский. Поэтому здесь очень сложно делить. Буддийская философия - необязательно я как верующий человек. Илмар Лапиньш: Скажи, пожалуйста, не только в музыке, мировоззрения русских и китайцев они же, я думаю, очень отличаются в принципе. Как ты живешь между этими двумя мировоззрениями? Цзо Чжень Гуань: Я думаю, что очень интересно жить так. По-моему, Шопенгауэр сказал, что сколько ты языков знаешь, столько раз ты человек. Вот именно я могу окунуться в китайскую литературу, в искусство, и, с другой стороны, я совершенно свободно себя чувствую и в русской культуре, в русской литературе. Потому что я люблю русскую литературу, я чувствую русскую природу. Это для меня очень интересно. Когда я в Китае я бываю, я тоже все понимаю, все чувствую, все очень родное. Илмар Лапиньш: Я должен сказать, что Цзо очень уникальный человек. У Цзо есть эти две грани. Но, кроме того, когда он приехал в Советский Союз, я знаю, что играл в оркестре, я знаю, что преподавал в МГУ китайский язык, я помню, как ты был редактором китайского вещания. Я, например, знаю, что ты написал книгу, которая издана в Китае о Пушкине и которая разошлась очень большим тиражом. Я вместе с тобой был в Китае, и я видел, что тебя встречают как национального героя. В этой связи у меня возникает такой вопрос: когда ты долго не бываешь в Китае, а у тебя был период, когда ты жил в России 23 или 24 года безвыездно. Какие у тебя были первые ощущения, когда ты вступил на китайскую землю, на свою родину? Цзо Чжень Гуань: Это была эйфория, когда первый раз я поехал. Я думал, что у меня будет просто инфаркт. Потому что я так ждал этого момента, когда я приеду на родную землю и действительно, когда приехал, я когда летел туда, я думал - хорошо бы не было инфаркта, я должен выдержать. Я так стремился туда, но все эти годы было закрыто все. Я не только не мог туда поехать, мой отец не мог приехать. И информационно было все закрыто в Советском Союзе, я ничего не знал о Китае. Буквально ни китайской газеты, ни книги, ничего я не знал о Китае. Это было совершенно все закрыто. Я во сне часто видел, что я приехал в свой родной город Шанхай, и я прямо во сне рыдаю, что я приехал в Шанхай. Было такое чувство. Илмар Лапиньш: В реальности когда это наступило? Цзо Чжень Гуань: В реальности приехал, было все очень интересно. Китай в то время, это был 87-й год, все изменилось в Китае. Когда вступил на землю китайскую, первое - это запах, это звуки. Все постепенно вспоминается то, что в детстве. Я пошел в свой родной дом, где я вырос, все показалось в уменьшенном виде, в детстве все казалось - улицы широкие, дома большие, а когда приехал, посмотрел, оказывается все-таки маленькие, улицы узкие. Я в то время уже почти китайский язык забыл. Все эти 27 лет я жил среди русских и говорил только на русском языке, а китайский язык я уже, я бы сказал, говорил очень коряво. Илмар Лапиньш: Но ты же писал китайскую музыку, я это очень хорошо помню. Я еще могу сказать такую вещь, что Цзо уникален еще по одному факту. Обычно за дирижерами композиторы бегают и говорят: пожалуйста, исполни мое сочинение. А мы один раз договорились, что Цзо напишет для меня одно сочинение, и верьте или не верьте, но я за ним бегал. Я сказал: что такое? Когда дирижер бегал за композитором? Так не бывает. Но это было с тобой. Это было прекрасное сочинение "Го Хуа" называлось, это была китайская живопись для камерного ансамбля. Цзо Чжень Гуань: Я тоже хочу здесь добавить, что у меня многие произведения написаны по заказу Илмара Лапиньша. Слава Богу, что эти эти произведения есть, и если бы не было Илмара, я бы не написал эти произведения. Илмар Лапиньш: Скажи, Цзо, что у тебя в жизни было самое трудное, такие очень трудные моменты? Цзо Чжень Гуань: Я думаю, что это первое время, когда я приехал в Советский Союз. Потому что я плохо говорил, я совсем не говорил тогда по-русски, и мне было очень трудно. Потому что это адаптация не только языковая, это психологически, это совершенно здесь все другое. Я очень стеснялся, что я плохо говорю по-русски. В то время как раз такой возраст, должен дружить с девушками, и я стеснялся, я боялся, что я неправильно скажу, будут смеяться надо мной. Это было очень трудное время. Я не мог ничего читать, я учился в музыкальном училище, я ничего не понимал на лекциях, я не мог отвечать на вопросы. Вот это было самое трудное время. Илмар Лапиньш: Ты можешь сказать несколько слов о Гнесинском институте, ты учился там как композитор. Твои учителя, твои друзья, кто формировал твое мировоззрение? Цзо Чжень Гуань: Формирование моего мировоззрения, думаю, что это, скорее, не педагоги, не люди, но это тоже. Я в своей жизни встречал очень много выдающихся личностей, которые очень на меня повлияли. Но, я думаю, в первую очередь мировоззренчески повлияло искусство. Это музыка, это литература, литература прежде всего русская литература. Я много читал, в юношестве я читал, например, "Письма Ван-Гога", это книга, которая повлияла на мою позицию в искусстве. И, конечно, мне в жизни повезло, что я встречал много таких людей, которые очень хорошо образованы. В Новосибирске был такой писатель Юрий Магалиев, например. Был такой дирижер Зиссер. Это были люди, которые очень образованные. И, конечно, мой педагог Генрих Летинский. Это выдающийся педагог, он воспитал очень много композиторов. И он в восточном понимании учитель, а не просто педагог, профессор. Многие вещи в жизни - я советовался с ним, я встречал какие-то проблемы, он мне давал советы. Он не только меня учил, как нужно сочинять музыку, он просто меня учил как нужно жить. Я считаю, что в этом отношении он мне как отец. Он интересовался как я живу, я поел или нет, как я вообще деньги зарабатываю. Настоящий учитель. Илмар Лапиньш: Ты мне говорил, я помню, что ты довольно часто слушал Радио Свобода. Цзо Чжень Гуань: Да, есть такой грех. Действительно, в застойное время для меня было не только Радио Свобода -"Голос Америки", "Би-Би-Си". Тогда все глушили, у меня был маленький приемник, я крутил, и я почти каждый день слушал. И Радио Свобода для меня как свежий глоток ветра. Я очень много узнал. Я думаю, что в то время единственный источник, из которого я мог узнать правду, через эти радиостанции, я много слушал. Но у меня очень рано проснулось политическое самосознание. Первый раз, я помню, в 68-м году, когда советская армия вошла в Чехословакию, я страшно расстроился. Я подумал, как это можно так делать? А в Чехословакии тогда очень интересно началось это движение. И меня в свое время называли диссидентом. Я работал на радио, вещание на Китай. Мой круг - это в основном художники, писатели, музыканты, мы всегда любили говорить то, что есть, а не то, что черное - мы говорим белое, белое - черное. И такой круг был, что мы все были диссидентами, можно сказать, в мыслях. Я думаю, что не только я, многие слушали Радио Свобода. Радио Свобода не только на нас повлияло, я думаю, что на перестройку, на реформы в России - это сыграло роль зарубежное вещание. |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
