Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
 Полвека в эфире. 1966Цикл подготовил и ведет Иван Толстой
Иван Толстой: Год 66-й. Наш архив сохранил его ярко писательским, как будто все остальное померкло в своем значении. Попробуем так этот год и принять. 10 февраля в помещении Московского Областного суда в зале на полтораста человек началось заседание Верховного суда РСФСР. Судья - Председатель Верховного суда Смирнов, обвинение - помощник Государственного прокурора Тёмушкин, общественные обвинители - писатели А.Васильев и З.Кедрина. 14 февраля Юлий Даниэль произнес свое последнее слово. Приговор: 7 лет лагерей Синявскому, 5 лет лагерей Даниэлю. По материалам суда над писателями, по реакции и откликам общественности, по документам и письмам в защиту обвиняемых Александр Гинзбург составил "Белую книгу". В 66-м году она попала на Запад. В нашей парижской студии за круглым столом собрались русские писатели - Гайто Газданов, Владимир Вейдле, Георгий Адамович и профессор Сорбонны Никита Струве. Они обсуждают "Белую книгу" и всю историю вокруг московского процесса. Начинает Гайто Газданов. Гайто Газданов: Появились слухи, что в Советском Союзе циркулирует, так называемая, "Белая книга", где собраны документы по поводу дела Синявского и Даниэля. И через некоторое время эти тексты попали в Париж. И я имел возможность с ними ознакомиться. Это листки, напечатанные на пишущей машинке, их очень большое количество, и там приведено 185 документов. И тот экземпляр, который я уже видел, это копии, так что они были перепечатаны, вероятно, в большом количестве экземпляров. И были распространены по разным местам в Советском Союзе. И надо сказать, что чтение этих документов производит очень сильное впечатление, потому, что впервые за последние годы появляется возможность убедиться в том, что так называемая советская общественность, которая должна была бы одобрять все действия советского правительства, в данном случае реагирует очень определенным образом и реагирует против правительства. Иван Толстой: Какое впечатление эти документы произвели на Владимира Вейдле? Владимир Вейдле: Очень большое впечатление. Радостное отчасти, отчасти и грустное. Радостное оттого, что нашлось столько людей среди литераторов и не только, которые весьма мужественно высказали свое мнение по поводу этого процесса. Причем они все подписались своими фамилиями и даже дали свои адреса на этих документах. Так что они нисколько не избегают ответственности за то, что они сказали. С тем, что они все сказали, тоже нельзя не согласиться. Они это высказали в осторожной, конечно, форме, но все то, что они утверждают, это правильно, и как критика процесса, которую они ведут, с этой критикой никакой порядочный человек, который любит Россию и любит ее прошлое, не может не сочувствовать тому, что они сказали. Но неизбежно, книга производит и грустное впечатление тем, что в ней открывается насчет того, каков нынче в Советском Союзе суд. Это сказалось уже в процессе Бродского, который в Ленинграде был проведен за полтора года до того. Но и здесь тоже. Например, общественные обвинители, так называемые, которые явились от Союза Советских Писателей. Писатели Кедрина и Васильев. Нельзя сказать, чтобы они могли гордиться особыми заслугами перед литературой, но манера их строить свои обвинения такова, что трудно даже поверить, что это было сказано. Например, вот эта писательница Кедрина, она цитирует из рассказа Синявского "Графоманы" следующее место: "Классики, вот кого я ненавижу больше всех". И говорит, что это Синявский так относится к нашим родным классикам. А на самом деле она совершает передержку в высшей степени грубую, потому что говорит это как раз графоман, герой этого рассказа. Она говорит после этого, что говорит это герой рассказа, но ведь вкладывает в его уста эти слова автор. А мало ли какие слова автор вкладывает в уста своих героев! И совершенно справедливо авторы многих заявлений и писем, содержавшихся в этой "Белой книге", они против такого рода приемов возражают и говорят, что этак можно в чем угодно обвинить и Гоголя, и Толстого, и кого хотите. Иван Толстой: Мнение Георгия Адамовича. Георгий Адамович: У меня все-таки радость и грусть по поводу этих документов: 51 процент радости и 49 процентов грусти. Потому что жертвы советского режима были и будут, и были гораздо более страшные жертвы, чем Синявский и Даниэль по своей участи. Радость, потому что совершенно явно, что что-то в России меняется, и теперь происходит то, что не могло произойти 15 лет тому назад. Мне всегда представляется, что если когда-нибудь произойдет в России не революция, а настоящая эволюция, то под давлением новых поколений. Очевидно, это теперь и происходит. В частности, мне пришлось слышать от одного человека, который был недавно в Советском Союзе и говорил с молодежью, и слышал там о Шолохове, что один молодой человек, интеллигент, сказал, что ему когда-нибудь так попадет от нас, что он до смерти этого не забудет. Иван Толстой: Михаил Шолохов упомянут здесь не случайно. Георгий Адамович имел в виду печально известное выступление Шолохова на XXIII съезде КПСС. Еще в ноябре 65-го, вскоре после ареста Синявского и Даниэля, Франсуа Мориак в своем дневнике, печатавшемся в газете "Фигаро", писал что "сближение Франции и России - это не только политический вопрос", что арест двух молодых писателей "нас беспокоит и печалит", что в такой обстановке не может происходить подлинная "встреча двух народов". "Если есть братство лауреатов Нобелевской премии, - писал Мориак, - я умоляю своего собрата Шолохова ходатайствовать перед теми, от кого зависит освобождение Андрея Синявского и Юлия Даниэля". В защиту выступили также французские писатели Луи Арагон, Андре Бретон, итальянские - Альберто Моравиа, Итало Кальвино, Игнацио Силоне, англичане Грем Грин, Ребекка Уэст, американцы Артур Миллер, Мэри Маккарти. Более трехсот профессоров университетов Франции обратились с письмом к Косыгину. 63 советских литератора написали советскому правительству - Корней Чуковский, Виктор Шкловский, Павел Антокольский, Вениамин Каверин, Белла Ахмадулина: И нобелевский собрат Михаил Шолохов откликнулся. В марте 66-го с трибуны XXIII съезда партии он сказал: "Попадись эти молодчики с черной совестью в памятные двадцатые годы, когда судили, не опираясь на строго разграниченные статьи Уголовного кодекса, а руководствуясь революционным правосознанием, ох, не ту меру наказания получили бы эти оборотни". На это шолоховское выступление откликнулась Лидия Чуковская. Ее открытое самиздатское письмо стало одним из самых блестящих публицистических документов эпохи. "Речь Вашу на съезде, - писала Чуковская, - воистину можно назвать исторической. За все многовековое существование русской культуры я не могу вспомнить другого писателя, который, подобно Вам, публично выразил бы свое сожаление не о том, что вынесенный судьями приговор слишком суров, а о том, что он слишком мягок: Писателя, как и всякого советского гражданина, можно и должно судить уголовным судом за любой поступок - только не за его книги. Литература уголовному суду неподсудна. Идеям следует противопоставлять идеи, а не лагеря и тюрьмы. Вот это Вы и должны были заявить своим слушателям, если бы Вы в самом деле поднялись на трибуну как представитель советской литературы. Но Вы держали речь как отступник ее. Ваша позорная речь не будет забыта историей. А литература сама отомстит за себя, как мстит она всем, кто отступает от налагаемого ею трудного долга. Она приговорит Вас к высшей мере наказания, существующей для художника, - к творческому бесплодию". Парижская студия. За круглым столом Радио Свобода разговор о деле Синявского и Даниэля. Слово Никите Струве. Никита Струве: Процесс Синявского является скорее событием духовным и умственным, а не политическим. Я думаю, было бы очень неправильно, если бы мы тут придавали всему этому делу и "Белой книге" именно политическое значение. Дело еще до политики не дошло. Сейчас Россия переживает, это действительно новое явление, чрезвычайно существенное, переживает духовное возрождение. Это духовное возрождение проходит болезненно, оно имеет своих жертв, и вот такими жертвами явились Синявский и Даниэль. И тут я тоже готов поддержать Георгия Викторовича. На меня эта "Белая книга" и все эти документы, которые стали теперь известны, производят в каком-то смысле радостное впечатление. Потому что о том, что Россия имеет неправедные суды, черна своими судами, это мы знали, и мы знаем, что это не может измениться так быстро. Но то, что мы не знали, может быть, о чем мы только мечтали, на что мы только могли надеяться, это вдруг увидеть, что проснулась общественность. Какие размеры этой общественности, нам трудно судить, и, может, даже в самой России это неизвестно. Но вот эти документы и весь процесс показал, что есть две России. Одна Россия официальная и другая Россия неофициальная, которая, как только что было сказано, мыслит очень тонко, мыслит по-человечески, разбирается в правде и неправде, судит теперь по-настоящему. И меня поразил тот факт, что свидетели обвинения, как известно, свидетелей защиты не было, был только один, и то ему быстро заткнули рот, так вот все свидетели обвинения, кроме одного или двух запуганных, фактически говорили в пользу подсудимых. И даже такой свидетель, как Хмельницкий, который в свое время донес на своих собратьев, и тот на суде себя осудил, сказав, что он совершил подлость, когда назвал при ком-то имя Даниэля в связи с передачами Радио Свободы "Говорит Москва". Иван Толстой: Полвека в эфире. 66-й год. На XXIII съезде КПСС выступал, разумеется, не только Шолохов. О резолюции съезда - из наших тогдашних новостей. Диктор: Передаем последние известия. В Москве опубликован полный текст резолюции, единогласно принятой XXIII съездом КПСС. В резолюции указывается, что, руководствуясь ленинским учением, партия отбрасывает все то, что не выдержало проверку практикой и становилось помехой движению вперед. Далее говорится, что КПСС прилагает все усилия к тому, чтобы обеспечить мирный труд советского народа и активно борется за сохранение мира во всем мире. Съезд одобрил линию и практические мероприятия ЦК КПСС, направленные на урегулирование разногласий в международном коммунистическом движении на принципиальной основе марксизма-ленинизма. КПСС, указывается в резолюции, выступает против гегемонизма в коммунистическом движении, за подлинное равноправие и братские отношения между всеми партиями на принципах пролетарского интернационализма. Затем в резолюции съезда отмечается, что наряду с большими успехами в развитии социалистической экономики, по некоторым показателям 7-илетний план оказался невыполненным. Причинами этих отрицательных фактов, - говорится в резолюции, - явились недостатки в управлении народным хозяйством и субъективистский подход к решению ряда экономических проблем. Съезд считает необходимым обеспечить в предстоящем пятилетии дальнейший подъем материального благосостояния народа за счет повышения заработной платы рабочих и служащих, доходов колхозников от общественного хозяйства, установления во всех колхозах гарантированной оплаты труда. Особое внимание съезд уделил заботе о чистоте партийных рядов. В заключение, в резолюции говорится, что интересы социализма и коммунизма требуют повышения революционной бдительности. Иван Толстой: Молодежная преступность. Диктор Екатерина Горина объявляет тему. Екатерина Горина: Сегодня доктор Старостин расскажет о проблеме растущей преступности среди молодежи и ее важных медицинских аспектах. А именно, о ненормальном психическом состоянии большого числа молодых людей, нарушающих порядок. Иван Толстой: Добавим только, что за радиопсевдонимом Старостин стоит директор мюнхенского Института по изучению СССР Геннадий Шульц. Геннадий Шульц: В Советском Союзе ежегодно юноши и девушки в возрасте моложе 25 лет совершают приблизительно 2 миллиона преступлений. Понятно, что речь идет об очень большом количестве правонарушителей. Поэтому можно порадоваться, что журнал "Государство и право" вполне откровенно занялся этой темой. Это особенно отрадно еще и потому, что ожидать развития новых методов контроля и предупреждения преступности молодежи нельзя, если нет возможности откровенно обсуждать эти преступления в печати. Диктор: Скажите, доктор, ведь мы часто слышим о том, что школьники объединяются в хулиганские шайки. Разве это до некоторой степени не нормальное явление? Геннадий Шульц: До некоторой степени и в небольших дозах да. Однако в настоящее время слишком много говорят и пишут об организации больших шаек и о все увеличивающемся их количестве. При этом, усиление наказаний совершенно не вызывало уменьшение преступности ни в Советском Союзе, ни в странах Запада, включая и США, где около 43 процентов всех преступлений, совершенных в 1964 году, пришлось на долю молодежи. Любопытно, что тяжелые бытовые условия, создавшиеся в странах Европы, а в особенности в Германии после войны, отнюдь не вызвали серьезной вспышки хулиганства и преступлений. Фактически, молодежная преступность после войны даже снизилась, и это снижение продолжалось в течение всего периода восстановления экономики европейских стран, то есть, примерно, до 1954-55 года. Но затем положение резко изменилось. Так, например, в Западной Германии с 1954 года по 1957 год промышленное производство выросло на 40 процентов. Безработица была практически ликвидирована, но число преступлений против собственности увеличилось на 60 процентов. То же самое произошло в Англии, Франции, Италии и во многих других странах. Известный международный эксперт по молодежной преступности Файвел опубликовал результаты исследований, проведенных им в Европе и в Америке в весьма интересной книге, вышедшей в Нью-Йорке под заглавием "Правонарушитель". В этой книге он описывает, как развивались молодежные хулиганские шайки в Западной Германии, которые там принято называть Хельштарке, что в переводе на русский язык означает "полусильные". Во Франции хулиганов принято называть Блюзон нуар, то есть чернорубашечниками. А в Англии Тедди бойз, что могло бы по-русски означать "федьки". В Америке для хулиганов существует дюжина специальных названий. Из этого видно, что хулиганство нельзя рассматривать, как явление характерное только для одной какой-нибудь страны. Психологи и социологи многих стран согласны с тем, что для молодых людей в переходном возрасте чувство бунта и возмущение является вполне естественным и закономерным. Вероятно, оно даже необходимо для нормального развития личности. Иван Толстой: Продолжаем передачу Полвека в эфире. На календаре год 66-й. Его основные события. Диктор: - XXIII съезд КПСС восстанавливает Политбюро (вместо Президиума ЦК) и должность Генерального секретаря. Им становится Леонид Брежнев. Его предшественник на этом посту - Иосиф Сталин. - Индира Ганди, дочь Джавахарлала Неру, избирается премьер-министром Индии. - В Китае - Культурная революция. Среди уничтоженных культурных ценностей - православный Николаевский собор в Харбине и множество других русских церквей и кладбищ. - В Советском Союзе из высших учебных заведений исключены все студенты-китайцы. - 1362 советских гражданина эмигрирует в США. - На чемпионате мира по футболу, прошедшем в Англии, английская сборная впервые становится чемпионом мира. Советская команда добивается наибольшего успеха - четвертое место. Сборную Италии выбивает из розыгрыша команда Северной Кореи. - Владимир Высоцкий женится на французской актрисе Марине Влади. Высоцкому разрешены поездки во Францию. - Художник и прозаик Юрий Анненков выпускает двухтомные воспоминания "Дневник моих встреч" с большим количеством портретов. - Из Польши в Соединенные Штаты эмигрирует шахматист Эдуард Штейн, ставший впоследствии известным как собиратель и библиограф русской зарубежной поэзии. - Из зарубежных поездок в Советский Союз не возвращаются инженер Игорь Ельцов и журналист Леонид Владимиров. Оба вскоре станут сотрудниками Радио Свобода, а Владимиров займет пост главного редактора русской службы. - В моде - миниюбки, создание английского дизайнера Мэри Квант. Самая известная модель, рекламирующая миниюбки, - англичанка Твигги. - Уходят из жизни писатель Ивлин Во, режиссер Эрвин Пискатор, главный конструктор и руководитель космических полетов Сергей Королев, бывший секретарь Льва Толстого историк Валентин Булгаков, поэт-эмигрант Владимир Корвин-Пиотровский. - Музыкальный хит года - песня Битлз "Элеонор Ригби". Иван Толстой: 66-й год. Попробуем представить себе наш эфир того времени с помощью радио-объявлений. Анонс о модах. Диктор: За границей широко распространены иллюстрированные в красках конверты мод журнала "Макколс" с готовыми выкройками. Журнал "Макколс" выразил готовность бесплатно посылать два конверта своих мод жителям Советского Союза. Один конверт содержит выкройки женского платья и пальто. Второй иллюстрированный конверт - выкройки двух платьев и двух комбинаций, юбки и блузки, блузки и платья. Кроме готовых выкроек, даются подробные инструкции с рисунками, как кроить и как шить. Желающие получить эти выкройки пишите по адресу: США, Нью-Йорк, 10017, почтовый ящик 2606, Моды. Не забудьте указать ваш размер одежды. Иван Толстой: Вот пример программного объявления, прообраз наших сегодняшних реклам. Диктор: В связи с приближающимся 50-тилетием Февральской революции и октябрьского переворота Радио Свобода начало передачу новой документальной программы "50 лет назад. 1917 год в воспоминаниях современников". В рамках этой специальной программы вы услышите голоса очевидцев судьбоносных событий 17 года и подробный документальный обзор, который охватит период с ноября 1916 года по январь 1918 года. Диктор: Первые 16 передач этой серии посвящаются обзору положения в России к концу 1916 года, в канун февральской революции. Слушайте наши передачи посвященные следующим темам. Диктор: Положение на фронте. Диктор: Смена верховного главнокомандующего. Диктор: Верховная власть. Диктор: Министерская чехарда. Диктор: Глупость или измена? Диктор: Легальная оппозиция. Диктор: Государственная дума. Диктор: Политические партии. Диктор: Настроения в столицах. Диктор: Дезорганизация в тылу. Диктор: Настроения в провинции. Диктор: Агитация в армии. Диктор: Настроения в армии Диктор: Убийство Распутина. Диктор: Реакция в обществе и в армии. Диктор: Слухи о дворцовом перевороте. Диктор: Слушайте нас в воскресенье и в среду по второй программе и в понедельник и в среду по первой программе. Иван Толстой: А вот анонс из развлекательной сферы. Диктор (Олег Туманов): Сегодня мы обращаемся к тем, кто по настоящему любит эстрадную музыку и кинематограф. Главным образом к вам, молодые радиослушатели. Иван Толстой: Это рядовое объявление для истории нашего радио интересно только одним. Первый раз в эфире звучит голос этого человека, в 66-м году молодого, 24-летнего, принятого на Свободу именно за молодость, По его собственным рассказам, он был матросом советского военного корабля и спрыгнул в воду ночью у берегов Ливии, - как говорилось тогда - выбрал свободу. Что в его случае оказалось каламбуром. Матроса звали - Олег Туманов, он проработает на нашем радио 20 лет, дорастет до исполняющего обязанности главного редактора и окажется самым ценным внедренным агентом КГБ за всю историю Свободы. Мы еще вернемся к его судьбе. А пока он - простой, и, как слышно, весьма неопытный диктор. На пару с ним читает Галина Зотова. Галина Зотова: Друзья, шведское издательство, решившее выпустить книгу о любимцах публики, артистах эстрады и кино 60-х годов, обращается за помощью к молодежи разных стран. Олег Туманов: Редакция издательства интересуется вашим мнением: о ком писать, кого поставить на первое, второе, третье место? Галина Зотова: Кто вам больше нравится: Битлз или Роллинг Стоунз? Софи Лорен или Жан-Поль Бельмондо? Олег Туманов: В знак благодарности, шведское издательство вышлет вам фотографии артистов, которых вы избрали на почетные места. Адрес лучше писать латинскими буквами: Поп-клуб, бокс 16323, Стокгольм-16, Швеция. Иван Толстой: 66-й год. Возвращаемся к нашей главной - писательской теме. 5 марта умирает Анна Ахматова. Вспоминает Георгий Адамович. Георгий Адамович: Познакомился я с Анной Ахматовой приблизительно полвека тому назад на какой-то литературной лекции в петербургском Тенишевском зале. Потом встречался с ней довольно часто. То ночью, в подвале Бродячей собаки, о которой есть у нее короткое прекрасное стихотворение - "Да, я любила их, те сборища ночные", - то на собраниях Цеха поэтов. Не раз бывал я у нее в доме в Царском Селе, где до революции жила она со своим мужем Гумилевым. Здесь, в Париже, надежд на новую встречу с ней у меня почти не было. Даже узнав, что Анна Андреевна должна быть в Оксфорде для получения почетного университетского диплома, я не был уверен, что ей удастся побывать и в Париже. Я знал, что она уже тяжело больна, знал, что ее заграничная поездка рассчитана всего на несколько дней. Тем сильнее и радостнее взволновал меня поздний ночной телефонный звонок из Англии. Чуть ли не в час ночи по старой, но, очевидно, держащейся русской привычке. И голос, который узнал я не сразу. "Здравствуйте, говорит Ахматова. Послезавтра я буду в Париже. Увидимся, да?". У Толстого есть где-то замечание, что в первые секунды после долгой, многолетней разлуки видишь ясно и безошибочно, насколько человек изменился. Но потом, чуть ли не через 2-3 минуты, кажется, что таким он всегда и был. Нечто подобное произошло у меня с Ахматовой. Конечно, передо мной была не прежняя Анна Андреевна, неотразимо обаятельная, гибкая, тонкая, трагический облик которой вызвал у Осипа Мандельштама в известном восьмистишии сравнение с Рашелью в "Федре". А грузная, старая, хотя еще красивая женщина. Однако та же была улыбка, те же остались глаза, и временами мне представлялось, что прошло с нашей последней встречи не несколько десятилетий, а год или два. В Париже Анна Андреевна была очень оживлена. Вспоминала далекое прошлое. Вспоминала Модильяни, с которым дружила, когда им обоим было по 20 лет, и когда никто не предвидел, что нищий, вечно голодавший итальянский художник станет мировой знаменитостью. Больше всего мы, конечно, говорили о поэзии. Из молодых советских стихотворцев она выделяла Иосифа Бродского и сравнительно холодно отзывалась о Евтушенко и Вознесенском. Я спросил, знает ли она что-нибудь из литературы эмигрантской? - Очень мало, - был ответ. - До нас все это доходит с трудом. - А как вам в России живется? - был мой последний вопрос. - Поверьте, Анна Андреевна, я спрашиваю об этом не из простого любопытства. - Она довольно долго молчала. - Одно время было очень тяжело, теперь легче. Но я ни на что не жалуюсь и о чем не жалею. - И, будто желая переменить тему разговора, другим, более бодрым голосом спросила: - А как вам живется здесь в Париже? - Я невольно развел руками и ответил тоже, что ни на что не жалуюсь и не о чем не жалею. - Ну, слава богу, - сказала Анна Андреевна на прощание, тяжело приподнимаясь с кресла. - Что с людьми ни случалось бы, всегда надо помнить, что могло бы быть и хуже. До свидания. Она стояла, протянув руки, дружески улыбаясь, и будто хотела сказать еще что-то. Не мне лично, вероятно, а всему тому миру, который был ей когда-то близок. Не сказала, однако, ничего. Но молчание бывает выразительнее всяких слов. И если от человека может исходить свет, то, казалось, вся она светилась в эту минуту каким-то внутренним сиянием.
Иван Толстой: 66-й год. Из печати в Нью-Йорке выходит книга дочери Льва Толстого "Проблески во тьме". Интервью с автором ведет Никита Морозов. Никита Морозов: Александра Львовна, вот здесь у вас четвертая глава начинается так: "Почему бы нам не начать издавать Толстого: - спросил меня раз приехавший из Петербурга писатель". Александра Толстая: Видите ли, все рукописи хранились в Румянцевском музее. Как известно, "Война и Мир" была выкинута одним из моих братьев просто в канаву, и моя мать просто нашла ее. Довольно в плохом виде. Потом моя мать, которая очень заботилась о том, чтобы литературное наследство моего отца сохранилось, она все рукописи отдала в музей. И было 12 ящиков, набитых битком. Так что рукописи немного даже попортились. Тогда мы создали общество изучения, я привлекла лучших литературоведов, профессоров, и все мы вместе работали в Румянцевском музее во главе с профессором Грузинским. Тут был и профессор Цявловский, некоторые толстовцы работали. Было очень трудно, потому что музей не отапливался. Холод был, работали в перчатках, печатали даже в перчатках. Согревались только ненастоящим чаем, а чаем из моркови. Под конец просто дрожали там. Но энтузиазм был большой. Нам так хотелось все это привести в порядок. И мы это сделали. Потом, как издать? Это 90 с лишним томов, которые я даже купить не могла, потому что они очень быстро исчезли с рынка, а, во-вторых, у меня одно время просто не было денег, чтобы заплатить 300 долларов за это издание. И когда я писала свою книгу об отце, я работала в библиотеке, чтобы изучить материалы. Собственно, так оно зародилось. Было издано уже без меня. Причем, я даже думаю, что даже моего имени там нет, и, конечно же, нет и как организатора этот дела. Никита Морозов: То есть задача была подготовить это огромное 90-ти томное издание. Туда должна была войти и переписка, и статьи.
Александра Толстая: Все дневники. Например, я помню, что записные книжки страшно трудно было разобрать, особенно те, которые мой отец записывал, когда он ехал верхом. Вы представляете себе, с его почерком? Мы с братом наперерыв, кто скорее разберет. И очень было тяжело, и кое-где остались пустые места. Но все-таки основное мы разобрали, так что то, что издал Госиздат, это плоды нашей работы с нашими друзьями, с профессорами и знатоками литературы. Иван Толстой: Писательский год. Русская поэзия в переводах. Диктор: У микрофона Андрей Рогозин. Джордж Риви, проживающий в США английский и ирландский поэт и прозаик, известен также как переводчик, который много сделал для того, чтобы ознакомить Англию и Америку с русской пореволюционной поэзией. Так, в США и в Англии вышли в переводах Риви сборники стихотворений Пастернака и Маяковского. И около полугода тому назад в издательстве "Октобер Хаус" в Нью-Йорке вышел в переводах Джорджа Риви сборник стихотворений Евгения Евтушенко 53-65 годов. А совсем недавно то же издательство "Октобер Хаус" выпустило в переводах того же Джорджа Риви антологию русской поэзии за 53-66 годы. Антология эта открывается переводами двух стихотворений Бориса Пастернака "Гамлет" и "Бессонница". В ней помещено и стихотворение Александра Твардовского "Дробится рваный цоколь монумента". Диктор (Владимир Юрасов):
Пришло так быстро время пересчета,
Но как сцепились намертво каменья,
Все что на свете сделано руками,
Тот, кто знает английский, увидит, что в переводном тексте нет рифмовки. Но в этой антологии все переводы даны с параллельным русским текстом, так что читатель может без труда сравнить перевод с русским текстом. На Западе Твардовского знают как редактора "Нового Мира", лучшего из советских толстых журналов, и как организатора культурных сил. Но как с интересным, думающим, своеобразным поэтом, с ним знакомы сравнительно мало. В этой антологии помещено также 13 стихотворений Евгения Евтушенко, в том числе и получившие исключительную популярность в США, где поэт гостит сейчас, "Бабий яр" и "Город Да и город Нет". Джордж Риви включил в свою антологию 15 стихотворений Андрея Вознесенского и 9 стихотворений Леонида Мартынова. Включены и 4 стихотворения Бориса Слуцкого - "Мои товарищи", нашумевшее "Физики и лирики", "Гробница Данте" и посвященное Илье Эренбургу стихотворение "Лошади в океане". Джордж Риви особо выделяет Булата Окуджаву. В антологии даны в английском переводе 10 его стихотворений. Окуджаву Джордж Риви ценит за свежесть, непосредственность и естественность его творчества. И при всем при том, у Окуджавы живой, здоровый, заразительный юмор. Иван Толстой: Одновременно с книгой Джорджа Риви в Соединенных Штатах вышла и пластинка с записями песен Булата Окуджавы. Небольшая фирма ARFA Records из Чикаго, получив пленки с песнями из Москвы, выпустила их ограниченным тиражом для местного русского рынка. Сейчас уже трудно поверить, но в течение 30 лет коллекционеры в Европе и в Советском Союзе не могли достать эту пластинку ни за какие деньги. А сейчас - и подавно. Булат Окуджава:
А кони в сумерках колышут гривами,
Я знаю, вечером ты в платье шелковом
Она в спецовочке такой промасленной,
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
