Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
23.11.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Радио Свобода - Полвека в эфире

Полвека в эфире. 1995

Цикл подготовил и ведет Иван Толстой

Иван Толстой: На нашем календаре сегодня год 95-й. И календарно, и по своему трагическому содержанию он начался с Чечни. Откуда у дудаевцев оружие? Спецпередача Аркадия Дубнова.

Аркадий Дубнов: Российское оружие в Чечне. Версия маршала Шапошникова. Специальная программа московской редакции Радио Свобода. С тех пор, как события в Чечне заняли первые полосы всех российских, да, пожалуй, не только российских газет, когда все выпуски теле- и радионовостей начинаются со сводок боевых действий в Чечне, не утихают споры о том, как у режима Дудаева оказалось такое количество оружия, что он все еще в состоянии оказывать сопротивление российской военной машине. Но вернемся к маршалу Шапошникову. Отвести обвинения в свой адрес он решил только в воскресенье 8 января, когда появился в эфире Российского телеканала, предъявив шифротелеграмму от мая 1992 года, которую за несколько дней до этого назначенный министром обороны России дал тогда еще генерал Грачев. Шифротелеграмму в адрес командующего северокавказским военным округом о передаче половины оружия, принадлежащего округу, в распоряжение Дудаева.

Евгений Иванович, скажите, вы огласили номер шифротелеграммы, которую послал генерал Грачев. Какое было содержание шифротелеграммы Грачева? Она что -разрешала Дудаеву взять это оружие или давала директиву командующему северокавказским военным округом о передаче этого оружия? Что за смысл был этой шифротелеграммы, и знали ли вы тогда о ней?

Евгений Шапошников: Она была адресована командующему северокавказским военным округом. Смысл такой, что разрешить передать боевую технику и оружие в количестве 50 процентов чеченской стороне.

Аркадий Дубнов: А он был компетентен в такой телеграмме, я имею в виду Грачева?

Евгений Шапошников: А кто у нас сегодня задает подобные вопросы, кто что может? Это тоже вопрос. А остальные 50 процентов вывезти на территорию России. Я хочу сказать, что вывоз был организован, и 50 процентов мы не вывезли, а вывезли, если там было около 50 тысяч стволов, то Грачеву удалось вывезти около 10 тысяч стволов.

Аркадий Дубнов: Значит, именно тогда Дудаев получил то основное оружие, которым он сегодня пользуется. А знали ли вы тогда об этой шифротелеграмме Грачева?

Евгений Шапошников: Тогда я об этой шифротелеграмме не знал.

Аркадий Дубнов: Как вы думаете, почему Дудаеву было тогда позволено получить столько оружия? Что - к нему было отношение достаточно доверительное? Почему в Москве пошли на такой шаг? Или просто не было возможности вывести это оружие, и все равно надо было что-то с ним делать?

Евгений Шапошников: Я думаю, скорее второе, чем первое.

Иван Толстой: С конца декабря 94-го в Грозном находился специальный уполномоченный российского президента по правам человека Сергей Ковалев. Его рапортами и рассказами оттуда был крайне недоволен Борис Ельцин. Ломалась вся стройная и самоуверенная версия подавления мятежников. Из московского бюро сообщала Елена Савельева.

Елена Савельева: Выступая на Совете Безопасности, президент России Борис Ельцин, намечая план урегулирования в Чечне, не обошел вниманием и деятельность уполномоченного по правам человека Сергея Ковалева. Президент сказал, что "разделяет его, Ковалева, беспокойство за соблюдение прав человека в Чеченской республике", однако "дело заключается не только в том, чтобы по этому поводу всхлипывать, рассуждать о том, как тяжело живется людям в условиях военного конфликта". По мнению Ельцина, "следует больше заниматься тем, чтобы создать людям такие условия, в которых были бы надежно гарантированы права человека". Первое из них - право на жизнь. "Почему-то уполномоченный по правам человека три года молчал об этом и вспомнил лишь сейчас", - заключил президент России. Но не все разделили точку зрения президента в адрес деятельности в Чечне Сергея Ковалева. Говорит сопредседатель правозащитного общества "Мемориал" Татьяна Ивановна Касаткина.

Татьяна Касаткина: Лично мне кажется, что президент просто не владеет ситуацией. Он просто не знает, что происходит, вот исходя из его доклада. Я считаю, что все, что было высказано президентом в адрес уполномоченного по правам человека в России Сергея Ковалева, не только абсолютно несправедливо, но и оскорбительно. Не только в последние годы, но и во всю предыдущую жизнь Сергей Адамович беспрестанно поднимал свой голос в защиту прав человека в нашей стране. Сергей Адамович неоднократно, будучи на посту председателя комиссии по правам человека и возглавляя комитет по правам человека, подавал доклады Борису Николаевичу о нарушении прав человека в России и неоднократно добивался личной встречи с ним. Но не получал ответа. И то, что его голос не был услышан президентом, в этом, я думаю, все-таки не его вина. Я должна сказать, что еще момент выбран очень "удачный". В то время, как Сергей Ковалев с депутатами, со своей группой, сидит в Грозном под бомбами, в это время Борис Николаевич так дурно отзывается о нем. Это, мне кажется, верх бестактности. Это оскорбление Ковалева и я должна сказать, что это позиция "Мемориала", всех правозащитников, и всех интеллигентных людей в России. Я думаю, и за рубежом это поймут.

Иван Толстой: За первые месяц-два в районах боевых действий успели побывать многие журналисты. Российский солдат в Чечне глазами женщин. У микрофона Людмила Васильева-Гангнус.

Людмила Васильева-Гангнус: Сегодняшняя война идет на территории России - в Чечне. Как в этой ситуации воюют наши солдаты, как они ведут себя по отношению к мирным людям, к старикам, к женщинам, к детям, больным и инвалидам? Я задавала этот вопрос женщинам Чечни, опросив 52-х свидетельниц. Это люди разного возраста, разных национальностей, городские и сельские, домохозяйки и врачи, многодетные пожилые матери и почти девочки. Это женщины, обожженные войной, уставшие от нее. Какой он, в их глазах, российский солдат? О том, как расстреливали мирных людей, рассказывает 69-летняя жительница села Самашки. Имя ее Даймон, свою фамилию он побоялась назвать.

Даймон: Мужа убили и вот - деверя. И свекруху убили во дворе в Самашках, и дом спалили.

Людмила Васильева-Гангнус: Свекровь убили нечаянно или нарочно?

Даймон: Нарочно. А другого - по улице Степного, Али вот этот, как его фамилия? Бунхоев. Разрезали сердце, положили. Видите, что сделали:

Людмила Васильева-Гангнус: Разрезали человека?

Даймон: Человека. Разрезали, сердце вынули, положили.

Людмила Васильева-Гангнус: 36-летнюю жительницу села Асиновки я встретила в Слепцовской больнице. Российские солдаты расстреливали ее из автомата. Она чудом осталась жива. У нее сожжен дом, погибли трое детей. Старшую, 11-летнюю девочку омоновец расстрелял на глазах у матери.

Жительница Асиновки: Я бежала 14 января в старый новый год, неизвестно куда я бежала. Со мной было 14 детей. Высунула мальчика 2-летнего, показывала им, махала, чтобы не стреляли. Они стреляли. Они автоматом 5,45, говорят, который запрещается, стрельнули. И желудок, и кишечник - все повредили. А дочку 11-летнюю на руках убили.

Людмила Васильева-Гангнус: Она же свидетельствует о том, что пьяные российские солдаты насилуют женщин и детей.

Жительница Асиновки: И наркотики у них были. Они хватали девочек, насиловали их, просили у старых женщин, чтобы на ночь давали им девочек, что они не будут стрелять, покажите им дом, скажите номер, они его будут охранять, но чтобы им дали девочек на ночь. Просили у меня мою 12-летнюю дочку. Брали пацанов 12-13 лет, раздевали, делали наколки, что будущий дудаевец, будущий боевик. Стреляли в меня автоматом, и я теперь пришла на повторную операцию. У них никакого Бога, никакой веры нету, у них никакого сердца нету.

Людмила Васильева-Гангнус: Какими бы горькими не были предыдущие слова, мои собеседницы не озлобились. Они многократно рассказывали про то, что не все солдаты готовы убивать невинных людей. Некоторые просто-напросто убегают с этой войны.

Женский голос: Причем, хорошо, они бандформирования бьют, они каких-то врагов уничтожают, но дети при чем тут?

Людмила Васильева-Гангнус: Говорят медсестры, врачи Слепцовской больницы.

Женский голос: То, что они не могут унести, они портят. Это в Грозном, это то, что видела моя сестра лично. Вся перестреляна эта мебель. На танки они положили подушки от диванов, они укрываются вот этими атласными одеялами. Это все было на танках. То, что могут уничтожить - уничтожают, то, что могут забрать - забирают. Так что, если это когда-то была армия освободителей, сейчас это армия захватчиков. При социализме для меня российская армия была, я на этого солдата действительно молилась, я теперь этого солдата видеть не могу. Если у меня 6-летний ребенок говорит: "О, российский солдат, он меня сейчас убьет". Он видит эти танки, он прячется. С каким чувством он вырастет дальше? Он ненавидеть будет этих российских солдат. Хоть бы об этом они подумали!

Иван Толстой: Год 95-й. Всю весну мы продолжали разговор и о другой войне, о священной.

Поет Марк Бернес:
Про войну немало песен спето,
Только вы не ставьте мне в вину,
Что опять, что я опять про это,
Что опять пою вам про войну:

Владимир Тольц: Давно уже подмечено, что война - не лучшее время для развития культуры в тоталитарных обществах. Диктат обутого в военные сапоги государства в области культуры в эти периоды обычно усиливается и для многих служителей муз становиться непереносим. История культуры в нацистской Германии времени второй мировой - хороший тому пример. И то, что на этом фоне произошло с началом войны в области культуры в Советской России, на первый взгляд, многим молодым нашим слушателям кажется сегодня необъяснимым. Но вот, что говорит об этом феномене мой нью-йоркский коллега Борис Парамонов.

Борис Парамонов: В советской истории был один парадокс, который, в общем-то, нужно признать зловещим, но который во время своего существования как раз способствовал скорее облегчению советской нелегкой жизни. Об этом парадоксе много раз писали и Пастернак, и Эренбург, и Надежда Яковлевна Мандельштам, и Евгений Евтушенко. Именно о том, что годы войны были самым светлым периодом советской истории. Причина этого понятна, если вспомнить, что предшествовало войне, чем была наполнена советская жизнь до войны, вернее сказать, чего она была лишена. Лишена она была правды и не только в простейшем смысле доступа к информации или отсутствия таковой, да и не в смысле идеологической цензуры. Нет, дело было гораздо сложнее. Громадная страна Советский Союз вообще была выброшена из реальности в некое утопическое пространство. Советская жизнь была фантастической, сюрреальной, подчиненной осуществлению немыслимого проекта. Эта жизнь, при всех зловещих признаках своей физической доподлинности, в действительности не существовала. Коммунистический проект, по самой идее своей, был вызовом реальности. И вот это больше всего тяготило людей, даже тогда, когда они этого сами не замечали. Именно поэтому война - самое суровое из возможных испытаний - служила некоему успокоению, она вернула страну и людей к реальности. Началось что-то настоящее, а не выдуманное, враги появились действительные, а не мнимые. И задачи возникли при всей их гигантской трудности выполнимые, а не фантастические: разбить врага, отстоять родную страну, а не построить коммунизм. Это способствовало несомненному душевному подъему. Сама смерть перестала страшить, ведь умереть за родину легче, чем получить пулю от рук своих же за выдуманную измену, за шпионаж в пользу какой-нибудь венесуэльской разведки или за попытку подрыва тоннеля между Китаем и Англией. Так и пелось в тогдашней песне: "Смерть не страшна". Это была честная, воинская, солдатская смерть, а не сюрреалистическое выпадение в небытие, каковым грозило советское государство любому из своих подданных в так называемые мирные годы. Облегчение, принесенное войной, было психологическим облегчением. Война изменила эмоциональный фон существования советских людей в лучшую, позитивную сторону. Мир, жизнь, снова приобрели реальные очертания. Рассеялся на время и идеологический туман, в котором все теряли ориентацию. Теперь же стало ясно, куда идти и в кого стрелять. Маршрут и цель определились. Впереди ожидало не блуждание в тумане и неминуемый тупик, впереди ждала победа.

Иван Толстой: В одной из передач Владимира Тольца участвовал и сотрудник Радио Свобода Василий Семенович Франк, брат нашего покойного комментатора Виктора и тоже сын знаменитого философа. Вместе с отцом оба брата были в 22-м году высланы из советской России.

Василий Франк: Вообще, было очень неприятно, потому что я, как русский, а я себя всегда считал русским, и представлялся всегда, как русский, были очень антисоветские или антирусские настроения после того, как они заключили пакт с Гитлером в конце августа 1939 года. Но ничего, прожили. Но война началась, и я чувствовал, что это война моя. Россия еще не была в войне, но я чувствовал, что война была. Я знал, что такое Германия, что такое Гитлер, что такое национал-социализм, нацизм, и старался всеми возможными путями попасть в английскую армию. Это мне не удавалось, я не был англичанином. Паспорт у меня был, как ни странно, советский, хотя отцу было запрещено возвращаться в Россию под угрозой смертной казни. В Англии меня не принимали потому, что я был не англичанин. Потом, по какому-то блату, мне удалось получить интервью в Министерстве военно-воздушного флота RAF. И там меня расспрашивали, кто, что я. Узнали, что я говорю по-немецки, и это оказалось решающим фактором, что меня приняли. Немецкие истребители, когда они были над Англией, они разговаривали друг с другом, сообщали, видели неприятельские самолеты. Это я записывал и передавал туда, куда нужно - туда, где руководили нашими, английскими самолетами.

Иван Толстой: Песни войны. Собеседник Владимира Тольца - поэт Константин Ваншенкин.

Константин Ваншенкин: Потрясения отступлением первого лета, но - готовность отстоять свою землю, в том числе, готовность искусства. В первые же дни появилась главная песня войны, ее гимн "Вставай страна огромная". А потом? Ленин когда-то высказывался в том смысле, что самый массовый вид искусства - кино. Выяснилось, что это не так. Для киносеанса требуется, как минимум, сам фильм, коробки с лентой, киноустановка, экран, наличие электричества. А вот для исполнения песни не нужно никаких дополнительных ухищрений. Песня стала основным искусством войны. Свидетельствую - армия фактически не читала. Я ни разу не видел центральных, фронтовых и даже армейских газет. Только дивизионку. В памяти остались две главы из "Теркина" и несколько стихотворений Константина Симонова. А в ушах - только песни. И вот весьма удивительное открытие: перебирая сегодня песни войны, я вдруг обнаружил, что в нашей политизированной до предела стране и армии лучшие из этих песен оказались откровенно аполитичны. То есть, в них не было никакого прямого лозунга, демагогии, партийной заданности. Ни намека на политику. Это были просто по-настоящему хорошие, человечные песни. В чем и заключалось их явное достоинство. В 1941 зазвучала строевая песня защитников Москвы:
Нам Сталин дал волю и силу,
Могуч наш порыв боевой.

Стихи для нее написал Алексей Сурков, один из руководителей Союза писателей, по сути партийный функционер. Но вот он же одновременно пишет стихотворение "Бьется в тесной печурке огонь". Положенное на музыку Константином Листовым, оно стало воистину народной песней, которую уже не забудут. А о чем она? О любви к далекой женщине, тоске по ней. Даже о войне почти ничего не сказано. Послушайте.
Бьется в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза,
И поет мне в землянке гармонь,
Про улыбку твою и глаза.
О тебе мне шептали кусты,
В белоснежных полях под Москвой,
Я хочу, чтобы слышала ты,
Как тоскует мой голос живой.

Иван Толстой: Продолжаем передачу. На нашем календаре год 95-й. Его основные события. Наш хроникер Владимир Тольц.

Владимир Тольц:

- На одной из станций метро в Токио совершен теракт с применением нервно-паралитического газа. Погибли 12 человек, тяжелые отравления получили 5 000. Арестован организатор - лидер секты Аум Синрикё Сёко Асахара.

- Взрыв бомбы у административного здания в Оклахоме. Погибли 166 человек (в том числе 19 детей), тяжело ранены более 400. В тот же день задержан организатор теракта Тимоти Маквей.

- В июне отряд Шамиля Басаева берет заложников в больнице Буденновска. Через 5 дней, сменив заложников на журналистов-добровольцев, басаевцы покидают город.

- В июле сербские войска захватывают город Сребреница на востоке Боснии, объявленный ООН зоной безопасности. Мусульманские женщины и дети переправлены в Тузлу, мужчины убиты.

- На мирном митинге в Тель-Авиве убит премьер-министр Израиля Ицхак Рабин.

- В январе в Калифорнии открывается громкий процесс по делу чернокожего О.Дж.Симпсона, бывшего футболиста, обвиненного в убийстве жены и ее любовника. Через 10 месяцев присяжные выносят оправдательный приговор. Общественность убеждена, что такое решение принято по расовым соображениям.

- Умирает кинорежиссер Луи Маль, писатель Кингсли Эмис, а также многие годы связанные с Радио Свобода прозаик Владимир Максимов и поэт Евгений Кушев.

- На экраны выходят "Аполлон-13" Рона Хауарда, "Казино" Мартина Скорсезе, мультфильм "Покахонтас" Майка Гэбриэла и Эрика Голдберга.

- Исполняется 80 лет Фрэнку Синатре.

Иван Толстой: Весной 95-го года в жизни радио произошло эпохальное событие: впервые за сорок с лишним лет деятельности Свобода сдвинулась с места и ее штаб-квартира была перенесена в Прагу. Каков был смысл этого переезда? Рассказывает бывший президент Радио Свобода - Радио Свободная Европа Кевин Клоуз, возглавлявший в то время корпорацию.

 Кевин Клоуз
Кевин Клоуз

Кевин Клоуз: Я хорошо понимал, что Радио Свобода - Радио Свободная Европа следует приблизить к тому региону, на который мы вещаем, и что больше нет возможности оставаться в Мюнхене. Бюджет наш был сокращен в несколько раз, и выход виделся в движении на Восток. Ведь непреодолимой границы больше не существовало, пал железный занавес, завершилась холодная война.

К тому же, мой предшественник президент Юджин Пелл к тому времени уже открыл наши бюро в Праге, Будапеште, Варшаве и Москве, так что переезд штаб-квартиры с Запада на Восток становился логическим продолжением этих перемен.

И я твердо верил и в те дни, и сегодня, что важнейшая задача РС-РСЕ - объективный репортаж и анализ событий, без навязывания своих политических взглядов, без вовлечения слушателей в какую-либо полемику. Эту задачу с бОльшим успехом мы могли выполнить в Праге, нежели в Мюнхене.

Такие соображения лежали в основе переезда, и президент Вацлав Гавел идею поддержал, предложив радиостанции просторное здание в самом центре Праги.

Иван Толстой: И 1 апреля радиовещание из чешской столицы началось, а в день торжественного открытия двух объединенных радиостанций присутствовал и сам Вацлав Гавел, бывший, кстати, корреспондент Свободной Европы, навсегда сохранивший благодарность этому радио, которое, передавая гавеловские материалы, гласностью обеспечило ему защиту от тайных преследований.

Переехав на новое место, Свобода открыла и новые программы. Одна из них - "Континент Европа" Джованни Бенси и Елены Коломийченко. Я попросил Елену Коломийченко определить идею передачи.

Елена Коломийченко: И Россия, и Украина - эти две страны провозгласили курс в Европу. На самом деле о Европе знают очень мало. Я хотела бы дать слушателям почувствовать, что то, что происходит в России, это не уникальное, не некое чрезвычайное, особенное явление, а что близкие, похожие, может, с влиянием национальных особенностей вещи, происходят и в Европе. Нет ничего устоявшегося навсегда. Мир меняется. Рынок есть рынок, я имею в виду рынок по большому счету, не только экономический. Меняется все, люди меняются, темп жизни меняется. Меняется повсюду. И не надо думать, что то, что происходит там - это землетрясение, а все остальные живут спокойно. На самом деле, большие и маленькие неудачи есть у всех. Как решать эти все появляющиеся новые проблемы или существовавшие старые? Все ищут свои пути. Может быть, из синтеза этих путей можно выработать некие собственные подходы. В этом и есть философия. Мне хотелось просто открыть это окно в европейский мир на уровне бюргера, на уровне среднего человека, маленького человека. А поначалу, когда мы придумывали эту программу, хотелось сделать так, как будто я ученик, который вечно обращается к учителю. Учителем был Джованни Бенси до того момента, как он ушел на пенсию. Такая игра своего рода.

Иван Толстой: А ваше сердце к какому кусочку Европы лежит больше?

Елена Коломийченко: Я не знаю, я больше десятка лет живу в Германии, мне кажется, я эту страну и поняла, и приняла со всеми ее за и против, отдавая неприязненное должное тому, как немцы не очень-то открыты, но они умеют помогать, с другой стороны, в трудных ситуациях. Но мне нравится эта страна, склонность к порядку. Может быть, чрезмерная. Мне этот мир нравится. А если говорить - душевное, духовное, к чему бы я расположена была, - я очень люблю Италию. Италия - это место, где мне всегда хорошо, в любом городе, маленьком, большом, в пятизвездочной гостинице или просто в снятом доме на берегу моря или без всякого моря. Где хорошо, просто атмосферно хорошо.

Джованни Бенси: Период, начинающийся 24 декабря и кончающийся 7 января, можно считать единым рождественско-новогодним периодом. В начале его стоит западное, католическо-протестантское Рождество, в конце - Рождество православное. За день до него - 6 января - западные христиане отмечают праздник Богоявления. Собственно говоря, разница во времени между Западом и Востоком в праздновании Рождества только кажущаяся. На самом деле, и католики, и протестанты, и православные отмечают Рождество в один и тот же день - 25 декабря. Хронологическое расхождение возникло в 1582 году, когда Папа Римский Григорий XIII на основе более точных астрономических расчетов исправил календарь, который до него был упорядочен римским императором Юлием Цезарем. Было отменено 12 дней в октябре, которые стали 13-ю с начала нашего века. Так появилась разница между Юлианским и Григорианским календарями и между старым и новым стилем. Россия осталась при старом стиле до революции 17 года, а русская православная церковь и по сей день. Таким образом, русские христиане отмечают Рождество на 13 дней позже своих западных собратьев.

Когда на самом деле родился Иисус Христос, никто точно не знает. Евангелия сообщают целый ряд подробностей, некоторые явно легендарного характера, но молчат о дате этого изменившего мир события. В этот период люди уже привыкли праздновать. Язычники отмечали зимнее солнцестояние, когда солнце перестает спускаться над горизонтом и снова начинает подниматься. Для древних римлян это был наталис солис - рождество солнца. Оно отмечалось 21 декабря. 4 дня спустя - 25-го - отмечался праздник соль инвиктус - непобедимого солнца. Эти торжества вписывались в общий праздничный период, назвавшийся Сатурналии - посвященный богу природы и плодородия, богу-праотцу Сатурну.

Иван Толстой: Другой новой программой в Праге стали "Ваши письма" с ведущим - Анатолием Стреляным.

Анатолий Стреляный: Говорит Радио Свобода. У микрофона Анатолий Стреляный. Я продолжаю передачу "Ваши письма". Виктор Андреевич Рязанцев из Москвы был так поражен воинственностью коммунистов, с которой столкнулся перед выборами, что решил побороться с ними стихами.
Коммуняки, вперед! Все на выборы в новую Думу,
Торопитесь, пока наш народ до конца не прозрел,
А потом, как всегда, несогласных - в холодные трюмы,
А особо опасных - к стене под расстрел.

А теперь несколько мыслей в прозе, - пишет автор этого письма, бывший военный летчик, член КПСС с 30-летним стажем, сдавший свой партбилет в 1989 году. - Наблюдая за предвыборной возней по телевизор и радио, - пишет он, - хочу заявить следующее. Те 515 тысяч из 18 миллионов членов КПСС, собравшиеся вокруг комсомольца-переростка, новоявленного философа Зюганова, - не коммунисты. Это коммуняки, бывшая партийная челядь, холуи, доносчики, не успевшие награбить переростки-комсомольцы, дети и внуки бывшего партийного руководства. Я бы хотел спросить партайгеноссе Зюганова, - продолжает бывший его товарищ по партии, - как он думает восстанавливать СССР? Я, по праву коммуниста первым идти в бой, участвовал в венгерских и чехословацких событиях, и на деле знаю, что это такое. Я пойду за ним, если он со своими детьми тоже пойдет с автоматом в руках присоединять Литву, Латвию, Эстонию, Украину и другие братские республики.

Так пишет Виктор Андреевич Рязанцев. На его месте я бы воздержался от последнего заявления. Да, Зюганов часто производит впечатление человека, который не верит ни одному своему слову. И жизнь, которую он ведет, это жизнь не партайгеноссе 20-х годов, а нового русского богача. Но разве мы не знаем коммунистических вождей, которые спали на железных койках, укрывались шинелями и с готовностью шли на смерть сами и вели на убой собственных детей?

Какую социальную справедливость собирается восстановить Зюганов, - читаю дальше это письмо? - Себе отнять у Кучмы горбачевский Форос, а мне раз в 30 лет путевку в подмосковный санаторий с жареным хеком обеспечить?

Это письмо меня заинтересовало тем, что в нем - сознание честного коммуниста последних лет существования КПСС. Он вышел из партии и приветствовал разгон КПСС не потому, что понял неосновательность коммунистических идей, а потому что разочаровался в своих вождях, увидел, что прогнил их аппарат. Он, кажется, так и не сделал следующего шага, самого важного - не спросил себя: если бы они были людьми наивысшей пробы, разве от этого стал бы более работоспособным социализм, система, построенная на подавлении свободы?

Иван Толстой: 95-й год был годом столетия кино. Специальный цикл передач отмечал это событие.

Сергей Юрьенен: У микрофона Сергей Юрьенен. К столетию рождения кино. Кинодвадцатка Радио Свобода. 28 декабря 1895 года в парижском "Гран Кафе" на бульваре Капуцинов впервые вспыхнул луч кинематографа. Канун второго века киноэпохи. С августа до конца года по средам в программе Поверх барьеров Радио Свобода предлагает цикл передач о 20 фильмах, лучших, по нашему мнению, за первые 100 лет.

Иван Толстой: Из тех сотрудников Свободы, кто в 95-м в Прагу не переехал, был поэт, переводчик и прозаик Анри Волохонский. Вот одно из прощальных его выступлений у нашего микрофона.

 Анри Волохонский
Анри Волохонский

Анри Волохонский: Кажется, с конца прошлого столетия слухи об одном необыкновенном человеке распространяются в Европе и в Северной Америке. То замолкая, то вновь объявляясь, поддерживаемые устными рассказами, а иногда даже разбрасываемыми кем-то листовками, известия о нем продолжают циркулировать в обиходе нынешнего человечества и по сию пору. Его зовут Баба Джи. Джи - это индийская частица, выражающая почтение. Так что Баба Джи можно перевести, как почтенный или досточтимый Баба. Самое же Баба на многих языках означает "старик" часто в значении отец или предок. Лев Гумилев, описывая монгольские нравы в эпоху Батыя, говорит, ссылаясь на сокровенное сказание, что сына Батыя Сартака, заподозренного его соплеменниками в исповедании несторианского толка, кто-то из ортодоксальных татар будто бы упрекнул в таких выражениях: "Вы, христиане, говорите Абай Бабай. Это соответствует нашему Ава Отче. Бабай означает, несомненно, то же, что и Баба". То же самое можно встретить и в арабских сказках, где упоминается, например, Али Баба и сорок разбойников. Так что Баба Джи должно бы переводиться как почтенный старик.

Однако такое толкование имени или прозвища этой таинственной личности вряд ли верное и, несомненно, не является единственно возможным. Дело в том, что даже по-арабски слово Баб означает также ворота или, торжественно, врата. Пролив, отделяющий Африку от Аравии и соединяющий Индийский океан с Красным морем, именуется Баб эль Мандеб или Врата ужаса, так как в этих местах летом стоит ужасная жара, а лето там продолжается круглый год. В таком значении Баб или Баба может приобретать и мистический смысл. Подобно суфийскому Пути, врата могут символизировать дверь, открывающуюся в особое возвышенное состояние. Тогда некто, именуемый Баб, должен представлять собой осуществленную дверь, и духовное слияние и единение с ним равносильно проникновению через эту дверь в высшие сферы.

Иван Толстой: Одной из первых передач, вышедших в эфир из Праги, была радио пьеса Игоря Померанцева "Любовь на коротких волнах". Ее подготовили режиссеры Фрэнк Уильямс и Наталья Белова, а записали Сайнхо Намчилак и Валентин Гафт. Вот финал пьесы.

Валентин Гафт: Пятница, 14.00. Китик, только что, наконец, послушал Шуберта в исполнении твоего мужа. Спасибо, что дала послушать. Знаешь, как Пруст называл музыку? Сводней. Мне вдруг стало так покойно на душе. Все-таки счастье пишется через Щ. Я больше не случайность в наборе случайностей. Твой муж мне не чужой. Нет, музыка и вправду сводня. Ты только в выигрыше, что он близок мне. Значит, когда-то ты угадала в нем меня. Спасибо. Я слушал снова и снова, пока не испытал странного желания познакомиться с твоим мужем, обнять его. Ты скажешь, дурные наклонности. Может быть. У меня есть старая пленка с голосом Адамовича. Ветхая такая, рвется, когда включаю, я ее даже подклеиваю.

Георгий Адамович: Культура, которая создается в наши десятилетия, есть культура внецерковная, в противоположность средневековой, замечательной культуре, конечно. Представление о мире, которое господствует в церкви, создалось ведь в первые века после Христа, в которые думали, что земля есть центр мира, не допускали существования каких-то сказочных, невероятных и непостижимых миров на непостижимых расстояниях. Между тем, как теперь мы знаем, и все знают, и культура этим и живет - это какой-то беспредельностью и бесчеловечностью мироздания, где земля есть какая-то пылинка.

Валентин Гафт: Разве можно определить по голосу, что он любил не женщин, а мужчин? Разве он звучит иначе? Ну, грассирующий, интеллигентский голос. С осадком серебряного века где-то в носоглотке. Вот у меня рядом на полке, послушай, еще это Перелешин, Валерий Перелешин, он жил в Бразилии.

Валерий Перелешин:
И никогда не звал мужчину братом,
Хотя любил не менее двухсот,
Ища у них полуденных красот,
Особенно я нежен был к мулатам.
Я не ходил к поэтам и прелатам
Для пафоса, для умственных высот,
Мне был милей какой-нибудь сексот,
Попавшийся со взором виноватым.
От Лосского и Франка я зевал
И убегал на людный карнавал,
Дышал толпой и музыкой, и зноем,
А заполночь в дешевом кабачке
С очередным случайным Антиноем
Беседовал о смерти и тоске.

Валентин Гафт:
И никогда не звал мужчину братом,
Хотя любил не менее двухсот,
Ища у них полуденных красот,
Особенно я нежен был к мулатам.

Ну, как, я похож на них? Или вот еще одно признание в любви мужчины к мужчине.

Майлз Дэвис, он и женщин любил. Я бы хотел, чтобы у меня был такой голос. Если бы я бы знаком с твоим мужем, я бы отбил его. Мне уже мало квадратных и кубических сантиметров твоего тела. Мало твоего голоса. Почему несколько кубических сантиметров там, где левая грудь, прекраснее прочих?

Пятница 16.45. Неужели у нас свидание через 49 часов 15 минут. Ты в наушниках? Я что-то понял о нас. О нас всех. Мы отравлены космосом. Это только кажется, что мы воем безответно в эфир. Нет, вой возвращается, как будто там какое-то зеркало. Мы единственные инопланетяне на земле. Все эти голоса, что я посылал тебе - голоса мертвых. Мы работаем на радио кладбищ. Книга, картина - это предметы, но голоса - это призраки, приведения, они бродят по космосу, кряхтят, свистят, шуршат. Жаль, что ты в наушниках, что меня не слышат все. Может, отключишь наушники? Ну, что же ты, мой дико виноградный, вьющийся зверок?


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены