Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
23.11.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Радио Свобода - Полвека в эфире

Полвека в эфире. 1996

Цикл подготовил и ведет Иван Толстой

28 января в Нью-Йорке от сердечного приступа скончался Иосиф Бродский. На следующий день мы вышли в эфир с мемориальной программой.

Читает Иосиф Бродский:
Я входил вместо дикого зверя в клетку,
выжигал свой срок и кликуху гвоздем в бараке,
жил у моря, играл в рулетку,
обедал черт знает с кем во фраке.
С высоты ледника я озирал полмира,
трижды тонул, дважды бывал распорот.
Бросил страну, что меня вскормила.
Из забывших меня можно составить город,
Я слонялся в степях, помнящих вопли гунна,
надевал на себя, что сызнова входит в моду,
Сеял рожь, покрывал черной толью гумна,
и не пил только сухую воду.
Я впустил в свои сны вороненый зрачок конвоя,
жрал хлеб изгнанья, не оставляя корок,
Позволял своим связкам все звуки, помимо воя;
перешел на шепот. Теперь мне сорок.
Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.
Только с горем я чувствую солидарность.
Но пока мне рот не забили глиной,
из него раздаваться будет лишь благодарность.

Иван Толстой: Это было стихотворение Бродского 80-го года. У микрофона Иван Толстой. Со мной в пражской студии Свободы мой коллега Петр Вайль. Я попросил его рассказать о болезни и кончине Бродского.

 Петр Вайль
Петр Вайль

Петр Вайль: Вот как в этом стихотворении - "дважды бывал распорот". Бывал распорот Бродский более, чем дважды. Я имею в виду, конечно, операции на сердце. Началось это так давно, что все уже к этому привыкли. Привык, по-моему, и он сам. Хотя все, и он в первую очередь, знали, что Бродский ходит под Дамокловым мечом, что сердце в любую минуту может остановиться. Но как-то это выводилось за скобки. У меня такое было ощущение, что это сделалось каким-то нарушением этикета, что ли, вспоминать об этом, хотя сам Бродский довольно охотно говорил о своей болезни. Он вообще человек был очень открытый и такой как бы приглашающий к разговору. Но все отмалчивались, а он что называется, отсиживался. Он совершенно откровенно боялся операции, говорил об этом и как-то по детски радовался, что в очередной раз удалось сбежать от врачей. Он пользовался своей ситуацией, что дом его был в Нью-Йорке, а преподавал он вторую половину учебного года всегда в Массачусетсе, в Саус Хэдли, в колледже Маунт Холлиок. И вот он туда сбегал. И, между прочим, в этот раз он тоже хотел сбежать и тоже от врачей. Как раз в воскресенье 28 января он собирался уехать из Нью-Йорка в Массачусетс. И когда я разговаривал с его другом Юзом Алешковским, он сказал: "Вот, на столе в кухне котлеты стоят. Я приготовил для Иосифа, он должен был их забрать по дороге в свой Саус Хэдли. Съедим на поминках". Что касается нашего последнего разговора, а он состоялся в пятницу, то есть за два дня до кончины Иосифа, то был он необыкновенно весел. Вот это и был тот самый случай обмена каким-то каламбурами, анекдотами. Это не общие слова. Действительно, мы друг другу рассказали по два анекдота. Он смеялся, говорил, что уедет в Массачусетс. А накануне он прислал мне по факсу свои новые стихи. И когда я заговорил об одном из этих стихотворений - "Корнелию Долабелле", Иосиф сказал: "Обратили внимание на последнюю строчку: "Мрамор сужает мою аорту"? Это довольно точное описание того, что со мной происходит". Его кровеносные артерии сужались. Он знал это, он знал, что нужна была операция, но сознательно уходил от нее.

Читает Иосиф Бродский:
Меня упрекали во всем, окромя погоды,
и сам я грозил себе часто суровой мздой.
Но скоро, как говорят, я сниму погоны
И стану просто одной звездой.
Я буду мерцать в проводах лейтенантом неба
И прятаться в облако, слыша гром,
не видя, как войско под натиском ширпотреба
бежит, преследуемо пером.
Когда вокруг больше нету того, что было,
Неважно, берут вас в кольцо или это - блиц.
Так школьник, увидев однажды во сне чернила,
готов к умноженью лучше иных таблиц
И если за скорость света не ждешь спасибо,
то общего, может, небытия броня
Ценит попытки ее превращенья в сито
И за отверстие поблагодарит меня.

Иван Толстой: Главное спортивное событие 96-го - летняя Олимпиада в Атланте.

Олег Винокуров: Говорит Радио Свобода. В эфире 62-й выпуск воскресной спортивной программы Радио Свобода "Прессинг". Спортивные новости уик-энда. Мохаммед Али зажигает олимпийский факел. Об олимпийской гигантомании Юрий Теппер. Александр Бекетов - первый российский чемпион Атланты. Бьярне Риис - победитель Тур де Франс. Олег Романцев уходит, проблемы остаются. Стартовал шахматный супертурнир Господин Великий Новгород. У микрофона в московской студии Олег Винокуров. В пятницу 19 июля в Атланте вспыхнул факел 26-х летних олимпийских игр. Наша сегодняшняя программа будет, в основном, посвящена именно этому долгожданному спортивному празднику. Началу спортивных соревнований предшествовала грандиозная церемония открытия, которая наверняка произвела сильное впечатление на зрителей. А вот у автора цикла материалов об истории олимпиад, на протяжении нескольких месяцев звучавших в "Прессинге", доцента, участника олимпийских конгрессов Юрия Теппера церемония открытия вызвала такие чувства.

Юрий Теппер: Большое видится на расстоянии. Оценивать масштабы и значимость игр в Атланте, находясь в гуще событий, невозможно. Аналитическая работа впереди. Но аналитику следует быть чувствительным. Наша задача - не упускать события, цифры, жесты, которые потом могут стать фактами и доказательствами. Итак, шесть лет назад на сессии в Токио МОК отверг заявку Афин на проведение олимпийских игр юбилейных. Предпочтение отдано Атланте. Не будет отмечаться в историческом месте и столетие игр в Париже, проведенных в знак заслуг Кубертена в 1900 году. В 21 век игры шагнут в Сиднее.

Заметка на полях: что это? Пренебрежение историей или Афины - период младенчества игр, колыбель воина забывается? Его история - испытания и подвиги.

На великолепном празднике открытия игр в Атланте тема античности выглядела неким точно встроенном декорумом. Куда эффектнее действовали проникающие в подсознание призывы языческих духов магии и борьбы. Зонги и спиричуалз слышались звучнее и выразительнее греческих мелодий. Гораздо больше времени в сказочном шоу отдано новейшей олимпийской истории. Избранные живые герои на подиуме почета. Вчерашние победители завершают эстафету олимпийского огня. Но вот, вы обратили внимание на дерзкий сценарный ход? В символическом забеге олимпийских городов, Атланта, естественно, стартует последней и под гром аплодисментов спринтерским рывком опережает всех. В конце олимпийского века впереди Атланта.

На полях: итак, есть логика истории, и логика действия. Кубертен возрождал, Самаранч строит, Атланта утверждает.

Информация оргкомитета игр. На безопасность состязаний выделяется 227 миллионов долларов, в Атланте действует свыше 30 000 полицейских, сотрудников спецслужб и национальных гвардейцев.

На полях: расходы службы безопасности в Атланте значительно превышают средства, потраченные на проведение всех олимпийских состязаний - в Лондоне 1948 год, Хельсинки, Мельбурне и Риме. На каждого олимпийца три телохранителя. Царская охрана. Значит, есть, что охранять. В 1980 году новый президент МОК Хуан Антонио Самаранч сказал: "Главная угроза олимпизму - гигантизм игр". Нынче, выполнив все требование отбора, на стадион Атланты вышли более 10000 спортсменов из 197 стран мира. Новый рекорд современной олимпийской истории.

На полях: гигантизм - болезнь, патология. Парад открытия демонстрировал единство живого и здорового мирового спорта. Нет, это совсем другие игры. Но какие?

Юрий Теппер, для Радио Свобода, Киев.

Иван Толстой: Год 96-й. Сергей Юрьенен организует цикл передач "Писатели на Свободе".

Сергей Юрьенен: У нас в Праге на Свободе Игорь Мартынов. Напомню: не только писатель.

Игорь Мартынов:
Осиротели персики на рынках,
Секс ускоряется до первых патрулей,
мне не хватило тысячи рублей
на шоколад с кокосовой начинкой,
мне не хватило тысячи рублей
на шоколад с кокосовой начинкой

Сергей Юрьенен: В связи с повышенным интересом слушателей, начнем, быть может, с биографических данных. В капсульной форме. Родился на Арбате в роддоме имени Грауермана, 40 лет спустя после Окуджавы. МГУ. Из под парты - Гумилев и Мандельштам. Прага. Карлов Университет. Шел за гробом чешского нобелевского лауреата Сейферта. В пражской пивной за одним столом с еще опальным Гавелом. Потом, как журналист, встречался еще с пятью президентами. Летал на вертолете над советским Крымом и над сибирским озером Вах. Неоднократно проехал от Байкала до Амура по одноименной железной магистрали. На Эйфелеву башню подниматься не стал, потому что в Париже были дела поважнее. Брал первое интервью для советской прессы у великого магистра масонской ложи "Великий Восток Франции". Москва. Попытки излить пережитое на дисплее. Стихи, эссе, проза, переводы - Рильке, Грабал, Джиан, Чарльз Буковски. Песни, с помощью которых склонил к себе сердце Марины, которая родила наследника Михаила. Рассказы в старой "Юности" и в новой "Юности", публикации в "Новом мире". Обозреватель "Комсомольской правды" и постоянный автор Свободы.

Игорь Мартынов: Начнем с того, что это по-человечески постыдно, когда взрослый мужчина, вперившись в потолок, покусывает ручку и что-то вымышляет, играет на бумаге, мечет бисер перед самим собой, витийствует, пока его родственники, теща, дети зарабатывают ему на пропитание. На постой в этом теле двуногом. Восстань, пророк, и виждь и внемли. В переводе на современный это значит: иди и работай в газету, если уж такой грамотный и больше ничего не умеешь, кроме писания. Поэтому российские газеты, мне кажется, сегодня представляют все направления современной русской литературы. Скажем, "Независимая газета" - это пародия на дневник писателя Достоевского. "Сегодня" - постмодернистская традиция. Пишущие триллеры тяготеют, естественно, к "Коммерсанту", поскольку и сам Володя Яковлев когда-то был приключенческий прозаик. "Комсомольская правда", где я работаю, продолжает традиции советских писателей во всей широте. Бульварный еженедельник "Мегаполис-экспресс" - это такой рассадник концептуалистов, эротоманов и эпатажников. Кстати, недавно писатель Зуфар Гареев, главный провокатор в "Мегаполисе-экспрессе", сказал мне, что чистую прозу больше не пишет, поскольку полностью удовлетворяется газетой. Журналистика дает весь ассортимент эмоций, связанный с писательством. Радость от получения гонорара - раз, проникновенные письма читателей из глубинки - два, и главное - тиражи, которые не снятся беллетристам. А возможность побыть и Семеном Бабаевским и Федором Достоевским одновременно. Слишком соблазнительно, чтобы не заниматься журналистикой. Вообще, грех жаловаться. Наконец-то нашлись дела, нас приютили, пригрели. То есть журналистика полностью заменила собой фантом, который назывался совлитературой. Читателям пока хватает газетной литературы, а захочется высокого искусства - сами приползут. Не надо только торопить.

Сергей Юрьенен: Поверх Барьеров. Писатель на Свободе. Литературный аудио-портрет. Игорь Мартынов. Москва.

Иван Толстой: Писатели на Свободе. Еще один портрет.

 Алексей Цветков
Алексей Цветков

Алексей Цветков:
Сколько лет я дышал взаймы,
На Тургайской равнине мерз,
Где столетняя моль зимы
С человека снимает ворс.
Где буксует Луна по насту,
А вода разучилась течь
И в гортань, словно в тюбик пасту,
Загоняют обратно речь.
Заплатил я за все сторицей
И землей моей, и столицей,
И погостом, где насмерть лечь.
Нынче тщательней время трачу,
Как мужик пожилую клячу.
Одного не возьму я в толк:
У кого занимал я в долг
Этот хлеб с оплесневшей солью,
Женщин, траченных снежной молью,
Тишину моего труда,
Этой водки скупые граммы
И погост, на котором ямы
Мне не выроют никогда?

Сергей Юрьенен: Поверх барьеров. У микрофона Сергей Юрьенен. Писатель на Свободе. Алексей Цветков. Один из самых серьезных русских писателей послевоенного поколения с американским паспортом. Писать начал в Советском Союзе, но публиковался лишь на Западе до того, как горбачевская революция разрушила литературные госграницы литературы эмиграции, метрополии, третьей волны и того, что с перестройкой стало называться другой или новой. Какие тут, по мнению Алексея Петровича, взаимоотношения или параллели?

Алексей Цветков: Тут скорее не параллели, а некоторая преемственность. Потому что третья волна - это, в общем, термин, который прилагается к литературе эмиграции, в основном. А как таковой эмигрантской литературы не было. Это была все та же русская литература, которая по вынужденным обстоятельствам уехала за границу. Я не знаю практически ни одного человека, который бы начал писать за границей и из него что-то получилось бы. То есть люди, которые даже сделали свою творческую биографию целиком за границей, в том числе, допустим, и я, они начали писать давно и начали писать в пределах России. Что касается новейшей литературы, то это как бы продолжение того, что уже делали. Надо сказать, что она ведь тоже распадается. Один пример дам поэта, как Сергей Гандлевский. Он же человек другого поколения, чем те, которые пришли после него, хотя не намного их старше. И я бы скорее его в этом смысле отнес к третьей волне. Так что третья волна - это, скорее всего, течение по обе стороны границы. А то, что пришло на смену, очень сильно подвержено, на мой взгляд, во-первых, влияниям Запада, которые прорвались через плотину и, на мой взгляд, не очень хорошо были переварены. Встреча очень внезапная и катастрофическая с рыночным обществом и его отношением к искусству и с какими-то теориями, которые идут сейчас под общим названием постмодернизм, которые большинством и не пережеваны. То есть, я считаю, что это закатная стадия литературы. Я не буду ничего апокалиптического тут говорить о той стадии русской литературы, которую мы знаем.

Сергей Юрьенен: Алексей Цветков, поэт, автор книг "Сборник пьес для жизни соло", "Состояние сна", "Эдем". Прозаик, эссеист. Владеющий десятком языков переводчик, среди прочего, Ницше, Набокова, американской поэтической классики века. Историк и филолог. За диссертацию "Язык Андрея Платонова" получивший в Мичиганском университете степень доктора наук.

Алексей Цветков:
Я мечтал подружиться с совой, но, увы,
Никогда я на воле не видел совы,
Не сходя с городской карусели.
И хоть память моя оплыла, как свеча,
Я запомнил, что ходики в виде сыча
Над столом моим в детстве висели.
Я пытался мышам навязаться в друзья
Я к ним в гости, как равный, ходил без ружья,
Но хозяева были в отъезде.
И когда я в ангине лежал, не дыша,
Мне совали в постель надувного мыша
Со свистком в неожиданном месте.
Я ходил в зоопарк посмотреть на зверей,
Застывал истуканом у дачных дверей,
Где сороки в потемках трещали,
Но из летнего леса мне хмурилась вновь
Деревянная жизнь, порошковая кровь,
Бесполезная дружба с вещами.
Отвинчу я усталую голову прочь,
Побросаю колесики в дачную ночь
И свистульку из задницы выну,
Чтоб шептали мне мыши живые слова,
Чтоб военную песню мне пела сова,
Как большому, но глупому сыну.

Иван Толстой: На нашем календаре год 96-й. Его основные события. Наш хроникер Владимир Тольц.

Владимир Тольц:

- В январе отряд Салмана Радуева захватывает заложников в Кизляре. У села Первомайского радуевцы остановлены федеральными войсками. К месту событий прибывают министр внутренних дел Анатолий Куликов и глава ФСБ Михаил Барсуков. Несмотря на вооруженное кольцо, отряд Радуева благополучно выходит из окружения.

- В марте президент Ельцин объявляет программу урегулирования чеченского конфликта.

- В ночь с 21 на 22 апреля в районе села Гехи Чу при взрыве самонаводящейся ракеты убит Джохар Дудаев. На президентском посту его заменяет Зелимхан Яндарбиев.

- Борис Ельцин побеждает на выборах.

- Президент Соединенных Штатов Билл Клинтон переизбирается на второй срок.

- Россия и Белоруссия подписывают договор о союзе.

- 31 августа в Хасавюрте подписаны соглашения о прекращении огня. С чеченской стороны подпись поставил начальник главного штаба Аслан Масхадов, с российской - секретарь Совета безопасности Александр Лебедь.

- На территории Чечни сформированы совместные комендатуры. К 31 августа федеральные войска полностью покидают чеченскую территорию.

- Нобелевская премия по литературе присуждена польской поэтессе Виславе Шимборской, Русского Букера удостоен Андрей Сергеев.

- В Москве умирает Лидия Корнеевна Чуковская.

- За лучшую женскую роль в фильме "Эвита" Золотой глобус получает Мадонна.

Иван Толстой: 96-й год. Выборы президента. Микрофон - московскому редактору Владимиру Кулистикову.

Владимир Кулистиков: Говорит Радио Свобода. В эфире "Лицом к лицу: лидер отвечает журналистам". Еженедельная воскресная программа московской редакции Радио Свобода.

Михаил Горбачев: Ведь и Ельцин, и Зюганов - это старая номенклатура, которая так и борется за власть и собственность. Очень важно, чтобы на выборах 16 июня люди понимали это.

Владимир Кулистиков: Этот голос в апреле 1985 года возвестил о начале перемен, в водовороте которых погибли коммунистическая система, Варшавский блок и советская сверхдержава. Сегодня первый и последний президент СССР, лауреат Нобелевской премии мира Михаил Горбачев вновь вторгся в большую политику как претендент на высший в России государственный пост. Как идеолог так и не созданного союза демократических сих, не приемлющих ни курс Бориса Ельцина, ни ретро Геннадия Зюганова. В российском обществе не много тех, кто высоко оценивает шансы самого Михаила Горбачева. Но его авторитет и известность давно уже не измеряются количеством его прямых сторонников. Чего он добивается сегодня?

Михаил Горбачев: Им надо сегодня понять, что это подарок судьбы, что Горбачев принял решение в силу своих моральных оценок и понимания своей роли и ответственности за то, что происходило и происходит, и вступил в эту... Я думаю, что это была бы сильнейшая команда. Ее уже испугались. Как ее начали раскалывать, растаскивать! То Филатов, то Зюганов начали к себе приглашать Федорова. Растащили. И, тем не менее, я скажу, что сегодня с серьезных позиций выступают все кандидаты. Лебедь ведет активно компанию, Явлинский, все трудные, Федоров. И, тем не менее, выбор делать надо в пользу одного. Вот я это открытым текстом говорю. Как в 1941 году разведчики наши в мае месяце предупреждали, что 22-го война. Так вот я говорю, что надо, чтобы представитель демократических сил был во втором туре. И не надо поддаваться ни на какие указания, советы и голосовать по совести. И если ты симпатизируешь и хотел бы связать с ним надежды, - отдай ему. А уж во втором туре кто там окажется, если не оправдаются твои желания, то ты уж заново примешь решение. Если я прохожу во второй тур, я его выиграю.

Иван Толстой: В 96-м году скончался Сергей Курехин. Рассказывает Дмитрий Волчек.

Дмитрий Волчек: Летом 1985 года в американском консульстве в Ленинграде на просмотре фильма Милоша Формана "Амадеус" произошел инцидент, породивший впоследствии немало кривотолков. Сеанс подходил к концу, на экране умирал отравленный завистником Моцарт, и вдруг сидевший в зале композитор Сергей Курехин вскрикнул. Схватился за сердце и упал. Просмотр пришлось прервать. Кто-то побежал за врачом, а дюжие морские пехотинцы отнесли потерявшего сознание гостя в апартаменты консула. Никто, конечно, не подозревал тогда, что это был первый всплеск той самой редкой и безнадежной болезни. Говорили больше о символическом сходстве судеб: Моцарт - Курехин. А недоброжелатели подозревали очередной трюк, попытку привлечь к себе внимание. Да нет, были ли вообще те недоброжелатели? Среди персонажей тогдашней богемы, по большей части, хмурых, раздражительных девиантов, Курехин выглядел поистине пришельцем из иного мира. Я не могу представить его на замызганной кухне, судачащим за рюмкой водки о происках КГБ. Он был человеком легким, обаятельным, удивительно несоветским даже в то, насквозь советское время. Невозможно представить, что кто-то мог не любить его, взлетающего на сцену в джинсовой курточке с переливающейся блестками надписью "Капитан" на спине, подлетающего к роялю и заливающего зал ошеломительным каскадом звуков. Восхищение - вот, пожалуй, единственное чувство, которое испытал всякий, хоть раз с ним встречавшийся. Я помню зарождение Поп механики. Это была не музыкальная группа, а скорее групповая фотография. Всякий, кто имел хоть какое отношение к искусству, будь то поэт, художник, да просто богемный тусовщик из Сайгона, мог оказаться на сцене. Как удавалось Курехину из всей этой суеты, нагромождения персонажей, не умеющих играть и на расческе, создать гармонию, создать музыку, для меня и по сей день загадка. Но вот уже пляшут по роялю заводные пластмассовые цыплята, кто-то тащит на сцену лошадь, выпрошенную то ли в цирке, то ли в пожарной команде. Красавчик Африка стучит по барабану, а известный всему городу толстый педрила заводит: "Полюбил я девчонку". Поп механика.

Однажды Курехин попросил меня написать слова на его музыку. Взбалмошная калифорнийка Джоанна Стингрей, каким-то образом приставшая к ленинградскому рок клубу, решила выпустить в Америке диск русских песен. Я впервые оказался тогда у него дома в маленькой квартирке возле метро "Удельная" и был поражен собранием книг русских философов. Почти все имена были в ту пору под запретом. Оказалось, он может часами говорить о Федотове и Бердяеве, а когда у меня появился доступ в архив ЦГАЛ, просил разыскать неопубликованные рукописи Густава Шпета.

Иван Толстой: Лондонец Лио Фейгин был первым издателем диска Сергея Курехина.

Лио Фейгин: В 1981 году я выпустил его первую сольную пластинку, которая называлась "Пути свободы". Притом, Курехин меня в полном смысле слова потряс. Когда я получил от него ленту и название пластинки, я пришел в ужас, потому что там было 8 композиций, которые, в общем, передавали по стадиям состояние человека, который проходит путь от обычного простого человека через инакомыслящего до тюрьмы. Там были даже такие названия, как "Архипелаг", "Стена" и так далее. Я его путем переписки пытался отговорить всячески использовать такие названия. Я думал, что он сразу же из-за этого пострадает как-то. Но отговорить его оказалось совершенно невозможным делом, и он меня потряс своей смелостью и непреклонностью. Отсутствием всякого желания идти на компромисс, что, в общем, выражалось и в его музыке. Эта пластинка произвела совершенно ошеломляющее впечатление на Западе. Курехин играл настолько быстро, энергично и необычно, что многие критики написали, что Лио Фейгин электронным способом ускорил эту ленту, потому что так быстро играть невозможно, это технически невозможно. Написали кучу глупостей.

Я, например, видел Поп механику, которую он устроил на юге Италии в городе Ночи, где он свел на сцене совершенно, казалось бы, несоединимые вещи. И на следующий день итальянская пресса вся взахлеб писала: "Для того, чтобы показать нам, итальянцам, какой у нас роскошный народный хор, какая у нас изумительная музыка, какое у нас то, се, пятое, десятое, нам нужен был такой человек, как Сергей Курехин.

Иван Толстой: У микрофона историк культуры Григорий Забельшанский.

Григорий Забельшанский: Как говорил немецкий поэт Гельдерлин: "Любимый Богами умирает молодым". Сережа Курехин действительно был любимцем Богов. Молодой, красивый, блестящий, чрезвычайно талантливый человек, который был любимцем города, любимцем публики и в каком-то смысле любимцем всех, кто его знал. Больше того, все, что он делал, хотя то, что он делал, часто бывало очень талантливо, было как бы вторичным помещением таланта, потому что его личность была шире, и все это понимали.

Его представления, Поп механика, которая станет, видимо, одной из страниц в истории русского поп-авангарда, его концерты собирали неизменно огромную аудиторию и были большим событием. Но дело не только в этом. Сережа исполнял в русской культуре и в интеллектуальном климате города Питера особую роль. Он был чем-то вроде пересмешника и провокатора. Провокатора особого, эстетического, и провокации вызывали всякий раз новый всплеск в художественном процессе.

Последнее время я мало с ним общался и видел его единожды только весной в московском Доме кино. Он сказал мне: "Я, кажется, наехал уже на всех. На кого бы наехать еще?". Он не представлял себе еще тогда, что жизнь так жестоко и беспощадно наедет на него самого.

Иван Толстой: Полвека в эфире. Год 96-й. Русская кинодвадцатка.

Диалог из фильма "Чапаев":

- Между прочим, вам, вероятно известно, что союзное командование оценило голову Чапаева в двадцать тысяч.

- Союзное командование, Ваше Превосходительство, могло бы дать и дороже.

Сергей Юрьенен: "Чапаев". Производство студии Ленфильм. Вышел на экраны в день 17-й годовщины Октябрьской революции - 7 ноября 1934 года. Режиссеры и авторы сценария - по материалам Дмитрия и Анны Фурмановых - Георгий и Сергей Васильевы. Сорежиссер Юрий Музыкант. Операторы Александр Сигаев и Ксенофонтов. Художник Исаак Махлис. Музыка Гавриил Попов. В главных ролях Борис Бабочкин - Чапаев, Леонид Кмит - Петька, Варвара Мясникова - Анна, Николай Симонов - Жихарев, народный артист республики Илларион Певцов - полковник белой армии Бороздин. Из откликов первозрителей. Уже написавший роковые для себя стихи о кремлевском горце, душегубце и мужикоборце Осип Эмильевич Мандельштам.

Диктор (Дмитрий Волчек):
От сырой простыни говорящая, -
Знать, нашелся на рыб звукопас -
Надвигалась картина звучащая
На меня и на всех, и на вас.
Начихав на кривые убыточки,
С папироской смертельной в зубах
Офицеры последнейшей вытачки
На равнины зияющий пах.
Было слышно жужжание низкое
Самолетов, сгоревших до тла,
Лошадиная бритва английская
Адмиральские щеки скребла.
Измеряй меня, край, перекраивай, -
Чуден жар прикрепленной земли! -
Захлебнулась винтовка Чапаева -
Помоги, развяжи, раздели!

Голос из фильма:

- Чапай ранен, на тот берег его!

Сергей Юрьенен: 1919-й, раннее утро 5 сентября. Река Урал. До спасительного берега недалеко. Чапаев, которого тянут книзу галифе и сапоги, выгребает к нему одной рукой. Воду вокруг полосуют очереди. В русской версии Соколова 1910 года, пулемет Максим - изобретение возведенного в рыцарство королевой Викторией сына американского фермера Хайрама Максима - в смысле скорострельности был на уровне мировых стандартов: 600 выстрелов в минуту. Один из главных героев фильма, возникающий в первых кадрах, Максим теперь в руках врага, который стреляет не хуже Анки. Последняя очередь накрывает Василия Ивановича с головой.

Иван Толстой: Еще один большой музыкальный цикл передач подготовил в 96-м году на наших волнах Марио Корти. "Неаполь в Петербурге".

Марио Корти: Неаполь в Петербурге. Серия специальных передач Радио Свобода. Часть первая. 6 января 1993 года я находился в Неаполе. Было очень холодно, ниже нуля - необычно для Неаполя. В Дворцовом театре давали оперу Джованни Паизиелло "Китайский идол". Я знал, что Паизиелло 8 лет прожил в Петербурге, был капельмейстером Ее Императорского Величества Екатерины Второй. А Королевский дворец, в котором расположен Дворцовый театр, по своей архитектуре мне очень напоминал величественное петербургское здание. Тогда у меня родилась идея этих передач. Сегодня, по просьбе слушателей, мы возобновляем наш цикл. Возобновляем, а не повторяем. В ходе нашего цикла мы познакомим вас с деятельностью и творчеством итальянских композиторов, которые были капельмейстерами в Санкт-Петербурге в восемнадцатом веке. Мы будем также говорить об учениках Бальдассаре Галуппи и Джузеппе Сарти, Максиме Березовском, Дмитрии Бортнянском и Артемiи Веделе.

Одно дополнительное разъяснение. Я решил назвать этот цикл Неаполем в Петербурге еще и потому, что большинство композиторов, о которых пойдет речь, принадлежат к так называемой неаполитанской школе. В наших передачах не может не фигурировать один исключительно важный персонаж - Джованни Батиста Мартини - священник из Болоньи, теоретик и историк музыки. Современники называли его "богом музыки наших времен". Вокруг него вращались почти все значительные композиторы 18 столетия. Не оставит нас в покое и громоздкое присутствие Вольфганга Амадеуса. Так или иначе, тень Моцарта, величайшего композитора восемнадцатого века, будет всегда присутствовать в наших передачах.

Сегодня неаполитанская школа. Алессандро Скарлатти был сицилианец, родом из Палермо. Он считается одним из отцов неаполитанской школы. О его творчестве британский музыковед Эдвард Дент писал: "Скарлатти - основатель того музыкального языка, который служил классическим композиторам для выражения их мыслей вплоть до самого конца венского периода. Тематическое развитие, равновесие мелодической фразы, хроматическая гармония - все эти приемы, которые 18 век пытался использовать, Скарлатти удалось вплести в ровную и мягкую ткань, которая достигла своего совершенства у Моцарта. И хотя Моцарт никогда не встречал своего настоящего учителя, он был его лучшим учеником.

Иван Толстой: Одним из постоянных участников цикла "Неаполь в Петербурге" был петербургский историк Владимир Герасимов.

Владимир Герасимов: Надо сказать, что пуристы находят, что вклад Галуппи в русскую церковную музыку был для нее скорее вредным. Что Галуппи привил русской церковной музыке некий итальянский вкус, навязал несвойственные итальянские обороты. Галуппи сам, видимо, это понимал, потому что большая часть его духовной музыки представляет собой не литургии, не музыку, написанную для богослужения, а музыку духовного содержания, с духовными текстами, не предназначенную для исполнения в церкви. Именно Галуппи привил в России вкус к такому жанру, который назывался духовным концертом. В русской церкви все-таки инструментальной музыки до сих пор не водится, это не в традициях русской духовной музыки, но вот эти духовные концерты с текстами, взятыми из Псалтыри, из Нового Завета исполнялись просто в залах.

Марио Корти: О духовном концерте, как его понимали в Италии, в частности, в Венеции, мы говорили. Но вот еще один пример из того же confitebor (исповемся) - "Memorium fecit mirаbilium suorum" - "Памятным соделал он чудеса свои". В исполнении контральто Жерара Лессена.


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены