Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[06-11-04]
Россия как цивилизацияГеннадий Шпаликов. Смерть поэтаАвтор и ведущая Елена Ольшанская
В передаче участвуют: Часть 1-я "Ах, утону я в Северной ДвинеСценарист, режиссер и поэт Геннадий Шпаликов ушел из жизни тридцать лет назад, 1 ноября 1974 года. Он был одной из самых ярких звезд российского искусства 60-х годов, но оказался чужим и ненужным в казенной эпохе 70-х. Ему было 37 лет. "Я видела его последние, вернее, предпоследние дни. Трагическая, как бы несбывшаяся жизнь, совершенное одиночество, лютая унизительная нужда"... - написала Белла Ахмадулина в предисловии к сборнику стихов Шпаликова. Поэт не ошибся в друзьях: они сберегли и издали его сценарии, дневники, стихи, прозу... Елена Ольшанская: "Март, наверное, самый синий месяц в году. Бывают и в марте печальные дни, но все-таки он - синий, солнечный, и апрель от него невдалеке. Этот день был очень хорош. Сохли под солнцем крыши, белье трепетало на ветру, окна сверкали, как зеркала, а на окраине городка по солнечному, тающему снегу мчались на самодельных санках ребята... Санки были разных конструкций, но они летели с одинаковой, ошеломляющей быстротой. Иной малец на простом железном листе, добытом бог знает с какой крыши, достигает такой скорости, что современные горнолыжники в слезах оставили бы свое прекрасное занятие и перешли бы в иные области спорта..." Этот гоголевский по красоте текст написан более сорока лет назад. "Я родом из детства" - литературный сценарий, так же назывался и фильм. Геннадий Шпаликов был сыном офицера, погибшего на войне. Он окончил Суворовское училище, но военным не стал из-за травмы ноги. В середине 50-х годов юный Шпаликов поступил во Всесоюзный государственный институт кинематографии. Это было время "оттепели", наступившей после того, как на ХХ съезде КПСС Никита Хрущев разоблачил культ личности Сталина. Наталия Рязанцева: Наш ВГИК начался, собственно, со знаменитого доклада хрущевского на ХХ съезде партии. Во ВГИКе постоянно шли митинги, выпускались стенгазеты, институт был чрезвычайно политизирован. Я-то поступила в 1955, а Гена в 1956, хотя он был старше меня на год. На него все обращали внимание. Он со всеми здоровался и щелкал каблуками. У него были такие суворовские привычки. И его обожали преподаватели. По-моему, он к этому времени уже написал пьесу "Гражданин фиолетовой республики", получил какую-то премию на вгиковском конкурсе. Я помню, что была с ним знакома, здоровались, даже он у меня дома был по какому-то делу. Но обратила я на него внимание в 1958 году. Этот 1958 был у нас незабываемый, потому что в этот год разгоняли наш курс. Юлий Файт: ВГИК очень разный был. В 1956 году во время венгерских событий к нам приехали из Университета ребята - с философского факультета университетского, который потом разогнали - налаживать контакты. По-моему, некоторых арестовали прямо в нашем вестибюле. У нас был курс замечательный, мастерская Ромма, где учились Тарковский, Шукшин, Митта. Мы общались со сценаристами тоже. Гена Шпаликов произвел фантастическое впечатление на всех, как только появился. Он поступил, по-моему, на два года позже нас. С военной выправкой юноша, он просто блистал талантом, из него истекал свет. Он был радостен, весел. По-моему, счастлив. И как написал в свое время Паша Финн, он как будто поднимался все время по лестнице вверх, даже когда шел просто по коридору. Павел Финн: Самое невероятное для меня сейчас, что мне когда-то было 17 лет. Было это в 1957 году. Я поступил во ВГИК на сценарный факультет, что само по себе было чудо, поскольку я не имел никаких прав на поступление. Я был школьник, тогда школьников старались не принимать, еврей, сын писателя и не комсомолец. Но все равно я поступил, учился уже на первом курсе. Был необычайно поглощен этой жизнью. И по ВГИКу все время гуляла фамилия одного человека чуть старше меня, со второго курса. Фамилия Шпаликов просто как птичка летала по всем коридорам, ее повторяли и режиссеры, и сценаристы, и операторы. Необычайно он был знаменит. Но самого его не было, поскольку второй курс сценарного факультета находился на практике. Его не было, но слух о Шпаликове меня чрезвычайно нервировал, раздражал. Потому что в 17 лет я считал, что самый талантливый и прекрасный - это я. Какой-то был вечер и приятель, которого я знал до института, Саша Бенкендорф, сказал с горящими глазами: "Приехал, наконец, Шпаликов и привез отчет о практике. Это гениально. Если хочешь, я тебе дам". Наталия Рязанцева: У нас была на курсе традиция записывает некий "капустник". Собрались ребята немного раньше вечеринки и сделали пародию на историко-революционную пьесу. "Еще не успели смолкнуть исторические залпы "Авроры", - помню как сейчас этот текст дикторский, Дима Иванов читал. Потом у нас Ленин принимал академика, крестьянина, татарина, еще кого-то, ну как в этих пьесах. Ленина играл Володя Валуцкий. Кто-то сказал: "Ну, ребята, мы дров наломали". И решили все стереть, на магнитофоне остался только звук вечеринки. Через несколько дней Володю повезли куда-то. Он приехал совершенно белый. Так это дело не оставили. Начались бесконечные допросы. Заставили нас привезти пленки. Не было никаких, собственно, доказательств, просто был шум вечеринки. И началось... История раскручивалась долго, был фельетон в "Московском комсомольце", был фельетон в "Комсомольской правде" - огромный, на два номера. В это время решили творческие вузы призвать к порядку. Началось все с фельетона "Чайль-Гарольды с Тверского бульвара", тогда выгнали из Литинститута несколько человек. А потом на ВГИК набросились. Было огромное собрание, когда исключали наших ребят из комсомола и, стало быть, из института тоже. Выгнали шесть человек, в основном, комедиографов. Это очень трудно рассказать, я написала об этом в воспоминаниях. Решили в ответ отомстить одной девушке, про которую считали, что она стукачка. Все это было неправдой, как потом выяснилось. И такое было вгиковское студенческое помешательство на почве протеста, что все голосовали, как сговорившись, за то, чтобы ее выгнать. И вдруг несколько рук в этом зале притихшем. Я смотрю - Гена голосует против всех. Рядом с ним сидел Володя Китайский, тот парень, который потом покончил с собой, он учился на знаменитом роммовском курсе, где Тарковский, Митта, Шукшин. Они с Геной уже вместе работали. Мне стало даже обидно, что я с Геной не знакома, малознакома. Был какой-то вечер новогодний, и я все думала, позовет меня Гена или не позовет танцевать. Мы с ним танцевали, по-моему. Я спросила, где он празднует Новый Год. Он сказал, что дома с родителями, потому что бабушка умерла. Но потом первого января он мне позвонил. Юлий Файт: Первого января мне позвонили знакомые студенты и сказали: "Приходи". Была компания. Отец спросил: "Когда вернешься?". "Ну, час-два поговорим". Вернулся я через неделю. Кончилось это тем, что я сделал диплом по сценарию Шпаликова "Трамвай в другие города". Павел Финн: Я уезжал из ВГИКа, а мы всегда уезжали большими компаниями, ждали троллейбус. Моя сокурсница, такая красавица была, Соня Давыдова, и мы с ней стояли. Подходит какой-то молодой человек в синем плаще негнущемся, на голове кепка необычная, забавная - плетеная, тогда это было модно. Некрасивое и вместе тем очень красивое лицо, металлический зуб во рту. Чрезвычайно доброжелательный вид, так и светится доброжелательством. Соня говорит: "Это Паша Финн". Он говорит: "Ой, как я рад, что вы поступили во ВГИК". Я говорю: "Спасибо большое". Не знаю, кто он такой. Садимся на последнее сиденье. Я говорю: "Соня, я вчера прочитал, мне Сашка Бенкендорф дал отчет Шпаликова вашего знаменитого". - "Ну и что?". - "По-моему, это ужасно". И вдруг вижу, что вокруг все становится красного цвета. Парень говорит: "Это я, Шпаликов". Боже мой! Мы с ним вышли, к метро нужно было выходить, пошли в метро, стали разговаривать, и вот так с 1957 года до года 1974, когда я его с друзьями получал в морге на улице Гиляровского, мы не расставались. Наталия Рязанцева: На зимние каникулы мы всегда ездили в Питер играть в волейбол с ЛИКИ (Институтом киноинженеров), который нас регулярно побеждал. Я играла в волейбол очень плохо, но играла, однако. Мы жили в Доме колхозника. И вдруг появился Гена с компанией. Они, якобы, ехали на север кататься на лыжах. Но Гена почему-то остался. И мы с ним гуляли по Питеру несколько дней. Я жила в комнате с лилипутками, они Гену очень полюбили. Мы их подсаживали на высокие кровати. Он сказал лилипуткам, что я его невеста. Романы тогда у всех были серьезные, и у меня тоже, а тут ухаживание из прошлого века. Это был экспериментальный брак - так я сразу сказала. Познакомилась с его родителями. Генин отец погиб на фронте, я помню момент, как приехал дядя - Семен Никифорович Переверткин, который помогал их семье во всем. Семен Никифорович приехал, подарил нам вазу, и уехал в Лефортовскую тюрьму усмирять восстание. Он был замминистра МВД в это время, генерал. Гена очень его любил. Мы жили у моих родителей на Краснопрудной. У нас вечно пили и пели. В нашей комнате собиралось много народу. Гена начал играть на гитаре, стал придумывать песни. То Пастернака он пел, то просто-напросто стихи типа "Как повяжешь галстук, береги его...". А потом он стал сочинять свои "песни по случаю" - они всегда написаны к какому-нибудь дню рождения или к свадьбе. Он очень много писал друзьям, почти все стихи кому-то посвящены. Смешные песни, которые иногда Галич дописывал до смысла политического. Приведу два случая. Один - с песней: "Мы поехали за город, Эта песенка была написана в электричке, не записана даже, а заучена хором. Мы к другу ехали на день рождения, в Жуковку, на богатую дачу. Шли, декламировали и даже флаг какой-то несли. Были Саша Княжинский, оператор Белявский - операторская компания. Паша Финн там был. Это было придумано для того, чтобы войти с флагом и вот так спеть. А потом, когда Галич узнал про это, он продолжил: "На экран уставится И так же и с замечательной, по-моему, песней "У лошади была грудная жаба". Она очень хороша в своих первых двух куплетах. Остальное уже придумано Галичем. Было много стихов, которые и на манжетах не записывались, а просто мелькали: "Петушка на палочке *"Эрика" - это пишущая машинка. Юлий Файт: Эпоха, когда он написал "Причал", это первый его большой игровой сценарий. Абсолютно светлая, какая-то удивительно прозрачная вещь с любимой Москвой в главной роли. Это история девушки, которая на барже приплывает в Москву и всю ночь гуляет по Москве. Есть некоторая перекличка с "Аталантой" Виго. Он сам писал об этом, что это как бы некоторый парафраз. Но при этом абсолютно другая история, там есть просто любовный сюжет, близкий к "Аталанте". Елена Ольшанская: Жаг Виго - французский режиссер, выпускник Сорбонны, снявший в тридцатые годы на мизерные средства три фильма, ставшие классикой мирового кино. "Аталанта" - повествование о самоходной барже, плавающей по рекам и каналам Франции. Героиня "Аталанты" пытается вырваться за пределы скучного существования в мир мечты. Фильм был сделан в 1934 году и вышел на экраны в урезанном виде уже после смерти режиссера, который бедствовал и не дожил до 30-летнего возраста. Юлий Файт: "Причал" должен был быть поставлен в качестве диплома двух наших студентов - Володи Китайского и Дзюбы. Но во время подготовительного периода что-то случилось, Китайский покончил с собой. На этом судьба "Причала" очень надолго прервалась. Володя Китайский был сиротой, он приехал из Новочеркасска, писал прелестные стихи. Сейчас готовится сборник его. Некоторые считали и считают сейчас, что это был самый талантливый на курсе студент, несмотря на присутствие там Тарковского и Шукшина. Если бы он остался, то он бы перевернул кинематограф. Я не знаю, так это или нет, никогда с ним близок не был. А дальше - "Застава Ильича", конечно. Вся молодежь стекалась к этой картине, все вокруг нее клубились. В эпизоде дня рождения масса друзей снималась. Это собирало нас и объединяло. Елена Ольшанская: Марлен Хуциев был знаменитым режиссером, уже поставившим "Два Федора" и "Весну на Заречной улице", когда он пригласил студента Шпаликова писать сценарий "Застава Ильича" - о трех парнях, выросших в московском дворе, о том, как они входят во взрослую жизнь. Павел Финн: Гена Шпаликов был абсолютная звезда во всем. Вокруг него веяло такой радостью, а потом таким трагизмом, это было явлением всех наших судеб. Расхождение со временем - вот что у него произошло, расхождение со временем. Скажем, картина "Застава Ильича", там в эпизоде вечеринки я руку поднимаю Оле Гобзевой, когда она дает пощечину, 18 раз, 18 дублей она давала пощечину Андрюше Тарковскому, и я 18 раз поднимал ее руку, как на ринге. "Что не ерунда?" - там спор между двумя персонажами. "Не ерунда - это 37-й год", - говорит герой, которого играет Валя Попов. То есть, это некий альтер-эго Гены. - Не ерунда картошка, которой мы спасались в военные годы. Все эти святые вещи, на взгляд Гены, составляли основу отношения к миру, в котором нам суждено было родиться. По сути своей, это конформистская картина. Но она необычайно талантлива. Конформизм - это некая форма приспособления к общему движению. Социализм с человеческим лицом - это как раз то, что было для Гены главным. Он думал, что 1937 год - это очень плохо, но он не давал себе труда проанализировать ситуацию до конца. Поэтому он сам себя оберегал и, кстати, всегда оберегал. Когда в последние его годы в Болшево он приходил ко мне, а я слушал "Спидолу", из которой вылетали "Голос Америки" , Би-Би-Си и так далее, то он оберегал себя от этого. Потому что ему хотелось такой России, такого Советского Союза, как он написал. Кстати, в этом была основа его трагического слома. Елена Ольшанская: Фильм "Застава Ильича" был закончен в 1962 году и показан Хрущеву, который подверг его жесточайшей критике. После многих поправок и сокращений картина позже все же вышла под названием "Мне 20 лет". Из нее был вырезан вечер молодых поэтов в Политехническом музее и другие яркие приметы того времени, однако сохранилось живое московское пространство, дух юности и важные вопросы, на которые каждый должен найти свой собственный ответ. Герои фильма Хуциева и Шпаликова по-разному решают свои проблемы, но все трое без колебаний отказываются доносить, предавать, идти на поводу у тех, с кем не согласны. В этом смысле они идеальны, и сделать их живыми мог только Шпаликов, который в известном смысле писал эти образы с себя. Фильм насквозь пронизан лиризмом, но при этом история любви между Сергеем, простым парнем, вернувшимся из армии, и "прогрессивной" девушкой Аней, бунтующей против своего отца, циничного советского функционера, заканчивается полной неудачей. Аня открыто презирает собственных родителей за конформизм, однако Сергей "позорит" ее перед ровесниками на вечеринке, когда отказывается вместе с ними шутить над тем, что считает для себя святым: "Я отношусь серьезно к революции, к песне "Интернационал", к тридцать седьмому году, к войне, к солдатам, живым и погибшим, к тому, что почти у всех нас нет отцов, и к картошке, которой мы спасались в голодное время... - А как вы относитесь к репе? К репе! Вы мне так и не ответили? - спросил небрежно одетый молодой человек. (Эту эпизодическую роль как раз исполнил Андрей Тарковский) И тут же получил по щеке от аккуратной девочки, которая после этого заплакала и ушла в угол..." Это была не Аня. Наталья Рязанцева: Мы же все были детьми войны, так или иначе. Гена отличался тем, что он еще и из военной семьи, из Суворовского училища. Я вспоминала такую историю, как сидели мы у них, телевизор смотрели, по телевизору Белла Ахмадулина выступала с рыжей челкой. То есть, телевизор был черно-белый. Отчим Генин, так ему не понравилась эта девушка с челкой, сказал, что нужно отодрать ее за эту челку. А мы уже с Беллой были знакомы, Гена ее очень почитал, я тоже. Но он решительно не протестовал, просто относился к своим родственникам снисходительно: этот отчим военный и должен так говорить. Я бы у себя дома устроила большой переполох, скандал с хлопаньем дверьми по этому поводу, а он только улыбался. Мало кто улавливает то чувство юмора, которое за всем за этим было. Все очень всерьез сейчас воспринимается. А эта история с песней "Бывает все на свете хорошо...". Мы уже разошлись, когда он писал сценарий "Я шагаю по Москве" для Данелия. Но мы гуляли, встречались, это было возле Лаврушинского переулка, я помню как сейчас, когда он сказал, что его убьет Данелия, потому что он текст песни еще не написал. А "рыба" была: "Москва, Москва, люблю тебя как сын...". У него первый куплет был написан. Надо было ехать на "Мосфильм", потому что Петров уже музыку сочинил и была назначена запись. И он рассказал, что дальше... Так спрашивал, смотрел испуганно. "Под снегом я фиалку отыщу". Какую фиалку, какой парус? Он понимал, что это бред, и я тоже понимала, но я сказала: "Наверное, ты сейчас сочинишь. Сейчас сядешь в такси и придумаешь недостающие слова". Он поехал на "Мосфильм", и осталось так, как есть. Это и сейчас поют. Елена Ольшанская: Фильм "Я шагаю по Москве" снимался после громкого скандала, связанного с "Заставой Ильича". Как ни странно, может быть, именно масштаб показательной травли, которой подверглись эта картина и ее авторы уже в новую, послесталинскую эпоху защитил ее от полного уничтожения. "Бывает, все на свете хорошо, в чем дело, сразу не поймешь. А просто летний дождь прошел, нормальный летний дождь...", - поется в песне. Для Шпаликова в этих простых словах содержалась важная мысль, некий рецепт выживания. Этот рецепт часто встречается и в его стихах: Не принимай во мне участья Вторая часть передачи "Геннадий Шпаликов. Смерть поэта" - в следующем выпуске программы "Россия как цивилизация". |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
