Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[19-11-05]
Документы прошлогоИмператор Александр Второй и Екатерина Долгорукая-ЮрьевскаяРедактор и ведущий Владимир Тольц
Владимир Тольц: Обычно мы говорим в этой передаче об истории социально-политической, экономической и прочее, об истории нравов. Сегодня мы поговорим о любви. Но не о любви к родине, и не о пресловутой любви народа к партии и правительству, а об отношениях между мужчиной и женщиной. В сущности, исходя из расхожих представлений, их союз мог бы сойти за неравный: ей было 17, он на тридцать лет старше. Она - выпускница Смольного института, невеста на выданье из разорившегося знатного рода. Он - женатый человек, отец многочисленного семейства, с прочным общественным и служебным положением, а по должности - первое лицо, российский император. Ольга Эдельман: Мы говорим о романе Александра II и княжны Екатерины Михайловны Долгорукой, которая в конце концов стала его морганатической женой, получив имя светлейшей княгини Юрьевской. А говорим мы об этом сейчас потому, что не так давно Государственный архив России получил находившийся за границей архив княгини Юрьевской. Это дает шанс узнать их историю из первых рук. И прежде всего я прошу директора архива Сергея Владимировича Мироненко, гостя нашей московской студии, рассказать, что это за документы. Сергей Мироненко: Это переписка между Александром Вторым и Юрьевской, около шести тысяч писем, записочек, которые они писали на протяжении всего своего знакомства друг другу. Можете себе представить, что надо искать дни, когда они не обменивались теми или иными посланиями. Они редко расставались. Как правило, они путешествовали вместе. Только во время русско-турецкой войны 77-78-го года, когда Александр уехал на театр военных действий. Спросите - почему писали? Была такая потребность: каждый день утром, вечером написать друг другу хотя бы несколько слов. Владимир Тольц: Как вы приобрели этот комплекс документов? Сергей Мироненко: Это очень простая история. В годы Второй мировой войны фашистская Германия среди прочих культурных ценностей захватила довольно много архивов, в том числе и архивы тех людей, которые пострадали во время фашизма. Один из таких архивов - это архив семьи Ротшильдов. Ротшильды, когда узнали, что этот архив находится уже теперь в Советском Союзе, в России, потому что после поражения Германии эти архивы перешли к Советскому Союзу, они были очень заинтересованы в том, чтобы получить обратно свой семейный архив, а мы были заинтересованы в том, чтобы какая-то часть культурного наследия, которая находится за границей, вернулась на родин. В этот момент на аукционе "Сотбис" были предложены эти письма, предложены за очень крупную сумму - полмиллиона фунтов стерлингов. А Ротшильды посчитали для себя возможным купить эти материалы. И произошел обмен. Ольга Эдельман: Конечно, интересно, как эти двое нашли друг друга. Как мог завязаться роман императора с девочкой-выпускницей Смольного института, даже не бывавшей при дворе? Блуждает по литературе сплетня, что царь соблазнил Катю Долгорукую еще в институте и приезжал туда для альковных встреч. На самом деле было не так, искреннее, драматичнее и порядочнее. Впервые княжна Долгорукая увидела императора еще в детстве, когда он проездом остановился в имении ее родителей. Потом она вспоминала, в какой экстаз пришла от его "прекрасного лица, полного доброты и благожелательности", а он рассказывал, что запомнил ее детскую радость. Владимир Тольц: Нужно помнить, что фоном всех этих отношений был огромный пиетет, который окружал фигуру государя. Телевизоров, как вы понимаете, тогда не было, народ мог лицезреть главу государства куда реже, чем ныне. Но трепетного восторга от таких встреч и умиленного воспоминания о них было, может быть, побольше, чем у нынешних обожателей носителей верховной власти. Ольга Эдельман: В завязывании их отношений действительно сыграл роль Смольный институт, но не потому, что там начался роман в буквальном смысле. Кате Долгорукой в Смольном было тоскливо и неуютно, а Александр опекал ее на правах друга семьи. Несмотря на все заботы директрисы, я так и не смогла привыкнуть к этой жизни без семьи, среди чужих. Я потихоньку теряла здоровье. Император, узнав о нашем приезде в Смольный, навестил меня по-отечески; я была так счастлива его видеть, его визиты возвращали мне бодрость. Когда я болела, он навещал меня в лазарете. Его подчеркнутое внимание ко мне и его лицо, столь идеальное, проливали бальзам на мое детское сердце. Чем более я взрослела, тем более усиливался его культ у меня. Каждый раз как он приезжал, он посылал за мной и позволял мне идти с ним рядом. Он интересовался мною; я считала его покровителем, другом, обращалась к нему как к ангелу, зная, что он не откажет мне в покровительстве ... Он посылал мне конфеты, и не могу описать, как я его обожала. Наконец, мое заточение кончилось и я вышла из Института ... имея всего 16 с половиною лет. Совсем еще ребенок, я совершенно потеряла предмет своей привязанности, и лишь год спустя, по счастливой случайности, встретила императора 24 декабря 1865 года в Летнем саду. Он сначала не узнал меня ... Этот день стал памятен для нас, ибо ничего не говоря друг другу и может быть, не понимая еще того, наши встречи определили нашу жизнь. Надо прибавить, что мои родители в то время делали все, чтобы развлечь меня, вывозили меня в свет, целью их было выдать меня замуж. Но каждый бал удваивал мою печаль; светские увеселения были противны моему характеру, я любила уединение и серьезное чтение. Один молодой человек очень старался мне понравиться, но мысль о браке неважно с кем, без любви, казалась мне отвратительна, и он отступил перед моей холодностью. Владимир Тольц: Отец Долгорукой, как это часто бывало с аристократами, промотал все родовое состояние. И понятно, что для родителей удачное замужество красавицы-дочери решило бы многие проблемы. Из-за ее отказов женихам дома происходили постоянные сцены. Ольга Эдельман: Из записок Екатерины Михайловны неясно, знали ли родители, кем увлечена их дочь и что она регулярно на прогулках в Летнем саду встречается с императором. А если знали, то как к этому относились. Тем временем случился первый перелом в развитии чувства, и случился он 4 апреля 1866 года, в тот день, когда там же, в Летнем саду, в Александра II выстрелил Дмитрий Каракозов. В тот день я была в Летнем саду, император говорил со мной как обычно, спросил, когда я собираюсь навестить сестру в Смольном, и когда я сказала, что отправлюсь туда сегодня же вечером, что она меня ждет, он заметил, что приедет туда только чтобы меня увидеть. Он сделал ко мне несколько шагов, дразня меня моим детским видом, что меня рассердило, я же считала себя взрослой. До свидания, до вечера, - сказал он мне, и направился к решетчатым воротам, а я вышла через маленькую калитку возле канала. По выходе, я узнала, что в императора стреляли при выходе из сада. Эта новость потрясла меня настолько, что я заболела, я столько плакала, мысль, что такой ангел доброты имеет врагов, желающих его смерти, мучила меня. Этот день еще сильнее привязал меня к нему; я думала лишь о нем и хотела выразить ему свою радость и благодарность Богу, что он спасся от подобной смерти. Я была уверена, что он испытывает такую же потребность меня увидеть. Несмотря на волнения и дела, которыми он был занят днем, он вскоре после меня приехал в институт. Эта встреча стала лучшим доказательством, что мы любим друг друга. Вернувшись домой, я очень долго плакала, так я была растрогана видеть его счастливым от встречи со мной, и после долгих раздумий решила, что сердце мое принадлежит ему и я не способна связать свое существование с кем бы то ни было. На следующий день я объявила родителям, что предпочитаю умереть, чем выйти замуж. Последовали бесконечные сцены и расспросы, но я чувствовала в себе небывалую решимость бороться со всеми, кто пытался выдать меня замуж, и поняла, что эта поддерживающая меня сила была любовью. С того момента я приняла решение отказаться от всего, от светских удовольствий, столь желанных юным персонам моего возраста, и посвятить всю свою жизнь счастью Того, кого любила. Ольга Эдельман: Настало лето, аристократия разъехалась по дачам. Прогулки возобновились. Я имела счастье вновь его увидеть 1 июля. Он был на коне и никогда я не забуду его радость при встрече. В тот день мы впервые оказались наедине и решили не прятать то, что нас переполняло, счастливые от возможности любить друг друга. Я объявила ему, что отказываюсь от всего, чтобы посвятить себя любви к нему, и что не могу больше бороться с этим чувством. Бог свидетель невинности нашей встрече, которая стала истинным отдохновением для нас, забывших целый свет ради чувств, внушенных Богом. Как чиста была беседа в те часы, что мы провели вместе. А я, еще не знавшая жизни, невинная душой, не понимала, что другой мужчина в подобных обстоятельствах мог бы воспользоваться моей невинностью, но Он вел себя со мной с честностью и благородством человека, любящего и уважающего женщину, обращался со мной как со священным предметом, без всякого иного чувства - это так благородно и прекрасно! С того дня мы каждый день встречались, сумасшедшие от счастья любить и понимать друг друга всецело. Увы! Радость всегда недолга. Он сообщил однажды, что должен ехать в Москву на несколько дней, а затем переехать в Царское. Для меня это было ужасным горем и кошмар разлуки стал пыткой. 26 августа, накануне разлуки, мы провели памятный день. Он поклялся мне перед образом, что привязан ко мне навсегда и единственная его мечта - жениться на мне, если когда-нибудь он станет свободен. Он потребовал от меня такой же клятвы, которую я дала с радостью. ... Он просил меня писать ему, ибо мы не сможем жить без хотя бы письменных бесед, мы совесть друг друга и не должны ничего друг от друга скрывать. Сколько слез было пролито при разлуке, так я поняла, что ужаснее разлуки нет ничего. Владимир Тольц: Заметим, что "стать когда-нибудь свободным" Александр мог только после смерти законной жены, императрицы Марии Александровны (тогда уже часто хворавшей). Так что клятва его звучала жутковато. Ольга Эдельман: Осенью родители Долгорукой решили увезти ее на зиму за границу. Она была в отчаянии. Император, заботясь о ее репутации, советовал ехать - и плакал. Перед отъездом снова клятвы, и, как элегантно выразилась она, "я отдала ему с радостью единственную связь, которой нам еще недоставало, которая при таком обожании была счастьем". Александр II - Екатерине Долгорукой, Петербург, понедельник 6 марта 1867, 11 1/2 ч. вечера. Письмо № 48 Весь день был так занят, что только сейчас могу наконец приступить к любимому моему занятию. В мыслях я ни на мгновение не покидал мою обожаемую шалунью, и встав, первым делом поспешил со страстью к любезной карточке, полученной вчера вечером. Не могу наглядеться на нее и мне бы хотелось броситься на моего Ангела, прижать его крепко к моему сердцу и расцеловать его всего и везде. Видишь, как я тебя люблю, моя дорогая, страстно и упоенно, и мне кажется, что после нашего грустного расставания мое чувство только растет день ото дня. Вот уж точно я тобою только и дышу и все мысли мои, где бы я ни был и что бы я ни делал, постоянно с тобою и не покидают тебя ни на минуту. Все утро прошло за работой и приемами. Только к 3 часам смог выйти, чтобы сначала сделать свою скучную прогулку, впрочем, более приятную благодаря погоде, солнце и до 7 градусов тепла. Но ты не можешь себе представить, насколько все эти лица, которые я вынужден видеть каждодневно, мне прискучили. Страх как надоели! Потом я отправился навестить старшего сына [...] От него мы пошли, с его женой, в Екатерининский инст[итут], что я им давно обещал. ... Я нахожу их еще более показными, чем тех что в Смольном, - но ты знаешь, душа моя, почему сердце мое больше лежит к Смольному. Во-первых потому, что, бывало, я там тебя видел, а во вторых, теперь там твоя милая сестра, которая нас так любит обоих. Ты ведь поймешь, дорогая, как мне не терпится туда заглянуть, особенно сейчас, когда я знаю, что твоя сестра должна передать мне твое письмо. Для меня настоящая пытка обязанность откладывать этот счастливый момент исключительно из осторожности, чтобы не возбудить внимания слишком частыми визитами. Так все происходит на этом свете, большую часть времени приходится делать противоположное тому, что на самом деле хочется. А в особенности к несчастию мы можем прилагать это к нам. Надеюсь, когда-нибудь Бог нам воздаст за все жертвы, какие мы должны приносить сейчас одну за другой. Девицы в Екат[ерининском] инст[итуте] очень мило пропели несколько вещей, затем мы присутствовали при их обеде, а при отъезде они сбежались к моей невестке и ко мне и каждая хотела поцеловать наши руки, так что просто пришлось бороться. В Смольном, слава Богу, до этого еще никогда не доходило. К обеду было несколько человек, остаток вечера я провел за работой, на полчаса прервавшись для чая и небольшой прогулки в санях при великолепном лунном свете, с которой я только что вернулся. Буду теперь читать Еванг[елие] 21 Гл[аву] Деян[ий] Апост[олов], помолюсь за тебя и лягу спать, мысленно прижимая тебя, мое все, к твоему сердцу. Люблю тебя, душа моя, без памяти и счастлив, что принадлежу тебе навсегда. Ольга Эдельман: Ввиду начавшегося романа родители увезли Катю за границу. Бедный император был как неприкаянный, его письма были полны грусти, и моральное состояние сказывалось на его здоровье: у него появилась бессонница, он худел. От разлуки он сделался безумно грустен. Не предвидя, когда мы вновь увидимся, не зная, что будет с нами, мы надеялись воспользоваться Парижской выставкой 1867 года, чтобы там встретиться. Как лихорадочно ждали мы этой минуты счастья, после пяти месяцев мучений. Наконец, настал счастливый день и мы поспешили в объятия друг друга. Владимир Тольц: Дело было в июне 1867 года (по европейскому новому стилю). В оставшееся от любовных свиданий время Александр встречался с Наполеоном III и императрицей Евгенией, сильно заинтересованными в сближении с Россией. И снова - покушение, на этот раз польский эмигрант по фамилии (будете смеяться) Березовский стрелял по Александру, когда он ехал в карете с Наполеоном III. Приближенные царя постарались ускорить отъезд из небезопасной Франции. Увы! мы вновь должны были расстаться на многие месяцы - после такого счастья это было ужасающе. На этот раз я видела, что он безутешен и мысль покинуть меня сводит его с ума, тем более что я не знала, что будет. Я видела, что он будто бы тайком от меня обдумывает какое-то решение. Позднее он признался, что обезумев от отчаяния, решился уехать со мной в Америку и не возвращаться более в Россию, что мысль страдать вдали от меня для него невыносима. Единственное, что его остановило, это тягостные обстоятельства, которые бы от этого последовали для меня из-за людской злобы. Один Бог ведает, в каком состоянии мы были; с того времени я не переставала кашлять, совершенно ослабла и слегла. Врачи послали меня на курс лечения, от которого стало только хуже... Он был в сходном состоянии и жил лишь моими письмами, а его были для меня единственным утешением. Мы жили лишь надеждой встретиться в сентябре в Петербурге ... При приближении этого времени мои родители объявили, что они решили не возвращаться в Россию - для меня это был слишком жестокий удар ... Я немедленно телеграфировала ему, спрашивая, что мне делать, и получила категорический ответ: в таком случае, возвращаться одной, а что касается моего устройства - он позаботится. Я поспешила к родителям и заявила, что уезжаю завтра же, что желаю им счастья, но сама лучше умру, чем буду вести это бродячее существование. Они все поняли, и при виде моей энергии поехали со мной. Император был потрясен моим болезненным состоянием, но состояние духа помогло мне... Часы, что мы проводили вместе, всегда казались нам слишком краткими, но счастье разделять радость и счастье было нашей жизнью. Его труды приносили ему столько разочарований! Дела не всегда шли так, как ему хотелось; он всегда все рассказывал мне и испытывал некоторое облегчение от того, что есть существо, которое его понимает во всем и интересуется его мыслями. Какой контраст со всеми этими придворными комедиантами. Владимир Тольц: Все очень возвышенно. Но, страсти страстями, а это был роман не с кем-нибудь, а с царственной особой. Сохранилась записная книжка Юрьевской, озаглавленная "Сувениры, полученные от моего обожаемого Мунки" (так она называла Александра). Этот список, где указаны даты каждого подарка, создает своеобразную летопись романа. Можно сравнить с датами ключевых событий из ее воспоминаний. 1866 18 апреля. Браслет с маленьким рубином, окруженным мелкими бриллиантами. 11 июля. Кольцо с рубином. 29 июля. Браслет с рубином и четырьмя бриллиантами. Открывается. С образом в медальоне. Часы с золотой цепочкой. 27 августа. Браслет с надписью "Да сохранит Тебя Бог", в бриллиантах. Запонки из простого золота. Кольцо Св. Варвары. 30 сентября. Евангелие. 9 октября. Хлыст с драгоценными камнями. 24 ноября. Браслет с круглым жемчугом. Медальон с жемчугом и мелкими бриллиантами. Запонки и брошь с рубинами. Альбом с анютиными глазками. 1867 .... Круглые бронзовые часы. Браслет и брошь с анютиными глазками и бриллиантами, с надписью 30 мая. Браслет с 3 анютиными глазками, разные камни. Медальон с рубином, окруженным бриллиантами. 29 июля. Золотой браслет. Подвеска в восточном стиле с разными камнями. Запонки с "Е.А." из бриллиантов на горном хрустале. 2 октября. Множество вещей для туалета. 6 октября. Браслет с "Semper" из бирюзы. Шпилька с навершием в виде листа плюща. 24 ноября. Башлыки лиловый и черный. Веер в золотой оправе. Подвеска с жемчугом и бриллиантами с часами. Браслет с большим бриллиантом. 24 декабря. Браслет с цепочкой, рубинами и бриллиантами. Серьги с рубинами, окруженными бриллиантами. Опаловая печать в золотой оправе. Статуэтка из саксонского фарфора. Владимир Тольц: В сущности, роман немолодого императора и юной девушки мог бы стать обычной мимолетной связью. Но перерос в серьезные отношения. Почему, на чем держались эти отношения? Впрочем, Оля, сначала расскажите, что там у них было дальше. Ольга Эдельман: Постоянные ежедневные встречи. Она жила очень уединенно, если царь куда уезжал, отправлялась за ним и селилась поблизости. До его отъезда на войну с турками у них родилось двое детей. По возвращении с войны Александр переселил Екатерину Михайловну в Зимний дворец, в комнаты, расположенные над его апартаментами и соединенные с ними лестницей. Императорскую фамилию все это, разумеется, крайне возмущало. Любопытно, как Юрьевская в мемуарах трактовала появление первенца. Она утверждала, что сложность их положения не позволяла конечно детей, но ее здоровье ухудшалось, и доктор заявил, что единственное, что ее спасет - это родить. "Император, никогда не думавший о себе, но все время обо мне, немедленно последовал указаниям врача, и девять месяцев спустя, Бог послал нам сына". Владимир Тольц: Может, она в этом пункте лукавила? Хотя тогда действительно бывали причудливые медицинские идеи. Я спрашиваю нашего гостя, Сергея Мироненко: вот вы вчитывались в документы Юрьевской. Какие у вас впечатления об этих романтических отношениях, переросших в семейные? Сергей Мироненко: Какие могут быть впечатления, когда ты читаешь переписку двух людей, которые безумно, беззаветно влюблены друг в друга? Они могут это выразить на письме. Но накал чувств, который не оставлял их на протяжении нескольких десятилетий, просто поражает. Когда вы читаете пять писем, шесть писем, вы восхищены, что люди так любят друг друга, находят эти слова. Когда вы видите, что они пишут это друг другу месяц за месяцем, у вас возникает какое-то удивление. Когда это 156 или 2001 письмо - какое-то пресыщение, безусловно, у читателя наступает. И задаешься вопросом: а хорошо ли мы представляем себе, что за темперамент был у Александра Второго, что это был человек? И именно поэтому эти письма представляют огромный исторический интерес. Когда речь шла о том, что мы получим эти письма, задавался вопрос: а есть ли там исторически значимые события? Обсуждали ли они, например, внутреннюю политику, какого министра назначить, какого министра отставить? Есть ли там что-то, что в традиционном смысле является источником для постижения истории? Практически там ничего такого нет. Но есть чувства, которые выражены с такой силой и с такой обнаженностью. Кстати, эти письма целиком читать очень трудно, у Юрьевской чудовищный почерк, ее письма читать очень трудно. Переписка в основном, 99% на французском языке. Александра читать легче, потому что у него почерк хороший. Так вот прочесть шесть тысяч писем - это практически задача нереальная. Но когда читаешь, начинаешь понимать, что не только какие-то рескрипты, которые подписывал Александр, не только его официальные письма, но это нужно осознать, нужно понять, что это был за человек, какой упорный, какой полный внутренних страстей, которые в нем, действительно, это просто вулкан страстей, который он вынужден был обуздывать. И теперь, может быть, понятно упорство, с каким он проводил свои великие реформы, ничто не могло его остановить на этом пути. Так что поле для историка просто огромное здесь. Ольга Эдельман: Сакраментальный женский вопрос: чем Юрьевская удерживала Александра? Сама она отвечала так: во-первых, она была вне интриг, Александр ей доверял и делился своими мыслями. Во-вторых, с ней он впервые в жизни был окружен женской заботой. Всякий житейский комфорт был нему незнаком до тех дней, когда Бог послал нам эту любовь, изменившую нашу жизнь. Не было никого, ни в его семье, ни среди окружения, кто бы заботился о нем; все было лишь фальшь, комедия и корысть. Кроме меня, он никому не жаловался. Он мог легко переносить холод, и никто не давал себе труда избавить его от сквозняков. Его кровать была жесткая, как камень; я заменила ее на кровать с пружинным матрасом, который его потряс, и я заботилась, чтобы постель каждый вечер согревали. Понемногу все эти удобства устраивались, и он бывал тронут до слез каждым проявлением моего внимания. Ольга Эдельман: Катя утепляла его мундиры, следила за его лекарствами и прочее. Это правда, что самодержец всероссийский не был всем этим мелким, бытовым вниманием избалован. Царскую бытовую неустроенность отмечали многие, знавшие изнанку дворцовой жизни, и не только при Александре II. Александр - Екатерине Долгорукой во время русско-турецкой войны, 7 октября 1877 В 10 ч. утра. Здравствуй, дорогой Ангел моей души. Я хорошо спал, несмотря на очень холодную ночь, всего 2 градуса ... В 3 1/2 ч. после полудня. [...] Совершил прогулку в карете и пешком ... и посетил госпиталь, куда привезли множество солдат с отмороженными ногами с Шипки, но по счастью, нет необходимости в ампутации. На солнце почти тепло, и ветер стих. ... В 7 3/4 ч. вечера. Курьер прибыл после обеда, и твое письмо ... для меня как солнце. Да, я чувствую себя любимым, как никогда не осмеливался мечтать, и отвечаю тебе тем же из глубины души, чувствуя себя счастливым и гордым тем, что Ангел как ты владеет мною и что я принадлежу тебе навсегда. Надиктованное дорогим пупусей порадовало меня как обычно, привязанность, которую он нам выказывает с самого рождения, поистине трогательна. Храни Господь для нас его и Олю, чтобы оба продолжали быть нашей радостью. Посланное тобой для полков Брянского и Архангелогородского будет им передано, как только прибудет, и я благодарю тебя за это от всего твоего сердца. Меня это ничуть не удивляет, я ведь знаю и умею ценить твое золотое сердце, но ты понимаешь, какое удовольствие это доставляет твоему Мунке, для которого ты идол, сокровище, жизнь. В 10 1/2 ч. вечера. ... Только что пришла хорошая новость, что второй редут, который осаждали румыны, взят. Деталей пока не знаем. Хорошее начало. Только что пришла твоя утренняя телеграмма и я доволен, что твой желудок лучше ... У сына на Шипке все спокойно, но бедные войска ужасно страдают от ночного холода. Я люблю тебя, добрый Ангел, и нежно обнимаю. Суббота, 8 октября, 10 ч. утра. Доброе утро, дорогой Ангел моей души, я спал хорошо и переполнен любовью и нежностью к тебе, моя обожаемая маленькая женушка. Утро великолепное, ночь была очень холодная. Вчера перед тем как лечь я получил скверную новость, что турки взяли назад редут, занятый румынами. Ждем теперь подробностей. ... В 7 1/2 ч. вечера. ... Ох! как я вспоминаю наши славные послеобеденные часы, когда дети любили спускаться ко мне и рассказывать тебе о чем-нибудь, перед тем как выпить свое молоко. Меня так и тянет к вам. Дай нам Бог вернуться поскорее! Ольга Эдельман: В 1880 году случилось то, чего так долго ждала Екатерина Долгорукая: умерла императрица Мария Александровна, и едва выждав месяц, Александр тайно обвенчался, дав жене фамилию Юрьевская. Он бы ее и короновал, но не успел. После его гибели Юрьевская, отношения которой с императорской фамилией были не радужные, уехала за границу. Занималась детьми. Умерла она в Ницце в 1922 году. В некрологе отмечалось, что в Ницце она славилась не как морганатическая жена русского царя, а заботой о бездомных животных, добилась устройства специального водоема, чтобы собакам и кошкам было где попить в жару. Владимир Тольц: Тогда забота о животных не была в такой моде, как сейчас. Да и сюжеты об интимных связях первых лиц обсуждались в тогдашних масс-медиа не столь рьяно, как сегодня. |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
