Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[11-07-04]
"Свобода" в ОГИИтоги 26-го Московского Международного кинофестиваляВедущая: Елена Фанайлова Редактор: Сергей Юрьенен Елена Фанайлова: Сегодня мы обсуждаем итоги 26-го Московского Международного кинофестиваля. За нашим столом собрались Алена Солнцева, заведующая отделом культуры газеты "Время новостей", кинокритики Вероника Хлебникова и Денис Горелов и обозреватель Радио Свобода Марина Тимашева. Первая тема, которую бы я с вами хотела обсудить, - это победа кинофильма "Свои" Дмитрия Месхиева на Московском кинофестивале, причем победа такая... разгромная - 4 награды он получил, и "Золотого Георгия", и приз кинокритики, и за лучшую режиссуру. Действительно ли этот фильм был самым лучшим? Или же жюри фестиваля решило, что русское кино надо поддерживать изо всех сил? Хотя, впрочем, глава жюри Алан Паркер - его человеком ангажированным назвать, наверное, трудно, а он какие-то теплые слова говорил об этом фильме. Алена Солнцева: Между прочим, меня интересует, будет ли Алан Паркер теперь снимать фильм о Гагарине именно здесь и с участием российских денег. Елена Фанайлова: А что, он собирается снимать такой фильм? Алена Солнцева: Он сказал, что ему очень хотелось бы снять фильм о Гагарине. Ему кажется, что это великий человек, и он бы хотел снимать этот фильм именно здесь. Ну, все эти закулисные ходы - это вопрос довольно сложный. Но что касается фильма "Свои", я была в жюри российской критики и могу сказать, что это был фильм, на котором легче всего было договориться. То есть дело не в том, что все были так восхищены именно этой картиной. У каждого были и другие фавориты, для кого-то первым номером был фильм Разбежкиной, но вторым - был фильм "Свои". В общем, все его называли в списке трех лучших фильмов. Я думаю, что примерно то же самое было и в большом жюри, когда этот фильм показался всем наиболее подходящим для соглашения. Впрочем, я слышала и другую версию, а именно, что Алану Паркеру он понравился настолько, что он хотел отдать ему все пять призов. А то, что Алан Паркер по своему статусу, значению и весу в кинематографическом мире и для всего жюри безусловный авторитет, несомненно. Алан Паркер - понятно, какой режиссер. Он любит социально-политическое кино, он любит кино яркое. Видимо, тут очень много мнений скрестилось. Но я хочу сказать, что какими бы субъективными причинами это решение не было вызвано, уж коли это произошло, это становится предметом обсуждения важной ситуации в современном обществе. То есть вполне возможно, что случайности, которые предшествовали выбору этого фильма, не всегда имели отношение к каким-то важным культурным, переломным событиям в нашей жизни. Но сам состоявшийся выбор и то, как его обсуждают, и то, как его восприняли, уже является предметом общественного интереса. Елена Фанайлова: Спасибо, Алена. Я бы попросила кого-нибудь из гостей изложить свою версию, что это за фильм. Фильм о войне - это единственное, что я о нем знаю. Последние несколько лет русские люди снимают фильмы о войне с ностальгической нотой, с героизацией всего, что происходило. Мне кажется, то внеконкурсный фильм "Оккупация", белорусский, может быть, один из первых фильмов, который пытается как-то это клише взорвать, как-то изменить его. Алена Солнцева: Они похожи. Вот эти два фильма - при том, что они довольно разные по стилистике, но тема и отношение к войне внутри фильмов в чем-то похожи. Там даже сюжетное есть сходство некоторое. Марина Тимашева: Ну, я просто вообще уже ни с чем, видимо, не согласна. Ну ни за что я не поверю, что Алан Паркер будет давать премию тому или другому фильму оттого, что он хочет на наши деньги, российские исключительно, снять следующий свой фильм, таким вот образом "безобразничает". Если я буду верить в то, что Алан Паркер так может поступать, значит, я должна вообще уничтожить миф о собственной жизни, который связан с режиссером Аланом Паркером, который не просто авторитет, а кумир, который снял "THE WALL". И если человек, который снял "THE WALL", может так низко, гнусно себя вести и я это допускаю, тогда, товарищи, вы отбираете кусок моей жизни. То есть не поверю ни за что, как страус, закопаю голову в песок и не буду в это верить. Второе. Что, ему было некому возразить в жюри? Ну, по-моему, Борис Акунин - парнишка вполне даже упрямый, впертый, я бы сказала, и вряд ли даст себя кому-нибудь уж так "забодать". Тем более что некоторые слова по поводу этого фильма произносил не Алан Паркер со сцены кинотеатра "Пушкинский", а как раз Акунин, и он говорил о том, что некоторые фильмы тянутся бесконечно долго, и 2 часа воспринимаются, как 22 часа. То есть, как я понимаю, Борису Акунину (он же Григорий Чхартишвили) это фильм понравился именно за свою динамику. По поводу, Лена, героизации. Ну что у нас такое за ужасное количество военных фильмов с героизацией? Значит, что мы можем вспомнить, помогайте... "В августе 44-го" - это не совершенно российский фильм, белорусский, но там главный герой - "смершевец", и это, вообще говоря, военный детектив, там говорить о героизации невозможно, детективная интрига, по крайней мере, вычленена из произведения. Ну, "Звезда" - да, наверное, можно согласиться. Дальше идет "Кукушка" - какая там героизация? Там советский воин, финский воин, и если там есть какая-то героическая личность, то, простите, это женщина, это кукушка, маленькая, принадлежащая к племени саами и никак вообще не участвовавшая в войне. Вот это героическая женщина, потому что она сумела, по сути дела, на какой-то нейтральной полосе помирить две враждующие армии, да еще родить от них двух близнецов, незнамо от какой из этих армий, собственно говоря, и таким образом мир воцарился на земле. А что касается фильма "Свои", понятно, почему к нему были привлечены симпатии очень многих людей. Кстати, не моя лично, но объяснить я это могу. Во-первых, он блестяще снят. Он очень пластичен по киноизображению, очень динамичен. Во-вторых, превосходно сыграны главные роли. Богдан Ступка в роли старосты, посаженного оккупационными войсками на царство в одной отдельно взятой псковской деревеньке, - он, конечно, совершенно фантастический, грандиозный артист. Две женщины, которые в этом фильме работают, - Наталья Суркова из петербургского Театра на Фонтанке, и Анна Михалкова - супер-работы. Жалко, что у Московского фестиваля нет премии за роли второго плана, потому что, конечно, они обе должны были его получить. Плюс есть очень внятный и ясный сценарий, написанный Валентином Черныхом, - то, чего в подавляющем большинстве российских фильмов нет. Российское кино находится в таком печальном положении, что если ты не видишь просто через три минуты, что тебя дурят, что из тебя делают какого-то барана, хотят, чтобы ты принял такие условия, в которые никакой вменяемый вообще человек не может поверить, то ты уже за это готов бить земные поклоны. Таким образом, получается некая цельность. А плюс еще, вроде бы, - как смешно наша гильдия сформулировала, или жюри сформулировало, - действует частный человек внутри трагических или сложных исторических катаклизмов (какая-то очень смешная, на самом деле, и косноязычная формулировка). Тем не менее, понятно, что людям понравилось, что фильм как будто бы о войне и даже с такими эпизодами, что держись, рядовой Райан (понятно, кто бы кому набил физиономию в этой схватке), но при этом вроде бы все не упирается в военные боевик, не упирается в военный детектив, а как будто бы имеет дело со сложной человеческой психологией. Дальше начинаются вопросы... но Денис Горелов что-то хочет сказать. Денис Горелов: Качество российского фильма, пребывающего в конкурсе Московского кинофестиваля, как правило, ни малейшего значения не имеет. С самого начала перестройки железное правило - российским фильмам главных призов не давать. И победа в конкурсе именно русского фильма означает, что категорически не было никаких конкурентов. Так было, собственно говоря, в 1991 году с "Пегим псом, бегущим краем моря". Елена Фанайлова: Но там же были сильнейшие конкуренты, Денис. Вероника Хлебникова: Там был Атом Эгоян, там был Джармен, там был Шаброль... Денис Горелов: Ну, ладно, в тот момент, 1991 год - оговорился, хорошо. Но в Москве, как правило, призы даются именам. Если Эторе Скола дает свой фильм в конкурс - значит, он уедет с золотым призом. Если Феллини сдает свой последний и, в общем, очень слабый фильм в конкурс, то у него будет главный приз. Елена Фанайлова: Я думаю, что сейчас за Феллини вы получите, сейчас от Тимашевой вы просто получите... Денис Горелов: Да ради Бога. Художественный фильм "Интервью" - что, великое произведение? Был прецедент, когда, на мой взгляд, безусловно шедевральный фильм "Кукушка" уступил художественному фильму "Леди Макбет Мценского уезда", снятому для телевидения и "левой ногой". Как в кулуарах говорили, просто приглашая "Леди Макбет..." в конкурс, ей заранее обещали золотой приз, который ей и достался. Марина Тимашева: Нет, не "Леди Макбет...", это "Воскресенье" было братьев Тавиани по Толстому. Денис Горелов (смущенно): Боже мой... Но это все равно было прискорбное зрелище. Марина Тимашева: Кстати говоря, показательно, что человек даже не помнит... Он помнит, что была какая-то экранизированная русская классика, но не помнит, будучи профессиональным человеком, что это было. Видимо, выдающегося зрелища он не представлял. Денис Горелов: Фильм "Свои" - замечательная победа, вполне справедливая. Но она фактически показывает, что никого из великих итальянских старцев или японских старцев поблизости со своей последней картиной не было. Елена Фанайлова: Друзья мои, вам не кажется, что просто-напросто программа фестивальная составлена была так, чтобы достойный русский фильм еще достойнее смотрелся на фоне малодостойных фильмов? Вероника Хлебникова: Такое же предубеждение было у людей на Берлинском фестивале прошлом - сложилось такое ощущение, что конкурс подбирался таким образом, чтобы не было конкурентов немецкому фильму "Головой об стену", который был показан здесь во внеконкурсной программе. Такие версии время от времени появляются, хотя опять же там были имена, в конкурсе. Там был Ромер из классиков, там был Ангелопулос, но тем не менее... Так же, как у нас в 1991 году. Елена Фанайлова: Что ты думаешь про фильм "Свои": справедливое решение, хороший фильм? Вероника Хлебникова: Ну, неплохой, наверное, да, фильм. Я не знаю, чье тут влияние. Может быть, это флюиды Михалкова такие, президентские флюиды. Он же прекрасно закрыл тему "своих и чужих" внутри семьи в "Родне", потом - "Свой среди чужих" (Егор Шилов, красноармеец, который все кричал белыми губами вслед своим товарищам: "Братцы, братцы!"). Потом - "Раба любви", которая очень быстро поняла, что свои никакие не свои, едучи в трамвае, и просто объясняла господам, что они звери, а вроде бы свои, только что были в белой лайке, в перчатках, в эполетах, свои... Михалков... Паркер - он как бы с другой стороны, потому что Паркеру всю жизнь было интересно такое вот инфантильное сознание, у него была "Стена", "Пташка" - такие очень молодые люди и очень инфантильное сознание у всех, он всегда этим очень сильно интересовался, мне кажется. Елена Фанайлова: Спасибо, Вероника Хлебникова. Марина Тимашева... Марина Тимашева: Я не буду уже спорить по поводу Алана Паркера, так и быть. Хотя я бы не назвала сознание героев фильма "THE WALL" инфантильным, это классическое депрессивное сознание абсолютно взрослого, интеллигентного человека, разорванное тем миром, который его окружает... Ну, хорошо, бог с ним. А вот тема президентства, затронутая Вероникой... правда, она говорила о президенте Михалкове, а я, может быть, заговорила бы о другом президенте, вышестоящем президенте. Получается любопытная вещь, что последний российский фильм, который получал действительно Гран-при, - это был 1991 год, это был Карен Геворкян. Был Ельцин, и пока был Ельцин, никакое российское кино не получало никаких Гран-при. Потом приходит Путин (я не комментирую, потому что, как вы все, так и все наши радиослушатели понимают примерно, что происходит в этот момент в стране) - и сразу российские фильмы делаются главной приманкой фестивалей. Елена Фанайлова: Может, он просто сходил на Московскую киностудию в прошлом году? Может, это такое колдовство?.. Марина Тимашева: Да нет, мне кажется просто, что кинематографисты очень хорошо улавливают флюиды. В некотором смысле это то, что один мой хороший друг называет "холуёметром". Или как другой мой хороший приятель, Слава Задерий, рок-музыкант, он когда-то написал, очень много лет тому назад, песенку о флюгере, который начинает движение еще до того, как подует ветер, до такой степени точно он улавливает направление этого самого ветра. Поскольку ветер дует в сторону повышения патриотического настроя советского народа, то и наши доблестные кинематографисты начали вращение немедленное, которое, с моей точки зрения, довольно очевидно. Другое дело, что они никак не научатся вращаться на современном материале, а они все вращаются на том, что происходило 40, 50, 60 лет тому назад, потому что это так удобно - вроде бы и рыбку съел, и никого не обидел. Вероника Хлебникова: Жаль, что с футболом этого не произошло. Марина Тимашева: Объективная игра! Алена Солнцева: Давайте посмотрим, как проходит конкурс. Могу поклясться, что фильмы, которые я посмотрела в этом году, если их судить по десятибалльной системе, ниже 5 баллов не было, пожалуй, ни одного фильма в двух конкурсах - в основном и в "Перспективе". С другой стороны, выше 7 баллов я бы тоже никому не дала. То есть они все были очень ровные. Но фестиваль все-таки общественный феномен, это же не только внутренняя кинематографическая игра. Посмотрите, как русское кино - любое, будь то "Русское" Велединского в "Перспективе"... Елена Фанайлова: По Лимонову. Алена Солнцева: ... будь то "Оккупация", будь то Разбежкиной "Время жатвы", такое эстетское, будь то "Папа", кино уж совсем не фестивальное, а просто зрительское, мелодрама, - как оно воспринималось зрителями и на конкурсных показах, и в других показах программы российских фильмов. Вот тут есть разные варианты объяснений. Во-первых, русское кино смотреть легче, потому что европейское кино требует усилия, это же трудно. Ведь раньше люди ломились на фестиваль, потому что вообще ничего не показывали. А сейчас все, что они хотят посмотреть, они посмотрят, все блокбастеры, "развлекалово" всего мира к их услугам. У нас же сильнейший в мире прокат, все премьеры показываются буквально... Я тут своей подруге, когда она мне позвонила из Нью-Йорка, говорю: "Я иду смотреть завтра с Марусей, своей дочерью, фильм "Гарри Поттер". Она мне говорит: "Но он же только послезавтра выходит в прокат!" Я говорю: "Да? А у нас премьера в "Пушкинском". То есть мы смотрим все раньше, и что нам еще искать? А вот любопытство к чужому - к чужой жизни, к чужим обычаям, чем, в общем-то, достаточно богата была конкурсная программа Московского кинофестиваля... Я уверяю вас, что каждый из этих фильмов найдет своего зрителя, найдет тех людей, которым он понравится. Были рассказаны человеческие истории. Эти фильмы не шедевры, но ведь шедевров в мире действительно 5, и они все между двумя фестивалями - Венецией и Каннами. Уже на Берлин не хватает, куда там Москва с ее узким пока рынком? Мне кажется, что здесь не вопрос чужой воли или даже флюидов. Флюиды идут, но флюиды идут снизу. Мы сами себе проецируем определенное восприятие, и кинофестиваля в том числе. Ну неинтересно нам смотреть корейское кино, нам трудно его смотреть, мы плохо понимаем! Я сейчас не про "Олд Бой" говорю, я сейчас говорю про конкурс, и я говорю не про нас с вами, - Лена, Денис, Марина, Вера, - я не говорю даже о небольшом круге киноманов, которые сходят... хотя я уверена, что даже из перечисленных людей кто-то по доброй воле пошел посмотреть дебют корейского режиссера, никто не пойдет. Это сложно, это трудно, тут нет аттракциона. Если мне приходится смотреть этот фильм, то я его смотрю - и мне интересно, там много интересного, но для этого меня должно что-то извне обязать его смотреть. А русское кино нам любопытно, нам любопытно, как там Машков сыграл Шварца, наш "русопятый" Машков взял пьесу Галича... Марина Тимашева: И сыграл старого еврея. Алена Солнцева: ...любопытно. А то, что там у него глаза, как у рака, вперед, - кто-то говорит, великая, выдающаяся актерская работа, потому что проняло. Потому что все это знакомо с детства, это все штампы советского кинематографа и советской литературы, к чему я отношу пьесу Галича, не выдающуюся пьесу, прямо скажем. Она не выдающаяся, но она не позорная, она нормальная. И "Свои" - нормальное кино, зрительское, легкое для восприятия, занимательное, не без проблем, глубоко не копающее, труда для просмотра никакого не требующее. А поскольку русское кино... Между прочим, вспомним призы фестиваля. Мы "Кукушку" все вспоминаем, а мы вспомним "Давай сделаем это по-быстрому" (или как там), Бодрова-старшего фильм, или мы вспомним "Луной был полон сад" - вот уж полный отстой! Не помните такого фильма? А ведь он получил призы за актерский ансамбль, фильм Мельникова, Николай Волков и Зинаида Шарко. Но ведь это же далеко не лучшие роли, и они, тем не менее, были отмечены просто потому, что стыдно было ничего не получить русскому фильму. Елена Фанайлова: Спасибо, Алена Солнцева. Вероника и Денис, у вас есть какие-нибудь комментарии? Вероника Хлебникова: Ну, если только к флюидам опять михалковским вернуться. Так приятно про флюиды... Практически и в конкурсе было очень много фильмов, и вне конкурса преобладали фильмы, в которых абсолютно четко выявляется вот этот интерес - кто свои, кто чужие, и вот эта инцестуальная тема, тема семейных отношений, бесконечных братьев, отцов, любовников, которые оказываются отцом и дочкой или детьми от разных женщин у одного отца, которые опять делят какую-то женщину... То есть это все время очень сложная игра на этом "своем и чужом". Алена Солнцева: В общем, как там Михалков реагирует на реальность?.. Вероника Хлебникова: Ну, не знаю как, а очень легко, например, можно сказать, что фильм "Русское" допустим, очень хорошо коррелируется с фильмом "Свои". Например, там звучит великолепный анекдот, в "Русском" Велединского. Встречаются красный командир, Маяковский и поэт Хлебников, и красный командир говорит: "Вот у меня орден под номером 5 - это значит, что в стране всего пять таких людей, как я". А Маяковский ему говорит: "Ну, а я вот один такой на всю страну". А Хлебников говорит: "А таких, как я, просто не бывает". Один как бы говорит, что есть свои, их немного, но свои есть, еще пять человек в стране, страна знает своих героев. А Маяковский не хочет сбиваться в какие-то группы, он один, и ему этого достаточно. А что говорит Хлебников? Он, в принципе, сомневается в реальности самого себя, то есть идентификация полностью отсутствует, нарушена. "Свои" прекрасно в этом смысле устроены. Мне кажется, что я не просто так говорю про инфантильное сознание. Дело в том, что инфантильное сознание и вот это вот деление на своих и чужих, оно... Ну, что свойственно инфантильному человеку? Он пытается высказать как можно больше претензий к миру, с возрастом эта требовательность как-то перемещается внутрь, и вот это деление на свое и чужое переносится внутрь - не структурируешь всех, строя вокруг себя, а как-то делаешь это внутри. И вот это и есть свойство зрелого сознания. Елена Фанайлова: Спасибо, Вероника. Я бы по-другому это все описывала немножко. Я понимаю, о чем ты говоришь, но мне кажется, что главное слово было на этом фестивале (одно из главных слов) - это слово "идентификация". Это то, о чем говорила Алена отчасти: это большое количество национального кинематографа и типов национальных культур, которые были представлены в каждом из этих фильмов. И действительно, возможно, нужно некое зрительское усилие, для того чтобы увидеть это кино так, как нужно. Мне очень нравится название фильма "Русское". (Это название сборника стихов Лимонова.) Так вот, я думаю, что с тем же успехом мы могли бы говорить на фестивале: "албанское" (албанский фильм, которые открывал конкурс "Перспектива"), с тем же успехом мы могли бы говорить "итальянское", "австрийское", "польское", любое кино. Денис Горелов: Мне кажется, что в вопросах самоидентификации сейчас стоит вернуться к реплике Карена Шахназарова, сказавшего лет 10 назад, что Московский фестиваль был значим тем, что это был фестиваль стран третьего мира, и на нем всегда можно было увидеть все, что снимается в Латинской Америке, в Африке и прочих странах, как раз озабоченных своей самоидентификацией и не очень разобравшихся с этой темой. И единственный, наверное, путь, как он тогда считал, - двигаться в том же направлении. В российской самоидентификации шаг был сделан безусловный. Действительно, в фильме "Свои" была явно педалирована тема личного, тема "самости", когда в зависимости от мельчайших обстоятельств люди могут воевать в одном окопе, а через 15 минут зарезать друг друга в том же окопе в связи с голосом крови, голосом сперматозоидов и прочими голосами. В фильме "Русское", мне показалось, эта тема не очень прозвучала. Я более-менее внимательно читал "Подростка Савенко" - это была книга о существовании среди дикарей дикаря, научившегося рифмовать слова. На экране был маленький, славный рифмующий герой, который хоть и имел в кармане финку, никогда ее в дело особенно не пускал, и более менее пристойные пацаны в тельниках и в кепочках, никогда не переходящие человеческих границ. Если в "Подростке Савенко" все-таки герой присутствует при групповом изнасиловании, которое осуществляют его дружки, у нас на экране фактически, скорее всего, это невозможно, чтобы герои, позиционируемые как относительно положительные личности, которые способны в нужный момент поддержать, собрать кодлу и сказать "нет" убийцам в белых халатах, чтобы они занимались откровенной мерзостью. В литературе это возможно. Елена Фанайлова: Спасибо, Денис. Ну, давайте закончим так тронувшую нас тему экранизации харьковской трилогии Эдуарда Лимонова под названием "Русское" Александра Велединского. Я думаю, что и у Алены, и у Вероники созрели какие-то реплики. Вероника Хлебникова: Да. Я хотела дополнить просто Дениса, что из всей нашей русской кинотрадиции получается, что даже самые радикальные ублюдки никогда таковыми не являются, они все равно перемещаются в стан "своих". Потому что их настолько утепляют, добавляют им какой-то такой житейской канители, мелочевки теплой, душевной, что все очень душегрейно и получается. Так что все выходят своими. Алена Солнцева: Ну, мне вообще кажется, что этот фильм такой лирический, фильм про режиссера Велединского, а не про Эдуарда Лимонова. Очевидно, что просто в какой-то момент это совпало, то есть молодой режиссер Велединский, чувствуя себя талантливым и непонятым, отождествил себя с героем "Подростка Савенко", ну, а дальше все остальное было забыто, поэтому эта история действительно такая трогательная подростковая, пубертатная история оказалась, никакого отношения с "Русскому", на самом деле, там, по-моему, нет, это все очень условная среда. И мне как раз не очень понравилось, как снят предметный мир в этом городе, потому что он с такой любовью собран, но там нет живого образа, и уж, честно слово, можно было, имея такую фактуру, снять послевоенный или предоттепельный город Харьков гораздо более образно. Извините за такое старомодное слово, но вот образа города - не реестра, не перечня примет, а именно образа - в этом фильме, на мой взгляд, не удалось создать. Конечно, мы себя бережем и в кино оказываемся чрезвычайно деликатными по отношению к самим себе. Французы или, например, австрийцы куда более беспощадны к своим героям и к описанию своей жизни, и те же корейцы, я уж не говорю про японцев и тайландцев, которые тоже были представлены на этом фестивале. Мы все-таки еще такие чуть-чуть институтки в отношении к правде жизни. Более того, фильмы, где переходят грань, вызывают у нас... Вот фильм, например, "Моя мать", французский фильм. Смелый француз, критик журнала "Cahier de cinema", снимает удивительные вещи: мать заставляет сына заниматься сексом со своей подругой, потом в его присутствии занимается с ней же сексом, а потом, в конце концов, по-моему, сама занимается сексом с сыном (правда, вот это как-то не очень показано), - и это же вызвало возмущение. То есть та самая реакция, на которую рассчитывал постановщик. Хотя, на мой взгляд, возмущаться там особенно нечем, разве что полной неумелостью постановщика рассказать историю и абсолютно просто вредительским отношением к актрисе Изабель Юппер, которая в его фильме просто чудовищно использована и просто загублена на корню. Елена Фанайлова: Я бы сказала, что там еще и использование Батая идет в полный рост, потому что его книга, по которой поставлен фильм - о приключениях духа Просвещения в XX веке, а кино получилось, ровно укладывающееся в этот анекдотический пересказ. Ну, может быть, проблема в этой принципиальной непереводимости языка литературы (об этом Денис говорил) в язык кинематографа или в неумении режиссера это сделать? Алена Солнцева: Мне кажется, что интереснее порассуждать, зачем вообще нужен этот фестиваль. Потому что, действительно, та функция, которую фестиваль выполнял в советское время, уже давно исчерпана. В позднее советское время и в ранее перестроечное это был такой повод погулять. А теперь, мне кажется, это повод удовлетворить свои комплексы внутренние, которые очень ощутимы, мне кажется, в нашем обществе. Я даже не могу сказать, у нас общество же не структурировано, не институциализировано, как-то размыто. Тем не менее, по оценкам социологов оно очень едино. И вот это ощущение - мы, вообще-то ваш конкурс не смотрим, нам он не нужен, нам ничего там не интересно, но чтобы он был, и был хороший, чтобы у нас был самый лучший конкурс из всех, - вот это очень важно. Марина Тимашева: Я просто не понимаю, "кому он нужен, этот Васька"! Есть группа приговоренных - это кинокритики. Некоторые из них, правда, тоже очень спустя рукава относятся к своим обязанностям, приходят позже, уходят раньше, отсыпаются в кинозале и так далее, но некоторые, особенно, тренированные люди, они выдерживают все это кино. По принуждению ни плохое, ни хорошее по доброй воле никакой здоровый человек не станет смотреть, через 15 минут выключит, только если ему уже вообще нечем заняться. Или он выпил бутылку водки, поэтому он не понимает, что он видит, видит какие-то свои собственные образы, скажем так. Вот эта группа приговоренных тупо смотрит конкурс. При этом знающие люди говорят, что в Каннах, в Берлине, в Венеции на конкурсах полны залы, а здесь сидит группка разбросанная людей: какой-то один впереди, какой-то один сзади, трое еще целуются на балконе, и все, больше никого нет, пустой зал. Есть зрители, которые вообще на это все не ходят, и не собираются, потому что и денег у них таких нет, и никаких аккредитаций особенных нет. Есть еще киноманы, которые бегают с утра до темной ночи, потому что там у них Кустурица, там у них Джармуш, там еще что-нибудь, и "Время Жатвы" до кучи. Вот эти вот полоумные киноманы за эту неделю, я думаю, уже не в состоянии отличить вообще ничего ни от чего, и у них в голове складывается свой собственный фильм "а-ля Эмир Кустурица", когда все пляшет, поет, скачет и вообще непонятно, что точно происходит, но здорово, но весело, но клево. В принципе, все эти внеконкурсные фильмы куплены для проката и, соответственно, только одни дистрибьюторы, то есть те, кто эти фильмы будет показывать в Москве или в России, заинтересованы в том, чтобы им во время Московского Международного кинофестиваля обеспечили такую большую-большую рекламу. А что мне-то за дело до этих самых дистрибьюторов, что мне за дело до гордости национальной Никиты Михалкова? А когда Алена говорит, что обычный, мол, зритель не хочет этого смотреть... да никакой зритель этого не хочет смотреть. Мы с Аленой были на "Кинотавре", там показывали отборные, можно сказать, русские фильмы - и кого из режиссеров мы видели в зале? Только в том случае они входили в этот зал, если тот, который снял этот фильм, их приятель, или если это актер, который в следующем проекте будет занят у этого режиссера. И режиссеры сами ничего этого не смотрят, а потом говорят: плохой зритель, не любит российское кино. Да сами они ни черта не любят! И я не люблю. Елена Фанайлова: Сказала обо всем этом кинофестивале Марина Тимашева. А теперь Горелов Денис у нас тоже хочет что-то теплое сказать. Денис Горелов: Да. Из всего вышесказанного, вполне справедливого, я делаю прямо противоположный вывод. Я не нахожу ни одной прослойки, которой фестиваль бьет по голове, по карману, которая что-то дискомфортное испытывает от того, что в Москве есть фестиваль. Есть подрядчики - оргкомитет фестиваля, которым фестиваль нужен, потому что позволяет позиционировать себя героями на парадной лестнице в капитанской фуражке. Есть государство, которое выдает деньги, которому фестиваль нужен, потому что позволяет не чувствовать себя периферией (которой мы, безусловно, давным-давно уже являемся). Есть кинокритики, которым оптом в одном месте сваливают огромное количество кино, из которого, в общем, даже кое-что попадается качественное, даже особо бегать по городу не надо, по окраинным кинотеатрам. Есть зрители, которые в субботу и воскресенье забывают залы доверху. Есть к тому же еще и киноманы, которые приходят в "Иллюзион" и забивают тот же зал на начале ретроспективы Алекса ван Вармердама. (Даже я, будучи кинокритиком, 5 лет назад узнал эту фамилию замечательного человека.) Так или иначе, при всем очень среднем качестве нашего фестиваля, фестиваль, в принципе, нужен всем. Все имеют некоторый смысл для того, чтобы раз в году в конце июня собраться в центре и сходить по синей лестнице (или какого она у нас цвета). Елена Фанайлова: Спасибо, Денис Горелов. Вот у меня соображение такое. Нужен ли этот фестиваль, например, Музею кино? К сожалению, Наум Клейман, директор музея, сегодня не смог к нам присоединиться, потому что он пишет письма, чтобы свой музей каким-то образом защитить. Потому что казино "Арлекино" собирается его отбирать. Но пришла Таня Богачева, которая является одним из организаторов акции в защиту Музея кино, и, собственно, в момент фестиваля эта акция была проведена. Может быть, Московский Международный фестиваль нужен для того, чтобы привлекать внимание журналистов к проблемам Музея кино? Вероника Хлебникова: Наоборот, Музей кино нужен, чтобы привлекать внимание к фестивалю, ибо каждый уважающий себя фестиваль имеет какую-нибудь бучу во время своего проведения. В Каннах бастуют актеры, в Берлине выходят студенты, которые очень переживают, что сокращается финансирование высших учебных заведений (и это, притом, в единственной европейской стране, где высшее образование бесплатное). Теперь у нас тоже есть своя буча, и это очень приятно, надо эту традицию поддерживать. Нужно, чтобы еще что-то стряслось, чтобы была возможность организовывать митинги, у левой ноги Пушкина собираться. Елена Фанайлова: Так считает Вероника Хлебникова, но я думаю, что ты, конечно, говоришь это иронически, потому что Музей кино - это наше все. Вероника Хлебникова: А потом, может быть, скорее уже Никита Михалков построит свой Фестивальный дворец, если он открыто заявит всем, что в его безбрежных просторах найдется местечко и Музею кино, его фондам и так далее... По-моему, он заявлял об этом в интервью. Елена Фанайлова: Несколько лет назад, правда. Спасибо, Вероника. И давайте мы все-таки микрофон отдадим Тане, она скажет несколько слов об этой акции, которая прошла в дни фестиваля. Татьяна Богачева: Да, не скрою, задумка первоначальная была о том, чтобы это устроить во время Московского кинофестиваля, чтобы привлечь публику, как раз синефилов. Музей кино вот так вот никто не замечает, но когда что-то случается - к нему обращаются. Программа "Ателье" от того же кинофестиваля идет в Музей кино. Елена Фанайлова: Там идет просто несколько программ фестиваля. Татьяна Богачева: Да. Залов не хватает. Люди не боятся приходить в залы и сидеть просто на корточках, по-турецки, ставить дополнительные стулья. Прокатчики опять же, они не устраивают это где-то еще. Есть у нас, конечно, Госфильмофонд России, где показывают старые фильмы, но больше у нас действующих институтов вообще нет. Елена Фанайлова: Вот вы провели такой митинг рядом с Пушкинской площадью. Что там было - вы какое-то письмо написали, обратились к кому-то? Татьяна Богачева: Да, обращение к Президенту, которое скоро будем ему посылать. Соответственно, еще будем параллельно посылать в Министерство культуры и в Федеральное Агентство кинематографии и культуры. Как раз Швыдкому, который два года назад в Берлине говорили, что Музей кино предоставят новое здание. Опять же Никита Михалков - было обращение к нему, потому что... Я не верю, что "Арлекино" прямо заинтересовано в покупке этого здания, то есть мы вообще против никого не были. Это у нас были такие радикалы, которые кричали, что нужно что-то сделать с "Арлекино" или с мэрией, - бред какой-то. Это явно не наше. Михалков недавно в интервью озвучил, что если Союз кинематографистов скажет, что заинтересованы в продаже акций Киноцентру, он это сделает незамедлительно. Что значит - заинтересован? Это материальная выгода. Митинг нужен был для чего. Допустим, мы обращаемся к Михалкову с какими-то просьбами. Он, грубо говоря, перед нами закрывает дверь - и об этом никто не узнает. Чтобы просто эту тему не закрыли. Елена Фанайлова: Спасибо, это была Таня Богачева, один из организаторов митинга в поддержку Музея кино. Знаете, к чему бы я хотела вернуться. Я - как раз вот этот самый ненормальный киноман, и я использую Московский Международный кинофестиваль для того, чтобы постараться увидеть все лучшее, что сюда привезено. То есть все фильмы, которые получили какие-то награды в Каннах, в Берлине и так далее. И я бы хотела, чтобы мы с вами поговорили о тех художественных впечатлениях, которые получили в результате этих бесконечных просмотров и где-то даже пересмотров. Денис Горелов... Денис Горелов: У меня, пожалуй, фильм Джармуша "Кофе и сигареты" вполне позитивное впечатление оставил. Вот это джармушевская вечная тема познания Америки полуамериканцами, недавними эмигрантами или людьми, еще не совсем готовыми вывешивать флаг над своей лужайкой. В фильмах Джармуша всегда присутствует какая-то совершенно немыслимая близость персонажей: обязательно в Америке венгерский эмигрант найдет другого венгерского эмигранта, чтобы съездить в Калифорнию и пройтись там по заснеженном пляжу, реализовав таким образом американскую мечту. То, что в середине фильма негр в кофейне бросает кости и у него постоянно выпадает дубль (три и три, шесть и шесть, пять и пять), а в остальных новеллах половина героев моментально оказывается в конце концов либо родственниками, либо уж совсем близкими кузенами и прочей родней, - это, мне кажется, в принципе, уже подводит черту под всем, что делал Джармуш, по этому фильму можно судить обо всех его предыдущих картинах. Елена Фанайлова: Фильм этот напомнил мне страшно любимую мною книгу, "Максима и Федора", потому что диалоги героев мне вполне напоминают все эти митьковские разговоры между собой, отчасти абстрактные, но неизменно приводящие к просветлению в финале. Марина Тимашева... Марина Тимашева: Я предпочитаю фильмы выдающиеся смотреть в розницу, не смешивать их в своем сознании, когда нет никакой ажиотации и беготни, не надо занимать себе место за три сеанса до начала этого фильма и смотреть сначала три плохих фильма, чтобы посмотреть один приличный. Вы как-то пробежали эту тему Музея кино, а я хотела два слова еще сказать. Вот пусть меня назовут популистом и пусть повесят всех собак, но когда вы разговариваете о том, что вроде бы все свои, так и по фильмам получается, что все свои, - да не свои мне те люди, которые ради вонючей копеечной прибыли продадут с потрохами Музей кино и Наума Клеймана лично. Вот он мне свой, потому что он благородный и порядочный человек, абсолютный бессребреник, энтузиаст и умница. А вот эти вот все... я не знаю даже, как их назвать, которые обещают, дают интервью, сообщают, что когда-нибудь в лучшей жизни, в Фестивальном центре, который они построят, они отведут какой-нибудь "собачий уголок" для Музей Наума Клеймана, а к этому моменту они доведут Наума Клеймана до того, что он умрет, до этого они разорят все фонды, все это будет валяться и гнить на помойках, - как будто бы мы с вами дети и мы с Луны свалились, мы не знаем, как они это делают. И когда не будет Музея кино, не будет никаких фондов, не будет никаких архивов и не будет никакого Клеймана, тогда они у себя в какой-нибудь будке создадут своими собственными силами какой-нибудь Музей кино, никчемный, негодный, не имеющий никакого отношения к тому Музею кино, который был, и они будут кричать, что они выполнили свои обязательства, - это в лучшем случае! Если они вообще не устроят там какой-нибудь муравейник, прошу прощения, для богатых людей. Вот что на этом фестивале для меня самое сильное впечатление произвело - там одних этих банкетов было немеренно, там такие деньги просажены! Да, эти деньги принадлежат, конечно, некоторым частным лицам, но я уверяю вас, что если бы Никита Михалков очень настойчиво попросил кого-нибудь из этих очень богатых лиц дать свои деньги не на проведение этого банкета, а на аренду, чтобы заплатить вот этому, извиняюсь за выражение, казино "Арлекино", ну, кому-то, кто является владельцем, я имею в виду, то они бы подумали, почесали бы свои глупые репы и эти денежки бы дали. И вот за это я еще все это тоже ненавижу. Потому что вбухивать такие деньги в какие-то, я не знаю, ворота из водки, и при этом закрыть маленькие дверцы того единственного места, в которое действительно ходят в течение всего года люди, которые называются зрители, - о потере которого они сокрушаются с экранов телевизоров, мерзавцы... Вероника Хлебникова: Ну, правильно, ведь это специально оборудованное место для занятий любовью к кино. Елена Фанайлова: И, в общем, конечно, это место, в котором все шедевры можно смотреть не в течение 8 дней в сумасшедшем режиме, а всю жизнь, чем, в общем, занимались интеллигентные москвичи больше 10 лет, насколько я помню, столько существует музей. Марина Тимашева: И вот когда наши кинематографисты научатся снимать фильмы не о том, кто кому свой в 1942 году или в 195... мохнатом, а о том, кто кому чужой вот здесь, у меня под носом, вот тогда у них будут и зрители, и, может быть, даже прокат, и может быть, все остальное прочее, то есть тогда, когда они сами станут людьми. Елена Фанайлова: В чем тут дело? Ведь мы посмотрели фильм Кустурицы, и если ты помнишь, я сказала: "Если бы режиссер Балабанов снял фильм "Война" так, как сделал это Кустурица, то мне не было бы стыдно за свою страну". Потому что Кустурица критикует Америку и критикует такой общеевропейский медиа-миф о том, что там творилось, в Югославии. Но он делает это так, что смотреть это не стыдно, и в это веришь. Алена Солнцева: Я была на митинге в защиту Музея кино, и вот этот митинг напомнил мне очень сильно недавно увиденной мной фильм Бертолуччи "Мечтатели", причем напомнил не то событие, о котором рассказывает фильм Бертолуччи, то есть закрытие синематеки французской, с которой начались события 1968 года и студенческие волнения, а съемки фильма Бертолуччи "Мечтатели". Понимаете, какая разница. Вот та толпа, которая стояла, в общем, достаточно веселая, молодая, продвинутая, с какими-то смешными лозунгами, которая собралась в честь любимого своего дома, речи, которые говорили, - это все было очень стильно, но это было абсолютно безопасно. То есть в том, что вышли эти люди, не было никакого ощущения того интереса... Не знаю, может быть, я сейчас вернусь к фильму "Свои", который понравился мне только одним - тем, что там, в общем, доказано (причем я даже не уверена, что сознательно это сделано режиссером и сценаристом), что самые сильные интересы человека - это его частные интересы. И когда эти частные интересы становятся общими интересами, тогда происходят какие-то серьезные движения. В фильме "Свои" просто конфликт внутри вот этой деревни, занятой немцами, куда попадают беглые военнопленные, и их судьба зависит, в общем, от этих деревенских людей, у каждого из которых есть своя выгода в том, чтобы их выдать немцам или не выдать, укрыть. И выясняется, что людям, в общем, все равно до тех пор, пока это не становится своим делом для каждого человека. У одного - сын, у другого - женщина, у третьего... то есть у каждого возникает такой свой собственный очень сильный мотив, для того чтобы совершить тот или иной поступок. Так вот, этого мотива, на самом деле, такого мощного мотива, который превратил бы это вот событие, как это было в 1968 году, из события частного, из события внутри институционального - вот закрываем мы Музей кино, не закрываем мы Музей кино... Вот есть группа людей, для которых это действительно важно, а все остальные являются, в общем, зрителями этого события, они не являются настоящими участниками. Даже те люди, которые пришли на эту площадь, чтобы, на мой взгляд, в основном потусоваться, хотя они поставили свои подписи под письмом, они действительно заинтересованы и любят Музей кино, они неравнодушны, но это все-таки интерес, не касающийся их каких-то жизненно важных установок. Поэтому этот протест все-таки так и не доходит. Он не воспринимается всерьез. Вот Швыдкой говорил: "Да, мы, конечно, сделаем, мы никогда не закроем Дом кино, мы найдем... Но вы знаете, как это трудно - найти здание для Музея кино, это очень сложно, в Москве все очень дорого..." и так далее. То есть если каждого спросишь - никто не скажет: "Да, я хочу закрыть Музей кино". Но вот этих вот внутренних интенций "за" недостаточно. Люди, грубо говоря, головы свои за это не кладут. И вот поэтому у нас все так и происходит. Татьяна Богачева: Правых и виноватых нет абсолютно. Там такая рутина, что непонятно, где что. Вероника Хлебникова: Вопрос же так не стоит - закрывать Музей кино или не закрывать Музей кино, "за" или "против"? Вопрос так не стоит - быть Московскому кинофестивалю или не быть Московскому кинофестивалю? В чем прелесть того, что фестиваль существует? В том, что он осуществляет какую-то регулярность культуры. Преобладает регулярный кинематограф. Искусства вообще много не бывает, и каждый раз, когда появляется произведение искусства, - это какая-то радикальность, это прорыв, выход. А это рутина, культура - это рутина, это регулярность. И когда в Москве есть кинофестиваль, это хорошо, у нас создается какая-то культурная рутина. Денис Горелов: Мне кажется, что проблема Московского кинофестиваля во многом связана с тем, что, предположим, в 60-х годах хватало кинематографа для того, чтобы скомплектовать качественные программы трех главных фестивалей - Канны, Берлин и Венеция - и еще чтобы осталось некоторым посторонним, а сейчас просто этого кино не хватает. Я связываю это непосредственно с тем, что все-таки гениев создает война, а война на территории "золотого миллиарда" была очень давно, 60 лет назад. На нас просто не хватает перечня качественных фильмов, и вероятнее всего, в ближайшие 10-20 лет не хватит. Но поскольку заинтересованность основных групп влияния в фестивале налицо, он будет продолжаться, и раз в году мы будем собираться точно так же, как по поводу проигрыша нашей сборной в Европейском чемпионате, собираться и спрашивать: как такое случилось? Марина Тимашева: Я просто хотела сказать, что у меня в результате того кинофестиваля, кроме всего прочего, о чем я уже говорила, сложилось свое представление о глобализации. Потому что мы все говорите о русском, о национальном, о какой-то идентичности, а мне кажется, что любая история, рассказанная, ну, почти в любом фильме конкурсной программы, который я видела, могла случиться где угодно и когда угодно (за исключением, может быть, таиландского фильма "Ангулимала", поскольку там речь идет о возникновении и зарождении буддизма, а также еще, может быть, какого-нибудь одного корейского фильма). И вот это ощущение абсолютной усредненности, того, что все снимают какие-то простые истории, какие-то разговоры с мамой, а разговоры с мамой могут произойти в Аргентине, в России, в Испании, в Японии и на Лысой горе. И все это совершенно лишено какого бы то ни было национального своеобразия, национального темперамента. И точно так же я могу все то же самое повторить про все русские фильмы, которые я видела в конкурсной программе. Я легко допускаю, что фильм "Папа" с несколько измененными условиями среды мог бы быть снят в Америке, что фильм "Время жатвы" на собственном материале мог бы быть снят в Германии, что фильм "Свои" мог бы быть снят в Америке, и так далее, и тому подобное. То есть я как раз не вижу ни одного фильма, который бы рассказывал мне что-то о том народе, который представляет этот фильм, о его душе и о его личной боли и проблемах. Елена Фанайлова: Спасибо, Марина Тимашева. Как раз, может быть, мне повезло, и я увидела фильм, который противоречит ровно тому, что ты сказала. Это корейский фильм под названием "Олд Бой". Я не знаю, согласятся ли со мной все присутствующие, но это фильм, который абсолютно универсален, то есть говорит о проблемах, которые могли бы произойти в любой стране, он глубоко национален, и там фантастический национальный драйв. И это фильм невероятно темпераментный. То есть наконец я увидела фильм, о котором можно сказать: да, это шедевр, сделанный каким-то новым языком, это, может быть, трагедия общемирового уровня, шекспировская, например, трагедия, но снятая в эпоху "Матрицы", в эпоху Голливуда и с размахом новых корейских технологий. |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
