Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[Архив]
Поверх барьеровАмериканское искусство на распутье: Направо рынок, налево - распределительМарина Ефимова: Новая внутренняя политика победивших республиканцев, которую кратко можно определить как затягивание пояса потуже, вызывает одну газетную бурю за другой. Сокращение программ социальной помощи - велфера, отмена программы позитивных действий, то есть, предпочтений, оказываемых отдельным меньшинствам, отмена федерального субсидирования бесплатных школьных завтраков. И теперь еще одна битва на Капитолийском холме между либералами и консерваторами на этот раз из-за намерения республиканцев урезать федеральные фонды на поддержку искусств. Слово возмущенным либералам. Барбара Хэндман - вице-президент общественной организации "People for the American Way". Барбара Хэндман: Речь идет о копейках, в буквальном смысле этого слова. Лишь 64 цента в год от каждого налогоплательщика идет в национальный фонд поддержки искусства. Организация, которая уже 30 лет занимается распределением субсидий на развитие различных видов искусства в каждом уголке страны. От музыкальных и драматических кружков в начальных школах до общественных театров, радио и телевещания. Существование национального фонда зависит от пожертвований. И не только от государства, но когда оно, так сказать, подает пример, когда правительство вносит свой доллар, деньги начинают поступать и от частных лиц, и от корпораций, и от различных фондов. Тогда каждый вносит свою лепту. И 167 миллионов, которые ежегодно выделяет на искусство государство, увеличиваются в 11 раз. Марина Ефимова: Наш коллега Александр Генис согласен с тем, что борьба, собственно, идет за очень маленькую сумму. Но он придерживается другого мнения о значимости этих субсидий для искусства. Александр Генис: Когда Аксенов попал в эмиграцию, он произнес красивую фразу: "Америке следовало бы спасти русское искусство. Ведь для этого ей нужно потратить меньше долларов, чем стоит крыло одного истребителя". Я не очень разбираюсь в военной авиации, но, по-моему, американское искусство собираются спасать с еще меньшими затратами. 167 миллионов долларов. Это же сущие копейки в национальном бюджете, где миллионы считают на тысячи. Расходы на искусство в том же ряду, что, например, правительственные дотации на шелководство, которое изготавливает важное стратегическое сырье для парашюта. Поэтому если Вашингтон забудет об искусстве, то искусство обойдется и без Вашингтона. Марина Ефимова: Поскольку каждый из спорящих немного перетягивает факты и статистику, как одеяло на свою сторону, давайте уточним обстоятельства. В США существуют три организации, которые занимаются сбором средств на искусство. Небольшой музейный фонд с бюджетом в 28 миллионов долларов. Ему никакие сокращения не грозят. И два главных источника субсидий. Национальный фонд поддержки искусств и Национальный фонд поддержки гуманитарной деятельности. Их средства в массе своей - частные пожертвования. Но при этом обе организации получают ежегодно, одна - 167, другая - 170 миллионов долларов в виде государственных дотаций. Если эти суммы действительно так незначительны, то из-за чего вообще весь сыр-бор? И почему не оставить субсидии неприкосновенными? Вот, что отвечает на это старший научный сотрудник консервативного исследовательского института "Американ Энтерпрайс" Линн Менсон в беседе с нашим корреспондентом Юрием Жигалкиным. Линн Менсон: Это попросту не та роль, которую на себя должно брать государство. Не забывайте, что федеральные организации по поддержке искусства и гуманитарных наук были организованы в 1965 году. К тому времени Америка уже, так сказать, дала жизнь нескольким мощным художественным движениям. Например, поп-арту, рок-н-роллу, которые возникли и набрали силу без федеральных субсидий. Я не вижу никакого смысла в том, чтобы правительство тратило ежегодно 170 миллионов долларов на поддержку, как правило, заурядных произведений. В то время как нам надо сокращать огромный дефицит бюджета. Юрий Жигалкин: Но если это столь очевидно, почему же тогда знаменитые артисты, художники, словом, интеллигенция в один голос негодуют из-за того, что Конгресс намеревается прекратить дотации на искусство и гуманитарные исследования? Линн Менсон: Я думаю, что многие звезды, например, Кристофер Рифс, сыгравший супермена, или Барбара Страйзэнд просто романтизируют роль государства. Им симпатична символика самого факта - государство поддерживает искусство. Они считают, что эти государственные организации, фонды поддержки искусства, поощряют творческий поиск. Но это не так. Я работала в одном из них. Это обычная бюрократическая организация, откуда деньги выдаются либо по принципу личных вкусов, либо по политическим резонам. Что означает финансирование каких-нибудь изощренных художественных крайностей. Знаете, если б все эти звезды обратили свою энергию на то, чтобы привлечь частные средства на поддержку искусства, то у нас бы теперь была эпоха Ренессанса. Марина Ефимова: В интервью с представительницей консервативных кругов Линн Менсон выявился еще один, чрезвычайно важный аспект проблемы субсидий. Вопрос о том, какое искусство субсидируют сейчас государственные фонды. Недавно в газете "Нью-Йорк Таймс" опубликовала статью известный филолог Лин Чейни, которая к тому же 7 лет, с 1986 по 1993, была председателем Национального фонда поддержки гуманитарной деятельности. Статья называется "Издевательство над Америкой за американский счет". Чейни пишет. Диктор: Пока в искусстве и академическом мире доминируют радикально-либеральные взгляды, деньги налогоплательщиков часто идут на поддержку, скажем, тенденциозных политизированных учебных курсов по истории и культуре, которые проповедывают мрачный ревизионизм, обвиняющий западную цивилизацию в подавлении всех остальных цивилизаций и культур. Или на поддержку художников, вроде Андреса Серано, которых изобразил Иисуса Христа погруженного в мочу, а теперь специализируется на крупноплановых фотографиях трупов. При торжествующей в искусстве политической корректности, все естественные критерии перевернуты с ног на голову. Например, была признана большим художественным достижением работа Карен Финли, которая выразила протест против притеснения женщин во всем мире залив грудь шоколадным соусом и посыпав ее проросшим горохом. Марина Ефимова: Хотят ли налогоплательщики поддерживать такое искусство, пусть даже платя всего по 64 цента в год? Скорее всего, нет. Однако и идентификация искусства с моралью и добропорядочностью тоже чревата опасностями. Именно об этом говорит в своем интервью вице-президент общественной организации "People for American Way" Барбара Хэндман. Барбара Хэндман: Некоторые колледжи и школы до сих пор отказываются включить в программу роман Джона Стейнбека "Мыши и люди" или Сэлинджера "Над пропастью во ржи". В Америке были времена, когда цензуре подвергался и Шекспир. До сих пор во всех общественных школах существует неполный, обработанный цензурой вариант "Ромео и Джульетты". Там монолог Джульетты о своей любви сильно отличается от написанного Шекспиром. Даже Шекспиру, чтобы получить федеральную помощь, пришлось бы следить, что могут и чего не могут говорить его герои. Они, то есть консерваторы-республиканцы, говорят сейчас, что единственной заботой является сокращение бюджетного дефицита и обещанное ими снижение налогов. На самом деле, повсеместное сокращение федеральных фондов - это объявление культурной войны. Это расхождение во взглядах на то, каким должно быть искусство, как люди должны жить, думать и вести себя. Марина Ефимова: Интеллигенция в Америке разделилась. Разделилась, в основном, по политическим взглядам и пристрастиям. Демократы и либералы, как правило, считают, что государство должно субсидировать искусство, не подвергая его цензурным ограничениям. А республиканцы и консерваторы - что нужно отдать искусство меценатам и рынку. К какому же лагерю присоединится наш коллега Борис Парамонов? Борис Парамонов: Не простой это, конечно, вопрос. На него нельзя ответить однозначно. Вспоминаются, прежде всего, блестящие культурные эпохи - эпохи, так называемого, большого стиля. Тогда даже и сомнения не возникало, что государство должно поддерживать искусство. Уточним, не столько государство, сколько сам Государь, его двор, который должен был быть пышным. "Государство - это я", - как говорил один из самых блестящих монархов времен абсолютизма. И что бы ни писал по этому поводу Михаил Булгаков, Людовик XIV действительно содержал Мольера. Кстати, многие ли из наших радиослушателей знают, что Николай Первый платил пенсион Гоголю? Это на царские деньги Николай Васильевич сиживал в Риме. Что уже говорить об искусстве монументальных форм, например, о дворцовом строительстве (чтоб не вспоминать лишний раз фараонов и пирамиды), об императорской опере и балете, об Академии Художеств, ежегодно посылавшей лучших учеников на казенный счет в ту же Италию. Понятие независимого художника, по определению - индивидуалиста, пришло с буржуазной эпохой, с распадом прежних органически-цеховых и сословных структур. Атомизация общества, как назывался тогда этот процесс, привела и к освобождению художника. Они освободились примерно так, как диккенсовские бедняки - полная свобода умирать с голоду. Но для бедняков хоть работные дома устроили, а художники выживали в одиночку. Вот тогда и возник миф о свободном артисте, ни за какие деньги не продающем вдохновение. А рукописи покупались нечасто. Этот миф был необходим, как всякая хорошая мина при плохой игре. Но художники никогда не отказывались пристроиться к какой-нибудь кормушке. Уж на что русские футуристы носились со своей свободой! А с какой охотой пошли к коммунистам. У Эренбурга, знавшего очень многих голодных художников, и самого, вроде, голодавшего, есть в мемуарах слова о том, что никто из них не выбирал такой жизни добровольно. Никто бы не отказался от куска мяса. Неудивительно, что и в сегодняшней Америке поднялся шум, когда эта кормушку - фонд поддержки искусства - республиканцы надумали подсократить. Это совершенно понятная реакция. И трудно осуждать людей за это. Но ведь кроме художников и деятелей искусств есть и другие люди - налогоплательщики, и довольно трудно такому налогоплательщику, хоть бы и мне, с легкой душой отдавать деньги на такие поделки, что я видел на днях, 20 марта в газете "Нью-Йорк Таймс". Стоит молодая женщина, довольно приятной внешности, в лесу, прислонившись к дереву. И только прочитав подпись под фотографией, вы понимаете, что эта женщина, живущая в экологически чистом районе, - скульптор, получившая такую возможность за счет фонда поддержки искусств. А дерево, к которому она прислонилась это не дерево, а ее произведение - скульптура, статуя. Вывод из сказанного предельно прост и диктуется элементарным здравым смыслом: на государственные, то есть, налогоплательщиков деньги надо поддерживать классику, искусство, веками существования доказавшее свое право на нашу помощь: балетные и оперные труппы, симфонические оркестры, музеи, большие библиотеки. Подлинные сокровища культуры. А вот всю эту модернягу, плоды самовыражения людей, о которых сказать пока нечего, предоставим их собственному иждивению. Так ответил Маяковский, когда читатель сказал ему, что стихи его долго не проживут: "Зайдите через 1000 лет, тогда и поговорим". А действительно, что скажут о Маяковском через 1000 лет? Будут ли ставить его "Клопа", как ставят "Царя Эдипа"? Марина Ефимова: Боюсь, что на этот раз даже Борис Парамонов предлагает слишком простое решение. Речь ведь идет не только о крайностях, о которых мы говорили. Государственные субсидии финансируют многие начинания не столь очевидные, как симфонические оркестры или оперные труппы, но тоже важные и даже необходимые. Например, драматические литературные кружки в школах, как раз там, где они формируют человеческую личность. Или эти субсидии идут на помощь маленьким провинциальным театральным труппам. Такой театр часто является единственным на сотни миль в округе. Я в них бывала и должна сказать, что это волнующее зрелище, когда зрители съезжаются из городков, расположенных за 80, за 100 миль. Принаряженные, возбужденные. Ведь там ставят не больше трех спектаклей в сезон. Вот, что рассказали нашему корреспонденту Рае Вайль актеры, собравшиеся в Нью-Йорке на так называемый кэтл кол - стадный вызов. Так прозвали массовые пробы, на которых отбирают актеров в разные театры на весь сезон. Рая Вайль: В самом центре театрального Манхэттена, на 46-й улице рядом с Бродвеем, с самого раннего утра у здания актерского профсоюза выстаивается длиннющая очередь безработных актеров. Кто пришел раньше, у того больше шансов получить предложение. Поэтому некоторые здесь с 2-х часов ночи. "Так рано я никогда не приходил", - смеется Пол Нивара, 37-летний актер, который приходит на эти пробы уже 17 лет. Перед Полом человек 200-250. Шансов на успех в этот раз мало. Говорим о возможных сокращениях. Пол Нивара: Каким-то образом я нахожу деньги. Зарабатываю. Но я считаю, что и государство должно поддерживать нас. Хоть в какой-то степени. В основном, у театров не хватает денег. Они должны брать в долг, чтобы поставить спектакль. Часто это делается за свой счет из своего кармана. Рая Вайль: Моя следующая собеседница 28-летняя Ивана Коломен. Профессиональная актриса, ходит сюда регулярно, раз в неделю. Ивана Коломен: Скорее всего, они существенно урежут фонды, и это позор, когда художникам и актерам не помогают. В городе много выставок, спектаклей, концертов. Это только кажется, что речь идет о незначительных сокращениях. На самом деле для очень многих компаний это большие деньги. Артистам и художникам нужна даже та малость, которую они получают. В штате Нью-Йорк полно таких театров, которые едва сводят концы с концами. Рая Вайль: Лично на вас, - спрашиваю я молодую женщину, - отразятся эти сокращения? Женщина: Еще как! Меньше возможности найти работу. Маленькие театры прогорают, а больше, бродвейские, считают, что лучше приглашать голливудских звезд, чем местных актеров, даже, если они того стоят. Рая Вайль: У Джозефа Брукса внешность молодого Алена Делона, только поменьше ростом. Он считает, что сокращение фондов на поддержку искусства - это: Джозеф Брукс: Культурная война. Рая Вайль: Но есть же какой-то предел самовыражению? Джозеф не согласен. Джозеф Брукс: Мы не против критики. Но когда представители одной группы говорят, что им не нравится та или иная вещь и потому ее надо запретить вовсе, это уже опасно. Театр отражает все разнообразие жизни. И таким он должен быть. Марина Ефимова: Это напомнило мне слова другой актрисы, которая, однажды сказала: "В искусстве, как в семье - надо растить всех детей, а там уж, как получится". Знаменитая песня Тины Тернер "Платный танцор" хоть и описывает весьма частный случай, льет воду все на ту же мельницу. Художник, работающий на свободный рынок, приспосабливается к покупателю. И в этом случае есть опасность, считают сторонники государственных субсидий, что по американскому телевидению будут показывать только мыльные оперы и спорт, а в кино - только Шварценеггера и Сталлоне. Вот, что говорит, например, Майкл Грин - директор Национального института звукозаписи. Майкл Грин: В Америке классическую музыку и классический джаз практически исполняют только по тем радиоканалам, которые субсидирует правительство, федеральное или штатное. То же самое и с начинающими местными музыкальными группами. Коммерческой музыкой сейчас является поп-музыка, рок-н-ролл, рэп и кантри. И это все. Марина Ефимова: То есть, по замыслу, оба фонда поддержки гуманитарной деятельности и поддержки искусств были созданы с целью субсидировать высокое искусство и новаторский эксперимент. Для противостояния, с одной стороны, вульгарному вкусу толпы, а с другой стороны - культурной инерции среднего класса. У микрофона Александр Генис. Александр Генис: Каждому ясно, что доллары налогоплательщиков должны уходить на настоящее искусство. На ненастоящее денег жалко. Не ясно другое. Как отделить первое от второго? Проще всего, как знают наши соотечественники, это сделать при помощи большого брата. Государство от фараонов до Брежнева всегда охотно снабжало эстетику надежным критерием. Лучший художник - придворный художник. Раньше, между прочим, часто так и было. Но в 20 веке эта система работать перестала. Почему Налбандян - не Веласкес? Потому что у короля Филлипа вкус был лучше, чем у Леонида Ильича? Не только и не столько. Генсекам, в принципе, труднее, чем королям выбирать себе достойных фаворитов. Потому что в нашем веке скомпрометировала себя сама идея универсального критерия. Представим себе, что тот же Брежнев потребовал в портретисты лучшего в мире художника. С кем бы он остался? Понятия не имею. Может быть, Налбандян еще не худший вариант. Дело в том, что из современного искусства, да и из современной жизни исчезает понятие абсолютной истины. Как говорят нам, что точные науки, что неточные, в мире все относительно. Одни и те же слова, одни и те же понятия легко меняют свой смысл. Какая из правд должна стать критерием, позволяющим отделять настоящее искусство от ненастоящего? В свободном мире истина не сзади, а впереди. В свободном искусстве истину не открывают, и не декларируют, ее создают. Спор о дотациях - не причина, а повод для дискуссий на вечную тему: что есть искусство? Более того, что есть истина? Марина Ефимова: Теоретический спор о природе искусства даже выплеснулся на страницы газеты "Нью-Йорк Таймс", где бывший директор Фонда поддержки гуманитарной деятельности Лин Чейни, обвиняя либералов в искажении самих основ искусства, пишет: "Искусство должно базироваться не на приходящих политических и социальных веяниях, а на правде, на вечных ценностях и на художественных традициях. Художник должен быть верен истине". Однако вот, что ответил на это профессор философии из университета Дюк, суперзвезда американских интеллектуалов Стэнли Фиш. Стэнли Фиш: Определение того, что есть истина - само по себе вечный предмет споров. И даже когда общество договаривается считать что-то правдой, то всегда только на время. Как я могу хранить верность тому, что даже невозможно определить? Марина Ефимова: Но вот нас учили в школе, что Лев Толстой, поддразнивая Тургенева, говорил: "А Иван Сергеевич все откликивается". То есть, Толстой тоже считал, что автор должен стоять над модой, что искусство может описывать, но не должно базироваться на модных идеях, которые приходят и уходят. Стэнли Фиш: Да, но все идеи приходят и уходят. Даже если говорить о вечных ценностях, таких, как, скажем, истина, справедливость и красота. Возьмем только эти три. Их понимание в разные моменты истории совершенно разное. Поэтому мне кажется неубедительным, когда говорят, как республиканцы сейчас, что искусство идет куда-то не туда. Как будто они знают куда должно идти искусство. Философски рассуждая, я против дотаций. В Америке существует общественное радио, общественный телевизионный канал, субсидируемые правительством кинофестивали и бесплатные театральные представления и концерты. Они, в принципе, рассчитаны на то, чтобы противостоять вкусам толпы. Я считаю такой подход снобистским, предвзятым и считаю, что рынок тоже способен и создать и оценить произведения высокого искусства. Во всяком случае, определенная часть рынка. Если говорить о крайностях, о граффити, которыми разрисованы все стены домов в больших городах, или о рэпе, то и это минималисты считают зачатками искусства. В Америке чрезвычайно много экспериментального искусства, которое строится, к тому же, на традициях, чуждых или лучше сказать не знакомых западной цивилизации. Поэтому многие консервативно настроенные американцы бояться, что эти причудливые формы задушат традиции западного искусства. Мы утратим красоту и славу своего культурного наследия. Но я считаю, что Америка тем и сильна, что в ней Шекспир уживается с музыкой рэп. И одно не может вытеснить другое. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
