Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[25-11-99]
Поверх барьеровО чем говорят литературные животные?Автор программы Александр Генис Александр Генис: Не так давно эта музыка, хрестоматийное сочинение Сен-Санса "Карнавал животных", уже звучала в этой передаче. В тот раз мы беседовали с художниками Комаром и Меламидом, которые рассказывали, как звери помогают им творить. Сегодня мы продолжим этот разговор о животной теме в искусстве. У нас в гостях поэт, профессор Дартмутского колледжа Лев Лосев. Сочетая в своем имени сразу двух зверей, Лев Владимирович сейчас занимается увлекательными изысканиями в древней области животной литературы. Мы воспользуемся этим обстоятельством, чтобы поговорить на вполне серьезную и, отнюдь, не простую тему. О чем говорят литературные звери? Лев Владимирович, мой первый вопрос самый простой: что литературные звери могут сказать такого, чего не скажут люди? Лев Лосев: Сказать они могут многое, как выясняется, когда перечитываешь мировую литературу с этой анималистической точки зрения. Но более важно то, что они могут сделать. Они могут сделать многое, чего не могут люди. Например, они могут увидеть жизнь людей, под совершенно недоступным человеческому существу углом. Они могут увидеть и показать нам наше существование таким, каким мы его сами увидеть не можем. Они могут достичь тех, что ли, совершенств, к которым мы стремимся, но которые для нас все-таки недостижимы. Наконец, они могут проникать в такие области физические и материальные или духовные, в которые человеку довольно трудно проникнуть. Животные - это очень удобные агенты авторской фантазии. Александр Генис: Наверное, самый главный литературный зверинец это басня. Гегель называл ее "рабским жанром". Сегодня басни редко пишут. Как вы относитесь к басням? Лев Лосев: В баснях за животными всегда закреплена одна определенная специфическая характеристика. Свинья всегда грубая, грязная и тупая. Лисица всегда только хитрая, петух всегда только хвастливый, осел всегда только осел. То есть, животные в баснях это не столько животные, сколько такие персонифицированные индивидуальные человеческие качества. Мне же интересны животные, как многообразные герои, способные на самые разные проявления. Надо сказать, что вообще эта закрепленность определенных антропоморфных характеристик за отдельными животными, она по-своему тоже очень благодарный материал для литературы, я бы сказал, ревизионистской. Например, одна из самых замечательных, поистине классических американских детских книг для детей - это книга Эдмунда Уайта "Паутина Шарлотты". Где главный герой - это мудрый старый паук, вернее, паучиха Шарлотта, вызывающая необыкновенные симпатии у читателей своей мудростью и добротой и, в конце концов, самопожертвованием. Александр Генис: Лев Владимирович, как меняются литературные животные с веками, если проследить эволюцию животного в мировой литературе? Лев Лосев: Этот вопрос просто подводит меня к программе того семинара, который я сейчас веду в своем Дартмутском колледже, потому что более ли менее от недели к неделе он построен по пути эволюции животного в литературе. И мы с вами говорили уже, что первоначальное, на протяжении многих веков использование животных было, в основном, притчевого, басенного характера. Отдельные животные, как воплощение человеческих грехов и недостатков или достоинств. Львы, например, орлы. Мы не видим в гербах государств гиен или шакалов. Александр Генис: Или золотой рыбки, что было бы неплохо. Лев Лосев: Немножко утопично. Если начинать вообще с самого начала, то мы должны уйти в область животных мифов и фольклора, но это совершенно особая стихия и это, строго говоря, не литература. Но вот всю эту гигантскую область мне пришлось оставить за пределами нашего семинара, потому что не объять необъятное. И примерно со времен Свифта, с 17-18 века, мы все чаще и чаще встречаем животных или другие фантастические существа именно в качестве наблюдателей и судей человеческой жизни. Четвертое путешествие Гулливера в страну... Кстати, как вы их произносите? Александр Генис: Гуингмны? Лев Лосев: Вот мы старались всегда выговорить это как можно старательнее это невыговариваемое слово, но, на самом деле, по-английски, как я это недавно выяснил, его нужно произносить ужасно просто - "Уинем". Александр Генис: Подражание ржанию? Лев Лосев: Подражание легкому, тихому ржанию коня. Так вот, честно говоря, это не самое интересное путешествие Гулливера. Александр Генис: Моралистическое. Лев Лосев: Да, слишком моралистическое. В детстве многие из нас, я думаю, пролистывали это. Про лилипутов и великанов куда веселее. Но она интересна именно с той точки зрения, о которой мы сейчас говорим, потому что там лошади выслушивают довольно исчерпывающий отчет об условиях человеческого существование, ужасаются и судят, осуждают людей на то, чтобы вечно быть яху - низшими существами. Лошади необыкновенно рациональны у Свифта, они не испытывают сильных чувств. Если вы помните, одна лошадь извиняется за то, что запоздала к обеду потому, что хоронила любимого мужа. Конечно, значительно увлекательней то, что было написано 130 лет спустя. Это "Холстомер" Толстого. Хотя, в принципе, это произведение совершенно того же жанра. Лошадь в качестве даже не учителя, а судьи человеческого существования, и я думаю, что нигде, ни в одном из своих моралистических трактатов Толстой не выразил с такой убедительностью своей анархической идеи отрицания частной собственности, в первую очередь, как в "Холстомере". Александр Генис: Первая часть нашей беседы закончилась "Хлостомером". Мне кажется естественным спросить, чем отличается русский литературный зверь от американского? Лев Лосев: Я думаю, что американские звери, они как-то независимее. Может быть, я несправедлив, но, в первую очередь мне пришли на ум две, может, самые знаменитые в своих отечествах, литературные собаки. Это Муму и Бак, герой повести или серии маленьких рассказов Джека Лондона, которые на русском языке публикуются под общим названием "Зов предков", хотя перевод не очень точен. Она действительно популярна в России. Но известность этой книги в России действительно не сравнить с ее статусом в американской литературе для детей и подростков. Это самое известное произведение Джека Лондона среди американцев. Среди тех, кто вообще ничего не читал из Джека Лондона, по крайней мере, читали то, что мы называем "Зов предков". Это любопытный момент, потому, что, если спросить русского, французского, или немецкого мальчика или девочку, какое сочинение Джека Лондона про собачку он знает, то первый ответ будет "Белый клык". Вот одна американская исследовательница, литературовед Мэри Эллен, которая довольно основательно изучила популярность распространения Джека Лондона по всему миру, она отметила совершенно обратную пропорциональность. В странах Европы значительно большей известностью пользуется "Белый клык", а в Америке, на родине автора - "Зов предков". И эти два сочинения с точки зрения судеб главных героев совершенно зеркальны. "Белый клык" движется от относительной дикости к цивилизации. Он укрощается, он становится частью человеческой цивилизации. А Бак от абсолютно цивилизованной собаки, живущей в комфорте калифорнийского дома, постепенно не то, что дичает, но движется на зов предка. И при этом Джек Лондон с большим искусством (на мой взгляд, это, действительно один из шедевров этого очень неровного писателя), показывает это возвращение в природу, как восхождение на некую высшую ступень. То есть, характер этого персонажа становится более сложным, более интересным и, собственно говоря, мы наблюдаем формирование личности. Это, своего рода, роман-воспитание. Он проходит целый ряд страшных испытаний - жестокостью, предательством, трудом, дружбой, потерей друзей, он переходит через несколько порогов и, в конце концов, он становится абсолютно совершенным существом. Мы довольно долго обсуждали с моими студентами это сочинение Джека Лондона и, разумеется, мы не могли не заметить, что он писал это сочинение в то время, когда он очень сильно находился под влиянием ницшеанства. Пожалуй, по нашему коллективному выводу, никто из героев Джека Лондона так не близок к ницшеанскому идеалу сверхчеловека, как эта собака. Конечно, не Мартин Иден, а именно Бак из "Зова предка" полностью осуществляет этот великий призыв Ницше "живи опасно". Вот когда он получает возможность жить по своей воле, опасно, презрев мораль слабых, но став высоко моральным существом иного порядка, вот тогда на этом, собственно, и кончается повествование, на невероятно мажорной ноте. В отличие, кстати сказать, от того же Мартина Идена. Александр Генис: Надо сказать, что все, что вы сказали, вписывается в американский миф: ковбой одинокий, который покоряет природу и становится частью ее. Лев Владимирович, а кто ваш любимый звериный персонаж в мировой литературе? Лев Лосев: Это невероятно трудный вопрос потому, что все литературные животные, о которых я говорю, мне очень милы и по-своему дороги. Проблема моя в том, что моего любимого литературного персонажа пока еще не существует. Потому, что моим воображаемым литературным персонажем была бы кошка. Но, как это ни странно, у нас практически нет произведений о кошках, достойных классического статуса. Александр Генис: А Гофман? Лев Лосев: Кот там не так уж действует, не более, чем у Булгакова. Это не столько кот, сколько человек в карнавальном костюме кота. Есть прекрасный сонет Бодлера "Кошки", чуть ли не лучшее его сочинение, которое все знают. И, вообще, кошек любили почти все порядочные писатели. Александр Генис: Это писательское животное, кошка. Лев Лосев: Я, правда, мало знаю творчество Коллетт. Она писала довольно много о кошках. Я читал всего 2-3 небольших рассказа, но, по моему, еще недостаточно, чтобы отдать должное этим великолепным животным. Но что-то есть такое в кошках, что ускользает от пера писателя. Вот, например, Бродский, который обожал кошек, старался фотографироваться с кошками, говорил, что кошка совершенно не способна принять некрасивую позу. Тут он явно преувеличивал, потому что когда я представляю себе моего кота, оттопырившего левую заднюю ногу и совершающего свой неприличный туалет, особой грациозности в этой позе нет. Но, тем не менее, и это по-своему совершенно. Та же Коллетт сказала совершенно замечательную фразу: "Обыкновенных кошек не бывает". Александр Генис: Совершенно согласен. Лев Владимирович, вы наш лучший бродцкист, профессия, которой вы же и придумали название. Поэтому я не могу не спросить, как обстоит с животной темой у Бродского, которого вы только что упомянули? В чем особенность его анимализма? Лев Лосев: Я думаю, что у Бродского животные всегда метафорические. У Бродского, за исключением детских стихов, я не припоминаю вещей, посвященных животным, как таковым. У него есть замечательные, совершенно животные-метафоры. Например, собака, как скомканная бумага. Или в его гениальном длинном стихотворении, одном из последних "Пиранезия" присутствует собачка, которая роется в отбросах, в то время как два путника ведут свой взволнованный экзистенциальный диалог. Как я уже сказал, в жизни Бродский очень сильно любил кошек, но видимо, это в какой-то степени табуированный сюжет. Как кошки возникают во взрослой поэзии Бродского? Только как разрешающий литературный момент. Например, в стихотворении "Два часа в резервуаре" весь этот напряженный драматический монолог кончается тем, что "чешу котофея". Александр Генис: Лев Владимирович, все наши встречи в этой студии не обходятся без ваших стихов. Надеюсь, что мы сегодня закончим эту беседу вашими анималистическими стихами. Лев Лосев: У меня тоже анималистических стихов не так много. Чтобы наскрести больше, чем одно стихотворение, я вспомнил маленькое стихотворение, которое я написал до того, как я начал писать стихи, еще будучи студентом университета, когда я немножечко упражнялся в версификации. Ничего путного мне в те годы написать не удалось, но почему-то вот это одно стихотворение, которое просто называлось "Слон", - единственное из моих тогдашних сочинений нравилось моим друзьям и даже, к своему большому удивлению, я его потом находил в самиздате, в разных тетрадочках, альбомах переписанных. Даже в Сибири оно мне однажды попалось, и подпись была "Слуцкий" под этим стишком. Я не знаю, что в этом незамысловатом полудетском стишке подкупало моих тогдашних друзей. Но, в общем, такое маленькое стихотворение "Слон". В зоопарке помирает слон, Это стихотворение, между прочим, нравилось даже нашим руководителям разных литературных объединений и они даже хотели его напечатать в каком-то альманахе, что было для меня абсолютной неожиданностью и невероятностью. В то время проблема была в том, что нельзя было печатать "до хрена". И поэтому, я помню, что покойный профессор Наумов, руководитель литобъединения и главный редактор "Советского писателя" в Ленинграде даже сам исправил это. Он написал "попугаев и мартышек клеть полна". Но я сказал, что нет, на "клеть полна" я ни на каких условиях не соглашусь. Вот это стихотворение я написал несколько недель назад, и оно еще не напечатано. Это не столько стихотворение о животном, сколько стихотворение, обращенное к животному. Это стихотворение, обращенное к моему коту. Научи меня жить напоследок, я сам научиться не мог, Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
