Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
Поверх барьеров - Европейский выпускПольское кино при коммунизме и сегодня. "По русским местам в Европе" с Марио Корти: "Казаки в Италии"Редактор и ведущий Сергей Юрьенен "По вечерам в Италии казаки пели хором, и во Фриули вспоминают и песни, и длиннющие православные литургии. Итальянцы полюбили русские песни, а через песни и Россию. Как не любить Россию? Сергей Юрьенен: Польское кино при коммунизме и сегодня - среди прочих об этом будет говорить у нас Кшистоф Занусси: Африканский роман австрийского программиста: от "Травиаты" к стадиону "Роллан Гаррос": Дмитрий Савицкий о демократизации культуры во Франции. Но сперва добро пожаловать на Международный фестиваль фильмов для детей и юношества: Фестиваль, который завершится в эту субботу, проходит в Чешской республике, в южно-моравском городе Злин. В 44-ый раз. И с таким размахом, что становится нешуточным конкурентом карловарского. Нелли Павласкова: Злин, как и Карловы Вары, представляет для гостей определенную экзотику: этот город в стиле функционализма - конструктивизма 20-х годов прошлого века построил всемирно известный чешский обувной король Томаш Батя. Батю часто называли чешским Генри Фордом, а его батевцев - злинскими американцами. Батя обувал весь мир, строя при этом в Злине фабрики, небоскребы и коттеджи для своих рабочих - все красно-кирпичного цвета. Он основывал школы, училища, универмаги, стадионы. Выстроил киностудию, ставшую колыбелью отечественного мультипликационного кино, связанного с именами злиновцев - Карела Земана и Гермины Тырловой. Не случайно именно здесь после второй мировой войны возник Международный кинофестиваль фильмов для детей и юношества, хотя имена Батя и Злин на долгие годы были вычеркнуты из чехословацкой истории. После коммунистического переворота 48 года Злин был переименован в Готтвальд, концерн "Батя" в "Свит", а сам Батя был объявлен капиталистическим эксплуататором. Злин известен еще и тем, что в нем жили знаменитые чешские путешественники Зикмунд и Ганзелка, вошедшие в историю кинематографии своими документальными лентами из экзотических стран. Сейчас здесь живет только Зикмунд. Утопающий в зелени и цветах Злин упорно добивается признания и в качестве мецената киноискусства. В последние годы Злинский фестиваль возглавляет известный чешский киноактер Витезслав Яндак: Витезслав Яндак: Я думаю, Злинский фестиваль развивает добрую чешскую традицию детского кино. После Венеции Злин старейший детский фестиваль в Европе, а за последние два года он стал вообще самым крупным в мире. По масштабам мы превзошли подобный фестиваль в Чикаго. На нынешнем фестивале 38 стран-участниц, и мы показываем 276 фильмов, снятых за последние полтора года. Нелли Павласкова: Даже не верится, что где-то в мире по-прежнему снимают фильмы для детей и подростков: Витезслав Яндак: Да, представьте, такие фильмы по-прежнему снимают, и у нас в категории " фильмы для юношества " представлено на конкурс восемь лент, восемь и в категории детских фильмов. Есть и третья категория - анимационные фильмы. У каждой категории свое жюри. Между прочим, жюри анимационных фильмов впервые "смешанное": в нем заседают и взрослые, и дети. Фильмы для юношества нам прислали Испания, Дания, Норвегия, Швеция, Германия, Россия, Израиль и США. Российский фильм в этой категории просто замечательный, он называется " Прогулка", и снял его Алексей Учитель. По стилю "Прогулка" напоминает мне традиции новой французской волны, эта история двух парней и девушки из Петербурга имеет четкий адресат - она предназначена для семнадцатилетних. У нас идет еще два фильма из России. В секции "Панорама" комедия " Тимур и его команда", а в анимационном конкурсе участвует фильм "Носатик". Из России приехали не только режиссеры, но и продюсеры, потому что в этом году будет продолжена дискуссия, открывшаяся в прошлом году: Какие у нас имеются возможности для совместных кинопостановок. В прошлом году чехи и немцы договорились о постановке совместной сказки, и вот она уже в производстве. Сейчас кинопродюсеры сели за стол с режиссерами и выслушивают их предложения о совместных проектах. Главный продюсер "Бавария - фильм" говорила мне, что не понимает, почему восточноевропейские режиссеры так мало стремятся к копродукциям. Это ее удивляет. Нелли Павласкова: Что здесь удивительного? В совместную постановку надо вносить средства, почти половину стоимости фильма. В бывших соцстранах нет бюджетных денег на кино, а частные продюсеры наших стран бедны. Не будет же "Бавария-фильм" полностью покрывать расходы на картину с иностранными актерами. Витезслав Яндак: Ну, я думаю все же, что найдутся какие-то возможности, главным образом для простановки фильмов-сказок. Россия сейчас тоже кинематографическая держава, там снимается много фильмов, мне кажется, что в России есть деньги на кино. И вообще фильм становится транснациональным феноменом. Мир начинает понемножку объединяться, и кинематографистам не пристало стоять в стороне от этого процесса. Кое-кто называет этот процесс глобализацией, а я считаю, что у нас просто вырабатывается общее мнение о целях кинематографии, и кино может стать точкой отсчета для объединения художников, артистов, и зеркалом того, что происходит в мире. Нелли Павласкова: На ваш фестиваль приезжали в последние годы звезды мирового кино. Питер Устинов, Джина Лоллобриджида, Орнелла Мутти, Анни Жирардо. Кто приехал на этот раз? Витезслав Яндак: Покойному Питеру Устинову мы тогда вручили приз за вклад в киноискусство, в этом году мы вручили этот приз чешскому режиссеру Юраю Герцу, создателю девяти фильмов-сказок. На этом фестивале у нас широко представлена индийская кинематография, создающая много фильмов для детей и юношества. Состоялся у нас национальный день Франции. В нем приняли участие гости - Марлен Жобер, она теперь пишет весьма популярные детские книги, актер Пьер Брис - легендарный исполнитель роли индейского начальника Виннету. На немецкий национальный день приедут Готтфрид Фишер - герой кримисериала "Биг Бен", Франк Бейер, Тобиас Шенке. Том Шиллинг и Роберт Штадобер привезут свой фильм "Теряй свою юность" о становлении в Германии новой немецкой волны в музыке. В будущем мы планируем на фестивале дни скандинавского, российского и китайского кино. Нелли Павласкова: Злинский фестиваль действительно, разрастается. Кроме развлечений, как детский карнавал, фейерверк, вы придумали несколько сопровождающих мероприятий, и самый дерзкий из них - это параллельный фестиваль студенческих фильмов, который когда-то проходил в Карловых Варах под названием "Силект". Витезслав Яндак: Да, мы дали возможность студентам киноинститутов устроить в рамках злинского фестиваля свой международный фестиваль. Он называется "Злинская собака". Одноименный приз будут вручать наши студенты своим коллегам, к нам приехали представители сорока киновузов мира. А приглашали мы около двухсот вузов. Не знаю, есть ли смысл возвращать этот студенческий смотр в Карловы Вары, если он у нас уже проходит. Кроме того, в этом году впервые у нас будет проходить и международный конкурс реклам для детей и о детях. Такое решение принял Центр рекламы, находящийся в Швейцарии. Этот Центр выбрал Канны для проведения фестиваля "большой" рекламы, а Злин для " детской". Престиж фестиваля растет. Нелли Павласкова: Дети Злина и близлежащих городков получили уникальную возможность смотреть новые детские фильмы в огромном зале на 1500 мест в Злине, встретиться с создателями фильмов. Но попадут ли на экран эти фильмы? Ведь в прокате ничего, кроме Гарри Поттера не идет? Витезслав Яндак: Да, эту проблему надо решать. В этом году в Злин приехали владельцы семидесяти крупнейших европейских кинотеатров. Это мероприятие задумал Европейский Союз, его комиссии хотят помочь материальными средствами производству и прокату детских фильмов. Европейский Союз выбрал для проведения этого совещания наш фестиваль. И мы тоже придумали необычный прокат. Вместе с Управлением железных дорог Чехии мы запустили Кинопоезд. Он уже побывал в Праге, а сейчас разъезжает по дорогам Южной Чехии и останавливается в населенных пунктах, где вообще нет кинотеатров. В нем два бывших почтовых вагона переоборудованы под кинозал на 35 человек. Кинозал на колесах. Вам, моей любимой радиостанции, я открою секрет: в будущем году мы отправим этот Кинопоезд на фестиваль в Канны, куда мы приглашены. Мы хотим устроить презентацию нашего фестиваля в этих вагонах. Нелли Павласкова: У вас столько фантазии и идей - совсем в духе Томаша Бати. Витезслав Яндак: В Злине говорят: был у нас Батя, теперь Яндак. Я очень горжусь этим и чувствую, что творческий дух старого Бати витает в этих краях. Я лично знаком с его сыном, девяностолетним Томашем Батей Вторым, он приезжает из Канады в Злин и в Прагу. После 1989 года все заводы и универмаги отца, погибшего в авиакатастрофе в 32 году, были возвращены сыну после 89 года. А в Злин вернулись и жизнь, и творчество, и вдохновенье. Сергей Юрьенен: Венский программист и сочинитель Томас Штангль, 38 лет, регулярные отказы из издательств - как вдруг, после публикации фрагментов романа в журнале, заинтересованность сразу нескольких издательств. Книга Штангля "Единственный город" вышла в Граце и стала одной из самых успешных новинок немецкоязычного книжного рынка. Издано в: Австрии. Ольга Мартынова, Франкфурт-на-Майне: Ольга Мартынова: Роман Томаса Штангля "Единственный город" реконструирует на основе документов, писем и дневников два некогда знаменитых, а сегодня почти забытых путешествия. Почти двести лет назад двое путешественников - каждый независимо от другого и с честолюбивой мечтой раскрасить цветными карандашами белые пятна на карте Африки - отправились на поиски легендарного города Тимбукту. Англичанин Александр Гордон Ленг отправляется в путь в 1826 году, в нарядной королевской униформе и гордом сознании того, что за ним вся мощь британской империи. Все, что он видит, он воспринимает со снисходительно-доброжелательным интересом образованного белого человека, с честью несущего свое, Киплингом тогда еще не воспетое, "бремя". Не зная ничего о судьбе англичанина, к тому моменту уже убитого неким фанатичным шейхом, двумя годами позже француз Рене Кайо пускается в опасное путешествие, будучи частным лицом, попросту говоря авантюристом. Он с детства мечтал о прекрасном городе, полном сказочных богатства. Не найдя никакой поддержки со стороны французского правительства, Кайо переодевается в арабское платье и выдумывает мало правдоподобную легенду: будто бы он, мальчик из хорошей египетской семьи, много лет назад был похищен христианами, сумел бежать и теперь возвращается на родину. Француз целиком и полностью зависит от презираемых им "мавров" и "негров", заболевает и постепенно сходит с ума. В энциклопедиях оба прославляются в терминах доколониальной географической романтики. Австрийский писатель Томас Штангль не занимается обличением колониализма или прославлением первооткрывательства - он создает зримые образы. Тимбукту столетиями считался городом баснословных богатств, златых гор, башен из слоновой кости и хрустальных дворцов с алмазными окнами. И хотя мы знаем, что вся роскошь этого города на территории сегодняшнего Мали состоит из глинобитных домов и пары старых мечетей, слово это до сих пор не потеряло своей таинственности. Некоторые считают, что Тимбукту хранит следы пребывания инопланетян, некоторые утверждают, что это и есть Атлантида. Когда же все это началось? В XVI веке, когда Лев Африканский написал свою книгу, надолго определившую европейские представления об Африке? В начале XIX века, когда французское и английское географические общества объявили о крупной денежной премии для первооткрывателя? Томас Штангль берет читателя за руку и ведет его в гости к античным историкам, к Плинию и Геродоту, которые повествуют об африканских чудесах. Он оживляет христианские легенды и мусульманские хроники, в них шумит песчаное море, которое - цитата: "повинуясь лунным законам, подобно другим морям находится в постоянном движении приливов и отливов; никто не решается его пересечь, поэтому никто и не знает, что за земля лежит на противоположном берегу. Иногда на берегу находят песчаных рыб, которые задохнулись на воздухе, подобно тому, как задохнулись бы они и в воде". Все, что способна породить человеческая фантазия в сотрудничестве с жадностью, религиозным пылом, научным тщеславием и случайными ошибками понимания, с гордостью коллекционера предъявляется читателю. Штангль ведет повествование по четырем руслам: Ленг, Кайо, Голос Африки, голос рассказчика. Образы завораживают: пустыня, маги, подвижная, еще не вошедшая в свои контуры карта, кочевники, наводящие ужас на жителей оазисов, с головы до ног укрытые ярко-синими одеждами туареги - засуха, гнилое время дождей, черные рабыни в изумрудах, эпидемии, гостеприимство, угрозы. Через все это проходят оба путешественника, каждый по отдельности, пока автор не устраивает их призрачное свидание в Тимбукту. Уже два года как мертвый англичанин и почти забывший о своем происхождении француз кружатся в глиняных лабиринтах и вдыхают горячий песок. Ленг приветствует правителя Тимбукту от имени английского короля, Кайо пытается растрогать богатых купцов своей любовью к "исламской родине" - два призрака западной цивилизации, два почти невинных вестника будущей катастрофы. "Иным завоеваниям предшествуют коллективные мечты" - пишет Штангль об истоках постепенного завоевания и разрушения. Разрушенное не было раем. Войны, работорговля, тысячелетняя арабская колонизация и исламизация, ограниченная только недостаточным интересом. Штангль говорит о пресечении естественного хода цивилизации "под знаком технической неодновременности". Главное содержание "Единственного города" - столкновение разных взглядов на Африку. Восторженный доколониальный интерес, античность и средние века с их мифологической географией, экономический прагматизм и оправдывающие его расовые теории, затем антропология и, наконец, постколониальный взгляд - печальный, лишенный иллюзий и полный раскаяния. Австриец Томас Штангль написал африканские приключения для взрослых, которые могут увлечь даже тех, кто в детстве не зачитывался книжками про великих путешественников. Сергей Юрьенен: От "Травиаты" к стадиону "Роллан Гаррос": Дмитрий Савицкий о демократизации французской культуры: Дмитрий Савицкий: Помните? Театр уж полон: ложи блещут; У Пушкина ли в "Евгении Онегине", у Толстого в "Анне Карениной", у Золя в "Нана", в "Леопарде" Джузеппе ди Лампедуза да и в "Крёстном Отце" Марио Пьюзо - выпукло, в феерии красок, в свежих царапинах злой иронии показан практически исчезнувший мир - театра, оперы, бархатно-плюшевого вечернего клуба аристократов и буржуа, авантюристов и дорогих гетер, показан мир, не переживший спазм демократизации общества: Уникальный знаток оперы и балета, автор двух книг о Михаиле Барышникове, увы, до времени покинувший нас, Геннадий Шмаков, не мог себе представить (и это в последней четверти прошлого века) жизни - без театра, без оперы, без балетной сцены. И он летал из Нью-Йорка в Милан, в Ла Скала, на Эдинбургский фестиваль, в Венецию, во все еще не сгоревшую Феничи, боролся с роковой болезнью и пытался писать книгу о Калласс: Конечно, в мировых столицах в конце прошлого века опера еще сохранила позолоту прежних времен, но если в Метрополитен, в Нью-Йорке, все еще являлись во фраках, в смокингах, а дамы в длинных платьях, в Париже фрак, смокинг был чем-то вроде дурной шутки. Хороший костюм, жемчужная нитка, дорогие духи - да, но не фрак, не норковая накидка, разве что для жены посла: Париж после 68 года отчаянно маскировался, уходил в подполье, прятал "роллс-ройсы", а если и выкатывал горбатое, лаком сияющее "бентли", то для визита к своим, где-нибудь в Нейи, внутри самого квартала, пригорода миллионеров: Клуб исчез, в оперу теперь приходили в джинсах, одеваться хорошо, слишком хорошо - стало дурным тоном. Это была новая игра - в "невидимок" и - в демократию. Каждый год в конце мая на стадионе "Роллан-Гарос" я думаю об опере, о театре, о том, что жизнь сместилась из храмов музыки, танца и драмы - на стадионы. Лучано Паваротти, Пласидо Доминго и Хосе Каррерас это отлично поняли. Недаром свои мега-концерты они давали на стадионах. Как и Майлз Дейвис в свое время или Боб Марлей. Но культура ли смещается из храмов на стадионы? Или публика? Окончательная ли это демократизация театра или удачная коммерсализация культуры - массовой на этот раз? Когда-то и сам теннис был игрой королей и от Павильона для игры в мяч в Тюильри, где короли и дюки потели в кружевных рубашках, гоняя в Jeu de Paume четыре века назад, от павильона до парижской оперы Гарнье - рукой подать: Не обязательно читать Набокова или Скот-Фитцджеральда, чтобы понять - теннис был не менее привилегированным занятием, чем вечерние заезды в собственную ложу. И теннис, вместе с белыми брюками и рубашками, затем шортами и короткими юбками - потерял свою аристократичность. Эгасси выходил на корт в джинсовых шортах и чуть ли не в индийской рубашке. Международная Федерация тенниса отменила обязательную белую форму. Можно сказать - отменила фраки. И теперь на рыжем песке Роллан-Гарроса идет война не только испанской, русской или американской школ тенниса, но и спортивных фирм: всех этих Лакостов, Найк, Перри:. Точно так же, как когда совсем недавно в опере - Шанель и Сен-Лоран пытались затмить Диора и Риччи: Нынче молодые повесы приезжают искать невест или чаще любовниц, не в оперу, а сюда, на запад Парижа, в спортивный городок Роллана-Гарроса. У публики здесь свой протокол, свое понятие о шике. До четвертьфинала в моде всё спортивное, всё последнее - от рубашек-поло, до бейсболок. Но на финал съезжаются именно как в оперу, именно и малость посмотреть, но главное - себя показать, и в первых рядах сидят знаменитые киноактеры, рок-звезды, а чуть выше (охране легче создать защитное каре) - министры, политики. И уж тут, даже в жару, рубашки-поло чередуются дорогими костюмами и всем (прежде оперным) напоказ: часами, солнечными очками, галстуками ручной работы. Звезды финала не только, не столько на рыжем корте, сколь - на экранах телевизоров между подачами, и они это знают: А билеты на полуфинал и финал Роллан-Гарроса заказывают точно так же как в оперу - обращаясь к специальным маклерам в начале февраля. Из храма на агору, на стадиум, на арену - явление все же типично французское. И все по той же причине: 1789 год. Он не кончился, и закончится не может. Не то чтобы демос требует дальнейшего укрепления своей власти, нет. Просто любой незамаскированный намек на аристократичность - политически не корректен. Любой внешний признак родовитости или богатства, должен идти с поправкой на равность привилегий в республике. Это конечно трюкачество и формальность. Именно поэтому французы с таким восторгом смотрят по ТВ не только Роллан-Гаррос, но и свадьбы королевских домов соседней Испании, Бельгии или Великобритании. Сергей Юрьенен: Кинематограф новых стран Евросоюза. Тему, начатую беседой Нелли Павласковой с президентом Злинского международного кинофестиваля в чешской республике, продолжит материал из Польши. Наш корреспондент Алексей Дзиковицкий погрузился в варшавский киномир: (Фрагмент монолога инженера Мамоня из культового фильма "Рейс") "Я вообще не люблю ходить в кино. Особенно на польские фильмы. Скучные они. Как бы вам это объяснить. На заграничных картинах, ну, переживаешь, что ли. А польский фильм, что? Тоска зеленая - ничего не происходит. Диалоги очень плохие. В общем, ничего не происходит!" Алексей Дзиковицкий: Так почти 35лет назад описал польское кино инженер Мамонь из культовой польской комедии абсурда "Рейс". Действие этого фильма происходит на пароходе, который все время плывет неизвестно куда. Какой-то неизвестный проникает на борт без билета, но его вдруг принимают за культпросвет-работника, присланного "сверху" и поручают заняться организацией досуга пассажиров. На собрании псевдо массовик-затейник вместе с пассажирами решает подготовить представление для капитана парохода ко дню его рождения, но так, чтобы тот ни о чем не догадывался. Во время выбора номеров возникает целый ряд курьезных ситуаций - лже-культпросвет работник не может оценить, какие высказывания и сцены из тех, что предлагают пассажиры, политически корректны, а какие нет. Марек Пивовски: Мы хотели найти какое-то замкнутое пространство, которое подходило бы для аллегорического отображения того, что происходило в нашей стране. Пароход, плывущий в никуда, был, по-моему, неплохой находкой. Многие из сцен вырезали. Например, номер, в котором участники представления выступали в масках свиньи и осла. Сказали, что они напоминают известных партийных деятелей. Мы для виду написали сценарий, чтобы можно было получить деньги, но потом в основном импровизировали и снимали совсем другое. Фильм заканчивался тем, что судно садилось на мель, но этого показать тоже не дали. Алексей Дзиковицкий: Рассказывает режиссер "Рейса" Марек Пивовски во время торжественного вечера, посвященного 25-тилетию премьеры картины. Марек Пивовски: Тогда все воспринималось, как знаки в правилах дорожного движения. Каждая сцена в фильме, как и каждый дорожный знак, должна была иметь конкретное, понятное цензорам значение. Многозначность не допускалась, сразу вставал вопрос: что же это на самом деле значит, и что они хотели этим сказать. Алексей Дзиковицкий: Вспоминает оператор "Рейса" Марек Новицкий. Марек Новицкий: Нам не доверяли. Был организован специальный показ фильма для ответственных товарищей. Причем, главный товарищ из ЦК пришел, когда свет в зале уже погас и вышел, когда было еще темно. Потом нас дошли слухи, что ОН сказал, что если бы капитан этого парохода показался ему похожим на тогдашнего первого секретаря ПОРП Гомулку, то "сидеть пошел бы не только фильм. Алексей Дзиковицкий: Тем не менее, даже искалеченный цензорскими ножницами, "Рейс" переполнен острейшей сатирой по отношению к социалистическому строю. Было выпущено всего две копии картины, но, тем не менее, фильм стал известен во всей стране. Кинокритик Яцек Шыманьски. Яцек Шыманьски: Кроме того, "Рейс" был единственным фильмом в то время, для которого не был изготовлен рекламный постер. Когда я спросил у одного из чиновников почему, он сказал, что не стоит делать плакат для фильма, который выпущен всего в двух копиях. В свою очередь, те, кто принимал решение сделать всего две копии, объясняли, что не стоит делать больше копий фильма, который даже не имеет своего рекламного плаката. Поэтому напрямую власти фильм вроде не запрещали, однако делали все, чтобы он не получил распространения. Алексей Дзиковицкий: В начале 80-х, в Польше был снят целый ряд ставших популярными фильмов, в которых открыто высмеивались порядки, существовавшие в народной Польше. "Мишка", "Запасной выход", "Соседи", - это картины об абсурдности ежедневной жизни в ПНР. Как же было возможно в социалистической Польше - снимать картины с критикой строя на деньги, выделенные структурами этого же строя? Своим мнением по этому поводу со слушателями Радио Свобода делится Кшыштоф Занусси - всемирно известный польский режиссер. Кшыштоф Занусси: Дело в том, что ленинский социализм был строем, который пришел к нам из России. В нем доминировала российская культура. А для нас - поляков, это была совершенно чужая идеология. Мы не чувствовали себя частью этой идеологии. Даже для польских коммунистов этот коммунизм был не их, а чужим коммунизмом. Поэтому и цензура не могла позволить себе быть более репрессивной. Конечно, что-то всегда вырезали или клали на полку, но свободы всегда было больше. Недаром Булат Окуджава сказал, что Польша - самый веселый барак в восточной Европе. Долгие годы наша страна была оккупирована западными и восточными соседями. За это время поляки поняли, что западная цивилизация является цивилизацией более развитой, что технический прогресс идет оттуда, а Россия - это откат назад. Мы постоянно посмеивались над советской техникой, советским строем, как я уже сказал, чуждым для нас. И поэтому наше кино могло себе позволить больше. Власти смотрели на такие вещи сквозь пальцы, делая вид, что это допустимая критика, хотя, конечно, это им не нравилось. Алексей Дзиковицкий: Между тем, в Польше можно услышать мнение, что как ни парадоксально, польское кино до 1989 года было более интересным, высокохудожественным и своеобразным. Так ли это на самом деле? В одном из варшавских кафе мне отвечает известный польский кинокритик Яцек Шчэрба. Яцек Шчэрба: Было несколько, так называемых, "золотых лет" кино в ПНР. Эти даты связаны, прежде всего, с политическими оттепелями. В 1956 году в Польше конец сталинизма, к власти приходит более либеральный Гомулка. И уже через два года в стране появляются целый ряд великолепных фильмов - "Алмазы и пепел", "Поезд" и другие. Потом гайки снова закручивают. Другой пример - во время революционной ситуации, которая сложилась в Польше осенью 1980 года, появляется множество интересных сценариев, молодые режиссеры чувствуют, что что-то должно произойти, чувствуют ветер перемен и в результате в 1981 году выходят десятки отличных фильмов. Затем - военное положение. И еще одно, тогда у киношников был общий враг. Талантливые режиссеры объединялись в киностудиях в Варшаве и Лодзи вокруг таких авторитетов, как Занусси, Вайда, и из этого получались отличные картины. А теперь, когда общий враг исчез, каждый работает сам по себе. Нет больше "мозговых штурмов", а это немедленно отражается на качестве фильмов - они становятся слабее. Алексей Дзиковицкий: Кшыштоф Занусси, которого упомянул Яцек Шчэрба, с этим мнением не согласен. Кшыштоф Занусси: Люди, которые мыслят не очень оригинально, часто с ностальгией вспоминают былые времена и говорят, что нужно бы вернуться к временам диктатуры, так как диктатура на самом деле поддерживала искусство. Это, конечно, не правда. Такой взгляд противоречит историческим фактом и это, в конце концов, просто глупо. Да, тогда мы были младше на тридцать лет и быстрее бегали стометровку, но это совершенно не значит, что были лучшие времена и лучшее кино. Кино находилось в другой ситуации и имело другие цели, прежде всего, говорить зрителю эзоповым языком о том, что происходит. В Польше действительно было больше свободы, чем в СССР, но лишь потому, что в Москве боялись польского восстания - поляки эту относительную свободу просто отвоевали. Было ли кино в то время лучше? В ситуации, когда мы имели ограниченный доступ ко всему иностранному, в том числе и к кино, то польский фильм был в центре внимания. Режиссеры говорили эзоповым языком, который понимали люди. Это было все же ненормальное время. Нельзя забывать, что со времен настоящих диктатур, таких, как диктатура Гитлера или Сталина, там не появилось большого количество великих произведений искусства. Возьмите, к примеру, литературу. В советский период в русской литературе появилось очень мало по-настоящему хороших книг, которые сейчас можно читать. Остальные - это соцреалистический кич. То же самое и в кино - несколько десятков хороших фильмов, а большинство нельзя теперь смотреть без улыбки. Вся эта чушь про счастливых колхозников, первомайские демонстрации или доброго Сталина. Алексей Дзиковицкий: Вернемся к беседе с кинокритиком Яцком Шчэрбой в одном из варшавских кафе. На той же самой улице, где оно находится, расположен один из модных столичных кинотеатров "Atlantic". В репертуаре -только один польский фильм. Вообще, во всех варшавских кинотеатрах в обычный день идет от силы десяток польских картин. Снимается же теперь в Польше ежегодно от 20 до 30 картин. Яцек Шчэрба: Проще всего было бы сказать, что нет денег. Еще в середине 90-х годов, государство давало на фильм, скажем, 30% его стоимости и тогда 70% было уже легче найти. Теперь нет и тех 30%. Нет закона, который, к примеру, позволял бы бизнесменам перечислять деньги на отечественное кино и иметь от этого какие-то налоговые льготы. Телевидение переключилось на более дешевые сериалы. Но это одна сторона медали. С другой стороны, в 90-х годах минувшего столетия в стране появилось столько разного кино, которое раньше было недоступно, поляки просто не хотели ходить на польские фильмы. Они не окупались. Алексей Дзиковицкий: В такой ситуации нужно было сделать что-то, что помогло бы привлечь зрителя на польские фильмы. Яцэк Шчэрба продолжает: Яцэк Шчэрба: Тогда появились ряд фильмов-экранизаций классических произведений польской литературы. Тех, которые сидят в голове каждого полка с самого детства. Анджэй Вайда снял фильм "Пан Тадеуш" по поэме Адама Мицкевича и "Месть" по мотивам одноименного произведения Александра Фредро, Ежи Хофманн экранизировал "Огнем и мечем" Генриха Сенкевича, и так далее. Это были хорошо сделанные фильмы, и поляки пошли смотреть свое кино. К примеру, "Огнем и мечом" посмотрели 8 миллионов зрителей". Однако мода на исторические фильмы тоже прошла. Это уже не действует, нужно искать что-то другое. Алексей Дзиковицкий: По мнению кинокритика Шчэрбы, главная проблема современного польского фильма в том, что его создатели еще не научились показывать обыкновенную жизнь обыкновенного человека - без восстаний, борьбы с советскими или немецкими оккупантами, борьбы с системой. К этому польских литераторов, режиссеров, художников приучили столетия всевозможных оккупаций. Яцэк Шчэрба считает, что польское кино выйдет на новый уровень года через 2-3. Интересно, однако, что Кшыштоф Занусси - режиссер, тот, у кого, по мнению кинокритика Шчэрбы, нет возможности снимать кино из-за отсутствия средств и потому, что поляки на польские фильмы не ходят, совсем не считает, что польское кино находится в состоянии упадка. Кшыштоф Занусси: Я, как человек, который находится внутри какого-то процесса, возможно, буду подходить к оценке этого процесса субъективно. Однако есть и объективные факторы, на которых эту оценку можно обосновать. Поляки, по сравнению, с другими европейскими народами, больше смотрят своих фильмов. Конечно, везде смотрят теперь, в первую очередь, голливудские фильмы, а потом уже свои, отечественные. Так вот мы своих картин смотрим немало. Представьте себе, что в 1999 году 65% всех проданных в стране билетов - это были билеты на польские фильмы. Причем это были не какие-нибудь боевики, а серьезные фильмы - экранизация классики. Успехом пользуются интеллигентные комедии Юлиуша Махульского, автора знаменитых "Вабанка" и "Секс миссии", фильмы Ежи Штура - продолжателя традиций великого Кесьлёвского. Появляется много фильмов молодых режиссеров, которые зачастую снимают свои картины на цифровых камерах. Эти фильмы не собирают больших аудиторий, но закладывают фундамент нового польского кино, которое рассказывает о болячках современного общества. Так что я думаю, что польское кино находится, может быть не в настолько хорошем состоянии, как мы бы этого хотели, но и не в плохом. Алексей Дзиковицкий: Как польский кинематограф воспринимает сегодня Европа? Кшыштоф Занусси: Все европейское кино, вся западноевропейская культура стоит сейчас на пороге перемен, находится, возможно, в некотором застое. Это нормальный исторический цикл. 30 лет назад Европа была очень активна, можно было говорить даже об экспансии европейской культуры. Теперь наступил спад. Но, по моему мнению, совсем скоро наступит очередной подъем европейской культуры и мысли, может быть, уже наступает. Польша будет в общем, течении, тем более что у нас теперь много новых шансов - мы в ЕС. Кроме того, улучшение экономической ситуации, которое теперь наблюдается в нашей стране, ведет к тому, что люди становятся более самоуверенными, все больше себе нравятся, а тогда и интереснее, критичнее показывают сами себя, в том числе и в кино. Польские фильмы будут играть свою скрипку во всем этом европейском концерте. Я ездил недавно со своими фильмами в Шотландию и там, в Эдинбурге, Глазго - они собирали полные залы. Там студенты ходят на лекции о польском кино. Так что о нас в Европе помнят и на этой памяти можно что-то новое построить" Алексей Дзиковицкий: Последний вопрос, на который я попросил ответить Кшыштофа Занусси, - почему иностранные режиссеры мало снимают в Польше. Крупные американские киностудии то и дело обращают внимание, к примеру, на Чехию, а в Польше с начала 90-х годов из всемирно известных фильмов были сняты разве что "Список Шиндлера" Стивена Спилберга и почти через 10 лет - "Пианист" Романа Полянского. Почему иностранцы не снимают в Польше? Занусси был краток: "Дело в том, что в Польше не так дешево и нет таких хороших студий, как в Чехии. Кроме того, Чехия расположена значительно западнее Польши, а с обаянием Праги трудно конкурировать не только польским городам". Тем не менее, о своем намерении снимать фильм во Вроцлаве о трагических событиях Олимпиады 1972 года в Мюнхене заявил тот же Стивен Спилберг, а Дэвид Линч намерен построить в Лодзи свою киностудию. Линч говорит, что индустриальные пейзажи Лодзи соответствуют его кинопроектам. Так что, возможно, мы имеем дело с началом заинтересованности Польшей как съемочной площадкой. И напоследок вопрос кинокритику Яцку Шчэрбе. Можно ли сравнивать нынешнее состояние польского кино, процессы, которые в нем происходят, с российским кино? Яцэк Шчэрба: Мы с россиянами не можем сравниться. У них кинематография совершенно других размеров. Российский кинематограф можно сравнивать, например, с кинематографом индийским. Это в определенном смысле замкнутые системы. Они имеют своих звезд, свою довольно многочисленную публику, которая дает возможность заработать, и при этом совершенно не нуждаются в выходе на международный рынок. У нас же фильм можно окупить зачастую лишь после того, как его заметят на Западе, тогда картина идет в широкий прокат и в Польше. Кроме того, нельзя забывать, что в СССР база для производства фильмов была сделана по образу и подобию Голливуда. Ленфильм, Мосфильм это ни что иное, как "Paramount" и "XX Сentury Fox", только государственные. В одном случае была политическая цензура, а в другом - цензура денег. Сергей Юрьенен: В 2000 году в Санкт-Петербурге, в издательстве "Академический проект", серия "Современная западная русистика", вышла книга "Михаил Шолохов и его творчество". Автор - один из корифеев американской славистики, профессор принстонского университета Ермолаев Герман Сергеевич: Итак, по русским местам Европы. Купив дом в итальянском городке Артенья, мой коллега Марио Корти вернулся в Прагу в некотором потрясении: задолго до него в Артеньи побывали донские казаки: Марио Корти: Артенья Конец 90-х. Возвращаясь домой, Адальджиза (Дизюте) Коморетто увидела у своей двери молодого незнакомца. "Вы Адальджиза? Я сын казака Германа". Молодой человек приехал из Швейцарии с женой и детьми навестить по поручению отца фриульскую женщину. Адальжиза вспоминала: Казаки под командованием атамана Тимофея Ивановича Доманова вступили на территорию Фриули в 1944 году. Немцы обещали казакам-коллаборантам создать в этом северо-восточном регионе Италии, граничащем с Австрией и Словенией, казачью республику. В немецких документах регион значился как Kosakenland in Nord Italien. Казаки же это решение воспринимали как временное. Они мечтали о возвращении после войны в свои края, освобожденные от большевиков - Дон, Ставрополе, Кубань, Терек. Коллаборантами казаки себя не считали, но вести борьбу с партизанами согласились. Были, конечно, жестокости - изнасилования, грабежи, выселения. Война. Но, в основном, казаки вели себя, как порядочные люди. Тому есть множество свидетельств, в том числе родственников моей жены из фриульского города Тарченто. Если говорить опять о жестокостях, то надо сказать, что свои, итальянские партизаны, порой вели себя не лучше, а то и беспощаднее, оккупантов. О казаках же в Фриули до сих пор вспоминают добрым словом. Как пишет автор книги "Население крепости и казаки" Николетта Патерно - о казаках в городке-крепости Озоппо: "Трудно найти сегодня людей, которые испытывали бы только обиду и ненависть к казакам - скорее можно слышать всегда слова сострадания, а также понимания того, что именно этот народ, отправленный в Фриули, стал жертвой предательства и несчастий". Казаки сдались союзникам - британским войскам. Предательство свершилось, когда англичане обманом отдали их советской армии. Многие покончили самоубийством. Остальные пропали в советских лагерях. В Артенье казаки появились в дождливое августовское воскресенье. На телегах. "В телегах - амуниция, провизия, казачки, дети, младенцы", старики и старухи. Офицерские семьи - на ландо. 1 сентября в дверь семьи Коморетто постучалась группа офицеров - "Мы не сталинские партизаны, нет ли свободной комнаты?" Тут требуется пояснение. В Фриули в те времена действовали разные партизанские подразделения, включая партизан-коммунистов. Был, например, батальон под названием "Сталин", в который входили итальянские и советские партизаны. В доме Коморетто свободная комната была, и хозяева согласились поселить в ней есаула Сергея Ермолаева с семнадцатилетним сыном Германом. Ермолаевы были из Ростова-на-Дону. Офицеры принесли с собой курицу. После ужина все гости, кроме капитана Ермолаева с сыном, ушли во двор, где легли спать на телегах. Ермолаевы остались в Артенье недолго. В мае 1945 семья получила письмо на сравнительно хорошем итальянском от Германа. Вот выдержки из него: "Дорогая семья Коморетто... Сейчас я в Дзульо, в восьми километрах от Тольмеццо. Едем в Австрию. Я слышал, что англичане уже в Джемоне. Говорят, перемирие - мы партизан не трогаем, они нас не трогают. Везде итальянские флаги. Народ доволен, с фашистами покончено. У нас все еще впереди. Мы должны освободить Россию от большевиков. Мы, русские, никогда не были врагами итальянцев. Не наша вина, что мы воевали с итальянцами в Италии, и не вина итальянцев, что их отправили в Россию воевать с русскими. В вашем доме меня всегда принимали очень хорошо: Сожалею, что казаки причинили вам зло: Вас, итальянских друзей, не забуду никогда. Где бы я ни был, никогда не забуду те вечера, которые мы проводили вместе: Ваши открытки постоянно ношу в кармане. Они напоминают мне ваше дружеское ко мне отношение, добрейшие мои итальянские друзья: Сейчас мы покидаем Италию... В следующей войне (проклятые войны еще будут) я бы хотел видеть ваш народ союзником русского народа: в прошлом наши народы никогда не были врагами. Быть может, Дизюте, ты меня снова будешь учить итальянскому языку: Спасибо, что ты мне всегда помогала. Отец передает привет. Здравья желаю всем вам, буду рад еще раз повидаться. Ваш Герман. 3.V.45, Дзульо". Молодой казак Герман Ермолаев, посещавший начальную школу в станице Цымлянская Ростовской области, а в разгар войны, проведший несколько счастливых месяцев в маленьком фриульском городке Артенья, станет профессором русской литературы Принстонского университета, автором множества работ (в частности о Михаиле Шолохове и Александре Солженицыне). - Herman Ermolaev. Как пишет один из его учеников, "легендарным" профессором. 10 апреля 1998 года в Артенью приходит письмо от Германа... После Италии всех казаков собрали в окрестностях австрийского города Лиенца... В конце мая (1945) английский генерал Александер пригласил казацких офицеров на конференцию. Это был обман: офицеров погрузили в грузовики и отправили в зону, оккупированную российскими войсками... Как видно, никакой конференции не было. Казачьих офицеров взяли под охрану и сообщили о том, что их выдадут советским войскам. Тут же начались самоубийства. Первый офицер повесился на электрическом проводе. Другой перерезал себе горло. Два офицера повесились на спусковых цепочках в уборных. Перед выдачей, священники, поехавшие добровольно на фиктивную конференцию с англичанами, добились разрешения отслужить молебен. "...Генералы и офицеры, насильно выдаваемые англичанами в СССР, стояли на коленях и: молились Богу: Импровизированный хор двух с половиной тысяч казачьих генералов и офицеров, прижавшись вплотную к изгородьям из колючей проволоки пел молитвы "Отче наш" и "Спаси Господи люди твоя". По вечерам в Италии казаки пели хором, и во Фриули вспоминают и песни, и длиннющие православные литургии, которые священники справляли на площадях фриульских городков, и на которых непременно присутствовали казачьие лошади. Казачки в Тарченто еще посещали католическую церковь. Частые похороны. Итальянцы полюбили русские песни, а через песни и Россию. Как не любить Россию? Колонна грузовиков с плененными казачьими офицерами двинулась к месту выдачи. Когда какой-то грузовик остановился на мосту, кто-то попросил помочиться. Получив разрешение, он бросился через перила в реку со стометровой высоты. Его выловили. "Искалеченного и умирающего его передали советским представителям", - пишет английский офицер-очевидец. И продолжает: "Как только казаки вышли из машин навстречу советской охране, один офицер перерезал себе горло бритвой и замертво упал к моим ногам". И пошло. Надо было еще передать около 20 тысяч казаков, включая женщин и детей, оставшихся около австрийского города Лиенца. Многие вешались. На мосту через Драву бросались в воду, бросали туда и своих детей. Здесь не место входить в подробности того, как англичане провели эту операцию. Читайте об этом в книге лорда Бетелла "Последняя тайна". Это было без года полвека назад - 1-го июня 1945 года. Как писал казачий атаман Вячеслав Науменко: 1-е июня "день, который вместе со словом Лиенц, кровавыми буквами вписался в историю казачества". Профессор Герман Ермолаев продолжает: "Я все сделал, чтобы избежать принудительной репатриации в Советский Союз. Два года жил в лагере для беженцев в Зальцбурге. В лагере окончил русскую школу. Два года учился в университете в Граце на отделении славянской филологии. В 1949 уехал в США. Там я получил стипендию в Стэндфордском университете, который окончил в 1951. Затем я учился в аспирантуре в Калифорнийском университете Беркли по специальности славянская филология и русская литература:" Как стало известно сравнительно недавно, отец Германа Сергей Ермолаев был арестован в 1948 году, умер в Дубровлаге в 1952. Герман Ермолаев посетил Артенью 19 августа 2001 года. Адальджиза скончалась в 2003 году. Население Артеньи: 2939 жителей + 5, кто рождается, кто умирает. На главной улице четыре-пять парковок, магазин канцелярских товаров, два ювелира, сапожник, два супермаркета (третий недавно закрылся), мясная лавка, цветочная, два магазина домашних изделий. Аптека, которой могут позавидовать лучшие аптеки больших городов; бюро купли-продажи домов и квартир, 5 парикмахерских женских и мужских. Два "института красоты" - один, с солярием и другими эстетическими процедурами, называется "Тамара", но всегда закрыт. Неужели Тамара разорилась? Другой - с тайским массажем. Что еще? Химчистка, бюро страхования, три банка с банкоматами, табачная лавка с парфюмерией и продажей лотерейных билетов (одна табачная на поперечной улице, ведущей к мэрии, с газетным киоском), погребальная контора, газетный киоск в магазине для одежды; магазин продуктов сельского хозяйства (в основном фрукты и вино); строительная контора. Коммунальная библиотека. Разумеется, магазины для одежды. На шоссе Юлия-Августа - на трассе старой римской дороги, ведшей в Норикум - огромные дискотека и магазин скобяных изделий. Много кафе, и среди них кафе "Гардель", кафе "Центральная", кафе "La Bettola" - что значит "Харчевня". Рестораны - Da Copet и Al Fogolar . Ресторан у речки "Ледра" - так и называется Al Ledra. В Артенье сохранилось несколько средневековых церквей в романском стиле, средневековый замок, который реставрируется. Руины римских времен, три палаты - в смысле palazzi. А еще - память о юном казаке Германе Ермолаеве. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
