Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[10-11-04]
Поверх барьеров - Европейский выпускНовая книга Анны Нива.15 лет со дня падения Берлинской стены. Казачья республика в Италии. Конференция о судьбе восточного еврейства. Мода на старинную музыку. Судьба звезды чешского кино Адины МандловойРедактор и ведущий Иван Толстой Иван Толстой: В Париже вышла в свет книга известной журналистки Анны Нива, автора многих острых репортажей с чеченской войны. Ее новая книга называется "Назавтра после войны: Афганистан и Иран". Слово нашему парижскому корреспонденту Дмитрию Савицкому. Дмитрий Савицкий: В эпоху двух мировых войн прошлого века роль военного корреспондента обычно играл мужчина. Их было много известных и не очень - военкоров из стран свободного мира, меньше из стран восточного блока. Джон Рид, Джордж Оруэлл и Эрнест Хемингуэй - пожалуй, самые знаменитые. Перо, фотоаппарат и кинокамера - были их оружием: слово и имидж. На днях по французскому ТВ проскочила деталь о документальной, в кавычках, репортажной съемке Романа Кармена во Вьетнаме. Рассказывал бывший заключенный. Репортаж был поставлен по всем правилам Мосфильма... Но я отвлекся. Эпоха колониальных войн означала и появление на фронтах - женщин-корреспонденток. Их реже принимали за шпионов, а в странах мусульманских подчас женщины-фотографы были единственными представителями прессы. Они легче смешивались с толпой, и иногда чадра спасала их от обыска или ареста. Мне пришлось недавно рассказывать о Мари-Лор де Деккер, в 20 лет бывшей фотокором во Вьетнаме, в 27 - в Чаде на стороне повстанцев, где ее продержали в заложниках чуть не целый год. Дочь французского слависта Жоржа Нива, Анна Нива, пошла по этой стезе - военного корреспондента... Наши радиослушатели наверняка помнят ту эпоху, когда, не получив в Москве аккредитацию, Анна Нива отправилась в Чечню и была задержана федералами. Анна Нива: У меня не было журналисткой аккредитации, так что мне пришлось вести себя очень осторожно. Меня спасало то, что я женщина, потому что никто не обращает в тех краях, в этой мусульманской стране, внимания на женщин. Ты женщина, значит ты никто. Это звучит, конечно, ужасно, но в тот момент это мне было на руку. Я осмотрелась, увидела, что женщины носят подобие длинных рубах и чадру и оделась так же, решив, что это превратит меня в невидимку. Что и произошло... Дмитрий Савицкий: Французская журналистка Анна Нива у микрофона филадельфийской общественной радиостанции Fresh Air. Пожалуй, самое удачное в репортажах Анны Нива - это ее мастерство отстранения. Её нет, она убирает почти все личные детали и запрещает себе судить кого-либо. Она излагает лишь факты и передает то, что говорят другие. В 99 году, когда она была задержана в Чечне и через Моздок выслана в Москву, Анна Нива работала, как сказал бы Осип Мандельштам, - с голоса. Никаких магнитофонов и фотоаппаратов. Полупустой пластиковый пакет и мобильный телефон, который, впрочем, представлял из себя главную опасность: Анна Нива: Мобильный телефон был единственным предметом техники, от которого я не избавилась. Было довольно сложно придумать, как его спрятать... Конечно же, не в пластиковый пакет - тут уж он точно привлек бы внимание, так что в конце концов я спрятала телефон на животе, это единственное что я могла придумать. И это было ОЧЕНЬ неудобно! Но телефон был моей единственной связью с внешним миром. ... Я помню, когда я впервые я попала под действительно тяжелую бомбежку (я как раз говорила с редактором по телефону) и когда появился первый самолет, мне пришлось прервать разговор, бросить телефон и скрыться! Но я вернулась бегом! Сама идея остаться без телефона была чудовищной... Дмитрий Савицкий: Анна Нива, воспоминания о работе в Чечне. Уже воспоминания, потому что эта невысокая смуглая 35-летняя журналистка, доктор политических наук, только что выпустила в Париже новую книгу, новый рассказ: на этот раз война забросила ее еще дальше - в Афганистан и Ирак... Кавказ был отличной школой для журналистки: и в Афганистане, и в Ираке она использовала уже отработанные методы работы - быть как можно ближе к населению, никаких "дежурных" новостных материалов, а изучение самого главного, самого трудного - КАК живут люди НЕ на войне, а ВО время войны: Анн Нива: Конечно, я отправилась в Афганистан и Ирак из-за ужасных ежедневных событий, происходивших в этих странах после 11 сентября... Но меня НЕ интересовали комментарии к последним казням заложников и похищениям людей. Меня интересовало, КАК живут эти люди вне зависимости от того, с ними я или нет... Я обычно заводила в какой-нибудь семье беседу на тему, скажем, суда над Садамом Хусейном, заявляла эту тему и затем давала им выговориться. Главное - их слушать так, как будто меня там нет, чтобы они про меня забыли ... Я хамелеон, я появляюсь в их домах, растворяюсь в пейзаже и даю им возможность высказать свое мнение. Именно поэтому иногда они меня спрашивают: а где же твой фотоаппарат, где твоя камера? Я говорю, что у меня ничего нет, сначала это их даже пугает. (Я записываю всё исключительно от руки). С утра я встаю очень рано и ложусь рано, ведь это места, где нет электричества. Все остальное время я пишу. Если бы я потеряла записи - я не смогла бы выпустить эту книгу. Дмитрий Савицкий: Книга Анны Нива, только что вышедшая в издательстве "Файяр" в Париже, называется "Назавтра после войны: Афганистан и Ирак", и это несомненно, книга-репортаж, портреты простых женщин и мужчин этих двух стран, неожиданно ставших нашей каждодневностью... Это шестая книга журналистки. Остальные пять это: "Вид из высотки", "Война, которой не было", "Сучья война" (премия Альбера Лондра), "Когда русские СМИ заговорили" и "СМИ в России"... У Анны Нива уникальный опыт. Она заполняет лакуны, из которых состоит наше знание об этих регионах, но в ее роль журналистки неожиданно входит и нечто новое... Анна Нива: Мы все разные, но у нас всегда находится что-нибудь общее. И мы, и они смотрим телевизор. Абсолютно все! Даже в самых отдаленных селениях Афганистана или в суннитском треугольнике в Ираке - все смотрят телевизор. А если в селении нет электричества, телевизор работает на автомобильных батареях... Телевизор это ВСЁ, и в то же время это - очень мало. Однако из-за телевизора у жителей тех краев есть какое-то представление о нас, которое, увы, не совпадает с реальностью. И когда они видят живого западного человека, они вдруг начинают понимать, что нас разлучают предрассудки... И тоже самое происходит и с нами, когда мы с ними сталкиваемся. В этом, наверное и смысл моей работы, моей книги: покончить с предрассудками, которые не позволяют нам друга друга видеть... Поэтому я и сную, как челнок, между нашими двумя мирами; все же я пишу для западного читателя, который в тех краях не бывает. Это мой выбор. Когда же я возвращаюсь из путешествий и выступаю перед читателями во Франции, в провинции, я неизменно сталкиваюсь с растерянностью людей, которые мне задают бесконечные вопросы. Потому что мы НИЧЕГО не знаем о "других"! И происходит это из-за оглушительного шума наших СМИ... Дмитрий Савицкий: Единственное, что можно сказать, рассматривая растущую книжную полку с книгами Анны Нива, - браво! Браво и этой трезвости, и этой храбрости, и этому умению молчать, чтобы были слышны голоса других... Марьяна Арзуманова: 9 ноября 1989 года на развалинах только что разрушенной Берлинской стены группа "Скорпионз" вместе с симфоническим оркестром под управлением Мстислава Ростроповича исполняла знаменитую композицию "Ветер перемен". Но написана песня была годом раньше. В 1988 рок-группа "Скорпионз" дала несколько концертов в Ленинграде - событие почти невероятное для тех лет. Музыканты пели перед не верящими своему счастью советскими поклонниками. Проходит всего несколько месяцев, и "Скорпионз" снова в Советском Союзе. На этот раз они принимают участие в рок-фестивале в Москве на стадионе имени Ленина вместе с Бон Джови, Парком Горького, Оззи Осборном и другими рок-звездами первой величины. Под впечатлением от тех поездок лидер "Скорпионз" Клаус Майне и создал композицию "Ветер перемен", которая мгновенно стала хитом во всем мире, занимала верхние строчки одновременно в 13-ти международных музыкальных чартах и разошлась тиражом в несколько миллионов экземпляров. 15 лет назад в Берлине "Ветер перемен" из просто популярной композиции превратился в символ одного из самых значительных событий 20-го века. "Ветер перемен" превратился в гимн окончания холодной войны. Иван Толстой: 60 лет назад на севере Италии появилось экзотическое административное образование Казачья республика. Стоял ноябрь 1944 года. До конца войны оставалось больше полугода. Мой собеседник - историк Михаил Талалай. Иван Толстой: Михаил, когда вы обратились к казацко-итальянской теме? Михаил Талалай: Началось все с электрического чайника, не с красавца-самовара, обязательного атрибута российской эмиграции, а именно с заурядного советского электрического чайника. Чайник мне показали в одном итальянском доме, пояснив, что это подарок от казаков. Я попросил пояснений. Оказалось, что ровно шестьдесят лет назад этот дом был занят казаками - они уплотнили хозяев и устроили там офицерскую столовую. Впрочем, вели себя они очень учтиво, деликатно. Перезимовав, ушли куда-то, оставив в подарок такой вот чайник. Казаки прибыли в Италию с женами и детьми, на телегах. Итальянцев поразило, что телеги эти были устроены без тормозов, непременных для местных крестьян. Непонятно было, как они передвигались по Апеннинам. Иван Толстой: Палками тормозили? Михаил Талалай: Вот это мне не удалось прояснить. Вероятно, тормозили на спусках как-то вручную. Зато довелось восстановить общие черты этого страннейшего сюжета. Посудите сами, в Италии, ровно 60 лет тому назад, в 1944 году объявилось 40 тысяч казаков, преимущественно терских. Совсем как в песне - "ак на буйный терек выгнали казаки - выгнали 40 тысяч лошадей, и покрылось поле, и покрылся берег сотнями порубленных-пострелянных людей". Пророческая получилась песня.... Но начнем по порядку. Если сказать вкратце, то несчастные казаки стали жертвой двух тоталитарных режимов, сталинского и гитлеровского. ...Десятого ноября 1942 г., будучи в Полтаве, Адольф Гитлер торжественно предоставил казакам право на ограниченную автономию. В самом деле, согласно Альфреду Розенбергу, главному нацистскому идеологу, казаки составляли якобы особую нацию, отличную от славянской, с характеристиками, не слишком далекими от арийской расы. Нацисты пообещали казакам совместно отмстить большевизму, который занимался, как известно, безжалостным разказачиванием, а главное - восстановить их государственность. Тогда же в составе Вермахта была сформирована казачья дивизия, состоявшая из трех кавалерийских полков - Донского, Терского и Кубанского. Дела на восточном фронте пошли плохо, да и вообще похоже Гитлер не вполне доверял казакам и не выслал в итоге их против Красной Армии, как, например, власовцев. В октябре 1943 казачью дивизию направили на югославский фронт, с таким вот напутствием от немцев: "Если военные обстоятельства не позволяют вам устроится на землях ваших предков, мы организуем жизнь казаков, под покровительством фюрера, в Западной Европе и дадим вам все необходимое для достойного существования". Чуть позже стать главою казачьей армии был приглашен из Парижа знаменитый атаман Петр Николаевич Краснов, он же отличный литератор и мемуарист. Широко известна главная книга атамана "От императорского орла к красному знамени". Его казаков стали называть соответственно красновцами. Командование вермахта размышляло что же делать с этой армией, а по сути дела - с вооруженным народом - ведь из Советской России казаки ушли семьями. Иван Толстой: И их отправили в Италию? Михаил Талалай: Совершенно правильно. Там росло партизанское сопротивление, в основном коммунистической закваски, и немецкие стратеги посчитали ловким приемом послать против итальянских партизан русских казаков. Так осенью 1944 года, на севере Италии, во Фриули, была учреждена Казачья область, Kazakenland. Местные жители были вынуждены отдать казакам свои дома, что неизбежно вызывало стычки, хотя пришельцы, как вспоминали мои знакомые, старались вести себя как можно дружелюбнее. Итальянские поселения теперь назывались станицами. Казачий центр, село Алессо, стало Новочеркасском, причем его главную площадь наименовали площадью атамана Платова, а одну из магистральных улиц - Балаклавской, в память о победе казаков над английским отрядом во время Крымской войны. Тем временем на Ялтинской конференции в феврале 1945 г. Сталин добился от союзников согласия на выдачу всех "предателей", о чем казаки в Италии, естественно, не знали. Иван Толстой: А что делал атаман Краснов? Михаил Талалай: Он жил вместе со своей армией. Знаменитому атаману тогда было 76 лет. В местечке Вилла-ди-Верценьис, в гостинице "Savoia", он устроил главную ставку. Писал воззвания к итальянцам, где пытался разъяснить свою принципиальную задачу - борьбу с большевизмом: "Вы сражаетесь против фальшивой коммунистической доктрины <...> теперь и мы, казаки, сражаемся с этой мировою чумой везде, где ее встречаем: в польских лесах, в югославских горах, на солнечной итальянской земле". Но в тот момент Краснову уже стало ясно, что капитуляция Германии неизбежна, и он решил уйти в Австрию, надеясь на почетную сдачу союзникам. В Австрии казаки сдались английскому командованию, которое выдало их советской стороне. Многие во избежание возмездия покончили самоубийством. О кровавом эпилоге в их лагере, в австрийском городке Лиенце, на берегу Дравы, известно достаточно широко, а вот откуда они пришли в Лиенц, об их итальянской эпопее, на русском языке практически ничего нет. Иван Толстой: А на итальянском языке? Михаил Талалай: Есть, и не только специальные исследования, но и два великолепных литературных произведения, двух живых классиков, Клаудио Магриса и Карло Сгорлона. Иван Толстой: Расскажите об этих книгах. Михаил Талалай: Литератор из Триеста Клаудио Магрис написал прекрасную повесть "Illazioni su una sciabola" ("Размышления об одной шашке"). Повесть имеет форму монолога. Пожилой священник дон Гвидо пишет свои воспоминания о пребывании казаков в Италии по просьбе другого священника, комплектующего епархиальный архив. Согласно автору, дон Гвидо осенью 1944 г. выполнял деликатное поручение своего епископа, отправившись в станицу казаков убеждать их быть милостивыми по отношению к несчастному гражданскому населению. В местечке Вилла-ди-Верценьис он встречается с атаманом Красновым. Священник вспоминает обстоятельства "трагической и гротескной оккупации казаками, союзниками немцев, которых немцы заставляли выполнять ничтожные дела, соблазняя их невозможными обещаниями и делая из них своих соучастников и жертв, преследователей других жертв". Герой повести пытается раскрыть загадку гибели Краснова: в мае 1945 г. атаман сдал свою шашку английским офицерам, спустя два года казнен в СССР. Дон Гвидо обрисовывает последние месяцы пребывания Краснова в Италии (при этом Клаудио Магрис, кстати, обильно пользуется текстами, написанными самим Красновым в Париже в 1920-30-х гг.). Старый атаман в книге Магриса приобретает черты героя древнегреческой трагедии: человек высокой культуры и чести, он осознает свой рок, но не пытается от него уклониться и бесстрашно идет навстречу неизбежной смерти. Таковы Размышления о шашке дона Гвидо и писателя Клаудио Магриса. Иван Толстой: А вторая книга? Михаил Талалай: Роман Карло Сгорлона называется "L'armata dei fiumi perduti" ("Армия утраченных рек"). Казацко-итальянская история имеет тут настоящий эпический размах. "Армия утраченных рек" - это армия далеких Дона, Днепра, Терека, сравнимая "с табуном, потерявшим свои пастбища, свои реки и ушедшая вдогонку за миражем других пастбищ, других рек". Писатель представляет казаков глазами итальянских крестьян, увидевших из своих окон "последнюю новинку войны, самую странную из всех". Согласно Сгорлону, казаки, охваченные меланхолией и ностальгией, "ощущали себя покинутыми, одинокими в чужой стране - так же, как альпийские стрелки в России - среди ненавидевшего их населения. Вместе с тем, после долгих скитаний по России и Европе, они пытались себя убедить, что наконец-то прибыли на место, где смогут обосноваться на более долгий срок". Действие романа развивается вокруг Марты, служанки одной богатой дамы-еврейки, отправленной немцами в концлагерь. Марта остается одна в большой вилле, куда вселяется группа казаков: Это пожилой генерал-белогвардеец Гаврила, казак Урван и старая казачка Дунайка с сыном Гиреем и внуком Лукой. Гиреем овладевает безответная страсть к крестьянской девушке Альде, гибнущей затем от его руки. С того момента итальянцы видят в казаках лишь ненавистных оккупантов. Печально заканчивается и любовная история между Урваном и главной героиней Мартой: казак уходит в Австрию, на верную гибель, а Марте партизаны выбривают голову за "коллаборационизм". Роман строится на конфликте между образами "земли обетованной" и "земли утраченной". Эфемерная Kozakenland, Казацкая земля, - это всего лишь краткий этап на пути к неизвестной цели. Казаки, потерявшие собственные корни, выражают свой воинственный и необузданный нрав во время стычек с итальянскими партизанами. Ищет и не находит родину и атаман Краснов, устроивший себе жилье в традиционном казачьем стиле. В итоге казаки гибнут - но, по Сгорлону, не за то, что они предали советское государство, а за то, что предали родные станицы, за то, что утратили родные реки. Иван Толстой: В Европейском университете в Петербурге прошла большая международная конференция "Мировой кризис 1914-1920 годов и судьбы восточно-европейского еврейства". Рассказывает Юлия Кантор. Юлия Кантор: Организаторы конференции самим ее названием органично соотнесли еврейскую тематику с общеевропейской. В Петербург приехали специалисты по истории, исторической антропологии и психологии, этнологии, чьи имена хорошо известны научному сообществу. Джон Клиер из университетского колледжа Лондона, Фрэнк Шустер из Лодзинского университета, Геннадий Костырченко из Института российской истории Российской Академии наук и другие представители многих российских вузов и научно-исследовательских институтов. Тематика докладов, звучавшая на насыщенных сессиях, претендовала на некую всеохватность. "Еврейский вопрос по материалам перлюстрации в годы Первой мировой войны", "Еврейские общественные организации в годы Первой мировой войны", "1919 год и революция в еврейской поэзии", "Сионизм в Сибири - от равноправия к самоопределению". Речь шла, скорее, о сопоставлении картины мира в войне и после нее и еврейского скола этой картины. Россия в этом отношении - характерный и, в то же время, исключительный пример. Потому доклад московского ученого, доктора исторических наук, сотрудника Института истории Российской академии наук Олега Будницкого "Мировой кризис 1914-1920 годов и раскол российского еврейства" не случайно открывал конференцию. С Олегом Будницким мы говорили о специфике этого раскола, о взаимовлиянии русского и еврейского миров. Олег Будницкий: Название конференции - "Судьба восточно-европейского еврейства". Раскол - это в моем докладе. Конечно, был раскол еврейства. Раскол такой же, как и у всей России, но у еврейского раскола были свои специфические черты. Во-первых, не было некоей единой еврейской общины в России. Были евреи, которые жили в черте оседлости, и те, которые сумели интегрироваться в русское общество и жили за пределами черты. Это именно те люди, которые достигли некоего успеха там, где это им было дозволено. Прежде всего, в области экономики и финансов. По словам профессора Бернадского, впоследствии министра финансов Временного правительства Деникина и Врангеля, треть торгового класса России составляли евреи. Евреи были такими агентами модернизации. И вот в работах замечательного петербургского историка Бориса Васильевича Ананьича, в работе "Банкирские дома в России", в частности, показана роль банкирских домов Гинзбургов, Поляковых в том, что принято называть модернизацией России и очень бурном ее развитии по буржуазному пути. Была значительная масса еврейского населения, которая жила в пределах черты и, причем, она тоже не была едина. Украинское еврейство, бессарабское, белорусское. И у каждого был своеобразный уклад. Было еврейство царства Польского, которое находилось в Российской империи. Так, еврейство было многоязычным, хотя основным языком все равно оставался идиш, и по последней переписи 1897 года почти 97% называли своим родным языком идиш, но вторым и третьим у разных евреев были разные. Был русский, белорусский, украинский, польский. Юлия Кантор: О роли евреев в революциях 1917 года разговор ведется до сих пор, причем, на высоком эмоциональном градусе. Олег Будницкий: Существует миф о том, что большинство евреев шло за большевиками. Это абсолютная ерунда. Я вам могу привести такие данные. Евреев-большевиков со стажем до 17 года было меньше 1000 человек. В 20-м году евреев членов партии большевиков было около 17 000. Рост существенный. Но, для сравнения, в конце 17 года в Бунде, который выступал против большевиков, было больше 33 000 человек. А это была партия, которая выступала против большевиков и в официальном органе Бунда, еще в апреле 17 года ленинизм называли болезнью. А ведь были еще и другие партии - "Объединенная еврейская социалистическая партия". А часть евреев участвовала еще и в общероссийских партиях, и среди большевиков, безусловно, имена их все известны, начиная с Льва Давыдовича Бронштейна-Троцкого - звезды российского большевизма и создателя Красной армии. Евреев среди эсеров и меньшевиков огромное количество было. То есть оно было расколото на множество движений и течений. И то, что забыто многими - что евреи поначалу, те евреи, которые стояли за единую Россию, поддерживали белое движение на первых его стадиях. Когда формировалась Добровольческая армия, когда формировалось казачье движение, тогда финансовую поддержку оказали местные евреи. Два примера, потрясающих с моей точки зрения. Это Абрам Альперин, ростовский коммерсант и одновременно лидер местного отделения "Трудовой народно-социалистической партии". Это были народные социалисты не вполне в том понимании социализма, которое у нас укоренилось. Это были такие социал-реформисты. Он собрал среди местных предпринимателей и рабочих 800 000 рублей, огромные по тем временам деньги, и вручил их атаману Каледину, выдвинув лозунг "Лучше спасти Россию с казаками, чем потерять ее с большевиками". Совершенно невероятный пример еврейско-казачьего альянса, недолговечного, но он был. И сам Альперин служил начальником отдела пропаганды в казачьем партизанском отряде генерала Семилетова. И около 40% этого отряда были евреи. В основном, гимназисты, студенты, которые с оружием в руках пошли защищать демократию и республику против большевистских узурпаторов. Несколько офицеров-евреев (об этом пишет Деникин) участвовали в Ледяном походе Добровольческой армии. Ведь евреев уравняла в правах не советская власть, а Временное правительство. И градус патриотизма резко вырос у евреев. В офицерское училище было принято около 2600 евреев в 1917 году. Некоторые из них успели получить офицерские звания и с оружием в руках боролись против большевиков. Юлия Кантор: На конференции был представлен первый том "Архива еврейской истории" - издания, посвященного публикации источников по истории русского и восточноевропейского еврейства. "История евреев в России и СССР не была вещью в себе, - констатирует авторы издания. - Она неразрывно связана с российской и советской историей. И изучать ее возможно, лишь учитывая контекст событий, активными участниками которых были евреи - подданные Российской империи, а затем советские граждане. Большинство из них не отделяло своей судьбы от судьбы страны, в которой им суждено было родиться и жить". Я цитирую предисловие к первому тому "Архива еврейской истории". Одна из тем конференции этого сборника - проблема еврейской самоидентификации. Что же такое евреи? Олег Будницкий: Это вечный вопрос. В конце концов, пришли к соломонову решению. Еврей это тот, кто себя таковым считает. Иван Толстой: Как звучала музыка Моцарта в его время? На каких инструментах ее исполняли? Об этом наш берлинский корреспондент Юрий Векслер беседует с московским пианистом Юрием Любимовым, представлявшим в эти дни в Берлине новое сочинение Арво Пярта. Юрий Векслер: Мой собеседник - замечательный пианист Алексей Любимов был одним из последних учеников Генриха Нейгауза. Он лауреат многих международных конкурсов и известен, как исполнением произведений современных композиторов, так и концертами из произведений Моцарта, Шуберта, Бетховена и Шопена на инструментах, сделанных мастерами современниками этих авторов. Им записано, в частности, на французской фирме "Эрато", полное собрание сонат Моцарта на молоточковом клавире. Когда возникал у музыкантов эта ретротрадиця, этот интерес к инструментам прошлого? Алексей Любимов: Этот вид исполнительства начался довольно робко в 60-е годы, но в 80-е исполнительство на старинных инструментах стало занимать все больше и больше свое место на музыкальном рынке во всех его видах, как в грамзаписях, так и в концертах и фестивалях, и сейчас это исполнительство занимает просто огромное место. Я бы сказал, что особенно такие страны, как Голландия, Бельгия, Франция, Англия, можно сказать, соперничают в представлении, в презентациях подобного рода фестивалей и концертов, посвященных исключительно исполнительству на старых инструментах. Причем, это исполнительство далеко уже перешагнуло, я не говорю барочную эпоху, но шагнуло в эпоху классики, то есть Моцарта и Бетховена и сейчас шествует, завоевывая таких композиторов как Брамс, Шуман, Чайковский, Малер, ранний Вагнер. Чем ближе к нам, тем меньше отличий в этих инструментах, потому что они уже начинали совершенствоваться и в этих усовершенствованиях проглядывались черты современных инструментах. Я думаю, что именно этот контраст с современными инструментами и привлек такое внимание и такую отточенную и очень рафинированную армию исполнителей. Конечно же, в процентном отношении, нельзя сказать, что это так же распространено, как исполнительство на современных инструментах. Но это очень весомая область, и я очень рад, что в этой области я тоже сделал серьезные шаги и завоевал, я думаю, первым из русских музыкантов, международные позиции в конце 80-х - начале 90-х годов, здесь, на западноевропейском музыкальном рынке. Юрий Векслер: Все-таки, сочинение Моцарта, исполненное на инструментах его времени, и сочинение Моцарта, исполненное на современных инструментах, - что-то теряется, когда это исполняется на современных инструментах, или что-то приобретается. Что произошло с инструментарием, и что для слушателя меняется? Алексей Любимов: Во-первых, можно сказать, что клавишные инструменты, фортепьяно, допустим, представляли, в самом начале 18 века, только первые попытки конструкции такого инструмента, который, при всей легкости, свойственной клавесину, обладал бы еще и звуковой чувствительностью. То есть, динамическим многообразием. Что клавесину не свойственно. И вот такое фортепьяно, изобретенное сначала итальянцем Христофорио Флоренци, к концу 18 века усовершенствовалось до инструментов эпохи Моцарта венских мастеров, которых он очень ценил - Штайна и Вальтера - и эти инструменты представляют собой совершенно сбалансированный механизм, точку в развитии фортепьяно. И вот этот звуковой идеал, который существовал в этих инструментах, он существует в сохранившихся оригинальных инструментах, и построенных в наше время в большом количестве копий этих инструментов. Вот этот звуковой идеал полностью соответствует Моцарту и его эстетике, динамическому, артикуляционному балансу, который свойственен его эпохе. В общем, язык этой эпохи полностью выражается на этих инструментах. Не только на фортепьяно, но и на других. И именно это равновесие, эта удивительная гармония между языком и тембром в эпоху Моцарта представляют собой удивительный момент. Иван Толстой: На этой неделе вышло новое издание мемуаров чешской кинозвезды 2040-х годов Адины Мандловой. Книга вышла в канун ее 95-летия и через 13 лет после ее кончины. Адина Мандлова и ее драма в рассказе Нелли Павласковой: Нелли Павласкова: По мнению многих знатоков кино, причем мнению, не изменившемуся и по прошествии пяти десятков лет, Адина Мандлова была самой яркой и крупной кинозвездой Чехословакии всех времен. В 30-е и 40-ые годы она стала кумиром кинозрителей, затмив даже свою сверстницу Лиду Баарову, которая в начале тридцатых годов снималась, главным образом, в Германии и попалась там в любовные сети гитлеровского министра пропаганды Геббельса. Знаменитые актеры и режиссеры, крупные фабриканты и банкиры лежали у ног Адины Мандловой, превозносили ее до небес и, вместе с тем, мстили ей за мужской характер, за невероятную целеустремленность, за острый язык и независимость. Ее жизнь была полна тайн, головокружительных поворотов от славы до падения на дно жизни: по оговору она угодила в тюрьму. В ее жизни было много недоговоренностей, неясностей, которые она, впрочем, объяснила по прошествии многих лет в автобиографической книге "Сегодня я уже смеюсь над этим". Книга вышла в 1977 году в Торонто в чешском эмигрантском издательстве писателя Йозефа Шкворецкого и сразу стала бестселлером на Западе. Книгу тайно ввозили в тогдашнюю Чехословакию и с опаской читали, ибо Мандлова, не щадя себя ни в чем, рассказала и о безбедной жизни чешской кинобогемы во времена нацистской оккупации, и о том, как вину за коллаборационизм с немцами народ свалил на своих поверженных богинь - киноактрис, попавших после войны в тюрьмы, и как многие ведущие режиссеры и деятели искусств, отдав своих актрис на растерзание, немедленно после освобождения вступали в компартию и начинали рьяно строить социализм, коммунизм, возводить новую идеологию и новый тоталитарный режим. В послесловии к первому торонтскому изданию книги Адины Мандловой издатель и писатель Йозеф Шкворецкий написал: "Чему и кому было нам верить, если ты сам не был в те времена с ними, а мемуарная и объективная историческая литература о театральном мире этого самого темного периода нашей новейшей истории чрезвычайно бедна, потому что политическую демократию очень быстро погубил режим, заменивший историческую науку идеологической пропагандой. Где найти правду о людях кино и театра, и в первую очередь, об актрисах, с незапамятных времен служивших традиционной мишенью для злых языков? И поэтому я прочел рукопись Мандловой, как человеческий документ, удивительно много поведавший - может быть, и против воли автора - не только о ней самой, но и о времени, об актерской среде, о характере народа, обо всем этом странном веке, в котором нам суждено было жить". Нелли Павласкова: Адина Мандлова родилась в благополучной состоятельной семье, быстро, однако, обедневшей после смерти отца, высокопоставленного железнодорожного чиновника. Тем не менее, девочка еще успела получить образование во Франции, в лицее, правда, не доучилась и приехала в Прагу с твердым намерением стать актрисой. Но сначала красавице с идеальной высокой фигурой пришлось стать манекенщицей, а отсюда был только шаг к киностудии. Огромную роль в становлении Мандловой, как актрисы, сыграл знаменитый в ту пору чешский актер Национального театра Гуго Гаас. Став ее партнером в жизни и в кино, он ввел Адину в лучшее пражское общество интеллектуалов, благосклонно принявшее молодую звезду, блистающую, кроме красоты, незаурядным умом и остроумием. В тридцатые годы Мандлова снималась ежегодно в одиннадцати фильмах, создав новый для чешского кино образ независимой эмансипированной девушки или фатальной молодой женщины. После оккупации Чехословакии нацистами положение изменилось. Владелец киностудии Баррандов Милош Гавел, дядя будущего президента Чехословакии Вацлава Гавела, продал предприятие, не желая прислуживать там немцам, и оставил себе другую студию - Люцерна, где работали исключительно чешские режиссеры, ставившие чешские комедии. На этой студии снималась Мандлова, как и все остальные чешские артисты. В 1943 году она приняла предложение берлинской студии УФА сняться в главной роли в одной из немецких комедий. Этот проступок сломал всю ее последующую жизнь Из книги Мандловой: В середине съемок на киностудию явился доктор Хипплер, правая рука Геббельса. Он отозвал меня в сторону и сообщил, что по приказанию свыше я обязана изменить фамилию, потому что окончание "ова" звучит слишком по-славянски. Я отказалась, но через неделю он снова явился на студию на сей раз с приглашением в гости к Геббельсу - поужинать на его частной квартире, что была у Бранденбургских ворот. Отказаться было невозможно, и я отправилась к Геббельсу с доктором Хипплером и режиссером Либениром. После всех формальных галантностей Геббельс перешел в наступление: "Чешское кино, - сказал он, - вскоре прекратит свое существование, и поэтому каждому, кто хочет участвовать в европейском кинопроизводстве, я советую уже сейчас включиться в этот процесс. Посмотрите, - говорил Геббельс, - ныне Гамбург уже практически чешский порт, точно так же немецкие и европейские кинотеатры будут вскоре служить славе чешского искусства. Вам надо немедленно изменить имя так, чтобы оно звучало как немецкое или, по крайней мере, как интернациональное. Тогда мы сделаем вас одной из самых ярких звезд мировой кинодержавы, какой станет Германия после войны". Но когда Хипплер и режиссер вышли из гостиной под предлогом осмотра богатейшей Геббельсовой библиотеки, хозяин предложил мне компромисс, чтобы я взяла себе имя моего отца, но без этого ужасного славянского окончания - "ова". Когда я сказала ему, что фамилия моего отца Мандль, он очень смутился: "Это не подходит. Мандль - это еврейская фамилия, но ваш отец евреем не был". Я подтвердила, что не был и что мое арийское происхождение заверяют метрики до седьмого колена, но, тем не менее, мне отец говорил, что в давнем прошлом был у нас какой-то еврейский предок. Я думала, что Геббельса хватит удар. Он заверещал, что, мол, за такие шуточки меня могут отдать под суд, потом понизил голос и попросил меня никогда в жизни не упоминать так легкомысленно о возможности существования еврейских предков. И никому не говорить, что я так шутила именно с ним. Мне показалось, что могущественный министр пропаганды трясется от страха. На этом мы и расстались, но еще не прощанье выпили бутылку шампанского из лучших французских винных погребов и съели целую банку русской игры "Малосоль", которую Геббельс вытащил из холодильника. А на следующий день на киностудии меня окончательно и бесповоротно без моего ведома переименовали на Лиль Адин. Вроде бы доктор Геббельс самолично придумал мне такое имя. Нелли Пвласкова: Вернувшись из Германии, Адина Мандлова резко изменила образ жизни. Теперь ее окружали не текстильные и табачные короли и не кинопродюсеры, а актеры и художники из "пролетариев", довоенные коммунисты и социал-демократы. Адина рвалась помочь антифашистскому подполью, но ей не верили и к секретам не допускали. Она вышла замуж за молодого художника - коммуниста, но жила с ним недолго - муж на почве ревности покончил жизнь самоубийством. Другое увлечение - театральный актер, коммунист Шмераль, с которым она прожила последние годы войны и через которого помогала семьям заключенных, сбежал от своей возлюбленной сразу же в первые дни после освобождения. Мандлова была арестована и просидела в тюрьме больше года, дело до суда не дошло за отсутствием состава преступления. Она была исключена из всех творческих организаций, и никто из ее друзей, коллег и любовников за нее не заступился. Единственным защитником стала брошенная ради Адины жена актера Шмераля, балерина. На собрании артистов она кричала на своих коллег, обвиняя их в том, что все они пользовались щедростью и помощью Мандловой, все преклонялись перед ней, а теперь отвернулись, бросив на произвол судьбы. Помощь пришла от незнакомого человека. Молодой чешский летчик, герой войны, сражавшийся в британских ВВС, предложил ей фиктивный брак, вытащил ее из тюрьмы и увез в Англию. Там она время от времени играла в театре маленькие роли иностранок, позже русских аристократок в телефильмах и в начале пятидесятых заключила счастливый брак с английским театральным художником по костюмам, гомосексуалистом Беном Пирсоном. В свадебное путешествие в Италию молодожены отправились не одни, а с другом Пирсона, который, впрочем, совсем не мешал их счастью. Брак Мандловой и Пирсона был долгим и удачным, хотя со временем каждый из них вернулся к своим привязанностям. В начале шестидесятых годов Адина Мандлова поехала в Европу, в Мюнхен, повидаться со старыми друзьями, ставшими эмигрантами. В первую очередь с Милошем Гавелом и с Лидой Бааровой, специально ради Адины приехавшей в Мюнхен из Зальцбурга. Отрывок из книги Мандловой: Я всегда любила Лиду. Несмотря на то, что мы были большими конкурентками, мы никогда не интриговали друг против друга, что в шоу-бизнесе редчайшее явление. Мы, правда, любили друг над другом подшучивать. Однажды Лида заявила, что если бы я захотела созвать съезд своих бывших любовников, то они не вошли бы в большой концертный зал дворца Люцерна. Я не осталась в долгу и заявила: "А в твоем случае, Лидочка, тебе пришлось бы арендовать стадион на Страгове под физкультурным девизом "Каждый чех хоть раз на стадионе". Я помню, как однажды до войны, в 37 году, я везла Лиду Баарову из киностудии в машине, и Лида вдруг попросила меня остановиться, потому что хочет мне что-то сказать. И сказала: "Адина, я влюбилась". Я не восприняла это заявление трагически, так как с Лидой такое уже случалось, но когда я услышала, что сей счастливчик - Геббельс, я принялась уговаривать ее немедленно выбросить его из головы. О нацизме я тогда еще почти ничего не знала, но интуитивно почувствовала, что Лиде это навредит. Но она вздохнула и заявила, что все понимает, но ничего не может с собой поделать. Позже, когда я с этим самым дьявольским доктором сама познакомилась, я убедилась, что он был великий дамский угодник, хоть и мал росточком. Однажды, в Берлине, при демонстрации фильма в его частном просмотровом зале, он стал хватать меня за колено под столом, а когда я его резко оттолкнула и сказала: "Я не хочу быть второй Лидой", он посмотрел на меня так злобно, что я подумала, что вот сейчас немедленно он прикажет отвезти меня в тюрьму. Но в Лиду, видимо, он был без памяти влюблен. Когда об их связи узнала его жена и пожаловалась фюреру, Геббельс написал Гитлеру письмо с просьбой освободить его от всех партийных и государственных постов и разрешить ему развод, чтобы он смог уехать с Лидой в качестве культурного атташе куда-нибудь в Азию. Но вместо разрешения Гитлер напустил на Лиду гестапо, которое отобрало у нее все фотографии и документы, компрометирующие заблудшего доктора, в том числе и фотографию с надписью самого Гитлера. Лиду выгнали из киностудии, и она еле ноги унесла из Германии. Это все произошло до войны, потом Лида уже никогда его не видела. За несколько дней до своего конца Геббельс жег личные документы и нашел, по свидетельству его секретаря, большую фотографию Лиды. Он всмотрелся в нее и со вздохом сказал: "Это была очень красивая женщина". Потом бросил фото в огонь. Нелли Пвласкова: В семидесятые годы Адина Мандлова и Бен Пирсон переехали, как рантье, на Мальту, где Адина и написала свои мемуары. Почему же книга называется "Теперь я уже смеюсь над этим"? Над чем смеется легендарная актриса? Книга заканчивается следующими словами: Отрывок из книги Мандловой: Англия и Чехословакия теперь от меня далеко, так далеко, что кажутся нереальными. Иногда все то, что я пережила на этих своих двух родинах, мне кажется дурным и злым сном, от которого я очнулась хотя и поздно, но еще вовремя, чтобы понять, что все то, к чему я когда-то стремилась дотянуться, не имело истинной ценности. Но без печального опыта, без страданий и разочарований, без школы жизни, укрепившей мой характер и никогда до конца не сломившей его, я не научилась бы самому важному в жизни - уметь состариться без обиды и достигнуть мира в душе, которая долго блуждала, прежде чем найти единственную ценность, ради которой стоит жить, - тишину и покой, покорное принятие всего хорошего и плохого, как неизбежной составной части человеческого существования. Я смотрю теперь на свое прошлое без терзаний и отчаяния и не чувствую ненависти к тем, кто хотел осложнить мне жизнь. Я не завидую никому и ничему: ни высокому общественному положению других людей, ни их деньгам, ни физической и духовной красоте, ни их славе. Все, что я раньше считала необыкновенно важным, стало вдруг незначительным, далеким и почти чужим. Сегодня я уже смеюсь над этим. Нелли Павласкова: После смерти мужа Бена Пирсона Адина Мандлова вернулась в 91-ом году на родину в Чехословакию. Она прожила здесь около года и умерла от тяжелой болезни. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
