Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[23-03-05]
Поверх барьеров - Европейский выпускКинофестиваль Фебиофест. Споры вокруг черепа Моцарта. Русская литература в переводах на французский. Немецкий певец Томас Квастофф. Портрет русского европейца: СолженицынРедактор и ведущий Иван Толстой Иван Толстой: Начнем с кинофестиваля Фебиофест, который в 12-й раз открывается в Чехии. В нынешнем году он стал самым крупным неконкурсным аудиовизуальным смотром во всей Европе. 400 фильмов из всех континентов, 63 сеанса ежедневно на протяжении девяти дней в Праге. Затем в других городах Чехии и в Словакии. Рассказывает Нелли Павласкова. Нелли Павласкова: Все эти двенадцать лет Фебиофест разрастался вширь невиданными темпами. Теперь только в Праге он займет все 13 залов нового мультиплекса, причем цена билетов в два раза меньше обычной. Залы мультиплекса разделены на фестивале по географическому признаку - в каждом из них будет представлен свой континент или регион. Например, "Зал европейского кино", кино Азии, Африки, Восточноевропейское кино, Балканское, Южное (под этим названием подразумеваются фильмы иракских кинематографистов - эмигрантов и режиссеров, живших при Саддаме Хуссейне). Есть и тематическое деление этой небывалой массы кинолент: "Новинки мировой кинематографии", "Малые ретроспективные, показы фильмов знаменитых режиссеров". По традиции будет работать секция "Кино с гомосексуальной тематикой". Секция "Фильмы для детей и юношества" - новинка. В ней представлены детские фильмы из Филиппин, Израиля, Японии, Южно-африканской республики, Скандинавии, и, кроме того, среди детей будет проведен конкурс-анкета "Детский кумир года". Фильмы этой секции демонстрируются в первой половине дня, это значит, что устроители фестиваля рассчитывают на организованные кинопоходы школ, и еще это ясно означает, что Фебиофест бросил вызов монопольному в Чехии Международному кинофестивалю фильмов для детей и юношества, проводимому уже более шестидесяти лет в городе Злин. Кроме того, в одном из кинотеатров состоится ретроспективный просмотр под названием "Вторая мировая война в документальной кинохронике". Фестиваль начнется демонстрацией нового фильма Иштвана Сабо "Божественная Джулия" в присутствии самого режиссера и закончится приездом Карлоса Сауры, которому будет вручен приз "Кристиан" - за вклад в кинематографию. Все это гигантское мероприятие проводит частная киностудия Фебио, принадлежащая одному владельцу - режиссеру и продюсеру Феро Феничу, проводит ее на собственные средства и с помощью Чешского торгового банка. Мэрия Праги отпустила фестивалю небольшие средства, а государство не пожертвовало ни кроны. Я спросила Феро Фенича, что его ежегодно толкает на проведение такого "парада планеты" в Праге и в других городах Чехии и Словакии. Феро Фенич: Концепция нашего Фебиофеста, который мы назвали "Фестивалем народов", такова, что я никому не отдаю предпочтения и никого не дискриминирую. Одинаковые возможности получают все фильмы, откуда бы они к нам ни были присланы: из высокоразвитых стран, или из так называемого "третьего мира". К проведению этого фестиваля меня стимулирует желание поставить все участвующие в нем фильмы на одну стартовую черту, как это делается на Олимпийских играх. Я знаю много мировых кинофестивалей, на некоторых из них я побывал. И на них мне всегда была неприятна атмосфера элитарности, в той или иной степени присутствующая всюду. Я имею в виду не состав гостей, а подборку фильмов. Если на этих кинофестивалях и появлялись фильмы из нетрадиционных для кинематографии регионов, то это были всегда какие-то модные волны: то модное иранское кино, то модное мексиканское. Но ни один фестиваль никогда не попытался продемонстрировать состояние кинематографии в мировом масштабе, показать, на каком экономическом и социально-общественном уровне возникает кино. Наш фестиваль взял на себя эту задачу, это единственный в Европе крупнейший неэлитарный смотр того, что возникает в мире. К нам приезжают и голливудские звезды, и кинематографисты из стран, где мы даже не подозревали, что и там возникают фильмы. Нелли Павласкова: Значит, вы ставите перед собой и образовательно-просветительные цели - расширить горизонт чешских кинозрителей; это как бы ваш подарок Праге, где будут показаны все фильмы без исключения? Феро Фенич: Да, я называю еще этот фестиваль "Кругосветным путешествием для пражан". Вот уже десять лет подряд я открываю им мир в телесериале нашей студии "Мания путешествий". Этот сериал покупало у меня сначала государственное телевидение, теперь частное ТВ "Нова". Он очень популярен в Чехии, рейтинг его высок. На том же самом принципе построен и Фебиофест: я открываю пражанам мир через окошко игрового кино. Если мы будем больше знать друг о друге, о наших культурах и образе мысли других народов, то будем менее агрессивны и грубы, найдем в себе больше терпимости для понимания других культур, иных религий, других политических систем. Ведь кино - это в большинстве случаев показ человеческих судеб, благодаря чему можно лучше понять людей, живущих от нас на расстоянии десятков тысяч километров. Пусть эти люди выглядят по-иному, чем мы, иначе одеваются, иначе ведут себя, но сердце-то у нас у всех одинаковое. Нелли Павласкова: Вы хотели в этом году превратить Фебиофест в конкурсный фестиваль. Тогда неизбежно вам пришлось бы сузить его. Какие фильмы стали бы конкурсными? Феро Фенич: Да, мы хотели, чтобы этот фестиваль стал конкурсным. Это был бы конкурс малобюджетных фильмов, то есть фильмов, возникающих вне крупных продюсерских центров и студий. Конечно, критерий "малобюджетный" - весьма относительный, потому что малобюджетный в США может быть высокобюджетным в Уганде. Для конкурса мы уже отобрали 16 фильмов, между прочим, среди них был и российский фильм "Четыре" режиссера Ильи Хржановского, победивший на фестивале в Роттердаме месяц назад. Но когда мы включали его в конкурс, мы этого не знали. В конце концов, мы должны были отказаться от идеи конкурса из-за нехватки средств для содержания жюри и для денежных призов победителям. А мы хотели стимулировать победителей и помочь им в создании новых фильмов. Но не получилось. Конечно, в связи с конкурсом весь фестиваль неизбежно сузился бы, поэтому мы решили остаться верными идее широкого и разнообразного спектра фильмов и отказались от конкурса. Нелли Павласкова: Ежегодно на вашем фестивале бывают представлены российские фильмы. Не совсем, правда, новые и первосортные, но и за это спасибо. Ведь русского кино нет в прокате Чехии. Но каждый год представлена продукция дома Михалковых. В этом году - ретроспектива Андрея Михалкова-Кончаловского, который назван в ваших проспектах классиком российской кинематографии. Феро Фенич: В этом году мы впервые создали секцию "Кинозал выдающихся личностей". Каждый день там будут встречаться со зрителями приглашенные нами на их ретроспективы режиссеры. В эту секцию приглашен Андрей Михалков-Кончаловский, там будут показаны его ранние фильмы, снятые по произведениям русской классики. Такие беседы знаменитостей со зрителями бывают только на нашем фестивале. Еще должен приехать Илья Хржановский, и уже в третий раз приедет Карен Шахназаров, на этот раз со своим последним фильмом "Всадник по имени Смерть". Из российских фильмов покажем "Бедный, бедный Павел" режиссера Виталия Леникова, "Папу" Машкова, "Отца и сына" Сокурова, "Игру мотыльков" Андрея Прошкина и еще "Коктебель" Хлебникова и Попогребского. В этом году мы запланировали большой смотр казахских и грузинских фильмов, поставленных в девяностые годы. Но с казахскими фильмами возникла проблема. В последний момент какая-то инстанция в Казахстане приняла решение не посылать на фестиваль отобранную нами коллекцию. Сейчас ведем переговоры, чтобы получить хоть что-нибудь. Будут показаны грузинские фильмы, все они были сняты в копродукции с каким-нибудь другим государством, так как экономическое положение Грузии было плачевным. В этой коллекции есть фильмы как известных, так и мало известных у нас режиссеров. Иван Толстой: Споры вокруг черепа Моцарта. Я передаю микрофон историку Юлии Кантор. Юлия Кантор: 27 января 2006 года исполнится 250 лет со дня рождения Моцарта. К юбилею великого австрийца его земляки начали готовиться ещё в прошлом, 2004 году. Различные комиссии, общества и комитеты вовсю занялись раскручиванием различных проектов, так или иначе связанных с предстоящим событием. Причем в эти мероприятия включились не только музыканты или другие представители культурных сфер, но и, например, люди с точки зрения их профессии весьма далёкие от возвышенного искусства, а именно криминалисты. Конкретно в этом случае речь идёт о новой попытке окончательной идентификации черепа Моцарта, который имеет длинную и достаточно колоритную историю. Если череп идентифицируют, значит это кому-нибудь нужно. Кому? Уже более ста лет человечество, или, по крайней мере, некоторая часть его мучается сомнениями, чей череп? Моцарту или какому-нибудь заурядному венцу, почившему примерно в одно с ним время и захороненному в том же месте, что и музыкальный гений. Этим займутся в оставшееся до празднований время специалисты-криминалисты. Крупный австрийский медик-криминалист Кристиан Райтер вознамерился, очевидно, умножить свою славу, с помощью Моцарта - в его криминалистической коллекции столь знаменитого черепа еще не было. И повод подвернулся удачный - день рождения. Череп Моцарта, хранится в Зальцбурге, городе, где он родился в 1756 году. Пресса откликнулась с энтузиазмом: в спокойной, суперблагополучной Австрии происходит мало событий, способных заинтересовать или взволновать все слои населения - и журналистские перья просто ржавеют от скуки. А тут - национальный гений. Немного истории. У ее истоков стоит венский могильщик Йозеф Ротмайер, который якобы точно запомнил то место, где 6 декабря 1791 года на кладбище св. Маркуса был похоронен Моцарт. В 1783 и 1784 годах, кайзер Йозеф II, упразднил своими декретами все центрально расположенные кладбища Вены и запретил любые захоронения в склепах и отдельных могилах, как это было принято в предыдущие времена, а особенно в расцвет барокко, изобилующего, по его мнению, неразумными излишествами. Старые кладбища в центральных кварталах, расположенные около церквей, монастырей и госпиталей, были уничтожены и образованы новые, находящиеся за чертой городского вала. На этих новых кладбищах умерших и хоронили по-новому: как можно плотнее, без индивидуальных знаков отличия: попросту закапывали в общих могилах по несколько человек. Новый закон коснулся венцев почти всех сословий. Так был похоронен и Моцарт. Кладбище св. Маркуса до наших дней сохранилось в том виде, каким было в конце XVIII - начале XIX века. Это единственное кладбище в Европе, носящее характер той эпохи - бидермайера. А на совсем другом, Центральном кладбище Вены, где покоятся и другие выдающиеся музыканты Вены, находится ныне и символическая могила Моцарта, украшенная изящным памятником работы скульптора Ганса Гассера. Но останков самого композитора в ней нет. Итак, Моцарт согласно действующему закону (тут даже трудно сказать: обычаю) был захоронен в стандартной вертикальной могиле, рассчитанной на четыре гроба. Когда, опять же согласно предписанию, через 10 лет эту могилу нужно было освобождать для следующего захоронения, упомянутый выше могильщик Йозеф Ротмайер забрал себе из неё череп Моцарта, точно помня, где он лежал. Затем он передал этот череп своему преемнику, могильщику Йозефу Радшопфу - в те времена среди могильщиков был распространён обычай сохранять черепа известных горожан и не только из чисто идеалистических побуждений, но и, попросту говоря, позже продавать их при случае. Так, известно, что и голова Йозефа Гайдна по прошествии некоторого времени после захоронения была отделена от тела, а также и за череп Бетховена предлагалась тысяча гульденов. В 1842 году могильщик Радшопф передал предполагаемую "голову Моцарта" гравёру Якобу Хыртлю, который завещал её затем своему брату. Этим братом был знаменитый анатом профессор Йозеф Хыртль. В завещании Хыртля было указано, что голова гения должна быть передана его родному городу Зальцбургу, куда эта реликвия и была отправлена в 1901 году. Она была выставлена на бархатной подушечке в витрине за стеклом как экспонат для туристов на третьем этаже музея, расположенного в доме, где родился Моцарт. Там её можно было и увидеть в течение почти 40 лет. Но всё чаще звучала закономерная критика: многие находили неуважительным по отношению к праху великого человека подобную демонстрацию его останков. В результате в 1940 году этот объект был перенесён в библиотеку зальцбургского Моцартеума, где и находится до сих пор и доступен только исследователям. Австрийцы, превратившие имя Моцарта в национальный туристический символ, поместившие портреты Моцарта на конфеты, одеколон и чай, как будто стараются поверить гармонию алгеброй, что, как известно, дело безнадежное. Но прибыльное. Исследователи Ханс Банкль и Иоганн Сцильвасси обобщили все аргументы "за" и "против", касающиеся этой истории, в книге "Реликвии Моцарта", вышедшей в 1992 году. Резюме гласит: реконструкция мягких тканей лица, проведенная еще несколько десятилетий назад на основании черепных костей и сравнение ее с известными подлинными изображениями, дает основания считать черепа подлинным. Но венскому доктору Райтеру этого мало. Кристиан Райтер займется исследованием ДНК, которое и решено было провести в оставшееся до юбилейных торжеств время. Для осуществления этих планов уже вскрыта могила на кладбище св. Себастьяна, расположенном в центре Зальцбурга, с покоящимися в ней членами семьи Моцарта. Здесь покоится прах отца композитора - Леопольда Моцарта, племянницы, жены Констанции и её второго мужа. Разрешить же давнюю загадку о черепе могут помочь при этом только представительницы женского пола, находящиеся в непосредственном родстве с композитором. Именно их останки и предстоит идентифицировать и подвергнуть тщательному анализу учёным-специалистам в области судебной медицины. Восстать против кощунства попробовали представители церкви и криминалисты Зальцбурга. Эдит Туш-Бауер, главный медицинский эксперт Зальцбурга убеждена: никаких исследований не нужно, они являются не обоснованной попыткой тревожить прах усопших. Но столь тонкая материя, разумеется, не заметна для искателей сермяжной правды. Когда речь заходит о большой популярности и больших деньгах, о морали удобнее забыть. В патологоанатомическом, а если откровеннее, то в патологическом интересе нынешних эксгуматоров, читается и явное желание подтвердить, что Моцарт был обычным человеком, и ДНК у него такая же, как у всех остальных. А гениальность - субстанция, химическому анализу не поддающаяся, и музыка на молекулы не расчленяется. А потому она гробокопателей не интересует. Может, только лишь как сопровождение к документальному фильму, который они собираются снять и показать по телевидению в дни юбилейных торжеств. Пошленькая конъюнктурная суета, погоня за большими деньгами и море неудовлетворенного, завистливого профессионального тщеславия окружающих: Со всем этим великому Моцарту приходилось сталкиваться при жизни. И вот теперь - снова. Но Моцарт - гений. Моцарту - все равно. Иван Толстой: В Париже проходит международный книжный салон, на котором Россия в этом году - главный гость. Подобное мероприятие - профессиональная удача для французских переводчиков русской литературы. Наш корреспондент Дмитрий Савицкий в преддверие салона беседовал с графиком, переводчицей и одной из основательниц известного парижского журнала LR - "Русская литература" - Кристиной Зейтунян. Прибыльное ли занятие такой журнал? Кристина Зейтунян: Деньгами тут никогда и не пахло. Дело в том, что тогда началась гласность, и издатели заинтересовались русской литературой, еще советской, в то время. Мы решили основать этот журнал. Мы - это группа славистов, переводчиков, студентов, преподавателей русского языка. Первоначально журнал был рассчитан на издателей. Он рассылался исключительно издателям. Мы печатали в нем отрывки из романов и надеялись, что издатели на что-то клюнут. И, на самом деле, мы очень многие книги пробили через этот журнал. Дмитрий Савицкий: А кто, конкретно, стоял у истоков создания этого журнала? Кристина Зейтунян: У истоков журнала стояла Ирина Сокологорская, она тогда была моим профессором в Эколь Нормаль. Когда рухнул Советский Союз, открылись свободные агентства, ВАПП начал медленно угасать, журнал какое-то время не выходил. А потом мы изменили формат журнала, он стал двуязычным и он стал журналом для публики. Дмитрий Савицкий: А кто еще входит в редколлегию? Кристина Зейтунян: Наш ответственный секретарь Ришар Руа, многие довольно известные слависты, как Элен Миля, которая преподает в Сорбонне, Сабин Монтань, Элен Анри, известный специалист по поэзии, Марианн Гур: Дмитрий Савицкий: Если говорить об авторах, каких бы вы могли назвать наиболее примечательных авторов, которых вы переводили, напечатали и представили на двух языках? Кристина Зейтунян: Авторов у нас несколько сотен. Дело в том, что концепция журнала в том, что мы одного и того же автора иногда печатаем по два-три раза, но редко. Мы стараемся разнообразить состав. Среди последних публикаций мы печатали и Маканина, и Пелевина, и Анатолия Кима. Очень трудно всех перечислить. 32-й номер был посвящен 300-летию Санкт-Петербурга. В этом номере Валерий Попов, Михаил Чулаки, Виктор Голявкин, Маруся Климова, Валерий Роншин, Владимир Шинкарев, Александр Кушнер, Елена Шварц, Сергей Стратановский и Алексей Пурин. Вот такой состав. Это только один номер. Дмитрий Савицкий: Кого вы переводили, и кто выходил книжками? Кристина Зейтунян: На графику не проживешь, это я вам прямо скажу. Я перевела около 50-ти книг. Это мой хлеб насущный. Я перевожу главным образом прозу, потому что за это больше платят. Хотя я перевожу ее с удовольствием. Самые последние мои переводы это Владимир Маканин, Ольга Славникова, Алексей Слаповский, Дмитрий Пригов. Я многих переводила. Битова. Что касается переводов поэзии, помимо Пригова, я еще недавно перевела сборник Татьяны Щербины, и перевела две антологии современной русской поэзии для салона. К салону выходит официальная антология прозы, которую издает издательство "Фаяр". Я там перевела только один рассказ Михаила Шишкина, и выходит также антология поэзии, которую выпустило издательство "Ла Дифферанс". Там 25 авторов, из которых я перевела 16. Начиная от Евтушенко, Вознесенского и Ахмадулиной, и кончая Ингой Кузнецовой, которая самая молодая в этом сборнике. Я также перевела целиком другую антологию поэзии, которая выходит в Канаде в издательстве "Экри де форж". Там молодое поколение поэтов - 33 автора. Дмитрий Савицкий: В русской поэзии на вас кто-нибудь повилял, у вас есть свои большие пристрастия? Кристина Зейтунян: Это несколько банально - я очень люблю Мандельштама. Из современных мне очень многое нравится, и очень нравится Иван Жданов. Это самый первый автор, которого я перевела. В начале 86 года я выпустила маленький его сборник на французском. До этого я переводила для журнала Юнну Мориц и Арсения Тарковского. Дмитрий Савицкий: А французы покупают книжки стихов? Кристина Зейтунян: Покупают, как ни странно. Во Франции поэзия находится в забитом состоянии, она полностью отсутствует и на радио, и на телевидении, и в газетах, и в журналах. Ее как бы нет. Иногда французы называют поэзией некоторые явления, которые поэзией не являются. Скажем, та же поп музыка. Вы бываете на рынке поэзии в июне? Представляете сколько там поэтов и издателей, значит, поэзия все-таки, жива. Дмитрий Савицкий: Подпольно. Вы согласны с тем, что сказала Ахматова: что французская живопись убила французскую поэзию? Кристина Зейтунян: По-моему, французское картезианство убило и поэзию и живопись. Дмитрий Савицкий: Что у вас в планах? Кого бы вы хотели издать или перевести? Кристина Зейтунян: Только что сдала перевод Довлатова "Компромисс", подписала контракт на перевод "Ночного дозора" Сергея Лукьяненко. Но это несколько другой жанр. Но я фантастику очень люблю, поэтому переводить его буду с удовольствием. Дмитрий Савицкий: А для вашего журнала? Кристина Зейтунян: Для журнала я перевожу только поэзию и то не в каждый номер. Но в номере, приуроченном к салону, выйдут мои переводы. Из прозаиков там будет Людмила Петрушевская. Но не я ее буду переводить. Но я считаю, что это большая удача, что она согласилась напечататься в нашем журнале. Иван Толстой: 45-летний бас-баритон Томас Квастхофф - инвалид от рождения, Ганноверская консерватория не приняла его, так как он не мог играть на рояле. Но присущие ему юмор, самоирония и музыкальный талант заставили музыкальный мир принять его. О себе он говорит так: "Рост 1 метр, 34 сантиметра, короткие руки, семь пальцев - четыре на правой и три на левой руке, относительно красивая голова, карие глаза, ярко выраженные губы. Профессия - певец". Томас Квастхофф - профессор по классу вокала. Его любят дирижеры с мировым именем: Клаудио Аббадо, Саймон Рэттл, Рикардо Мути. Записи Квастхоффа удостоены многочисленых премий. 22 марта в большом зале Берлинской Филармонии он открыл ежегодный фестиваль Штаатсоперы, исполняя в сопровождении Даниэла Баренбойма цикл Шуберта "Зимний путь". Рассказ Юрия Векслера. Юрий Векслер: Франц Шуберт, песню которого "Ты мой покой" в исполнении Томаса Квастхоффа вы сейчас слышите, является одним из любимых композиторов певца, что в полной мере продемонстрировал и вчерашний концерт в Берлинской Филармонии. Томас Квастхофф не под аккомпанемент, а можно сказать, в дуэте Даниэлом Баренбоймом спел цикл Шуберта "Зимний путь". Концерт, безусловно, стал большим музыкальным событием. По окончании его я пробрался за кулисы, где надеялся взять короткое интервью у певца и наблюдал сцену, которая говорит о многом. Квастхофф был расстроен, раздосадован и даже отмахнулся от принесенных листочков для автографов. Дело в том, что этот единственный концерт записывался, как радио, так и телевидением, а в зале, как это часто бывает, публика откашливалась между песнями, и многие откашливались впрок. Когда это происходит между частями симфонии, это выглядит вполне естественным, но песни Шуберта короткие, и откашливание, практически после каждой песни, в конце концов, стало действовать на нервы Квастхоффу и, как он говорил после концерта, повлияло на его концентрацию. "Этого не случилось бы, - говорил он за кулисами, - если бы публику предупредили о том, что идет запись". Но на соображения одного из телевизионных режиссеров, что певец имел возможность обратиться к публике со сцены, Квастхофф сказал, что это не его дело. И он был прав. Если бы он сам обратился к залу, то нарушил бы один важный неписаный закон, по которому во время концерта он находится в некоем своем пространстве, в контакте с сочинением и прервать этот контакт, с художественной точки зрения, он не мог. Он пытался победить публику, ее излишнюю, по его мнению, несерьезность, своим пением. И не был, в конечном итоге, доволен результатом. Ни о каком интервью, к сожалению, не могло быть и речи не только из-за настроения певца, но и потому, что сразу после концерта проводилась дозапись, в том числе, и подпорченных публикой номеров. В этом эпизоде - требовательность к себе, требовательность к результату, требовательность взыскательного художника. Томас Квастхофф, наверное, самый известный в мире из десятков тысяч жертв препарата "Талидамид" или "Кантерган", который был в 60-е годы рекомендован беременным женщинам и стал причиной рождения детей без рук или без ног. У Томаса почти нет рук, они очень и очень короткие, и, как вы уже слышали, суммарно, с семью пальцами. Но он сумел их развить, и до такой степени, что глазам своим не веришь, когда видишь, как Томас играет на фортепьяно, аккомпанируя самому себе для поднятия настроения. Артистизм Томаса Квастхоффа, по мнению его старшего брата Михаэля, врожденный. Михаэль Квастхофф: Я помню, он с четырех лет показывал, пародировал всех, кого видел, и пытался устраивать это как настоящие концерты - с кассой и входными билетами. И дальше развлекал публику. В 4 года он уже был артистом. Юрий Векслер: Инвалидность не смогла стать помехой для врожденного артистизма Томаса, который пробовал себя сначала как кабаретист, но стал классическим певцом, а недавно блестяще проявился и как джазовый певец. В прошлом году он выступил на сцене венской оперы в новой постановке "Парсифаля" Вагнера, спев одну из главных партий - короля Граада. Но, все же, главным остается для Томаса Квастхоффа камерное пение, в котором он сегодня, безусловно, король. В концертах он исполняет и оперные арии. Я уже говорил, что Томас Квастхофф стал королем своего жанра, и этот путь от молодого артиста до мастера он прошел за сравнительно короткий срок. В 1988 году Томас Квастхофф выиграл в Мюнхене свой первый конкурс вокалистов, который проводила главная государственная телевещательная корпорация Германии ARD. Вот запись, сделанная на этом конкурсе. Томас поет по-немецки "Блоху" Мусоргского. Среди многочисленных наград, которые получил Квастхофф в последующие годы, есть две премии "Грэмми" и премия имени Шостаковича, которая была вручена ему в Москве в 1996 году. Томас добился много, но он был и остается инвалидом. Как он обходится с этом фактором? Надо сказать, с юмором, что далеко не всегда удается его окружению. В одном из интервью певец рассказал: "Однажды в консерватории одна коллега приветствовала меня, назвав большим артистом. Я, в шутку, ответил, что большим меня пока назвать нельзя. И она была шокирована. Бросила мне упрек, что я кокетничаю своей инвалидностью. Но это ее проблема. Многие считают, что инвалид должен обязательно страдать, быть постоянно в грусти и отчаянии. Но я вовсе не таков. Отчаяние я оставил позади. Я из тех, кто говорит жизни "да", и я пытаюсь со своей стороны облегчить людям общение со мной". Томас - человек, который говорит жизни "да", знает, что такое радость творчества, радость жизни. Вы сейчас услышите, как он на репетиции с солистами "Оды к радости" Бетховена показывает им, как они пели, и как следовало бы это петь. В этом маленьком фрагменте он пропевает то самое слово - фройде - радость. Относительно ближайших планов Томас Квастхофф говорит: "В оперных постановках я в ближайшее время участвовать не намерен, потому что это требует очень долгого пути. На постановку в Вене я потратил полных два месяца без перерыва. Этого я не могу себе позволить, так как воспринимаю свою профессуру в Берлине очень серьезно. А в остальном, я желаю себе совместного творчества с прекрасными партнерами, такого как недавняя работа с Даниэлом Баренбоймом". Иван Толстой: Наша следующая рубрика - Русские европейцы. Сегодня Александр Солженицын. Его портрет в исполнении Бориса Парамонова. Борис Парамонов: Солженицын как русский европеец - это требует доказательств. Вот уж кто в России почвенник, да если и угодно славянофил, так это Солженицын: человек полностью корневой, которого даже большевикам не удалось вытравить из русской почвы. Пересадка Солженицына в Европу, тем более в Америку оказалась - для него - совершенно ненужной. Двадцать лет прошло - а он тут как тут, и главное, говорит всё то же, как будто никакой Америки и не бывало. Запад ничего не изменил в Солженицыне. Однако подумаем: сами славянофилы - разве не были они образцовыми европейцами? Славянофильство почти без зазоров ложится в европейское духовное течение романтизма, бывшее мощной и плодотворной реакций на культуру рационалистического Просвещения, потерпевшего такой болезненный срыв в событиях Великой французской революции. И нетрудно, кажется, догадаться, что в Европе было что-то еще, помимо романтизма и Просветительства, ее духовная история отнюдь не в восемнадцатом веке началась. Солженицын и есть такой допросветительский, до Нового времени явившийся европеец на русской почве - не только допросвещенский, но и доренессансный. Он сам писал об этом неоднократно и с эмфазой, настаивая на том, что европейский Ренессанс есть схождение с неких единственно верных путей духовного развития. У него десятки страниц написаны. То есть Солженицын в духовном своем типе - старорелигиозный человек, старовер, если угодно, - и последнее слово указывает не только на глубокую его фундированность в европейской духовно-религиозной традиции, но и к русским корням относит. Потом выясняется, что корни сходные и в том, и в другом случае. Можно, однако, конкретизировать то европейское духовное течение, с которым следует связывать Солженицына. Это - Реформация, причем в специфической ее форме пуританства. Солженицын родствен кальвинистской ветви протестантизма. Его при желании можно назвать русским Кальвином, как Льва Толстого - русским Лютером. Солженицыну в высшей степени присуще кальвинистское понимание предопределенности религиозной судьбы человека. В русской литературе нет, кажется, лучшего описания кальвинистского пуританства, чем немногие слова Розанова, хотя это описание не полно, конечно: "Он напугал своих последователей; Женева, да и все евангелисты были испуганы его идеями и характером. Так как никто из кальвинистов не мог знать и ниоткуда, кроме как из своей совести и ее жизни, про себя не мог узнать, - находится ли он в счете осужденных или в счете оправданных, и так как, согласно учению Кальвина о вечном предопределении, ни такового осуждения, ни такового оправдания нельзя было изменить и из него выйти ни подвигом, ни постом, ни молитвой: то всякий трепетал найти в себе слабости, грехи, как признак осуждения, и трепетал, естественно, до такой степени, что уже действительно не совершал этих грехов, не впадал в эти слабости - от самой парализованности, испуганности души! Получилось добродетельное общество - чуть не безгрешных: но исключительно от напуганности своей, от несчастия, от того, что уже и при жизни своей каждый как бы горел в аду сомнения: "Не осужден ли я?" Представьте себе тайную полицию, перенесенную в душу самого заговорщика; или если еще точнее: что возможный или будущий заговорщик есть уже вчера и третьего дня и всегда от самого рождения пламенный агент тайной полиции, - и вы получите невозможность заговора. Так и Кальвин "заговорил" своих последователей от греха, сделав их все внутренно, психологически, всячески глубоко несчастными, и сам будучи ранее всех их глубоко несчастным человеком! Церковь несчастных и праведных людей, праведных - от несчастия: что может быть трагичнее!" Не хватает в этих словах указания на активный характер души пуританина. Сейчас в России очень хорошо известно, что из этой психо-духовной структуры Макс Вебер выводил капиталистический строй, в знаменитой своей книге "Протестантская этика и дух капитализма" (столетие которой, кстати, очень заметно отмечают сейчас на Западе). В России эта книга стала чем-то вроде бестселлера в эпоху гласности и перестройки: помимо всего прочего, она одним махом уничтожила Маркса: не экономика в основе социальных форм, а религия в основе типа экономической деятельности. Надо сказать, что современная наука не считает концепцию Вебера единообъясняющей. Но важным остается указание на тип религиозности как фундамент целостного социального бытия. Это отметили писавшие о книге Вебера при самом ее появлении, в России очень подробно - Сергей Николаевич Булгаков, будущий отец Сергий. Он же указал на поражающее русское подобие типу пуританина-капиталиста: раскольники-староверы, ставшие основателями многих деловых домов в России. А Солженицын хорошо знает, читает и почитает Сергия Булгакова. В той же давней статье Булгакова о Вебере выделялась еще одна интересная деталь: упоминалось сходство европейских пуритан, вообще протестантов с типом древнеиудейской религиозности. Реформация в Европе - Ренессанс Ветхого Завета. И сюда же ложатся отечественные староверы. Это интереснейший феномен, поражающий прежде всего неким психологическим тождеством всех указанных типов. И психология, этим типам свойственная, - ощущение избранничества, исходящее из факта маргинальности, преследуемости, опасности повседневного существования. Ты избран, потому что тебе ничего другого не остается, никаким другим способом, кроме неустанной деятельности, ты не докажешь своей избранности, угодности Богу. Нельзя не вспомнить стихи Хомякова о России, к сожалению, к делу не относящиеся, но в то же поле целящие: "О недостойная избранья! Ты избрана!.." Или еще лучше слова Сартра: гений это не дар, а путь, избираемый в отчаянных обстоятельствах. Лучший для понимания Солженицына его текст - первая часть мемуаров "Бодался теленок с дубом": то место, где рассказывается, как он, идя до конца в битве с коммунизмом, решил не поддаваться никакому шантажу и при случае пожертвовать своими детьми. Эти слова и при первом своем появлении вызвали ужас, и теперь вызывают подчеркнутое негодование, особенно у критиков Солженицына, которых с годами стало больше. Действительно, нынешнему человеку трудно быть религиозным, и мало кто помнит библейский сюжет о жертвоприношении Авраама. Но всё-таки такие люди - такой человек - есть: это Солженицын, видящий себя мечом в руках Господа, рыцарь веры Авраам. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
