Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[02-10-05]
Поверх барьеров - Европейский выпускВо Франции вспоминают Симону Синьоре. Польская литературная премия Ника. Русский европеец Василий Боткин. Испанская кинозаявка на ОскараРедактор Иван Толстой Голос писателя Хорхе Семпруна: "В первый раз когда я ее увидел.., это был конец 42 года, начало 43го... Было это в Париже, в кафе "Флор". Я сидел спиной к входу, и вдруг в кафе воцарилась странная тишина. Напряженная и тяжелая до такой степени, что я в какой-то момент подумал, что в кафе вошла полиция: гестапо или французская полиция.. То была эпоха облав... Но на самом деле, это было нечто СОВСЕМ иное. То была - Симона Синьоре. В те времена я не знал, КТО была эта молодая женщина, вошедшая в кафе "Флор", где у нее с кем-то было назначено свидание. Но она была в такой степени хороша собой, что абсолютно все умолкли и в тишине все следили глазами, за ее силуэтом, силуэтом молодой девушки, проскользнувший меж столиков, к тому, кто ее ждал ..." Дмитрий Савицкий: Она была и останется легендой: звездой кинематографа, политической активисткой, писательницей. Ее жизнь чётко делится на три периода: до фатальной, на всю жизнь, любви, на период гармонии и счастья взахлеб, и на жизнь после измены, предательства, после катастрофы... Фабиян Андрик (Франс-Интер): Симона Синьоре в течение сорока лет царствовала в кино. Ее карьера вызывает уважение - от цветущей красоты в фильме "Золотой Шлем" она добралась до трогательной Мадам-Роза в "Жизни - перед тобой". Симона Синьоре скончалась 30 сентября 1985 года в возрасте шестидесяти четырех лет. В ту эпоху она снималась в телефильме "Мьюзик Холл" режиссера Марселя Блюваля. Человек ангажированный, она доводила до конца все, за что бралась: в кино, в жизни политической или личной. В начале 1966 года она приступает к своей первой книге и убеждается, что она совсем не плохой писатель. Появление её книги "Ностальгия не та, что прежде" стало событием 1966 года". Дмитрий Савицкий: Симона Синьоре, дива французского кино, родилась в Германии, в Висбадене, но выросла в богатом парижском пригороде Нейи. Ее отец, журналист и художник, переводчик, Андре Каминкер, объездивший весь мир, был человеком состоятельным, из австрийских евреев, мать француженка и католичка. Отец вечно был где-нибудь в командировках и появлялся редко, всегда, как вспоминала Симона, насвистывая вагнеровского Зигфрида. Мать была человеком твердых убеждений. Однажды, вернувшись домой, она обнаружила, что купленная ей зубная щетка сделана в Японии; тогда она отправилась в магазин и попросила щетку заменить. Она не хотела ничего иметь общего со страной, только что заключившей пакт с нацистами. Ее спросили: Вы хотите французскую зубную щетку? - Я не настолько шовинистка, ответила госпожа Каминкер. - Дайте мне любую, но не из фашистских стран. Война застала семью на юге, в Сен-Жильда; с приходом немцев дом был конфискован и они - мать, Симона и два ее брата - вернулись в Париж. Отец почти всю войну провел в Англии, работая на радио, вещавшем на страны оккупированной Европы. Молодой девушкой Симона служила машинисткой и посыльной в парижской газете "Новые Времена", а затем, затем вошла в банду молодых артистов, художников, музыкантов, интеллектуалов кафе "Флор", того самого, что рядом с "Дё Маго" на Сен-Жерменском бульваре. Эти два кафе были штаб-квартирой участников послевоенной интеллектуальной парижской революции. Конечно же она знала всех: от Пикассо, Кокто, Сартра, Бовуар, Жюльет Греко до Бориса Виана и Альбера Камю... Свой псевдоним она взяла в тот момент, когда начала сниматься в небольших ролях ("Болеро", "Идеальная Пара") в лентах военного времени; по одной из версий, псевдонимом стала девичья фамилия ее матери... Ее первая, вне массовки, роль была сыграна в фильме Ива Аллегре "Демоны Зари", 46 год; в 48 она снялась в его же фильме "Дедэ из Антверпена" и в 50-м - в "Проделках". Ив Алегре и стал ее первым мужем, она родила ему дочь - Катрин. Но удачный этот брак был смятен бурей страсти в один из прекрасных дней в полдневной Франции, в Сан-Поль-де-Ванс, где Симона, уже звезда, уже знаменитая актриса сидела в ресторане "Золотая Голубка". Вот как описал эту встречу ее будущий и роковой для нее муж, Ив Монтан, в книге "Солнцем полна голова": Голос Ива Монтана: Посреди двора, окруженная стаей голубей, стоит молодая женщина. Она улыбается, как девушки на старинных картинах итальянских мастеров... Я знаю, что стоит подойти к ней, стараясь не спугнуть голубей, и сказать ей две-три фразы - просто так, чтобы она повернулась ко мне... Это был счастливый день. И всякий раз, когда я вспоминаю его, передо мной возникают светлые волосы, блики солнца, голуби и Симона в то самое мгновение, когда она взглянула на меня и поняла, что я иду к ней. Дмитрий Савицкий: Это описание встречи Симоны и Ива в "Золотой Голубке", где они и сыграли, совсем по-деревенски, свою свадьбу. Есть удивительный кадр фильма, снятого друзьями - на террасу, к столу, за которым празднуют свадьбу, спускается белая голубка и садится на голову Симоны... А до этого, на третий день знакомства была такая сцена: Монтан, Иво Ливи, итальянец по крови и темпераменту, потребовал, чтобы Симона тут же ушла от мужа. "Или ты уходишь сейчас же; или ты меня больше не увидишь"/ И она бросила все и ушла к нему.. Им было по 28 лет.. Симона стала тенью Монтана, ездила с ним на гастроли, сидела на репетициях, стояла в кулисах во время спектаклей. После ее смерти, Монтан, переживший ее лишь на шесть лет, всегда оставлял во время концертов и спектаклей пустое место в восьмом ряду, "её место"../ Но тогда, через после свадьбы, Симона Синьоре все же не выдерживает, бросает вязание, которое ей заменяло кино и уезжает сниматься. В фильме, ставшtм классикой, режиссера Жака Беккера - "Золотой шлем". Такой сияющей, волшебной, фантастической Симоны - уже не будет. Это - апогей, вершина, причем, отчасти искусственная, потому что восхождение было прервано: щедрому сердцу Симоны был нанесен смертельный удар. В Голливуде, на Беверли Хиллс, где Монтан снимался в фильме Джоржа Кьюкора "Миллиардер", и где Монтан и Симона дружили с замечательной парой, драматургом Артуром Миллером и его женой - Мерлин Монро (она была героиней фильма "Миллиардер"), Ив Монтан пустился во все тяжкие и завел роман с голливудской блондинкой. Симона Синьоре, к началу этой шумной интрижки была уже дома, во Франции и отдыхала на юге. О романе Монтана и Монро она узнала на пляже - от выкрикивавшего заголовки газетчика... ...Она его простила. Но она позволила себе состариться. Даже не раньше срока, а наперекор срокам. Как говорила ее дочь, Катрин Алегре, ставшая актрисой: - Мать провела несколько лет в компании Джонни. Джонни Уолкера"... Если вы помните - это сорт виски. Они жили в Париже, в самом его центре, на острове Сите, на площади Дофин; у них был огромный белый дом в Нормандии, в Оттей, дом полный друзей актеров, писателей или - партийных попутчиков, ибо Ив и Симона были до Праги - коммунистами, мало того, теми, что на французском жаргоне называются "сталь" - "сталинцами". И в том самом 56 году, когда советские танки подавляли восставший братский Будапешт, чета Монтана и Синьоре не отменила гастролей в СССР, что им аукнулось, на чем они потеряли не мало друзей. Им говорили: нельзя ехать! Это будет поддержкой политики Кремля! И член ЦК французской компартии Луи Арагон не мог толком сказать им - что делать. В глаза говорил, что ехать нужно, а за глаза, что, мол, сейчас не время. В декабре 56 года Монтана (Симону, как актрису, знали плохо), Монтана с триумфом встречали в Москве. Есть кадры хроники, показывающие Симону Синьоре в кулисах зала имени Чайковского с глазами полными слез... На сцене Ив Монтан, как всегда (задолго до Кензо) в черном, исполняет песню Марка Бернеса - "Когда поет далекий друг"... Знаменитая пара заехала к попавшему во временную опалу Илье Эренбургу, привезли ему "броби", овечий сыр, и типично французские, черного табака, сигареты "Галуаз". Монтану заплатили рублями, и Симона купила в спецсекции ГУМА две соболиных шкурки, соболиная эта накидка украшает ее плечи на многих фотографиях. Никита Хрущев присутствовал на одном из концертов Монтана, пару пригласили в Кремль. Разговор во время застолья с высшими чинами руководства Союза зашел о Венгрии. Симона Синьоре писала в своих воспоминаниях, что Хрущев вел себя вполне естественно, и у нее создалось впечатление, что он хочет от них услышать правдивую оценку подавления будапештского восстания. Но разговор пошел о маршале Тито, и Будапешт остался далеко позади. Монтан и Синьоре так понравились Хрущеву, что он предоставил им правительственный самолет для возвращения домой... ... Мне было 12 лет в том 56 году. Волею судьбы я оказался как-то днем возле дверей гостиницы "Москва". У входа толпилась тьма народу. Ожидали французов. Я поглазел и пошел к переходу. Но у тротуара стояла все еще диковинная по тем временам машина - синий жучок, Фольксваген, я заглянул вовнутрь и увидел красивую женщину в платке, надвинутым на лоб, которая прижимала палец к губам; за рулем сидел смуглый мужчина. Женщина быстро открыла окно машины, достала пачку сигарет и шариковую ручку. По синему картону с цыганкой она что-то быстро чиркнула, а за ней и мужчина. Я получил, пачку "житана" (не все ж Эренбургу!), а главное - шариковую ручку... Они пережидали, когда толпа поклонников схлынет и можно будет вернуться в гостиницу. Через много-много лет мой парижский издатель, Иван Набоков, пригласил меня на ужин в большую квартиру на острове Сите. Окна выходили на Новый мост, Сену и Самаритен... Я пришел одним из первых, в гостиной, со стаканом виски в руке сидела женщина, лицо ее скорее укрывали, чем украшали очки с толстыми стеклами. Это была Симона Синьоре. К тому времени она была почти что слепа. От той, на Охотном ряду в Москве, внешне остался лишь голос, но он упал октавой ниже и поржавел. Голос Симоны Синьоре: Название книги не моё. Я не знаю, кто придумал эту фразу. Придумал и написал на стене нью-йоркского дома. Мало того, я не сама увидела эту надпись, а мой друг Олаф... Как-то он мне сказал: "Мне попалось чудесное стенное граффити". По-английски оно звучало: "Ностальгия не та, что прежде..." И когда я начала описывать Нью-Йорк в моей книге, наш первый визит с Монтаном в Нью-Йорк в 58 году, я вспомнила про это граффити. А заодно я вспомнила и тьму других стенных шедевров. А так как мы жили недалеко от 42 улицы, то граффити эти были по большей части мерзкими... Это же, чудесное, увы, на мою долю не выпало его увидеть... Я его прозевала. Так что Олаф меня подстраховал. Но воспоминание об этой стенной надписи мне пригодилось, когда я искала и не могла найти название для книги воспоминаний. Название - трудно найти. Все мои друзья мне помогали. Так вот это название, в конце-то концов, говорит обо всем и ни о чем". Дмитрий Савицкий: Итак, книга воспоминаний называлась "Ностальгия не та, что прежде...". Тоска по прошлому - по ушедшему - не та, что прежде. Ностальгию, ее силу, ее цвет и вкус определяют и настоящее и будущее. Чем меньше будущего, чем тяжелее настоящее, тем отчаянней ностальгия, в отчаянье своем теряющая право на свои чары. Симона Синьоре теряла силы, катаракта отнимала у нее внешний мир, роковая болезнь была на подходе. Банально и пошло было бы сказать, что она навсегда останется невероятной Мари из "Золотого Шлема". В конце концов она снялась в 69 фильмах... Но что-то есть иное в ностальгии по Симоне и Иву, по их друзьям, по эпохе. Что-то явно ушло, что хуже - не продолжилось, оборвалось, исчезло, отпрянуло... Ностальгия и в правду не та, что прежде... Иван Толстой: В Варшаве названы лауреаты престижной литературной премии Ника. Рассказывает Алексей Дзикавицкий. Алексей Дзикавицкий: Хенрик Бэрэза: "Лауреатом литературной премии "Ника" в этом году стал Станислав Стасюк за повесть "По дороге в Бабадаг". Алексей Дзикавицкий: Волнение публики, и, прежде всего, авторов 7 конкурсных произведений, попавших в финал, передалось и Хенрику Бэрэзе - председателю жюри "Ники", который оглашая лауреата назвал его Станиславом вместо Анджэя. Сам Стасюк был чрезвычайно удивлен тем, что премия досталась именно ему. "Если вы думаете, что я что-то длинное скажу, то ошибаетесь. Я счастлив", - сказал писатель и, задержавшись на сцене лишь на минуту - его поздравил сам президент Александр Квасьневский, - умчался со сцены в гардероб. Только там его смогли догнать журналисты и фоторепортеры. Анджэй Стасюк, как всегда, был немногословен. Анджэй Стасюк: "Премия - это только приятный эпизод в жизни писателя, может быть, временная помощь для кого-то, кто нуждается в деньгах. Но писатель забывает о наградах. Писать ради наград и думать о наградах было бы паранойей. Нет уж спасибо - закрыть дверь и работать дальше. Не дай Бог думать о премиях". Алексей Дзикавицкий: Кроме престижа, интереса издателей и увеличения тиражей, награда "Ника" это еще и чек на сумму около 30 тысяч долларов. Однако данного автора, и это в Польше общеизвестно, не интересует ни одно ни другое. Анджэй Стасюк: "Главное, что мне самому очень нравится моя книга - она для меня очень важна". Алексей Дзикавицкий: Анджэй Стасюк родился в 1960-м году в Варшаве. В юности его неоднократно выгоняли из школы, жил с подработок в самых неожиданных местах. Затем стал активным участником пацифистского движения в Польше, не хотел идти в армию, из которой в конце концов дизертировал, за что получил полтора года тюрьмы. Писал для любительских литературных журналов. Стасюк, как человек, категорически отрицающий официоз и всевозможные столичные салоны, в 1987 году переехал в небольшую безлюдную деревушку Черное на границе с Украиной, где и живет до сих пор. Говорит Мартин Радзивон - секретарь правления фонда "Ника" - учредителя премии. Мартин Радзивон: "Основной критерий присуждения литературной премии "Ника" - это язык. Книга должна быть написана на хорошом польском языке, иначе шансов нет. Естественно, что кроме этого книга должна быть хорошей, такой, чтобы к ней охотно обратился читатель. И здесь жанр имеет второстепенное значение. Нет ничего удивительного в том, что основными соперниками в нашем конкурсе могут оказаться тоненькая книжица сильной, талантливой поэзии и увесистый научный том". Алексей Дзикавицкий: В книге "По дороге в Бабадаг" автор рассказывает о своих путешествиях по Словакии, Албании, Болгарии, Румынии, Молдавии, республиках бывшей Югославии, Венгрии - по тем частям этих стран, где жизнь как бы остановилась, где нет привычной для столиц беготни, шума, шикарных автомобилей, рекламы, равнодушия - нет "крысиной гонки", потому, что не к чему бежать, да и хотят ли этого герои рассказов Анджэя Стасюка? Председатель жюри Хэнрик Бэрэза назвал произведение Стасюка "метафизической повестью дороги". Хэнрик Бэрэза: "Я назвал "По дороге в Бабадаг" повестью, хотя можно было видеть в ней лишь собрание практически не связанных друг с другом дорожных заметок о путешествии в страны так называемой "худшей Европы"... Однако в финальной части это произведение становится чем-то совершенно другим - нельзя уже отделить причины от следствия, человека от его собственного географического пространства, а автора от его произведения. Создано необычное повествование, заставляющее думать о множестве вещей, которые иногда лишь мелком проскальзывают в книге". Алексей Дзикавицкий: Бэрэза обратил внимание также и на то, что путешествия Стасюка - это, кроме всего прочего, а, может, и прежде всего, путешествия в глубину самого себя. Действительно, в книге автор пишет: "Я сам - дорога, испытываю вечность, сам для себя открываю, существую вне времени, выходил, выездил в себе самом прочное пространство, неизменное, увиденное в дороге, как минарет в Бабадаг, который я мимоходом увидел всего два раза, путешествуя по дельте Дуная". "Эту книгу слышно. Видно то, что в ней написано", - говорит Вацлав Ошайца, один из членов жюри. Для Анджэя Стасюка важен мир, в который он попадает в разных странах - бедный, никому не нужный, забытый. Разговор идет о жизни в постоянном затворничестве, без вездесущих атрибутов современности и искусственно созданых, вбитых в голову людям целей, а значит - как бы ближе к натуральному ритму существования. У здешних людей цели самые простые, также как опасения, переживания и радости. "Сегодня напротив дома, в котором я живу, четверо мужчин выкорчевали пни. Они вытягивали сосновые пни на опушку леса по одному, а когда насобирается три-четыре, грузили на подводу. Они двигались как животные - медленно, монотонно, делая такие же жесты и движения, что и сто, двести лет назад", - пишет Стасюк. Критики отмечают, что мире, который описывает автор, ему, быть может, легче как следует присмотреться и разглядеть самого себя. Некоторые говорят также, что книга Стасюка, это горькая ирония на процесс европейской интеграции, в которой он хотел показать, что после восторженных заявлений о расширении ЕС, жителям восточноевропейских стран пора вернуться на свое место - а это место или места как раз там, гже живут герои его книги. Кстати, косвенные намеки на это есть в написанном несколько лет назад эссе Анджэя Стасюка "Почему я уехал в деревню". "Те, которым объединенная Европа могла бы быть нужной и могла бы помочь, ничего о ней не знают, поскольку никто не затрудняет себя тем, чтобы вытеснить из их душ страх перед неизвестным. Они видят Европу в лучшем случае через призму домоработницы в Италии или сезонного рабочего в Германии, который работает нелегально и постоянно боится полицейской облавы, ареста и депортации". Так или иначе, книга "По дороге в Бабадаг" стала лауреатом премии "Ника 2005", опередив, среди прочего произведение выдающегося польского репортера и писателя Рышарда Капусьциньского "Путешествие с Геродотом" - эта книга получила награду читателей. Мартин Радзивон: "В жюри конкурса входят, в основном, люди, связанные с литературой, филологией, - ученые, профессора из различных университетов, однако в данном случае они выступают прежде всего в качестве внимательных читателей. Читателей, которые через премию помогают ориентироваться миллионам поляков в море издаваемой литературы, как бы говоря: мы это прочитали, это талантливо, стоит прочитать и вам. В этом основная задача премии". Алесей Дзикавицкий: В следующем году литературная премия "Ника" будет вручена в десятый раз. Иван Толстой: Русские европейцы. Сегодня Василий Боткин. Его представит Борис Парамонов. Борис Парамонов: Василий Петрович Боткин (1810 - 1869) был, прежде всего, всеобщим знакомцем и приятелем, состоял в тесных сношениях, как говорили в старину, и в переписке чуть ли не со всеми видными деятелями своего времени, числился во всех артистических и интеллектуальных кружках своего времени. Человек он был богатый - старший сын крупного чаеторговца Петра Кононовича Боткина, вышедшего из крепостных крестьян; младшими его братьями были художник и коллекционер Михаил и выдающийся врач Сергей Петрович Боткины. Василий Петрович, не быв в необходимости искать пропитание, времени даром не убивал - и стал одним из образованнейших людей той богатой талантами эпохи. Но всё, что из него вышло, - образованный дилетант. Был он, естественно, западником; в одном из писем писал: "Дух нового времени вступил в решительную борьбу с догмами и организмом средних веков: во Франции в сфере общественности; в Байроне явился он в поэзии, и теперь является в сфере религии в лице Штрауса, Фейербаха и Бруно Бауэра". Названы самые ходовые имена тогдашней левой. Читать немцев и прочую европейскую мудрость Боткин не ленился, а писать раскачивался с трудом. В конце 19-го века издали два тома его сочинений. Это немного, конечно, - но написано по делу, толково написано, правильно. Кое-что и сейчас читать можно. Кстати, главное сочинение Боткина - книгу "Письма об Испании" - переиздали в советское время в серии "Литературные памятники". Боткин написал еще в 1859 году очень хорошую статью об Англии, большую статью, почти книгу (200 страниц крупного формата) о Шекспире, несколько литературно-критических статей, лучшая - о Фете. Боткин - типичный эстетик сороковых годов, в новое время реформ и нигилистического распада культуры оказавшийся в стороне, как Степан Трофимович Верховенский. Средства позволяли ему жить вдали от родного Содома, за границей он и умер. Человек он был, судя по всему, покладистый; Тургенев писал ему: "С тобой физически невозможно соскучиться"; отличался чревоугодием и эскападами в отношениях с женщинами; впрочем, был скорее холост: брак его с некоей веселой француженкой, сатирически описанный Герценом в "Былом и Думах", кончился, похоже, ничем. Что мне понравилось при чтении боткинских "Писем об Испании" - это множество совпадений с тем, что писал об Испании Илья Эренбург почти век спустя. Эренбурговскому острому глазу я привык верить. Боткин пишет об испанцах точно то же. Два примера: оба отмечают, что испанец простых классов, заработав на дневное пропитание, этим ограничивается и предпочитает проводить оставшееся время с разговорах с приятелями. Или: прирожденный демократизм испанцев: нет никакой униженности низших перед высшими, бродяга может подойти прикурить к сеньору, и тот не будет шокирован. Боткин много пишет о неблагополучии испанской истории, о "несчастье" Испании, о том, что ничего в ней веками не меняется: революция в Испании так же похожа на революцию, как средневековые латы на фрак. Или: "Здесь и на людях отразилась суровость природы: житель Ла Манчи, которому нечего ждать от своего труда, вследствие этого ленив, беден, сален, бродяга". Интересны замечания Боткина о мавританском наследии в Испании, об арабах, долгие годы властвовавших там; например: у мавров "много рыцарского и ничего гражданского". Или о мавританской архитектуре: "Перед твердыми, простыми, строгими линиями античного зодчества эта миниатюрная капризность мавританских украшений, вся эта филигранная игривость кажутся забавою милых, грациозных детей. В самом деле, ни малейшего чувства долговечности, даже прочности не пробуждают здания арабов: это легко, это воздушно, это удивительно изящно, но всё это, кажется, тотчас разлетится как мираж". В отношении архитектуры - всё правильно. Боткин, конечно, посвятил необходимые страницы шедевру арабского зодчества - мечети в Кордобе с ее знаменитой колоннадой и не преминул заметить, что католический алтарь испортил ее. Великолепна статья Боткина об Англии: всё увидел и понял правильно. Его можно причислить к ряду выдающихся русских англофилов: Хомяков, Катков, Дружинин, Гончаров, Боткин. Он объяснил, например, что такое джентльмен - и по этому поводу сделал точнейшее замечание: идеал английского джентльмена - Дон Кихот. Ведь джентльмен действует не из интереса исходя, а ведя игру по правилам. Соблюсти правила - если хотите, долг - важнее, чем выиграть. "Преклоняться перед общественным мнением считает своим долгом всякая власть в Англии... Так как в нем одном преимущественно отражаются нравственные инстинкты и умственная цивилизация общества, то, подчиняясь ему как своему высшему авторитету, Англия тем самым находится в положении важном и нормальном. Вот почему и преобладающее влияние аристократии не может здесь иметь тех вредных последствий, которые непременно имело оно, если бы не было постоянно контролируемо общественным мнением... В этом отношении, да и во всяком другом, никакая аристократия не подчинялась так духу времени, как английская... когда в 1830 и 31-м годах, по случаю билля о реформе, Англии угрожало великое народное волнение, а может быть и восстание, - англичане, путешествовавшие на материке Европы, тотчас поспешили домой, чтобы быть на своих местах, а не бежать вон, подобно французскому дворянству в 1791 году". Невольно напрашивается сравнение с новыми русскими всех классов и званий: обворовать Россию - и убежать. В ту же Англию. Как многие идеалисты сороковых годов, Боткин кончал жизнь в глубоком разочаровании - если не Россией, то русскими людьми. Современник (Е.Колбасин) писал: "Тургенев рассказывал мне, что Боткин, этот питомец крайне левого гегельянства, воспитанный на Фейербахе, Максе Штирнере, Штраусе, в последние годы своей жизни говорил: "Россия погибнет окончательно, единственное ее и наше спасение - это жандарм. Это краеугольный камень, главнейший столп нашего государства". В сущности, это то же, что говорил в сборнике "Вехи" либеральнейший М.О.Гершензон. Получается, как в боткинской Испании: всякая русская революция похожа на революцию, как жандармский мундир на джинсы. Впрочем, сама Испания достигла стабильной демократии. Будем надеяться и на Россию. Иван Толстой: Академия киноискусства Испании выбрала фильм режиссера Мончо Армендaриса "Обаба" в качестве претендента на получение Оскара. Рассказывает наш мадридский корреспондент Виктор Черецкий. Виктор Черецкий: Картина повествует о жизни баскской глубинки, затерянном селении на севере Испании, под названием Обаба, где образ жизни не менялся столетиями, где еще живы древние предания и легенды. Места такого не существует, да и герои фильма живут не столько в реальном мире, где, на первый взгляд, никогда ничего не происходит, сколько в собственных мечтах и фантазиях, скрашивая ими свое одиночество. Местные жители - герои фильма - как бы не хотят расставаться с прошлым, со своим детством, с миром иллюзий. Будни поселка пытается запечатлеть с помощью кинокамеры приехавшая сюда в командировку студентка Лурдес, но и она невольно становится узницей фантазий и мистификаций. Основные роли в картине исполняют известные в Испании актеры Пилар Лопес де Айала, Хуан Диего Ботто и Эдуард Фернандес. Кинокритик Карлос Ариас: Это прекрасный рассказ о деревенской жизни. Фильм захватывает, несмотря на то, что не отличается особой остротой сюжета. Обаба - вполне узнаваемое баскское селение, но проблемы, волнующие его жителей, с не меньшей силой волнуют всех людей. Зритель окунается с головой в атмосферу, которая кажется порой нереальной. Этот фильм с глубоким проникновением в психологию людей, со своей собственной философией, пользуется большим успехом. Заслуга здесь и режиссера, и, разумеется, автора рассказов, на основе которых написан сценарий картины. Виктор Черецкий: В основу сюжета фильма Мончо Армендариса положены три рассказа из сборника друга режиссера - известного баскского писателя Бернардо Ачага. Общее название сборника - "Обабакоак", что переводится с баскского как "люди Обабы". Книга, удостоенная Национальной премии Испании в 89-ом году, была переведена на 26 языков. На русском она опубликована год назад в журнале "Иностранная литература". Режиссер сам написал сценарий к фильму, довольно свободно интерпретировав рассказы "Учительница", "Брат и сестра Пельот" и "Сын немца". Он даже ввел новый персонаж - Лурдес, связующее звено сценария. В рассказах Ачага ее не существует. По словам самого Мончо Армендариса, основное для него в произведениях Ачага - это тема одиночества, поиск человеком своего места в жизни, своих корней. Это также вопрос смысла жизни, который автор видит в бесконечном поиске нового, тема раздвоения личности и ее отношения к окружающим, истоки безумия и преступления. Как считает испанская критика, Мончо Армендарис сделал практически невозможное. До него рассказы Ачага никто не осмеливался перекладывать на язык кино. Однако сам режиссер своей заслуги в этом не видит. Мончо Армендарис: Я полагаю, что экранизировать любое произведение - не просто. Книга Бернардо Ачага - это превосходное произведение. Правда, речь идет о несвязанных между собой рассказах, хотя они и объединены одним стилем и одной идеей. Ну а я лишь постарался свести все в единое целое. Виктор Черецкий: Испанский кинокритик Бегонья Пинья считает, что для Армендариса атмосфера Обабы - идеальный мир художника, его микрокосмос, где, оказывается, не так уж и скучно, где есть место тайне, древней легенде, зависти и любовной страсти. Ну, а история поселка и его жителей творится по прихоти загадочного существа - ящерки, тоже героини фильма. "Любое место подходит для жизни, если ты чувствуешь в нем себя удобно", - говорит режиссер устами одного из героев своего фильма. "Обаба" была выбрана Академией киноискусства из трех фильмов-претендентов. Два других: "Нинетт" режиссера Хосе Луиса Гарси и "Принцессы" Фернандо Леона. Узнав о том, что его фильм представлен на высшую премию мирового кино, Мончо Армендарис заявил: Мончо Армендарис: Мы очень благодарны, что академики отобрали наш фильм, но пока говорить о чем-то рано, ведь до конца января мы не узнаем решения американского жюри в отношении финалистов. Так что времени еще предостаточно. Виктор Черецкий: Мончо Армендарис родился в 1949-ом году в провинции Наварра в баскской семье. Его первый фильм "Тасио" вышел на экран в 84-ом году. Он тоже касался испанской глубинки и был посвящен наваррским угольщикам. Через два года фильм баскского режиссера "27 часов" о наркоманах получил "Серебряную раковину", то есть вторую премию на международном кинофестивале в Сан-Себастьяне. А еще через четыре года - в 1990 году - он получает "Золотую раковину". В середине девяностых выходит картина Армендариса "Сердечные тайны". Этот фильм был представлен на Оскара, однако премии не получил. О своем творчестве режиссер говорит, что старается делать доступное социальное кино о самых простых людях: "Согласен с теми, кто утверждает, что я снимаю фильмы о пастушкaх. Думаю, что если тебе удалось описать пастушков твоей деревни, значит, ты смог показать весь мир". Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
