Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[26-06-05]
Мы изучаем русскую эмиграциюАвтор и ведущий Иван Толстой Иван Толстой: В последнее время, книг посвященных теме русской эмиграции, выпущено столько, что без соответствующей специализации тут не разобраться. Это уже не мемуары Ирины Одоевцевой читать. Это серьезно. Вот о профессии историка русского зарубежья мы и поговорим сегодня, тем более что у нас в гостях сегодня опытный, хотя и молодой, историк, Петр Базанов. Мы приглашаем участвовать и наших слушателей. Интересны ли вам книги русских эмигрантов? И делите ли вы русских писателей на местных и зарубежных, или для вас важнее талантливость автора? Считаете ли, что русскому языку следует учиться у уехавших мастеров, а не у оставшихся? Как, по-вашему, стоит ли изучать в школе или в вузе русскую зарубежную литературу как отдельный предмет? Петр, злые языки говорят, что специалисты по эмиграции - все бывшие историки КПСС. Как, по-вашему, сколько тут правды? Петр Базанов: Я думаю, что бывших историков КПСС не больше 5%. Как правило, это люди, которые и раньше интересовались эмиграцией, или же люди молодого поколения. То есть, люди начиная с 67-го, 68-го годов рождения - те, кому в 91-м году было 20-23 года. Большинство работ написано именно людьми из этого возрастного поколения. В то же время, многие мэтры, которые и раньше занимались сходными вопросами, близкими к эмиграции, они переквалифицировались на тему изучения русской эмиграции. Например, человек занимался творчеством Бунина до 17-го года, а потом начал писать работы о творчестве Бунина после 17-го года. Или же человек занимался политическими партиями начала ХХ века, потом стал писать о том, что стало с этими партиями после 17-го года, после 20-го года, то есть, после того как большинство представителей этих партий оказались в эмиграции. И это очень естественно. Потому что еще в советское время бросалось в глаза, когда чья-то биография обрывалась на дате 25 октября 1917 года. Как, например, Александр Федорович Керенский. Всем хорошо известно его премьер-министерство. А что же с ним потом было, если он скончался в 1970-м году? Иван Толстой: Вы сказали о 5% историков КПСС, которые переквалифицировались. А что, интересно, стало с остальными 95-ю? Петр Базанов: Из них стало очень большое количество политологов, социологов, историков России ХХ века, ну и много видных политических деятелей нашей страны. Иван Толстой: Давайте попробуем посмотреть на изучение русской эмиграции на конкретном, живом примере. Я предлагаю в качестве подопытного использовать Вас, Петра Николаевича Базанова. Расскажите нам о себе, о том, как Вы пришли к этой теме и, собственно, чем вы занимаетесь. С чего все началось? Можно ли отыскать какую-то первую "точечку"? Петр Базанов: Да, это легко. Для меня, как и для большинства людей, как выражаются эмигранты, "пост-советских", русская эмиграция всегда была terra incognita где-то года до 90-го. И вот с появлением массовых публикаций начала 90-х годов для нас начала открываться планета под названием "русское зарубежье". Плюс еще 90-й, 91-й годы были годами совершенного накала политических страстей. И не только политических, но и философских и историософских проблем. И для меня один из стимулов, который бросил меня на изучение русского зарубежья, - сначала стимул наивный (мне был 21 год), но потом выросший в серьезное научное изучение, - это была статья Николая Ивановича Ульянова, представителя второй русской эмиграции, под названием "Русское и великорусское", заключающая в себе его взгляды на историческое существование трех народов: русского, украинского и белорусского, и каким образом на Западе воспринимают название этих народов и их историю. Обратившись к существовавшей тогда литературе, я убедился, что никаких, даже кратких, биографических данных, за исключением этой публикации в журнале "Родина", вообще не существует. Поэтому я обратился к новым, поступившим книгам в Публичную библиотеку, где я тогда работал. Этот интерес очень быстро перерос в научный. Я как раз о нем опубликовал первую статью. Я опубликовал ее с любезного разрешения его вдовы. Она вышла в журнале "Петербургская панорама", в пятом номере 92-го года. Этот мой интерес, наложившийся на мой интерес к истории политических партий России, постепенно перерос в довольно серьезное увлечение этой темой. Она, в конце концов, вылилась в мою монографию под названием "Издательская деятельность политических организаций русской эмиграции 1917-1988". Иван Толстой: Я должен напомнить нашим слушателям, что Петр Николаевич Базанов занимается издательской деятельностью всех трех русских эмиграций. Даже с заходом на четвертую. Вообще говоря, специалисты по русскому зарубежью сосредоточивают свое внимание на какой-то одной, скажем, на первой, хронологические рамки которой - от 25 октября 1917 года до начала 20-х, может быть, до середины. Были отдельные люди, которые уезжали в конце 20-х или становились невозвращенцами, как некоторые художники. Или как писатель Евгений Замятин, который уехал в 31-м году. Некоторые представители русской культуры оказывались в Германии, в силу своего происхождения, будучи немцами, как, например, Роман Редлих, уехавший с родителями в 1933. Есть специалисты по второй эмиграции, хронологические рамки которой от начала войны, то есть от первого пленения до конца 40-х годов, когда из советской зоны Германии перебегали, переезжали, перелетали в английскую, французскую или американскую зону оккупации советские военные или гражданские лица. Затем, третья волна эмиграции, которая началась, собственно, с разрешения еврейской эмиграции из СССР, то есть, условно с 1970-го года, когда первые ласточки полетели на Запад (или на Ближний Восток), и до развала СССР в 91-году. Следующая эмиграция должна была быть просто из другой страны. И вот, Петр Николаевич Базанов в себе объединяет интерес к издательской деятельности всех эмиграций. Петр Николаевич, это всеядность с Вашей стороны, или здесь есть какая-то научная логика? Петр Базанов: Нет, у меня как раз нет всеядности, а это совершенно обоснованный научный подход к теме. Дело в том, что, как вы верно заметили, большинство историков эмиграции занимается четко, либо первой волной, либо третьей. Это связано с двумя факторами. Первый фактор - это очарование от поэтов, писателей, философов, политических деятелей, живших в первой русской эмиграции. Очарование от их трудов, от их произведений. Что вы сейчас не говорили бы, а сборник Марины Цветаевой или сборник Ивана Бунина имеют для нашей литературы, для наших современников больше актуальности чем то, что, к моему сожалению, могут написать современные писатели. Что же касается третьей волны, то здесь большая связка. Дело в том, что многие люди, знавшие и жившие с людьми, ставшими ведущими писателями, поэтами, политическими деятелями, политологами, публицистами третьей волны, они их прекрасно знали по жизни в СССР, и для них общение с этими людьми, уже ставшее духовным, оно неотрывно. Многие читали Довлатова, когда он издавался и в СССР. Точно так же они читают его произведения и эмигрантского цикла. Почему я рассматриваю все три эмиграции, и как вы заметили, даже четвертую, которая доходит до наших дней? Этот процесс неразделим. Особенно характерно это в издательской деятельности. Многие русские писатели, общественные деятели, и философы пережили вторую мировую войну. Бунин, Бердяев, Вышеславцев, Борис Зайцев и многие плодотворно творили и после 1945-го года. Очень многие прожили до 70-х годов, как, например, Марк Вишняк или Борис Зайцев. Точно так же, на мой взгляд, культура второй русской эмиграции органично вливается в культуру первой. Стык здесь - это младшие современники серебряного века. Те молодые люди, которые вошли в культуру с серебряного века, или его остатков начала 20-х годов, оставшись в эмиграции после 45-го года, прекрасно вошли в ту культуру, в которую сложилось русское зарубежье. Ну, и наконец, люди из третьей эмиграции, оказавшиеся на Западе, проделали тот же процесс, как бывшие советские граждане в конце 80-х, начале 90-х годов. Они обращали внимание на произведения, о которых они вообще не слышали. Например, журналы, или какие-нибудь книги оказали на них такое же ошеломляющее впечатление. "Надо же, - восклицали они, - это продолжалось еще много лет! А я думал, что это все кончилось с конкретным журналом, или с конкретным произведением. Оказывается, этот автор еще 20 лет писал такие замечательные вещи!" Тут я приведу в пример уже упомянутого Николая Ивановича Ульянова. Игорь Маркович Ефимов, главный редактор издательства "Эрмитаж", до сих пор существующего в США русского издательства, обратил внимание на то, что есть два автора, Леонид Денисович Ржевский, и Николай Иванович Ульянов из второй эмиграции. Он вообще не знал, что есть творчество второй русской эмиграции. Оказавшись в начале 80-х годов в США, он с удовольствием издал их публицистические и художественные произведения. При этом, он неоднократно подчеркивал это в интервью, что для него, это было ошеломляюще, что есть такие прекрасные произведения. Иван Толстой: Интересно было бы добавить еще такую странную волну эмиграции - "полуторную", что ли? Это эмигранты, которые оказались в Западной Европе, попав туда из Восточной или Центральной, из так называемых лимитрофов - стран, которые образовались в результате первой мировой войны и в результате распада Российской империи. Это, например, такие эмигранты, как Ирина Сабурова, или Игорь Чиннов, или Борис Нарциссов. Они жили в Прибалтике, а после оккупации СССР и после начала второй мировой войны перебрались в Германию, и некоторые из них, в результате, оказались в США. Они, вроде бы, не собирались становиться эмигрантами. Они жили в своей Прибалтике, мирно и благополучно. И только ход истории странным образом забрал их такой волной, таким драматическим черпаком и отшвырнул в другую часть планеты. К какой эмиграции формально причислять их? Они "перемещенные лица", то есть, люди, формально принадлежащие ко второй волне, но они с тем же успехом - и "первые" эмигранты. Их просто оттеснило в другие страны. То есть, с этим эмигрантским делением не так все просто, как и с теми, кто в 50-е и 60-е годы уезжали из СССР, законно или незаконно, совершая побег или не возвращаясь из каких-нибудь командировок. К какой эмиграции отнести, скажем, Леонида Владимирова или Светлану Аллилуеву, или Аркадия Белинкова, или Валерия Тарсиса, или Юрия Кроткого, и многих, многих других? Александр (Петербург): Меня в основном волнует третья и четвертая волна. В связи с этим три вопроса. Вопрос первый: много ли таких, как Александр Зиновьев, которые разочаровались и сделали ре-эмиграцию? Хотя он и принадлежал ко второй волне, но в третьей и четвертой волне были такие люди? Второй вопрос насчет структурированности: почему ехали? Если с первой и второй волной все понятно, то что насчет третьей и четвертой? Если быть такими, как господин Макин, но лучше не надо, потому что то, что делает Макин на французской почве, это, на мой взгляд, вещь и не русская, и не французская, и никакая. Иван Толстой: Александр, а вы знаете французский язык? Александр (Петербург): Да. Читал куски Макина. Это я вам говорю не из третьих уст. Иван Толстой: Вы на макинском уровне знаете французский? Александр (Петербург): Нет, я не на макинском уровне знаю. Иван Толстой: Тогда, давайте не судить о нем, как о французском писателе. Я тоже неплохо знаю французский язык, но никогда не возьмусь судить, потому что Макин знает этот язык гораздо лучше меня. Давайте говорить о произведениях, написанных на русском языке, потому что все мы претендуем, что мы русский язык знаем. Александр, простите что я перебил. Александр (Петербург): Третий вопрос: по поводу структуры. Есть ли сейчас некая попытка ассимиляции в гиперглобалистскую культуру русской культуры? Не с эмиграцией вы видите эти процессы? Что, например, не будет ни русских, ни французов, а будет нечто интернациональное, или, скажем, европейское. Петр Базанов: О возвращенцах. Прежде всего, нужно начать с Нобелевского лауреата Александра Исаевича Солженицына, который на Западе, собственно, никогда и не хотел жить, был выслан туда насильно. Как только появилась возможность, он и вернулся. Можно назвать еще Владимира Емельяновича Максимова, основателя и многие годы редактора журнала "Континент". Александр Давыдович Глезер, основатель издательства "Третья волна". Возвращались по разным причинам. Одним из факторов было крайнее разочарование в Западе, и, на мой взгляд, больший фактор, это - любовь к России. То есть, эти люди на своем примере доказали, что их эмиграция была насильственной на сто процентов. Как только появилась возможность, они вернулись на родину. Что касается разочарования в Западе, или, как лучше сказать, западном образе жизни и культуры: Люди, жившие долгие годы за железным занавесом, представляли себе жизнь в западных странах, как нечто романтически-розовое. То есть, что там все хорошо, что там никаких проблем нет, что все прекрасно. "У них все, как у нас, только значительно лучше". Реальность же оказалась иной. На Западе были свои проблемы, многое понимали совершенно по-другому, многие писатели, поэты и ученые оказались невостребованными. Еще один традиционный фактор, если мы обратим внимание на XIX век, когда материально обеспеченный человек мог легко попасть на Запад, самыми ярыми славянофилами, самыми ярыми борцами с западничеством были люди, которые долгие годы прожили на Западе, и им там очень не понравилось. Мы здесь можем пересчитать огромное число примеров, заняв всю нашу передачу. Люди, которые ехали на Запад страстными западниками, возвращались страстными почвенниками или славянофилами. Иван Толстой: Я бы только добавил к вашему списку вернувшихся Юрия Мамлеева, Владимира Войновича и несколько раз возвращавшуюся Светлану Аллилуеву, которая, тем не менее, все-таки предпочла Англию, где она сейчас живет под именем Лана Питерс. Ну, а первой ласточкой был Игорь Синявин, художник и публицист, который вернулся еще в советские годы и много выступал со своими пропагандистскими, анти-западными заявлениями, которые производили совершенно отвратительное впечатление, потому что было видно, как оттопыривается его карман этими 30-ю сребрениками. Но впоследствии оказалось, что он не ужился на Западе и всегда был скандалистом, и выступал против своих коллег. А во-вторых, люди, которые приехали, вернулись, репатриировались после него, говорили примерно те же самые вещи. Так что, упрекнуть Синявина в неискренности мне бы не хотелось. В продажности - да, а в неискренности - нет. Мы, кстати, так и не представили, в какой должности Петр Николаевич Базанов исполняет свои обязанности историографа русского зарубежья. Петр Базанов: Я официально состою доцентом Санкт-Петербургского Государственного Университета Культуры и Искусств. Тот, который в советское время назывался Институтом Культуры имени Н. К. Крупской. Поскольку у нас все вузы переименовали, и даже люди, работающие в сфере высшего образования, постоянно путаются в названиях, поэтому я называю его часто его советским именем. Иван Толстой: Да-да, Академия Физкультуры никому неизвестна, а Институт Лесгафта все знают. Петр Базанов: Почему уезжает четвертая волна? Из многих бывших союзных республик уезжают потому, что там непримиримые режимы к некоторым формам культуры, или притеснения на национальных основах. Особенно это было характерно для начала 90-х. Одно дело, если ты жил на незалежной Украине, когда она была УССР, где русский язык был государственным, а другое, жить в начале 90-х, когда во всех государственных органах отказываются говорить с человеком по-русски, хотя он может доказать, что его предки жили там со времен Богдана Хмельницкого. Прежде всего, в четвертой волне, на мой взгляд, лежит экономическая причина. Иван Толстой: То есть, "колбасная эмиграция"? Петр Базанов: Я бы не сказал "колбасная". Материальные причины - лучше жить на Западе, веселее, скажем так. Но выясняется, что жить там не настолько лучше, и не настолько веселее, чем у нас, поэтому многие из четвертой эмиграции возвращаются. Что касается формирующейся на наших глазах пятой эмиграции, когда просто приезжают и работают на Западе, несколько лет живут, и потом возвращаются, то это совершенно распространенное явление. Многие люди у нас, вспоминающие, что у них из предков есть евреи, уезжают на Запад, или в Израиль, живут там года три, пока им там выплачивают какие-то денежные выплаты, а потом ре-эмигрируют. Естественно, сравнивать подобную эмиграцию с первой и второй волной не то что некорректно, а просто неразумно. И еще один фактор, что представители четвертой эмиграции могут в любой момент приехать в то место, где они родились, или где живут их родственники, или знакомые, что было невозможно с первой или второй волной. Ольга (Москва): Я хотела бы уточнить по поводу Солженицына. Солженицына ни на какой "американский асфальт" не выкидывали. Он уехал в Европу. Какое-то время, он намеревался выбрать себе страну, и потом выбрал себе США. Вот и все. Иван Толстой: Ну, никто и не спорит. Солженицын себя не считает эмигрантом, и не любит, когда его к ним причисляют. Он был выслан, он не выбирал этого пути. Он даже не беженец, а просто высланный человек, который вернулся к себе на родину. Борис (Санкт-Петербург): Вы сказали, что вы занимаетесь Ульяновым. Это тот самый Ульянов, который написал статью про Чаадаева в "Новом журнале"? Петр Базанов: Да, только не в "Новом журнале", а в "Вопросах философии". Борис (Санкт-Петербург): Но изначально, она была в "Новом журнале". Петр Базанов: Нет, в "Опытах". Борис (Санкт-Петербург): Вы знаете, на мой взгляд, статья эта очень глупая и непорядочная. Я был удивлен этой статьей. Я отслеживал публикации, мемуарную переписку эмигрантов первой волны об этой статьи. Они были тоже удивлены, и, в первую очередь, глупостью и непорядочностью. Я бы сказал, что я бы таким человеком не занимался. Сейчас наблюдается следующее явление: выбирают какого-то деятеля и начинают его доить как дойную корову. То есть, они пристраиваются к нему, и дело доходит до маразма. Есть похожий рассказ у Аверченко, воспоминания извозчика Бурчука, о том, как он встречался с Пушкиным. Иван Толстой: Давайте вернемся к вопросу изучения эмиграции, и вот, что рассказал нам на эту тему историк Вадим Телицын, которого я записал в мае этого года, вскоре после окончания Московской конференции, посвященной эмигрантской периодике. Я спросил Вадима Леонидовича, о том, как он обратился к этой теме. Вадим Телицын: К эмиграции я обратился давно. Это было, наверное, году в 93-м. Тогда, после защиты диссертации, которая имела косвенное отношение к эмиграции (она была посвящена гражданской войне), я волей судеб очутился в Институте экономики. В Институте истории не оказалось мест. Там был единственный сектор, куда меня пустили как историка. Это сектор истории экономической мысли. В это время там готовился какой-то труд по истории экономической мысли в России, и я принялся писать комментарии. Причем, я принял на себя писать комментарии к тому, что именно касалось биографии и тех, кто жил в России, и тех, кто жил и умер за пределами страны. Тут я впервые этим заинтересовался. Следующей ступенькой была известная энциклопедия "Золотая книга русской эмиграции", где у меня уже вышла серия статей, посвященная экономистам-эмигрантам. Что удалось, так это удалось восстановить имена экономистов-эмигрантов, о ком мы ничего не знали тогда. Мы знали о Струве, еще о ком-то. А о деятелях второго ряда, не говоря уже о деятелях третьего ряда, которым в силу ряда причин не удалось защититься, получить ученую степень, но немало сделавших эмиграции. Вот об этих людях я и раньше старался писать, и сейчас. Многое удалось, но, как говорится, историографическое вскрытие покажет, насколько мои искания соответствуют действительности. Иван Толстой: Расскажите, пожалуйста, о вашей недавно вышедшей книге о гражданской войне в Испании. Вадим Телицын: Тут интерес несколько иного плана, хотя эмигрантский аспект присутствует. Меня тут заинтересовала даже не сама война, а участие так называемых "советских добровольцев". Когда я внимательно изучил даже опубликованные источники, даже воспоминания, то мне показалось, что не клеятся концы с концами. Мне, например, такой сюжет попался. Один из наших военных еще в семидесятые годы оставил воспоминания. Он так писал о 30-х годах: "Я был вызван в Наркомат обороны. Вышел оттуда уже добровольцем в Испанию". Вот отсюда я и начал танцевать. Потом я решил сопоставить, кто действительно был добровольцем в этой войне? Если их не делить на франкистов и коммунистов. Я понял, что действительными добровольцами были Хемингуэй, который поехал добровольно, Оруэлл, несмотря на то, что они воевали на стороне республиканцев. А с другой стороны баррикад - добровольцами выступали бывшие белые офицеры. Те, которые, по воле судеб, оказались в эмиграции. Известный генерал Фок, которому уже было за 60 лет, вступил в армию Франко добровольцем, солдатом, прошел весь путь до офицера, не получая ничего, но оставаясь рьяным противником большевизма. Мне кажется, что, с одной стороны, такие люди, как Фок, Оруэлл и Хемингуэй, были добровольцами. А в отношении наших людей, те, кто воевали, это, на мой взгляд, ограниченный контингент советских военных и гражданских лиц в Испании. Вот с этой точки зрения я рассматривал гражданскую войну в Испании и участие в ней "добровольцев". Иван Толстой: Многие ли эмигранты принимали участие в гражданской войне в Испании на стороне франкистов? Вадим Телицын: Немного. Буквально, несколько сот человек. Но, действительно, память о них в Испании сохранилась надолго. Я, например, знаю об одном летчике, который воевал на стороне франкистов. Так вот, когда он погиб, его хоронило население одной из южных провинций, над которой он вел воздушный бой. То есть, они все вышли и проводили его в последний путь. Ну еще ряд людей. Многие из них, прошедших войну в Испании, потом воевали в составе Голубой дивизии на советско-германском фронте. Иван Толстой: А такая фигура, как фон Ламздорф? Вадим Телицын: Я, честно говоря, его не затрагивал. Меня интересовали менее заметные фигуры. Кстати говоря, те, кто оказался после гражданской войны в России в эмиграции, а потом оказался в Испании белым эмигрантом, многие из них воевали на стороне Республиканской Испании. То есть, стали советскими добровольцами. Иван Толстой: Но в значительной степени, насколько я понимаю, это были те, кто близок к Союзу Возвращения? Вадим Телицын: Естественно. И здесь сыграл известную роль генерал Скоблин, известный Орлов и ряд других деятелей. Но их, по сравнению с теми, кто воевал на стороне франкистов, были единицы - было буквально, 10-15 человек. Может быть, их было и больше, но я не нашел. Иван Толстой: Анатолий Шмелев - куратор Фонда Радио Свободная Европа - Радио Свобода в Гуверовском архиве при Стэнфордском Университете в Калифорнии. Я должен объяснить нашим радиослушателям, что звуковой и печатный архив Радио Свобода несколько лет назад поступил в Стэнфордский Университет, находится в Гуверовской башне, в одном из самых крупных мировых архивов, который содержит материалы по русской теме. Анатолий Шмелев разбирает этот архив, описывает его и курирует всевозможную исследовательскую деятельность тех, кто приезжает туда его изучать. Я спросил Анатолия, который также участвовал в конференции в Москве, откуда больше всего в Гуверовском архиве газет и журналов. Анатолий Шмелев: Больше всего из Европы, и это, главным образом, благодаря деятельности генерала Николая Николаевича Головина, который в свое время - это 20-30-е и начало 40-х годов - являлся куратором военного отдела библиотеки Гуверовского института, и он специально подписывался на различные газеты, в том числе главные газеты зарубежья, то есть "Возрождение", "Последние новости", и т. д., и пересылал их в Гуверовский институт. Также являлся сотрудником Дмитрий Михайлович Красовский, морской офицер, который тоже пытался как можно больше собрать материала именно о русской эмигрантской периодике: газеты, журналы, главным образом, из Европы. Есть еще и кое-что американское. Страдают у нас отделы из Австралии и Южной Америки. Хотя есть тоже довольно много материала и из тех краев. Иван Толстой: Как бы постараться не переоценить значение эмигрантской периодики и не недооценить? Какое она имеет значение для историка русского зарубежья? Анатолий Шмелев: Огромное значение, потому что это есть хроника всех значительных событий эмиграции, а также это обмен мнениями о происходящем. Взять, к примеру, вторую мировую войну. Вот вся это дискуссия об оборончестве, об отношении к нападению Гитлера, это все было на страницах эмигрантских периодических изданий. Конечно, была и частная переписка, но, тем не менее, вот такие вопросы - глобального характера, они все выносились на страницы периодики и печатались там. Поэтому значение этих изданий действительно огромное. Иван Толстой: Что делает Гуверовский институт для сохранения этого периодического наследия? Анатолий Шмелев: Это вопрос сложный, и даже несмотря на то, что учреждение не бедное, если уж начинать по-настоящему все сохранять, так это все равно стоит огромных денег. В результате, мы поставлены в такое положение - да и не только мы, но и вообще библиотеки - что, с одной стороны, хочется сохранить этот материал как можно дольше, в как можно лучшем состоянии для будущих исследователей; а с другой стороны, предоставлять исследователям, потому что для этого и существуют библиотеки и архивы. И всегда очень трудно найти в этом какой-то средний путь, который удовлетворит и требования сохранения материала, а также требования доступа к этому материалу. Сейчас технологии позволяют, я не сказал бы "сохранить", но предоставить этот материал исследователю путем его оцифровки и размещения на интернете. Это не является сохранением материала, а просто возможностью преподнести его исследователям, не давая его им в руки, чтобы он не портился от постоянного копирования. Но это стоит колоссальных денег и открывает целый ряд новых вопросов, о том, как сохранить эти электронные носители. Потому что это тоже проблема. Технология движется вперед с огромной скоростью, и те носители, которые еще несколько лет назад употреблялись и всем были известны, уже не употребляются и скоро не будет устройств, на которых можно будет просматривать, прослушивать, и т. д. Даже пленки Радио Свобода за 70-80-е годы - скоро где их можно будет прослушивать? Кто производит эти аппараты? Скоро их никто не будет производить. У нас сейчас большая проблема - покупать коробки и катушки для этих пленок. Их уже никто не производит. Мы выискиваем какие-то фирмы, у которых на складе остались запасы, и их закупаем, а дальше ничего нет. Иван Толстой: Какие архивы по эмигрантской теме находятся в России? И как они там оказались? Петр Базанов: Во-первых, не надо забывать, что часть территории русской эмиграции оказалась в составе СССР после 45-го года, даже начиная с 39-го года, когда к СССР были присоединены сперва западно-украинские и западно-белорусские земли, а потом три прибалтийских государства и Молдавия. Отсюда эти фонды появились. Например, в Выборге, в Выборгском областном архиве огромные фонды, мало исследованные исследователями, и это то, что финны оставили на Карельском перешейке, как материалы и финской тематики, так и материалы русской эмигрантской тематики Выборга и всех этих мелких населенных пунктов на территории Карельского перешейка. Во-вторых, очень большое количество эмигрантских архивов было вывезено после второй мировой войны в 44-45-м годах. Из них самым известным является русский заграничный исторический архив РЗИА, который находится сейчас в Российском Государственном Архиве. Он вывезен из Праги. Точно так же были вывезены многие архивы с территории Манчжурии, например, из Харбина. Они оказались раскиданными по стране, но больше всего их в Государственном архиве Хабаровского края. Еще часть этих материалов раскидана невозможным каким-то способом. Например, часть их в нашем Военном архиве. Это, видимо, то, что вывозили непосредственно армейские части. Какие-то попали в общие архивы. Начиная с конца 80-начала 90-х, многие русские эмигранты и эмигрантские общества, дожившие до этого времени, или члены семей эмигрантов, стали дарить свои архивы тем архивам, которые, они считали, больше всего работают над этой тематикой. Это тот же Российский архив Русской эмиграции и Институт русской литературы (Пушкинский дом), и многие литературные архивы Москвы. Например, архив дома-музея Марины Цветаевой, архивы Российского Фонда культуры, Библиотеки-Фонда русского зарубежья. Иван Толстой: Это Солженицынский? Петр Базанов: Да. Иван Толстой: То есть, другими словами, молодой исследователь, который хотел бы обратится к теме русского зарубежья, имеет все возможности, даже не выезжая за пределы России, массу всего изучить, познать, посмотреть и войти в курс дела, не так ли? Петр Базанов: Совершенно верно. Речь идет о документах, которые принадлежат русским эмигрантам в их эмигрантский период творчества. А если мы будем искать материалы об их жизни в СССР, то можно найти даже в архиве Петербургского трамвайно-троллейбусного парка, потому что нет ни одного шанса, что какой-нибудь русский известный эмигрант там не работал. Иван Толстой: И последний вопрос: что преподаете вы? Какие ваши предметы? Петр Базанов: Я преподаю в трех вузах. Это Санкт-Петербургский Государственный Университет Культуры и Искусства, где у меня курсы истории книги, книговедения, и сериально-информационных ресурсов. Потом, я преподаю в Северо-западном Институте Печати, это бывший Ленинградский Полиграфический Институт. Там у меня, как раз, курс Культура русского зарубежья и Современное книжное дело. И потом, я преподаю в Невском университете, это Институт телевидения, тележурналистики и теледизайна. Там я веду спецкурс по истории эмигрантской журналистики. Иван Толстой: Кто ваши студенты? Чем они интересуются? Какие у них предпочтения? Задают ли он вам после лекции вопросы? Окружают ли вас кружком? Петр Базанов: Это зависит от группы. Если группа интересуется чем-то, если это молодые, активные, интеллектуальные люди, то русская эмиграция производит на них огромное впечатление. Часто, если человек ничего о русской эмиграции не знал, но читал какие-то ведущие эмигрантские труды или смотрел какие-то фильмы, то его такой подробный курс, изъясняющий основные направления истории и культуры русской эмиграции и истории их периодических изданий и книжного дела, обычно заинтересовывает. Пока, из всех, кто меня слушал, диссертаций писать никто не стал, но дипломные работы студенты писать стали. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
