Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
24.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||
[27-06-02]
Факты и мненияВедущий Лев РойтманРазговор с Эдуардом ТополемЛев Ройтман: Гость в нашей студии - писатель Эдуард Тополь. Удовольствие редкое. Эдуард, ты живешь в Майами, оттуда несколько раз в год летаешь в Москву, ну, а Прага остается под крылом. В России у тебя легально вышло более двадцати книг, пиратские издания учесть трудно, на то они и пиратские, но твой суммарный тираж - далеко-далеко за миллион. Изданы, конечно, и те пять или шесть книг, которые еще до перестройки, до краха Советского Союза принесли тебе в переводах с русского международное признание. И в общем ты триумфально вернулся в Россию. Вопрос не в том, конечно, что находит в твоих книгах массовый читатель, это вопрос к читателю, а это читатель увлеченный и, скажу так, развлеченный. Но что ты, как писатель, хочешь ему сказать? Эдуард Тополь: Я должен сказать, что перед тем, как сесть писать книгу, любую, я как раз этому вопросу посвящаю самое большое количество времени. Потому что каждая книга это некий месседж, или, по-русски, послание. Невозможно написать книгу, если у тебя нет внутри, где-то на уровне желудка капсулы того, что ты хочешь сказать читателю. Двадцать книг перечислять невозможно, с другой стороны, и невозможно пересказать в трех словах, что ты хочешь сказать читателю, потому что тогда, зачем было писать книгу, если можно в трех словах рассказать тебе здесь за столом, что я хотел сказать в той или другой книге. Но, скажем, про первые романы “Красная площадь”, “Журналист для Брежнева”, “Чужое лицо”, “Красный газ”, они были посланием другой цивилизации, в другой мир, в котором я рассказывал инопланетянам, западным жителям, что такое совковая жизнь в коммунистическом режиме, тоталитарном государстве изо дня в день на всех уровнях этого общества. Это было внутренней потребностью, посылом и стержнем, который держал меня за столом в первых книгах по 6-8 месяцев, дальше становилось писать все труднее и, следовательно, это было дольше. Но вот именно этот стержень - что ты хочешь сказать. Лев Ройтман: Твои книги очень привязаны ко времени, привязаны к актуальным событиям. Например, ты упомянул “Красную площадь”, где был, по сути дела, предсказан, и благодаря этому книга стала мировым бестселлером, преемник Брежнева. Она вышла буквально за несколько дней до смерти Брежнева. Считаешь ли ты себя политическим писателем? Эдуард Тополь: Частично. Так сложилось, что, видимо, это моя журналистская закваска. Я все-таки вышел из журналистики, когда на каждое событие надо было в газете откликнуться, и багаж, конечно же, журналистский, поскольку я много ездил по стране. Я каждый раз говорю: я не умею сочинять, я могу сочленять факты. Теперь уже как бы этим даже трудно хвастаться. Но про мои книги писали когда-то в Америке, что это “факшн”, что это не “фикшн”, а “факшн”. Я, честно говоря, думал, что книги “Журналист для Брежнева”, “Красная площадь”, что они, как и газетная статья, тоже так и умрут, сегодня вышли, их прочли и они ушли. К моему изумлению и счастью, конечно, большому, книги до сих пор стоят в книжных магазинах и пользуются определенной популярностью и спросом. Лев Ройтман: И здесь следует еще добавить, что, например, в книге “Завтра в России” ты предсказал с точностью до одного дня путч ГКЧП. Каким образом? Эдуард Тополь: Конечно то, что путч совпал с моей раскладкой, меня самого изумило. Но только в смысле календарных дат. У меня было назначено на 20-е августа, а началось все 19-го августа. А все остальное меня совершенно не удивляет, поскольку на то время я знал, чувствовал каждой своей клеткой всю внутреннюю жизнь, социальные пласты, слои жизни советской России. И когда я пасьянс стал раскладывать на столе, у меня ничего кроме путча не получалось. И я на самом деле эту книгу писал полтора года, пытаясь выстроить какую-то другую сюжетную линию, избежать развала Советского Союза, избежать ареста Горбачева, избежать путча. И моя жена тогда говорила: пожалуйста, не устраивай только гражданскую войну в России. И вот я боролся с этим. Но все силы социальные и политические этой страны двигались только в этом направлении: Горбачев должен был быть смещен, путч должен был состояться. И я, когда подготовил эту книгу, поехал в Пентагон, потому что мне надо было проконсультироваться, что будет делать Америка, если завтра... И я им рассказывал, как произойдет путч, заместителю командующего военно-воздушных сил американской армии. Они мне не верили. Я им говорил: ребята, хорошо, у вас есть игровая комната, давайте просто как игру разберите эту фабулу. Потому что коммунистическая партия не могла просто так самораспуститься, это же нелепо, путч должен был быть, он произошел. Лев Ройтман: Спасибо, Эдуард. И теперь к менее приятным материям. До того, как открылся российский, точнее, бывший советский рынок, твои книги, например, ты упоминал “Чужое лицо”, это русское название, вышли, по меньшей мере, в 15-ти странах. То же “Чужое лицо” называлось во Франции “Погружение”, в Голландии “Под водой”, в Германии “Подлодка 137”, переводились твои “Красный газ”, ты упоминал и ее, “Россия в постели”, “Асины рассказы”, переводились и другие книги. Потом пошли издания российские, а иноязычные, переводные издания сошли на нет. Чем ты это объясняешь, что, для тебя западный читатель потерял интерес? Эдуард Тополь: Для меня западный читатель не может потерять интерес, конечно, но российская тема потеряла интерес для западного читателя. Я не настолько самонадеян, чтобы все присваивать себе. Интерес к моим книгам был вызван еще огромным страхом перед советской империей, и я был как бы гидом по этой империи для западного читателя. Когда эта империя развалилась, необходимости в гиде уже нет. Сегодняшняя Россия не страшит западного читателя, теперь его страшит Пакистан. И теперь первые места на книжных полках занимают книги о талибах, Афганистане и так далее, о международном терроризме. Естественно, для этого есть уже другие, более сведущие авторы. Но зато для меня открылся целый материк читателя российского. Я был запрещен, меня никогда не издавали в России при советской власти. Меня называли врагом народа, писали, что мой литературный агент это ЦРУ и так далее. Но сегодня у меня огромный материк российского читателя. К несчастью для меня и для этого читателя, этот читатель нищий. И вот эта тема очень серьезна и, наверное, ее нет времени сейчас обсудить. Но на самом деле, если я сейчас попытаюсь сформулировать очень кратко, то в декабре прошлого года состоялось окончательное удушение русской литературы в России. Оно началось 12 лет тому назад, когда пиратские издания западных писателей хлынули и заполонили российский рынок в чудовищных переводах, истребив практически возможность конкуренции нормальной литературы с этим потоком макулатуры. Я тогда знал, например, парня, который написал за Крайтона еще три “Парка Юрского периода”. За меня писали книги, под моим именем выходили книги “Кремлевское золото”, еще какие-то названия. Соответственно, литератор российский, писатель уже тогда был обречен на нищенские гонорары. Если это профессиональный литератор, он не может на это жить. Постепенно, во-первых, эти пиратские издательства или вымерли или были истреблены или просто отстреляны, 21-го издателя убили в то время, этот рынок цивилизовался и постепенно набирал некие возможности для того, чтобы прокормить своего писателя настоящего. Но параллельно была создана целая сеть так называемых “Олимпов” для литературных негров. И ты хорошо знаешь, что, например, некий человек, я не знаю, какое он имеет вообще отношение к литературе, по фамилии Каминский, он создал “Олимп”. Вот так люди называют свои издательства, где собирают негров литературных, которые пекут книги, им платят гроши, но они заполняют прилавки, и тогда нормальный литератор российский получает такие же деньги, как и эти литературные негры, но жить он на них не может, не может он в месяц писать роман. 17-го августа, когда был дефолт, вся читающая среда была приведена в состояние нищеты. Потому что, кто изначально читает нормальные книги и кто определял качество литературы? Земские врачи, учителя, медсестры. Этот слой говорил, что он читает и что хорошо, потому что он разбирается. Но если этот слой превратился в нищий, если у них зарплата стала 60-70 долларов в месяц, они не могут купить книгу. Я получаю письма от учителей, они мне писали: вы знаете, нас двое учителей сельских, муж и жена, оба преподают, мы можем купить только одну книгу в месяц. Мы собираем деньги, чтобы купить книгу. Мы ждем вашу следующую книгу. Это наполняет меня гигантской ответственностью. Но когда люди не могут купить одну книгу в месяц, то страна не может прокормить нормального писателя. Потому что книга занимает год работы, более или менее нормальная книга. Все, что пишется меньше, это не книга, это макулатура. И после 17-го августа этот весь слой был опущен. А в декабре прошлого года в Охотном ряду Дума, депутаты удушили последние останки литературы, введя НДС на книги. Лев Ройтман: Ты коснулся дефолта, 17-е августа 98-го года. Я вспоминаю твое письмо Березовскому, можно сказать шире - российским олигархам-евреям. Ты их после дефолта призвал поделиться деньгами с Россией во избежание народного гнева против евреев. Ты полагаешь, что деловые люди-евреи, в отличии от неевреев, должны откупаться, покупать расположение? Эдуард Тополь: Ты несколько передергиваешь или пережимаешь, скажем так, для остроты вопроса, это я понимаю. Но суть этого письма была, во-первых, не в том, чтобы поделиться деньгами, а в том, что в тяжелый момент для этой страны - я ходил по Москве 17-го, 18-го, 19-го, 20-го августа и видел, что творилось на улицах, а, самое главное, я видел глаза людей от самых простых до депутатов Думы, которые, когда все потеряли, пришли в свой клуб “Петрович” и пропивали последнее. У них были стеклянные рыбьи глаза, они ничего не соображали депутаты Думы - в этот момент я вспомнил про Куроня, первый министр социальных программ польского первого демократического правительства, Яцек Куронь. Он мне говорил, я был тогда в Варшаве проездом, встречался с ним, и он рассказывал, что в точно такой же период, когда Варшава была просто в отпаде, он взял у армии полевые кухни, варили в этих полевых кухнях кашу на улицах и раздавали голодным людям. Это была национальная программа. Вот такие национальные программы могли сделать олигархи. Я обратился к евреям, потому что я еврей, и я считал необходимым разговаривать со своими. А Говорухин, я считал, должен был обратиться к Потанину, Михалков еще к кому-нибудь, к Дерипаске, с таким же прямым, славянским, православным открытым разговором. А я считал, что я имею право разговаривать со своими. Потому что по еврейской религии издавна записано в наших законах, что 10% от прибыли любой надо раздать бедным. Я не говорил - деньгами, я говорил созданием общенациональных программ поддержки населения в беде. Лев Ройтман: Спасибо, Эдуард. Было бы хорошо, конечно, чтобы присоединились и другие олигархи к тем, кого ты призывал. Но каким-то образом известно, что тот же Березовский, как меценат, тратит на некоммерческие программы куда больше, например, чем Олег Дерипаска,, по твоей терминологии, православный. Это немножко другая тема. Я хочу вернуться к литературе. То, что ты говоришь об утрате интереса к России, любопытным образом, почти буквально написано в “Литературной газете”, я уверен, ты этого номера “Литературной газеты” не видел и этого не читал, это статья Юрия Архипова, германиста, “Гибель богов по-русски и по-немецки”. Он пишет буквально следующее: “В Германии русские теперь явно вышли из моды, нет и в помине того, что творилось лет 10-12 назад - русская душа, Горбачев, перестройка. Разве что на руках не носили нашего брата с конференции на конференцию, такой царил спрос”. Ну, а сейчас этого действительно нет. Вот, кстати, совсем недавно ты мне дал книгу “Китайский проезд” - о выборах 96-го года, когда были разыграны, как по нотам, перевыборы Ельцина на второй президентский срок при стартовом рейтинге в шесть ничтожных процентов. У меня сложилось впечатление, что эту книгу ты писал, видимо, со взглядом на западного читателя. Но вышла она по-русски и как-то западного читателя не затронула. Там такая масса русских общеизвестных реалий, которые русскому объяснять совершенно ни к чему. Ты в данном случае просчитался с прицелом? Эдуард Тополь: Тут есть несколько моментов. Во-первых, по поводу прицела. Книгу пишут, конечно, с определенным прицелом, нечего греха таить. Но на самом деле, если ты пишешь книгу только для того, чтобы попасть куда-то в десятку, я не знаю, сорвать какой-то куш, то лучше не садиться. Потому что, во-первых, чудовищное разочарование, если ты не попадешь в десятку, правда же. А во-вторых, ты тратишь силы не на то. Я однажды, не буду называть имен, но когда я писал “Красный газ”, это была четвертая книга, я еще считал, что существуют какие-то цеховые профессиональные нравственные понятия о дружбе, взаимовыручке, я из Нью-Йорка позвонил в Вашингтон одному известному российскому писателю, который тоже уехал, и сказал его жене, которую я знал двадцать лет, что я хочу поговорить и прислать рукопись классику российской современной литературы с тем, что просто по-товарищески он прочтет и что-то такое. А она мне сказала: ты знаешь, Эдик, он не будет с тобой разговаривать, потому что он сейчас занят, он пишет бестселлер для “Рендом Хаус”. Ну, когда человек пишет заведомо бестселлер для “Рендом Хаус”... Я не знаю, издал ли “Рендом Хаус” вообще эту книжку, во всяком случае в списке бестселлеров я этого имени не встречал. Что касается “Китайского проезда”, то просто пройти мимо этого драматического материала выборов в России, когда у президента, который еле на ладан дышит, шесть процентов, а против него гигантские силы, демонстрации народные с красными знаменами, извини, конечно, но Тополь мимо этого пройти не мог. Я семь месяцев отсидел в Москве. Моя жена сказала мне: все, оставайся, я тебя знать не знаю. Потому что это материал! Просто я залезал всюду, везде, ты не сможешь назвать места, где я не был. Я с Филатовым, я с кем угодно, с имиджмейкерами Ельцина говорил и так далее. И когда мне удалось добраться до архива американцев, которые жили там, семь человек, когда передо мной лежали ящики с их видеопленками работы с “фокус-групп”, о чем ты говоришь, это самый вкусный материал. Что произошло дальше? Книга вышла в Москве, “Нью-Йорк Таймс” посвятила этой книге полосу, причем не какую-то литературную, а второю политическую страницу с портретом твоего покорного слуги, с рассказом об этой книге. Они всегда знают, что делают - они просто пересказывают сюжет. Она пересказала весь сюжет этой книги, разбавила какими-то сравнениями с американской книгой про президентские выборы и так далее. А я в это время с женой уехал в Испанию, и когда я приехал, весь автоответчик был забит телефонными звонками из издательств, из “Си-Эн-Эн”, из других программ. Но меня не было в это время. Америка такое дело - сегодня эта дверь открыта и это твой шанс, и ты его должен взять. Назавтра уже произошло новое событие, и ты улетел, про тебя забыли. Вот я тебе честно говорю, как оно есть. Я с этой книгой мимо своего шанса прошел в Америке. Лев Ройтман: С этой книгой ты прошел, но не прошел, по крайней мере, со своими предыдущими книгами и у тебя, насколько мне известно, довольно активный американский литературный агент, который пока, однако же, не преуспел. Быть может, именно в силу того, о чем пишет Юрий Архипов, это та политическая атмосфера, в которой интерес к подобной России в какой-то степени насыщен. Эдуард Тополь: Зато книга, которая написана десять лет назад “Русская дива, или Любожид”, вышла два года назад в Америке, хотя она совершенно не посвящена актуальному моменту. Они ее назвали “Еврейский любовник”, очень красиво издали. Лев Ройтман: И в заключение, конечно, джентльменский вопрос о твоих творческих планах. Чего от тебя ожидать? Эдуард Тополь: Я надеюсь до конца года дописать новый роман. А что это такое, я, пока не напишу, не знаю, во всяком случае не скажу. Приносим свои извинения за возможные неточности Другие передачи месяца:
|
c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|