Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
24.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[29-10-04]
Факты и мнения"Ваш собственный корреспондент..."Ведущий Лев Ройтман Лев Ройтман: В одной из недавних наших передач мы обсуждали, как работают иностранные корреспонденты в России, как им работается в России. Ну, а сегодня о том, как работается российским журналистам за границей. Разумеется, работая в Ираке, журналист имеет совершенно иные условия и обстоятельства, нежели в Америке, в Германии или, скажем, во Франции. Вот относительно спокойную Францию мы и возьмем. Как вам там работается - это вопрос участникам нашего предстоящего разговора, а теперь представлю их: Андрей Грачев, собственный корреспондент журнала "Новое время"; Юрий Коваленко, "Русский курьер"; и Аркадий Ваксберг, хорошо известный вам участник наших передач, собкор "Литературной газеты". Юрий Иванович Коваленко, прежде всего, кто определяет круг ваших тем и сообщений - обстоятельства, то есть новости, вы сами или ваша редакция? Юрий Коваленко: Я бы сказал, что прежде всего, конечно, новости, события, которые происходят во Франции и частично в Западной Европе, поскольку я занимаюсь не только Францией, но немножко и Европейским Союзом, обстоятельства событий диктуют выбор моих новостей. Естественно, из обилия новостей приходится что-то отсеивать, что-то выбирать. И примерно, я бы сказал, один-два процента какие-то темы мне заказывает редакция, либо потому, что они сами не успевают осветить то или иное событие, либо потому что у меня в свое время не дошли руки, а их интересует тот или иной аспект внутриполитической жизни Франции, который, возможно, перекликается с российскими событиями. Лев Ройтман: Юрий Иванович, спасибо. Андрей Серафимович Грачев, "Новое время" - это, кажется, один из последних бастионов, скажу немножко выспренне, либерализма в сегодняшней России, еженедельник. Кто определяет ваши темы? Андрей Грачев: Вы правы. Во-первых, сам формат, я имею в виду еженедельным, а не ежедневным форматом мы отличаемся от газеты, с которой сотрудничает Юрий Коваленко, поэтому уже формат еженедельника - это формат несколько более аналитический. Это дает чуть больше времени для того, чтобы отсеять сиюминутные какие-то новости, попробовать сосредоточиться на чем-то более основательном. Что же касается выбора тем, примерно, как и у Коваленко, более чем три четверти - это все-таки мой выбор, и редакция в этом смысле прислушивается, им кажется, что отсюда виднее. У меня примерно, как вы сказали, для "Нового времени", остающегося по традиции журналом, ориентированном на политические и на международные события и новости, взгляд, конечно, в основном сосредоточен на международных новостях, на ситуации в Европе, в том числе во Франции. Может быть, в этом какая-то особенность. Ну и на том, что из происходящего в Европе и во Франции может быть интересно для России, как с точки зрения взгляда на Россию со стороны, так и с точки зрения процессов, перекликающихся с тем, что сейчас происходит у нас дома. Лев Ройтман: Спасибо, Андрей Серафимович. Аркадий Иосифович Ваксберг, естественно, навешивать ярлыки на газетные и журнальные издания - дело последнее. Тем не менее, не заметить разницу в общем редакционном направлении между тем же журналом, еженедельником "Новое время" и еженедельной "Литературной газетой", которую вы как собкор представляете или обслуживаете в Париже, невозможно. В последние годы, те не очень долгие еще годы, когда изменилось редакционное направление "Литературной газеты", - это газета скорее государственническая, скорее даже почвенническая, газета в русле привычной терминологии, спектра привычного политического, скорее консервативная, коль скоро мы определили "Новое время" как журнал либеральный, так вот, мне там не приходится видеть ваши тематические статьи какие бы то ни было, но вы даете регулярно материалы французской прессы. Кто в вашем случае определяет, что давать и, быть может, чего не давать? Аркадий Ваксберг: Очень редко я получаю какие-либо конкретные задания касательно тематики или персоналий. Такое бывает, но крайне редко. У нас есть общая договоренность главным образом отражать события и явления в сфере культуры. И я тоже должен заметить, что раньше "Литературная газета" когда-то и не в столь далекие времена много писала вообще о зарубежной политике с вполне очевидным, конечно, идеологическим знаком в советские времена. Потом знак исчез, интерес к событиям не только у себя дома оставался. А вот теперь к собственно политическим событиям, если они не являются какими-то чрезвычайными, приковывающими к себе всеобщее внимание, такой интерес ослаб. Но зато не ослаб интерес к событиям культурным. Я сам отбираю эти события, сам отбираю людей, сам отбираю те публикации во французской прессе, который, на мой взгляд, представляют интерес для сегодняшней "Литературной газеты" и для ее сегодняшних читателей. И случаев, когда мой выбор показался бы неприемлемый газете, таких случаев не было. Не могу не отметить, что, как известно, размежевание в литературной среде, оно проглядывается очень резко и отчетливо, подчас даже непримиримо и приходится с этим считаться, что какие-то имена, произведения, позиции, высказывания, допустим, для газеты неприемлемы. И я это сам понимаю и, как говорится, не иду вразрез с пожеланиями редакции. Другие, хотя мне они таковыми не кажутся, даже очень приемлемы. Таковы условия работы, их надо учитывать, оставаясь при этом самим собой. Это никакая не автоцензура, не приспосабливание, а трезвое осознание того, что не ты же выпускаешь свою газету, ты только работаешь в ней. Маршак когда-то мне говорил в те очень далекие времена: "Важно не где ты публикуешься, а что ты публикуешь, под чем стоит твоя подпись". И я всегда помню эти его слова. Лев Ройтман: Спасибо, Аркадий Иосифович. Юрий Иванович Коваленко, недавно президент России побывал на Украине, где он общался по телевидению по заранее заготовленным вопросам с украинской аудиторией. Это событие, а это на самом деле событие, не вполне обычное для лидера иностранного государства, освещалось в российской прессе, в почвеннической, в государственнической, в российском официозе, в частности, "Российской газете", с совершенно каких-то рептильных восторженных позиций, с придыханием. Можно понять эти издания, но все же это немножечко чрезмерно. Что-нибудь подобное вам когда бы то ни было рекомендуют делать в связи, скажем, с присутствием российских государственных, общественных деятелей во Франции, быть может, какие-то подобные пожелания исходят от российского посольства, в котором, полагаю, вы бываете, вы - российский гражданин? Юрий Коваленко: Действительно, я бываю в российском посольстве на разных мероприятиях, главным образом культурного плана. Но, тем менее, за последние годы я ни разу не помню никаких пожеланий, которые бы российское посольство высказало бы в мой адрес. Возможно это связано с тем, что моя газета "Русский курьер", она так же, как журнал Андрея Грачева "Новое время", такого либерального направления, слегка оппозиционного или просто оппозиционного по отношению к Кремлю. Поэтому никаких таких социальных заказов написать о том, как замечательно прошел визит Путина во Францию, как раньше писали, Париж встречает советского или российского лидера с распростертыми объятиями, что французский народ ликует - этого, конечно, нет. Я стараюсь в меру сил и возможностей давать какую-то объективную картину, то есть писать о каких-то позитивных моментах любого визита, любых моментов франко-российских связей и так же говорить, естественно, о недостатках. Соблюдать какой-то возможный баланс между плюсами и минусами, чтобы меня не заносило ни в одну, ни в другую сторону. То, что я являюсь сотрудником такой газеты либеральной, это не значит, что должен все критиковать, что делает Москва и все ее отношения с Францией, с Европейским Союзом, совсем нет. Передо мной такой задачи не ставится. Лев Ройтман: Спасибо, Юрий Иванович. Андрей Серафимович, приходится ли вам встречаться с какими-то ситуациями, которые вам препятствуют в получении информации, той информации, которую вы хотели бы получить от официальных лиц, официальных учреждений и так далее? Андрей Грачев: Нет, в этом смысле Франция, и Париж в особенности, лучшие представители более внимательного, бережного, я бы сказал, выражаясь прежним языком советской журналистики, трепетного отношения и к свободе слова, и к самой профессии, к функции и к труду журналистов. Кстати говоря, это проявляется, например, в эти дни в связи с тем, какое внимание вся Франция, от общества до высших государственных руководителей, проявляет к судьбе журналистов французских, которые оказались заложниками в Ираке. Дай бог, нам бы в этом смысле в России, чтобы отношение к труду, к функции и к деятельности журналистов было таким. Поэтому здесь для получения информации двери открыты. Все зависит от инициативы, настойчивости и информированности. Надо, действительно, успевать, учитывая, что Париж не только французская, но и европейская и в чем-то одна из мировых столиц. Новостей очень много, надо просто уметь среди них ориентироваться. Поэтому подобного рода трудностей нет. Есть то, что французы называют затруднения от выбора, определение приоритетов. И вот это тоже особенность работы журналиста во Франции. Несколько раз для меня было сюжетом. Потому что неизбежно в своей работе я отбираю те моменты, связанные, казалось бы, со спецификой французской общественной, политической и другой жизни. Но, тем не менее, для России, как общества переходного, открывающего для себя разные оттенки нового посткоммунистического общества и состояния, наверное, это немаловажно и, наверное, это интересно, как можно и нужно обращаться с прессой, со свободой слова и какую роль они играют в общественной жизни. Лев Ройтман: Спасибо, Андрей Серафимович. Аркадий Иосифович, вы российский журналист, живущий и работающий в Париже. Наверняка ваши французские друзья, знакомые, а вы великолепно владеете французским, спрашивают у вас: ну как там Россия? Вопрос, конечно, всегда сакраментальный. Но насколько велик интерес к России, не на официальном, не на официозном уровне, а на уровне личного общения? Скажем, у вас, наверняка, есть консьерж или консьержка в доме, наверняка, есть дворник в доме, наверняка, есть ваш зеленщик, у которого вы покупаете, мясник и так далее. Аркадий Ваксберг: Честно вам скажу, да, конечно, есть консьерж, есть зеленщик и есть любимый мой продавец рыбы, которую я здесь обожаю покупать. События, которые происходят в России, я не знаю, интересуют их или нет, но, во всяком случае, с подобными вопросами ко мне они не обращаются. А вот в другой среде у меня очень много французских знакомых, в различной среде - и журналистской, и литературной, и академической и так далее. Вот там интерес проявляется огромный. И вообще ни одна встреча с этим людьми, даже краткая, даже мимолетная, не говоря уже о вечерах, которые проходят в этом обществе, ни одна такая встреча не обходится без обсуждения России. Вообще если, наверное, я там нахожусь, то ни на какую другую проблему уже не выходит - таков исключительный интерес. Должен вам сказать, что эти разговоры происходят в очень доброжелательной обстановке, хотя мнения расходятся. Я вполне откровенен в своих суждениях, у меня нет никакой оглядки на то, можно сказать это или нет, потому что другого стиля общения здесь не бывает. И мне лично самому доставляет большое удовольствие такого рода беседы, потому что они позволяют понять мнение, существующее в различных кругах, весьма авторитетных кругах французского общества. Так что я, находясь в Париже и общаясь с французами, все равно остаюсь все время в России. Ее интересами, ее проблемами приходится, это не печальная необходимость, это радостная необходимость, приходится все время жить. Лев Ройтман: Спасибо, Аркадий Иосифович. Юрий Иванович Коваленко, естественно, интерес к той или иной стране может вспыхивать, может затухать в зависимости от остроты и масштабности событий, в этой стране происходящих. Но вот Беслан, недавняя трагедия, как во Франции на бытовом уровне, не на уровне прессы, мы, естественно, на нашем радио за всем этим следим, все это сообщаем, передаем, а на бытовом уровне, межчеловеческом, как реагировали ваши французские знакомые? Глубокомысленно - а что было причиной, что послужило поводом и толчком тому, или просто на, скажу, гуманитарном уровне сочувствия? Юрий Коваленко: Вы понимаете, многое зависело и зависит от уровня общения в той же трагедии с Бесланом. Когда эту проблему ты обсуждаешь, как вы сказали, на уровне консьержки или зеленщика, естественно, все смотрели на тебя с сочувствием и спрашивали - ну как там, что вы, как мы можем помочь? Даже были неожиданные предложения от представителей самых простых профессий. С другой стороны, если проблема Беслана, проблема Чечни, проблема терроризма в целом обсуждается в более-менее интеллектуальной сфере, с журналистами, с писателями, с политологами, естественно, уровень дискуссии становится совершенно другой. Задаются вопросы о том, как же получилось, что снова оказалось такое количество невинных жертв? Почему вся эта операция либо не готовилась, либо была ужасно проведена? Бесконечно вопросы про Чечню, которые вы все знаете. Французы в целом, общественное мнение, французские деятели, они не в состоянии понять, почему Россия уже десять лет ведет войну в Чечне с такими колоссальными для себя моральными и физическими потерями. То есть, естественно, любое российское событие, тем более российская трагедия, она не оставляет французов равнодушными. Реакция самая различная, бывает просто удивительная. Бывает реакция такая, что - да, этих чеченцев надо давить, надо перестрелять, иначе ничего хорошего не произойдет. Иначе, если вы отдадите Чечню, завтра вам придется отдавать другую часть России, и Россия развалиться. Меня иногда удивляет такой совершенно потрясающий разброс мнений во французском обществе от самых либеральных до самых жестких государственных, державных, я бы даже сказал. Лев Ройтман: Спасибо, Юрий Иванович. Андрей Серафимович Грачев, вы журналист, вы представляете еженедельник московский в Париже, но вы были и пресс-секретарем Михаила Горбачева. И люди сведущие среди ваших французских друзей, наверняка, задают вам вопросы и о том периоде вашей профессиональной работы и, наверняка, и о личности самого Михаила Горбачева. В какой степени эта политическая фигура сегодня продолжает или, напротив, перестала вызывать интерес, в частности, у французов? Андрей Грачев: Французы в этом смысле немногим отличаются от остальных европейцев, и не только европейцев, но и американцев, и представителей, по крайней мере, политической, журналистской элиты, да и просто миллионов людей во всем мире. Горбачев продолжает, я об этом могу судить только по своей работе во Франции, но и по своим контактам в других странах, остается, конечно, фигурой выдающейся для ушедшего 20 века, но одновременно и фигурой, которая задает вопрос о России своей судьбой, тем, что, допустим, последствия той замечательной перестройки, по крайней мере, в ее планах, в ее программах в ее заявлениях, они привели к нынешней России, которая вызывает тоже уйму вопросов, но вопросов окрашенных, как говорил Юра Коваленко, в недоумение и в непонимание, связанные очень часто и с резким критическим отношением и неприятием. Так вот Горбачев в этом смысле по-своему, будучи не человеком, а как политическая фигура, как политическое явление - это тоже по-своему непонятая и не до конца разгаданная проблема России. Почему благие пожелания в России, как правило, оказываются разбившимися о ее реальность? Почему та же самая судьба политическая Горбачева, можно сказать, по-своему трагическая? Потому что, пользуясь большой популярностью во внешнем мире, он вызывает у большинства населения, по крайней мере, если судить по прессе и по политическим комментариям, не только смешанное, но и негативные реакции у себя дома. Почему? В этом смысле фигура Горбачева, как персонажа исторического, иногда здесь говорят трагического в политическом смысле, это по-своему, я бы сказал, загадка творческого плана. Потому что она продолжает поддерживает интерес к России и у многих вызывает надежду на то, что, может быть, все-таки Горбачев по своим поступкам, по своим действиям, по своему вкладу в политику и в историю - это человек не только прошлого, но в чем-то и будущего, конечно, российского, но, может быть, и мировой политики в целом. Приносим свои извинения за возможные неточности Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
