Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
23.11.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Интернет
[04-11-03]

Новые луддиты

Автор: Владимир Губайловский

На одной из сетевых новостных лент мне попалась на глаза заметка, которая показалась необыкновенно характерной и типичной. Это - очередной призыв к борьбе с засильем высоких технологий. Тех самых, которые порабощают человека и сажают его на технологическую иглу.

Автор заметки пишет: "В свое время Достоевский писал: "Кончится тем, что они принесут свою свободу к ногам нашим и скажут нам: "Лучше поработите нас, но накормите нас"". Его пророчество сбывается в нашем информационном веке - темном, управляемом корпорациями царстве, предсказанном такими легендарными художниками, как Брюс Стерлинг и Джордж Лукас.

Мы стремимся быть частью этой информационной среды и с появлением в нашей жизни каждого нового устройства, сервиса или цифрового подключения ощущаем новые потребности. От пакетов до пейджеров, от радио до телефона, в информационном веке никогда не заходит солнце; мы постоянно включены в глобальную матрицу информационной сферы. Мы свыклись с ней и непрерывно купаемся в море электронных сигналов.

А в стремлении удовлетворить свой техноголод, мы, получив новейшие и крутейшие устройства или хайтек-услуги, становимся все более зависимыми от этих продуктов и их производителей - настолько, что, когда что-то ломается или оказывается под угрозой, наша работоспособность снижается или иссякает. Принимая во внимание эти частые технические или юридические проблемы, можем ли мы считать себя свободными и сильными, во что нам предлагали поверить?

Технология затягивает, как азартные игры и героин. По собственному желанию или по чьей-то воле мы покупаем новые устройства и постоянно модернизируем свою технологию по целому ряду причин, как реальных, так и воображаемых, и без последней хайтек-"примочки" чувствуем себя некомфортно. Корпорациям это нравится, так как, приобретя и начав использовать их продукты или услуги, мы впадаем в зависимость. Кончится тем, что они по существу овладеют нашей информацией - а со временем обществом и нами самими".

Вроде бы ну и что? Мало ли кто говорит подобные вещи и некоторые цитируют не только Достоевского. Свое выступление на программистской конференции в Штутгарте один из резких противников информационной экспансии Нэйл Постман (Neil Postman) закончил такими словами:

"Я рекомендую всем живущим технологической утопией не забывать слова мудрого опоссума из старого мультфильма: "Мы встретили врага", - сказал Пого, - "и он - нас".

Это главные слова новых луддитов - борцов с неслыханными скоростями информационного века. Наркозависимость, невозможность нормального существования вне компьютерного мира, ненадежность продукции производимой корпорациями. И, в конечном счете, опасность и непредсказуемость последствий информационного взрыва.

Хотя никто уже не помнит какое оно, это нормальное существование. Генри Торо тоже не всю жизнь прожил в лесу. И настолько ли надежными были прядильные станки, которые громили настоящие луддиты в 1811 году в Ноттингемшире? И что же защищал Джордж Байрон в палате лордов? Свободу от угнетателей или свое дешевеющее на глазах родовое поместье от текстильных монополистов?

Но просто так отмахнуться от высказываний, подобных словам Нэйла Постмана, не получится. На них придется отвечать по существу. И не только потому, что голоса противников технологического взрыва звучат все громче, и среди них немало глубоких и мудрых людей. Только в "Седьмом континенте" мы говорили о Станиславе Леме и его эссе "Дорога без возврата", в котором фантаст и мыслитель поднимал те же вопросы, мы говорили о информационной травме, которую, с точки зрения Михаила Эпштейна, переживает человек, не в силах справиться с потоками информации.

Даже находясь внутри этого технологического прорыва, работая программистом или обозревателем достижений высоких технологий, невозможно не чувствовать, что все не так радужно, как казалось буквально 4-5 лет назад.

Главная проблема лежит на довольно большой глубине, и придется вернуться к самому началу - к определению понятия количества информации, которое дал Клод Шеннон.

Я напомню, в общих чертах, что говорил основоположник. Мерой информации служит энтропия источника - то есть непредсказуемость и неопределенность, каждого следующего символа в дискретном сообщении. Чем выше непредсказуемость - тем выше информативность. Сенсация, неожиданность - максимально информативны, а сообщение, десять раз пересказанное, давно известное, содержит количество информации близкое к нулю.

Сегодня складывается впечатление, что мы живем по закону Шеннона: то есть стремимся увеличить непредсказуемость и новизну, увеличить информационное насыщение окружающей нас действительности. Но вся ли это информация, которая нам необходима и та ли это информация?

Есть один крайне существенный аспект, который как-то упускают из вида, может быть, как раз ввиду его явной очевидности: максимальной информацией обладает сообщение, где каждый новый символ в сообщении абсолютно случаен, то есть полностью непредсказуем. Но в естественных языках - русском или английском - предсказуемость выше 50% - то есть каждый второй символ в достаточно длинной фразе полностью предопределен. А самый предсказуемый, предопределенный, а значит самый информационно бедный язык - это язык поэзии.

Самое информационно ценное сообщение не может быть включено в естественный язык. С точки зрения человека это сообщение - полная абракадабра - произвольный набор букв.

А вот сколько информации содержат уравнения Максвелла, которые в самой компактной форме записи содержат только 15 символов? На вопрос мы ответить сегодня не в состоянии.

Я приведу пример случайного текста, который был создан роботом, причем довольно ученым. Этот робот знает грамматику, но значения слов для него не существует - существует только согласование. Он выбирает слова случайным образом из обширного словаря и произносит: "Исповедь без аур, познанная алтарем, будет философствовать о надоедливых целях с престолами; она возрастает, вандалом клоак обобщая промежуточные твердыни. Пело об упертостях, преобразившись над монадой капища, искусственное Божество нагвалей и обобщало честного ангела с аурой. Позор с воодушевлением будет позволять ходить под сенью существ с колдунами".

Информационный вес этого сообщения очень высок. Смысла в нем нет вовсе. Хотя мы и можем придумать какую-нибудь, даже вполне разумную интерпретацию. Но это будет уже привнесенная нами разумность.

Любые битовые наборы, и те, что передаются по глобальным сетям, и те, что лежат на винчестерах наших дисков, это тоже - "вандалы клоак" и "обобщенные промежуточные твердыни". В них нет смысла. Смысл находится где-то на другом уровне, он теснейшим образом связан с мыслительным усилием человека, усилием понимания и объяснения.

Высокая пропускная способность каналов связи, сумасшедшее быстродействие, и прочие радости технологического бытия не панацея, и тем более не самоцель. Мы стали больше знать, мы завели множество знакомых по всему миру, мы успеваем заключать все больше сделок за день. Но нельзя не заметить, что все выше перечисленное это - количественные показатели.

Пушкин как-то заметил:

Ученых много - умных мало.
Знакомых тьма, а друга нет.

Это про наш информационный век в куда большей степени, чем про век пушкинский.

Спросим себя, в чем высокий смысл всех этих наших действий? Ответить на этот вопрос крайне непросто. Хорошо, если человека удовлетворяет ответ: таким образом я заработаю еще больше денег. Это ответ счастливого человека. Но он удовлетворяет далеко не всех. Деньги - это тоже специфический вид информации, и простое его накопление не ответ. Много информации по Шеннону, это может быть ничтожно мало по Достоевскому.

Боязнь сегодняшних новых луддитов - это не только страх остаться аутсайдером, не поспевая за информационной гонкой. Хотя и этот страх небезоснователен. В 1997 году ООН ввела такое понятие, как информационная бедность: оно отражает рост социального неравенства по принципу доступа к компьютерной сети, потому что в нынешних условиях доступ к компьютеру - это доступ к знанию.

Но тревога новых луддитов это еще и интуитивный страх перед потерей традиционного смысла.

Смысл - предполагает не просто передачу посимвольной или побитовой информации. Смысл требует установления связей, по возможности всех связей данного слова, текста или образа. Смысл - есть точка кристаллизации - узел в глобальной сети познания, причем этот узел должен быть крепко стянут, а не представлять собой множество набросанных друг на друга нитей. Но порождение реального смысла требует большого времени на обдумывание. А вот этого-то времени у нас и нет.

Проще всего проиллюстрировать представление о смысле на примере кроссворда. Кроссворд состоит из слов, образующих определенный рисунок, причем слова, пересекаются по одной или нескольким буквам. Представьте себе, чтобы вы выписываете все слова из кроссворда в линейную цепочку. Это абсолютная абракадабра покруче творений робота-писателя.

Но вы разрываете цепочку и начинаете строить пересекающиеся ряды слов. Слова пересекаются. Информационная ценность символов, стоящих на пересечении, не равна энтропии каждой цепочки, ни даже сумме энтропий. Этот символ реализует связь слов, образующих словарный рисунок. Именно рисунок имеет смысл, и смысл этот чисто эстетический.

Порождение новых смыслов и есть разгадывание подобного кроссворда, только слова в нем имеют неопределенное значение и рисунок рождается вместе с ними. Поэт Сергей Гандлевский сказал что стихи - это магический кроссворд с проблеском истины в перспективе. Вот этого проблеска истины мы и лишаем себя замыкаясь в одномерных языках, требующих обязательного обновления и расширения, движущихся всегда в одну и ту же сторону, хотя смысл лежит где угодно, а не только в той стороне.

Мы действительно сегодня получили некоторый перекос в сторону инструмента по сравнению с целью. Лучшие инструменты - старые. Дедов молоток, отцовские пассатижи. Они всегда по руке. Если инструменты меняются быстрее того временного промежутка, который требуется на их освоение, они становятся не просто не нужны, они становятся опасны - поскольку мы все превращаемся в полузнаек и неумех. А если к тому же старые инструменты оказываются неработоспособными, мы попадаем в ловушку. Старыми - нельзя, новыми - кое-как - "по умолчанию", то есть так как их настроил для нас заботливый и иногда лукавый разработчик. А ведь он ошибается и ошибается часто, поскольку сам находится в той же самой ситуации, что и мы - он тоже использовал полузнакомые и непроверенные инструменты, скажем, неряшливо написанные библиотеки объектов. Непрерывное выбрасывание на рынок все новых и новых инструментов в точности соответствует шенноновской мере информации: новое, непредсказуемое - необыкновенно богато информацией, но если это новое не осмыслено, то весь процесс становится производством "вандалов клоак" и "обобщением упертостей" как говаривал наш знакомый робот.

Человек в непродуманном мире, становится именно бессилен потому что он слеп, при огромном информационном вале, который непрерывно прибывает, человек не знает, в самом деле, ничего. Ему не хватает времени на осмысление, не хватает времени на выстраивание и прояснение связей, чуть более глубоких, чем те которые возникают в поисковых системах, когда вы ищете глобальное вхождение в сетевой контекст слова или понятия, а в ответ получаете десятки или сотни тысяч ссылок, упорядоченных, вообще говоря, чисто механически. Причем, если редкие слова: термины, названия разобрать еще можно, то главные слова языка: любовь, ненависть, жизнь, смерть, добро, зло - начисто смыты сетевым штормом. С точки зрения Google или Яndex на них указывают миллионы ссылок, а значит они не значат в точности ничего.

Осмысление и обобщение информации - это процесс медленный.

Но его информационный выигрыш не просто больше, но больше в бесконечное число раз - он восстанавливает структуры порядка из окружающего информационного хаоса, и эти структуры способны адсорбировать на себя - кристаллизовать неограниченно большие объемы информационного вала. Но нам не хватает времени на выстраивание кристаллов понимания, мы слишком быстро, может быть, преступно быстро живем.

Необходимость стремительно реагировать на информационные раздражители приводит ко многим неприятным последствиям. Если А передает сообщение B, то сообщением являются не сами слова, которые пишет А и читает B. Слова - слишком сложные и громоздкие объекты, их коннатации очень сложны и не нужны для понимания сообщения.

Обмен происходит общими, разделяемыми значениями, которые известны обоим адресатам. При этом А должен попытаться предельно минимизировать индивидуальный смысл, который может быть доступен только ему, иначе B придется не просто реагировать дежурными фразами, а задуматься на текстом, и это может привести к самым негативным последствиям: задержке ответа, неоднозначности интерпретации. А в этом никто не заинтересован. Информация должна быть проглочена прямо на лету, она должна быть предельно ясна и однозначна, предельно формализована - как текст договора купли-продажи. Поскольку большинство участвующих в коммуникации заинтересовано в том же, информация подвергается глобальной нивелировке и подравнивается, и теряет глубину.

Нам хватает времени на массу поверхностных действий и реакций, и катастрофически не хватает на то, чтобы продумать и структурировать информацию. Глубокая информация не нужна. Она не востребована и потому ее становится все меньше. Не потому что люди перестают думать над серьезными проблемами, а потому что это "тяжелая" информация - она не летает по сети, а еле-еле ползает, натыкаясь на множество фильтров: на элементарное непонимание и не желания понять, на обыкновенный и повседневный цейтнот в котором мы живем.

Новые луддиты часто совсем не глупые люди и не обязательно они громят закусочные "Макдоналд" или взрывают опоры электропередач. Они думают. Они смотрят на мир и он им не нравится, и они пытаются понять почему.

Книга Томаса Хилланда Эриксена называется "Тирания мгновения. Быстрое и медленное время в информационный век".

("Tyranny of the moment. Fast and slow time in the information age" Thomas Hylland Eriksen)

Эриксен пишет об острейшем дефиците медленного времени. То есть как раз того самого времени, которое необходимо на осмысление и понимание, того времени, которое необходимо для полноценного созревания и роста. Есть ощущение, что не все можно ускорить. Есть вещи принципиально неускоряемые. Говорят, что если собрать девять женщин, они не смогут родить ребенка за месяц. Наша спешащая эпоха категорически не согласна с этим утверждением. Пусть одна вынашивает голову, другая левую ногу, третья - правую и т.д. Потом склеим и гуляй Вася.

Медленно вызревают действительно новые идеи, в том числе в науке и в технике. Наше программное обеспечение уже серьезно отстает от "железа". Несмотря на все попытки поставить разработку программ на технологический конвейер люди пишут медленно и плохо, а машины писать не умеют.

Смысл или информационный узел - нельзя измерить в битах линейного последовательного сигнала. Смысл - неодномерен. Смысл не стоит в какой-то предопределенной цепочке символов, но он перемыкает разные цепочки и, тем самым, порождает множество новых, небывших. Смысл живет другими - нелинейными ритмами.

Пытаясь выстроить наше существование в виде линейного сообщения непременно требующего ежедневного, ежеминутного обновления для повышения информативности, мы развязываем, разрываем, растаскиваем, смысловые узлы. Нам они уже мешают.

Так гиперссылки рвут предложение и уводят в совершенно непредсказуемые дали, из которых мы возвращаемся не всегда, а если возвращаемся, то не всегда помним, о чем шла речь.

И уходит куда-то на задний план настоящая поэзия, настоящая литература - то есть такая, которая не вкладывается в одномерное пространство однозначной коммуникации. И уходит фундаментальная наука, которая также занимается поисками и исследованиями пересекающихся, перевязанных, перекрученных как ДНК, цепочек идей, и они уже мешают линейной новизне.

Остается масскульт, новостные ленты, новые компьютеры, новые средства связи. Они становятся все свободнее все меньше остается мест куда они еще не проникли. Они становятся все сильнее, все незаменимее. Остается предположить, что они начнут думать за нас - то есть порождать новые информационные цепочки. Но здесь есть очень серьезные сомнения и, во всяком случае, пока ничего подобного даже близко не видно.

Я чувствую себя в этом предельно компьютеризированном мире очень хорошо. Я начинал писать программы, когда о глобальной сети общего доступа нельзя было даже мечтать. Но ведь мечтали! Когда быстродействие было ничтожно, а программы работали с оперативной памятью 32 килобайта: у компьютера, который стоит сейчас на моем рабочем столе память 128 мегабайт - то есть почти в 4 тысячи раз больше. Об этом мы не могли даже мечтать. Не говоря уже обо всем остальном. А прошло всего двадцать лет. Но я чувствую, что не все так славно в датском королевстве. Кажется, мы упускаем инициативу познания, отказавшись от медленного продумывания, предпочитая ему быстрое воспроизводство и потребление.

Я не призываю громить ближайший "Макдоналд" или байкотировать продукцию "Microsoft". Я понимаю неизбежность, ускоряющегося процесса производства информации. Это связано, в частности, с тем, что для осмысления мира нам нужен подробнейший эмпирический материал, а его нам способны доставить только компьютерные модели. Я понимаю, что мир уже распался на биты, и чтобы как-то держать всю эту груду в относительном порядке, нам необходимы все более мощные компьютеры. Но нельзя ни в коем случае забывать, чем мы жертвуем. Нельзя ни в коем случае не думать, о том как нам избежать этих жертв. И главной потерей нашего времени становится смысл. Колеса информации нельзя остановить, но их необходимо хотя бы отчасти направить в том направлении, от которого мы стремительно удаляемся.

Роджер Пенроуз - нобелевский лауреат по физике, один из крупнейших ученых нашего времени сказал: "Сознание представляется мне таким важным явлением, что я не могу поверить в его "случайное" возникновение в результате сколь угодно сложных вычислений".

Но компьютер может только вычислять. И эти слова Пенроуза звучат как гораздо более серьезное предостережение, чем выступления новых луддитов. Компьютер может не все и, передоверив ему собственное существование, мы может себя потерять.


Все ссылки в тексте программ ведут на страницы лиц и организаций, не связанных с радио "Свобода"; редакция не несет ответственности за содержание этих страниц.


Другие передачи месяца:


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены