Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[24-11-02]
Пятый пункт - ташкентец. Семь месяцев на горбу взбесившегося верблюда. Свобода слова и "священная корова" Узбекистана. Русский театр "Ильхом": четверть века в подвалеВедущий Мумин Шакиров Мумин Шакиров: "На Тезиковке можно купить все", - писал в своих воспоминаниях об Узбекистане некогда живший на поселении в Средней Азии писатель Александр Солженицын. Название этой столичной окраине дал русский купец Тезиков, наладивший в пригороде дореволюционного Ташкента кожевенное производство. Рабочие места получили переселенцы из России, они и построили там свой поселок "Шанхай" с небольшим зеленым базарчиком. Спустя годы война превратила скромную торговую точку в настоящую легенду. Рассказывает о Ташкенте 40-х историк Борис Голендер. Борис Голендер: Во время войны, поскольку там легко было спрятаться везде, вся шпана, которая тоже торговала тогда на базаре краденым, миллион было эвакуированных людей, им нечем было жить, и, собственно, порядочные люди, они везли с собой что-то, чтобы прожить. Это было место "толкучки" во времена войны, вот тогда он и получил свою славу. А когда начался выезд из Ташкента после 91-го года, те, кто не хотел в этих условиях жить, перед ними тоже возникла проблема, и тогда все потянулись на Тезиковку. Вот тогда это стало место торговли. Мумин Шакиров: Сегодня Тезиковка поменяла прописку. Власти непопулярным решением перенесли исторический рынок подальше от шумных магистралей на тихую окраину, в квартал Янгиабад. Наспех сколоченные из дерева торговые лотки и картонные подстилки переехали на территорию тесного и неуютного промышленного склада. Но для тех, кто хочет выжить в условиях массовой безработицы и непривычной для Ташкента нищеты, Тезиковка - спасение. Здесь можно продать, обменять и купить товары с приставкой "б/у": одежду, домашнюю утварь, сантехнику и сельхозорудия. На Тезиковке бедняк может одеться за один американский доллар, за эту же сумму заезжий букинист купить десяток томов Чехова и Толстого, а хозяин прилавка за вырученные деньги наестся до отвала жирного узбекского плова под звуки старой "Спидолы". Есть на "толкучке" и экзотические товары: настоящие керенки для нумизмата, чеканные медные кумганы и подносы для любителей старины, антиквариат для коллекционера. Здесь преимущественно торгуют те, кто когда-то работал на знаменитом авиационном заводе имени Чкалова, ныне переживающем не лучшие свои дни. Мой проводник по Тезиковке - безработный инженер Алексей Баранов. Алексей Баранов: В массе своей вещи, которые я вижу, с заводов, где-то бесхозные, где-то очень много. Сюда пришел, лишь бы продать, а кто-то здесь уже профессионально сидит. Мумин Шакиров: В недавние времена этот промышленный гигант кормил около 50-ти тысяч человек. Сегодня предприятие сидит почти без заказов, и часть коллектива живет и выживает на Тезиковке. Здесь люди не скрывают своих эмоций, многие из них сидят на чемоданах. - В Россию в любом случае надо ехать. У меня три дочери собираются в Россию, им же надо что-то в будущем. Поступила в институт, оплатили мы ей. И должны голодными сидеть, чтобы ребенка выучить. В основном бюджетные места все куплены, причем националами, именно местным населением. А если зачет-незачет, как правило, преподаватель обязательно, извините меня, "топит" детей. Хочет, чтобы наличкой заплатили, тогда поставит зачет. - А вы думаете, в России справедливее? - Не знаю. У меня дочь 12 лет живет, она не сталкивалась с такими вещами, но, работая там и живя там, она считает, что там перспективнее. Мумин Шакиров: Другие по-прежнему считают Ташкент своей исторической родиной, хотя тоже не прочь рвануть в Россию. - В России нас никто не ждет, у нас там нет родины. Мы там чужие, мы здесь свои. - Хорошо, я продам свою квартиру. У меня прекрасная квартира, дорогая квартира, а что я там куплю, сортир? У меня трое детей и двое внуков, две снохи. Мумин Шакиров: Русские или те, кто причисляет себя к ним, почувствовали себя неуютно в Узбекистане в перестроечные времена, когда Москва стала терять контроль над союзными республиками. Ташкент, как и многие другие столицы, теперь уже независимых государств, также пережил в конце 80-х подъем национального самосознания. Но, слава Богу, обошлось без крови и насилия. Коренному населению и местной элите хватило мудрости и прагматизма не делить народ на своих и чужих по национальному признаку, хотя на бытовой почве конфликтов было немало. И все же человеку, не владеющему узбекским языком, стало сложнее делать карьеру в республике. Русскоговорящие стали покидать Ташкент. Об этом необратимом процессе рассказывает бывший председатель Русского культурного центра в Узбекистане Сергей Зинин. Сергей Зинин: За десять лет русская диаспора уменьшилась почти на одну треть. Если в начале независимости здесь проживало один миллион 600 тысяч этнических русских, то сейчас, если наберется миллион, это хорошо. Иммиграционный процесс продолжается. Мумин Шакиров: Как этот ни громко звучит, но русские возвращаются обратно на историческую родину спустя 150 лет после завоевания Туркестана солдатами царской армии. По версии ташкентского историка Бориса Голендера, наступление на Среднюю Азию началось со штурма Ташкента. Борис Голендер: Два штурма было. Первый в конце 64-го года, неудачный, с очень малыми силами, а второй с более крупными силами в мае 65-го года, в июне Ташкент сдался. Вот эта точка считается точкой отсчета. Туркестан тогда не присоединяли к императорской России. Акт о том и идея о том, что стоит это дело присоединять, возникли через два года, в 67-м году, когда возник документ, то, что мы называем царской Россией. Мумин Шакиров: В эти годы в Ташкенте прочно осела русская военная диаспора. Затем в Среднюю Азию пришли промышленники, купцы, ссыльные дворяне во главе с принцем крови Николаем Константиновичем Романовым, сосланным в Туркестан по приказу Александра Второго. Чуть позже переселились крестьяне, открылись церкви. Первый этап эмиграции завершился в начале 20-го века. Второй исторический период связан с установлением советской власти в Туркестане. Приход большевиков и новый поток переселенцев из России. Революция 17-го года дала возможность получить образование представителям коренного населения, и с середины 20-х годов власть в Узбекистане частично перешла в руки местной элиты. Затем последовали сталинские чистки конца 30-х годов, и первое руководство республики было репрессировано, новая партийная команда появилась уже после войны. Покорные узбеки на протяжении десятилетий никогда не давали повода усомниться в своей благонадежности и преданности Москве. Старший брат искренне любил младшего и не жалел средств для его просвещения и благополучия. Революционный Ташкент, отвоевав в середине 20-х у древнего Самарканда статус столицы союзной республики, стал не только главным городом в Узбекистане, но и признанным центром всей Средней Азии. Ташкент город хлебный. Несмотря на особый политический статус, Ташкент так и не сумел найти свой архитектурный стиль, хотя за годы независимости центр мегаполиса заметно похорошел. Пятизвездочные отели, евроофисы из стекла и бетона, колоннады с серебристыми куполами, айваны - сооружения, выполненные в мавританском стиле. И новый символ нации - завоеватель Тимур верхом на коне в самом центре города. Но визитной карточкой Ташкента по-прежнему остается архитектурное наследство, доставшееся от бывшей советской империи - кирпичные "хрущобы" 60-х и бетонные коробки 70-х, выстроенные после землетрясения 66-го года. В этих раскаленных муравейниках и спасается от 40-градусной жары почти трехмиллионное население среднеазиатского мегаполиса. Квартирный вопрос также испортил жителей Ташкента, и они изобрели свое архитектурное ноу-хау - П-образные пристройки к первым этажам своих бетонных коробок. Наиболее бесцеремонные жильцы общественные клумбы и газоны превратили в личные садовые участки. "Советский Ташкент никогда не привлекал гостей своим фасадом", - заступается за свой любимый город директор киностудии "Узбекфильм" Юсуп Разыков. Юсуп Разыков: Понимаешь, из балкона сделать выгородку - это менталитет узбека, он не привык жить в четырех стенах, ему нужен воздух, нужен двор, именно двор. Ташкент это не образец истинно национальной столицы, Ташкент, наоборот, он даже не имеет образа ни архитектурного, ни национального. Мумин Шакиров: Конечно, Ташкент это не архитектура, а, прежде всего образ жизни - медленный и неторопливый, складывающийся из простых земных радостей. Шашлычный дым, окутывающий улицы и переулки, арбузные пирамиды, терпеливо ожидающие своих покупателей, повара, виртуозно раскидывающие по тарелкам золотистый плов, деревянные топчаны, на которых, лениво потягивая чай, беседуют бородатые аксакалы, сплетницы-домохозяйки, сидящие на корточках, у подъездов своих домов. А для ташкентского поэта Александра Файнберга жизнь бьет ключом в простой ташкентской чайхане. Александр Файнберг:
Мумин Шакиров: Классики узбекского кино кинорежиссер Ильер Ишмухаммедов и драматург Одельша Агишев создали в своих игровых картинах "Нежность" и "Влюбленные" свой романтический Ташкент первой половины 60-х. Плоские одноэтажные постройки, раскаленный шифер, узбекские кварталы, где коровы гуляют по трамвайным путям, а туристов катают на осликах. И, конечно, речка Анхор, разделяющая город неровные части. Сценарист Одельша Агишев считает, что он и его коллега Ильер сняли кино про себя и про своих друзей. Одельша Агишев: Мы искали черты, сами являясь такими, я - татарин по крови, человека по национальности "ташкентец". Тасес - грек, Родин - отец узбек, мама украинка, Рустам, он как бы с татарской примесью, Санжар - он чистый узбек. Вот это, заметь, опять-таки пятая графа - это ташкентец. Вот это был некий такой конгломерат, который прокаленный советской действительностью, когда трудности со времен войны поровну разделяли, трудности преодолевались с помощью необыкновенного гостеприимства узбекского народа, гостеприимства, которое у них в крови, священное понятие, вот это в Ташкенте все было. И вместе с тем определенная жесткость. При всем при том, Ташкент как южный город был весьма конфликтен, причем не национальные конфликты были, а улично-дворового характера. Были драки, выясняловки. "Лежачего не бьют". Это было. Потом, когда старше стал, пожалуй, "до первой крови". Слезы не брались в расчет, до первой крови. Мумин Шакиров: Руководитель русского театра "Ильхом" Марк Вайль вспоминает Ташкент своего детства. Марк Вайль: Ташкентский двор, сестра Тамары-Ханум, рядом мальчик-даун, который был моим ближайшим другом, никогда не знал о том, что он даун. Рядом какая-то жила актриса, чуть ли не императорских театров, тетя Катя старая. В нашем дворе жил поп единственной тогда русской церкви, которая около госпитального рынка. Я мог познавать мир, не выходя из знаменитого ташкентского двора, внутри которого были отдельные частные дома, с отдельными калиточками, целый мир людей, а дальше уже улица. Старый Ташкент, бывшая улица Карла Маркса с безумным количеством маленьких кафе, магазинов, пельменных, с Елисеевским магазином, который точно такой же был, как в Москве. Его же бездарно снесли, потому что он мешал кому-то после землетрясения. Вот это часть такого идеального Ташкента. Мумин Шакиров: Но романтический Ташкент, воплощенный в кинокартинах узбекских кинематографистов и оставшийся в памяти людей старшего и среднего поколения, ушел не попрощавшись. Город полностью поменял свой облик после 66-го года. Ташкент тряхнуло 26-го апреля в пять часов 20 минут утра. Эти страшные минуты остались в памяти сотен тысяч горожан, переживших трагедию 66-го года. Своими впечатлениями делится узбекский писатель Учкун Назаров. Учкун Назаров: Мы под грохот землетрясения проснулись, было темно. Дверь осталась в одной стороне, мы побежали в другую сторону, ударились о какие-то шкафы, думали, что бомба упала какая-то, какой-то самолет рухнул куда-то. Собачий лай, крики какие-то. И первая наша мысль была схватить нашу девочку, годовалую еще. Мы схватили, выбежали во двор, другие тоже выбежали. Вот этот вой городской, гул, паника возрастала. Может быть, это гул земли был, может быть, это гул людей, которые выбежали, кто как мог. Мумин Шакиров: Старый одноэтажный и плоский Ташкент рухнул в одночасье, но жертв на удивление было немного, считает местный историк Борис Голендер. Борис Голендер: Рухнула в основном одноэтажная застройка, не очень удачно построенная, стихийный "Шанхай". И главные жертвы были там. Ташкент был сплошной частный сектор. Не знаю, по статистике, насколько я помню, 30 тысяч домов. Погибло более ста человек, это очень мало. И это значит, что город был построен правильно. Советская система все равно скрывала, назвали четырех, потом это число увеличилось до восьми человек. Сами здания не уродовали человека, я бы так сказал. Это особенность ташкентской архитектуры. Мумин Шакиров: Ташкент трясло несколько месяцев, неутихающая стихия держала людей в постоянном напряжении и на это время вытеснила их из домов на улицы. Борис Голендер: Толчки были все время, люди жили в палатках, спали на улице. Никакой транспорт не ходил, и ни одной машины не было, мне пришлось идти домой пешком. Я три часа шел по ночному городу, где все люди спали на улице. Когда я проходил мимо этих палаток, где люди спят, мне только встретились два патруля всего, которые спросили, куда я иду. Ни мародерства, ни безобразий. Это май 66-го года. Мумин Шакиров: Восстанавливать столицу Узбекистана после землетрясения бросились десятки тысяч строителей со всего Советского Союза. Кто ехал за длинным рублем, кто за романтикой, кто по зову партии. Москвичи, ленинградцы, киевляне, жители провинциальных городов. Часть строителей так и осталась жить в гостеприимном Узбекистане. Для уроженки Башкирии Марфузы Давляткуловой после полуголодной российской провинции хлебосольный Ташкент показался настоящим продуктовым раем. Марфуза Давляткулова: Тепло, базары полные, магазины полные. У нас Башкирия все отправляла в Москву, сами бедно жили. Мясо лежит: баранина, говядина, свинина, какое хочешь, выбирай. Пирамидами стоят сгущенное молоко, варенье разное. Вещей полно. Радости не было предела. Мумин Шакиров: На восстановление столицы Узбекистана были брошены огромные ресурсы. Город поднялся из руин за какие-то три-четыре года, это был уже другой Ташкент. Вместе со средневековой махаллей, с глиняными мазанками и старым дворами исчез общинный уклад жизни, где дни рождения, свадьбы и похороны считались мероприятиями районного масштаба. Горожан вынудили покинуть свои обжитые дома и затолкали в бетонные коробки, в "кварталы", как это принято называть в Ташкенте, но взамен дали горячую воду, газ, отопление. Для определенной части коренного населения, считает драматург Одельша Агишев, прощание с прошлым стало настоящей драмой. Одельша Агишев: Люди в центре жили в чистых тенистых двориках, где жили их предки, где вода, которая выливается после омывания трупов, во дворике и закапывается, это место не считается священным, но, тем не менее, это место сакральное. И когда туда врывается бульдозер, люди до последнего момента не хотели покидать эти, по русскому выражению, кибитки. Я был свидетелем, когда, несмотря на то, что разрушена эта кибитка у него, только дворик остался, он выходил с вилами против бульдозера, который должен разрушить, потому что нужно немедленно строить жилье, люди без жилья. Правильная благородная государственная политика по поднятию центра города из руин с ощущением потери своей малой родины. Я впервые увидел столкновение именно уже по национальному признаку - строителей с местными пацанами. И вот это вызывало у них какую-то неприязнь. Строители иногда после тяжелого труда выпивали, крепко выпивали: "Приехали и ведут себя здесь как хозяева!". Мумин Шакиров: Но большинство горожан, конечно же, были благодарны строителям. Сотни тысяч людей получили новое жилье. В Ташкенте запустили метро, построили хорошие дороги, и улицы запестрели легковушками. А чего стоит стадион "Пахтакор" - царский подарок футболистам и болельщикам. Свадьбы и дни рождения теперь справляли в просторных кафе и ресторанах под танго узбекского шансонье Батыра Закирова. Расцвет застоя в Узбекистане пришелся на конец 70-х и начало 80-х, превратив секретарей обкомов в самых настоящих баев, работники советской торговли почувствовали себя купцами, что-то перепадало и простым людям. Имена подпольных миллионеров были у всех на устах. Показуха и приписки стали закономерным явлением при первом секретаре компартии республики Шарафе Рашидове. Местные партийные бонзы умели принимать высоких гостей из Москвы, и центр всегда закрывал глаза на негативные процессы, происходящие в экономике, а к узбекским идеологам у кремлевских чиновников никогда не было претензий. Ташкент объявили райским уголком Центральной Азии и одарили знаменитым Международным кинофестивалем стран Азии, Африки и Латинской Америки, который по роскоши и размаху не уступал аналогичному празднику кино в Москве. На индийские фильмы ташкентцы ходили целыми семьями и дворами. Многие горожане с особой ностальгией вспоминают веселые годы. Московский режиссер Рауф Кубаев, покинувший Ташкент, как и многие другие представители творческой интеллигенции, считает, что ташкентец - это национальность. Рауф Кубаев: В Советском Союзе было несколько городов, где принадлежность человека к той или иной этнической группе мало что говорила о нем, но стоило ему сказать, что он, например, одессит, вырисовывался яркий образ горожанина с особым чувством юмора. Если москвич, то, как бы житель привилегированного мегаполиса, высокомерие, эрудиция, информированность. А вот бакинец это такая гремучая смесь джаза, кавказский акцент, сильные эмоции, виртуозность и пафосность комплиментов. Ташкент, ташкентцы - тоже такой благородный миф о безграничном, бесконечном гостеприимстве. Такое сочетание безграничной доброты и восточного лукавства. Своеобразная лексика - плов-млов, культура-мультура, деньги-меньги, все зарифмовано. И еще, Ташкент - это такое обостренное чувство интернационализма, солидарности, где деньги, кстати, часто теряют смысл, крепкой валютой становится дружба, количество рукопожатий, а соседи вообще превращаются в родственников, двор в семью, дети в коммуну. Но все это уходит в прошлое. И это вообще-то грустно. Мумин Шакиров: Перестройка в Узбекистан пришла чуть позже, чем в других союзных республиках. Когда в конце 80-х советская Прибалтика активно вырывалась из объятий Кремля, Средняя Азия не могла представить свое будущее вне советской империи. Узбекистан во главе с президентом Исламом Каримовым до последнего цеплялся за единую рублевую зону, несмотря на то, что Советского Союза не существовало на карте уже два года. Ташкент вынужден был катапультироваться в независимость, ввести свою валюту, герб, гимн и другие атрибуты государственности. Поиски новой идеологии заставили бывшего секретаря обкома и коммуниста Ислама Каримова обратиться к прошлому, к Амиру Тимуру, Тамерлану, которого официальная власть провозгласила величайшим государственным деятелем в истории узбекского народа, но никак не тираном или варваром, каким его видят и по сей день многие европейцы или немногочисленные оппоненты власти, как узбекский писатель Учкун Назаров. Учкун Назаров: Когда человек обнажает меч, чтобы защитить свою родину, это понятно, это даже священно, таких людей мы называем героями народа. А когда человек обнажает меч, чтобы завоевать чужую территорию, поработить чужих людей и на этом увеличивать свои богатства, то я сказал: вещи надо называть своими именами. Мумин Шакиров: 5-го мая 93-го года местный парламент принял исторический закон о принятии узбекского алфавита, основанного на латинской письменности. С этого момента началось активное вытеснение кириллицы. Уже осенью первоклассники получили буквари с новой графикой. Люди не были в восторге от таких директивных решений, но безропотно подчинились вождю Каримову, хотя, по мнению ташкентского литератора Сабита Мадалиева, такие ликбез-эксперименты не раз проводились в республике. Сабит Мадалиев: В 29-м году был осуществлен переход с арабской письменности на латиницу. В 40-м году был осуществлен переход на новую графику, на кириллицу. В 93-м году переход снова на латиницу. Каждый раз, когда менялась графика, узбекский народ в духовном, в культурном плане на несколько десятилетий отбрасывался назад. Какое количество книг нужно переписать, откуда найдутся миллиарды и миллиарды долларов, чтобы переписать самое главное. Мумин Шакиров: Не менее эмоциональная реакция по этому поводу и у известного в республике литературного критика Дильбар Рашидовой. Дильбар Рашидова: Мне кажется, это страшная диверсия против нашей культуры. С кириллицей у нас выход на общемировую цивилизацию. Чтобы прочитать Шота Руставели, мне не надо учить грузинский, простите меня, я не знаю арабского языка, но Коран я читаю на русском языке. Мумин Шакиров: Конечно, полностью латиницу внедрить не удалось, народ неохотно осваивает новую графику. Ее изучают в школах и в вузах, но на практике все пользуются привычной кириллицей. Согласно закону, окончательный переход на латиницу намечен на 2005-й год. Начало 90-х - это массовый выезд русскоязычного населения из Узбекистана в Россию и другие страны ближнего и дальнего зарубежья. Люди стали покидать республику в поисках лучшей жизни, новых экономических условий, подальше от бытовых конфликтов и радикальных националистов, жаждущих прийти к власти на волне исламского популизма. Под боком - охваченный гражданской войной соседний Таджикистан. И тут потребовалась твердая рука. Исламу Каримову удалось нейтрализовать религиозных экстремистов и оградить страну от мусульманских фанатиков, хотя опасность все еще есть. Исламское движение Узбекистана не скрывает своих планов вернуться в республику. Но сегодня политическая стабильность налицо. Например, поэт Александр Файнберг, коренной ташкентец, готов ради этого спокойствия пожертвовать творческой свободой. Александр Файнберг: Я, например, поэт. Я за цензуру, как ни парадоксально звучит. Потому что если сейчас открыть все, попрет ваххабистская литература. Вот этого лучше не надо. Пусть лучше меня не печатают. Ваххабитов не надо, и меня пусть не печатают. Я согласен. Что касается Ислама Каримова, благодаря тому, что есть он, с экономикой везде плохо, не только у нас, но он не допустил сюда этой заразы. Как только в Таджикистане началось, он перекрыл аэропорты, перекрыл железную дорогу и говорит: "Я эту заразу сюда не пущу". И не пустил. Первый ударил в этот колокол. Это искупает все. Люди живут трудно, я согласен терпеть все, лишь бы здесь по улицам не гуляли мальчики с автоматами. Мумин Шакиров: Заслуги Ислама Каримова как кризисного менеджера оценить непросто. Разобрался с криминалитетом, с кем-то договорился, кого-то отправил за решетку, навел элементарный порядок на улицах, на первом этапе обеспечил минимальный уровень социально-экономической стабильности, не дал окончательно развалиться заводам и фабрикам и даже запустил несколько удачных проектов. Один из них - сборочный конвейер по выпуску южнокорейских легковушек ДЭУ. Золото, нефть и хлопок до недавнего времени давали возможность выживать местной экономике, но этих ресурсов оказалось явно недостаточно для процветания страны. Узбекистан более с чем 20-миллионным населением без кардинальных реформ превратился в чрезвычайно бедную страну с низким уровнем жизни. Государство подмяло под себя все сферы экономики, включая мелкий и средний бизнес. Ташкент - город, где почти нет обменных пунктов, невозможно свободно купить доллары и евро, еще сложнее вывезти валюту из страны. С рыночными отношениями в Узбекистане плохо, а вот с базаром хорошо. Сладкий изюм на знаменитом Алайском рынке - райское наслаждение. Искусство торговаться - это ритуал, без которого не обойтись. И в этом помогает мне коллега - ташкентский журналист Любовь Багдалова. Последняя "античелночная" кампания в Узбекистане с резким повышением налогов на импортные товары дала печальный результат. С прилавков исчезли качественные товары, закрылись оптовые рынки. Попытка вывести из тени малый и средний бизнес закончилась неудачно, в итоге разорились миллионы мелких предпринимателей. Знает ли об этом президент Каримов, можно только догадываться. В стране нет оппозиции, но нет и цензуры, ее отменили в приказном порядке летом 2002-го года. Что из этого вышло? Рассказывает корреспондент газеты "Правда Востока" Сергей Ежков. Сергей Ежков: Есть как бы наместник Аллаха, которого нельзя трогать, ни один редактор, даже самый демократичный на сегодняшнем этапе не пропустит критику в адрес президента. Можно опосредованную критику правительства в деликатной форме. Здесь вопрос в другом. Сегодня много рассуждающих людей, которые готовы доставлять сами себе неприятности. После каждой серьезной публикации полтора месяца "отстреливаемся". Мумин Шакиров: Президент Ислам Каримов сделал ставку на спецслужбы и милицию. Военные в Узбекистане - привилегированный класс. Дело не в льготах и не в стабильной зарплате. 50-100 долларов в месяц - это не те деньги, которые кружат голову, хотя на эти средства можно сносно питаться в Узбекистане. В руках чекистов, оперативников, гаишников и следователей власть, которая легко конвертируется в дополнительные доходы. Государство сквозь пальцы смотрит на коррупцию в правоохранительных органах, а силовики в свою очередь всегда готовы подавить по первому приказу любое инакомыслие или, не дай Бог, гражданское неповиновение. И народ выбрал простое решение: теперь республику покидают не только русские, но и миллионы узбеков, таджиков, татар, корейцев, одним словом, весь "интернационал". Кто едет в Россию, кто к соседям в Казахстан и Киргизию, где есть потребность в дешевой рабочей силе. Жители Узбекистана также уже несколько лет нелегально осваивают и Европу, иных судьба забрасывает даже в Австралию и, конечно же, многие мечтают попасть в Америку. Многократная виза с трудоустройством в США неофициально стоит в Узбекистане от 8-ми до 10-ти тысяч долларов. Сегодня Ташкент один из главных геополитических партнеров Вашингтона в Центральной Азии. "Не было ни гроша, да вдруг алтын", - любят повторять на Востоке. После 11-го сентября 2001-го года Узбекистан почувствовал свою значимость для США, и президент Ислам Каримов, удивив многих, пошел на беспрецедентный для его внешней политики шаг - дал согласие на размещение на своей территории американских военных баз. Теперь на аэродроме в Ханабаде, близ узбекско-афганской границы, американские "рэмбо" на FM-диапазонах своих приемников могут принимать знакомый рэп в исполнении узбекских неформалов. Вашингтон, конечно, подпитывает узбекскую экономику, но не так, как хотел бы. Речь идет в основном о гуманитарной и скромной финансовой помощи, которая для обнищавшего населения Узбекистана как мертвому припарка. Частный американский капитал не спешит десантироваться в республику. Не торопится в Узбекистан и Москва, хотя остается равным торговым партнером Ташкента на постсоветском пространстве. Отношения между двумя странами формально дружеские, но доверительными их не назовешь, Ислам Каримов явно дистанцируется от Кремля. У корреспондента "Правды Востока" Сергея Ежкова тому есть объяснение. Сергей Ежков: Президент по поводу и без повода пинает Россию, пинает проклятый Советский Союз, колониальную систему. Каримов до сих пор испытывает комплекс неполноценности, то есть вспоминает те времена, когда он должен был кланяться, будучи секретарем обкома, будучи председателем Госплана, будучи первым секретарем ЦК компартии Узбекистана. Допускаю, что Москва отнюдь не всегда принимала правильные и верные решения, скорее всего, так оно и было. Эта боль в нем до сих пор сидит. Плюс - это оправдание независимости. Ребята, у вас было 11 лет для того, чтобы что-то изменить. Но вы же сделали только хуже. Более того, вы взяли из советской системы самое худшее. У нас есть законодательная, исполнительная, судебная власти, у нас есть и ЦК в виде аппарата президента. Правит страной аппарат президента теми же закрытыми директивами. Мумин Шакиров: Узбекские идеологи тем временем переписывают историю, подгоняя ее под национальные интересы, считает сотрудник Фонда Сороса в Ташкенте искусствовед Александр Джумаев. Александр Джумаев: Действует принцип отбора по национально-этническому фактору, к сожалению, это так. Лидеры, которые представляли нацию, коренную, основную нацию, они остаются в истории как положительные. Большей частью, конечно, пересматривается их наследие. Соответственно, кто рядом с ними работал, люди других национальностей, те же революционеры, они исчезают, изымаются. Такой момент есть. Это, мне кажется, распространяется и на того же Рашидова. Конечно, это выдающийся деятель, также как Усманов, Ходжаев, но рядом были и другие деятели из России. Мумин Шакиров: Узбекский большевик, он кто? Александр Джумаев: Он все-таки свой. Мумин Шакиров: А русский большевик? Александр Джумаев: Я думаю, что нехороший человек. Мумин Шакиров: В итоге, вместе с советской историей выкорчевывается русская и зарубежная литература, подводит итоги работы новых идеологов Узбекистана литератор Сабит Мадалиев. Сабит Мадалиев: Несколько лет в Узбекистане продолжается практика выбрасывания книг, изданных на русском языке в советское время, там, где стоят титры, что это издано в советское время, книги, связанные с коммунистической партией, с комсомолом, куда им и дорога вроде бы. Но под эту сурдинку уничтожаются и книги Пушкина, Горького, Достоевского, Толстого, уничтожается Мериме, Бальзак, Флобер, поскольку это якобы тормозит развитие своей национальной идеологии. Мумин Шакиров: Массовый отъезд русских из Узбекистана, то есть превращение республики в мононациональное мусульманское государство, особенно беспокоит ту часть местной интеллигенции, которая боится остаться один на один с правящим авторитарным режимом. Не секрет, что наиболее просвещенная часть так называемых "русских ташкентцев" не допустит диктатуры туркменского образца, будут до конца противостоять националистам и пресекать родственно-клановые интересы. Покорность и смирение, свойственные национальному характеру, чужды этим людям. Коренные ташкентцы, к примеру, искусствовед Дильбар Рашидова искренне переживает и возмущается, когда город покидают старожилы. Дильбар Рашидова: Уходят они безобразно, нельзя так отступать и уходить. Что плохого они сделали? Они что, не могут задать этот вопрос? Забирают свои шмотки молча и уходят, даже не попрощавшись. Они уезжают. Вы знаете, здешние наши русские, им там, в России не славно, не тепло и не хорошо. Моя соседка поменялась с Москвой, вернулась. Она в первый вечер понесла плов соседке по подъезду, а там, в Москве это не принято, ей сказали, извините, у нас ужин есть, у нее не взяли. Вы понимаете, наши русские хорошо и тепло сразу воспринимают культуру той земли, на которой они живут. У нас на поминках наши русские не варят куриную лапшу, они делают плов. Поминки - одно из самых деликатных ритуалов семье, они делают плов. О чем это говорит? Мумин Шакиров: Русская община в Ташкенте и его окрестностях насчитывает около миллиона человек. Несмотря на безработицу и незнание узбекского языка у многих из них есть шанс найти нишу в современном Узбекистане, считает ташкентская журналистка Любовь Багдалова. Любовь Багдалова: Самые лучшие школы, как правило, русские школы. Опять же и узбеки стараются в эти школы отдать своих детей, потому что они знают, что после этой школы их ребенок может где-то в дальнейшем учиться. Лечиться идут к евреям, к русским. На работу стараются брать бухгалтеров, русских женщин. В общем, специалисты разных профилей, это касается инженера-конструктора, юриста, на эти специальности стараются брать русских. Если я пойду в суд, и так как я русскоязычная, у меня делопроизводство будет все на русском языке. Мумин Шакиров: Но не везде русским рады. Любовь Багдалова: Есть такие работы и такие должности, куда русских не берут. Таможня, налоговая, МВД. С чем это связано? Это "хлебные" должности, там человек работает не на зарплату, а за то, что ему принесут, поэтому эти места не для русских. Мумин Шакиров: Но есть место в Ташкенте, где уютно себя чувствуют многие. "Подражание Корану", Александр Пушкин. Ташкентский театр "Ильхом" в прошлом году отметил свое 20-летие. Режиссер Марк Вайль один из тех, кто впервые в истории бывшего Советского Союза создал альтернативный и независимый от властей театр. В 76-м году небольшой гостиничный подвал в центре города, вмещающий чуть больше ста мест стал культовой площадкой Ташкента, где собирался почти весь столичный андеграунд. "Ильхом" часто сравнивали по духу с Таганкой 70-х, с Ленкомом 80-х. Но это лишь часть мифа, тайну успеха может раскрыть только сам Марк Вайль. Марк Вайль: В Советском Союзе были русские театры и национальные театры. "Ильхом" первый синтезировал общность, как тогда говорили, советского народа. Это совершенно естественно, мои друзья узбеки играли в "Ильхом", когда надо было, "Ильхом" переходил в оригинальной драматургии на узбекский язык, когда надо было, мы смешивали языки, и это была совершенно другая надкультура или результат культуры, который исторически сложился в империи. Мумин Шакиров: Театр "Ильхом" не только один из самых посещаемых в Ташкенте, но и самый гастролирующей. Его труппа объездила полмира, хотя по-прежнему живет вне официальной системы на мизерную зарплату, но не собирается при этом покидать Узбекистан. Главный режиссер театра Марк Вайль готов уехать на Запад, давно отправил семью в Америку, но не может бросить свое детище. Марк Вайль: Передо мной в свое время стоял вопрос, гублю ли я "Ильхом", который так долго отстаивался в сложные времена, когда его давили, или я все-таки сохраняю? За это время появилось немало учеников, очень многому меня научила школа. Мне казалось, что некому уже заниматься театром, где же они? Но как только мы открыли свою школу, то убедились, что до 10-12-ти людей на место в нашу школу. Безумное количество по-прежнему талантливых людей, которые хотят заниматься театром. Мы почувствовали, насколько важно, что разговаривают на одном языке. Мумин Шакиров: Театр "Ильхом" и его преданные зрители - это и есть "пятый пункт" - ташкентцы. Они говорят на разных языках, собираются в подвале, но живут в стране, которая долго и упорно прощается с советской историей. Трепетно ищет свое будущее в прошлом, находит своих новых партнеров на Западе и старательно дистанцируются от Москвы. В Ташкенте водку пьют из чайников, плов и шашлык готовят на улице, рифмуют слова и ругаются матом по-русски, узбечки носят короткие юбки, аксакалы курят насвай. Город в поисках нового стиля. По Ташкенту многие скучают. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
