Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[01-08-03]
Тьма на рассветеВедущий Владимир Абаринов
Владимир Абаринов: Американский журналист Дэвид Саттер написал книгу о российских реформах. Но, право, на сегодня мало ли в Европе и Америке издано трудов, авторы которых повествуют о тернистом пути российских реформаторов, об испытаниях, выпавших на их долю, об ожесточенном сопротивлении советской номенклатуры, о непоследовательности высшего политического руководства страны, вынужденного отступать под натиском антиреформистских сил: Завершаются такие повествования, в зависимости от политических воззрений автора, либо выводом о том, что реформаторы в России потерпели жестокое поражение, либо - в последнее время особенно часто - что Россия после лет блужданий в потемках все же выбирается на столбовую дорогу цивизизации, благо есть новый мессия. Дэвид Саттер придерживается иной точки зрения. Он не считает, что реформаторы в России потерпели поражение или допустили какие-то роковые ошибки. Наоборот - российские реформы вполне удались. Цель выполнена. Но неужели нынешний российский режим - это именно то, что хотели построить реформаторы? Дэвид Саттер сегодня в студии Радио Свобода в Вашингтоне. Дэвид Саттер: Не думаю, что они так уж стремились создать столь экономически неэффективный режим. Однако, по-моему, они не уделили должного внимания тому, что рыночная экономика требует законодательных ограничений. В результате они создали рыночную экономику, которая, как они считали, будет продуктивной. Но она такой не стала, а в точном смысле слова не стала и рыночной. Думаю, они полностью отдавали себе отчет в том, что строят криминальный капитализм в России, но полагали, что криминальный капитализм эволюционирует во что-то лучшее. А в итоге он ни во что хорошее не эволюционировал. Вот в чем состоит мой вывод. Они были готовы терпеть определенный уровень коррупции и стремились, прежде всего, создать в обществе ситуацию, при которой так называемые реформы будет невозможно обратить вспять независимо от воли народа. Мне представляется, что они надеялись получить в результате своих действий процветающее демократическое общество. Но из этого ничего не вышло. Владимир Абаринов: Сегодня уже многие забыли, с чего началась "шоковая терапия". Дэвид Саттер: Процесс реформ в России официально начался 2 января 1992 года либерализацией цен. Люди, которые прожили всю свою жизнь с контролируемыми ценами, а потом испытали на себе эффект хаотических экономических реформ периода перестройки, накопили большие суммы денег на своих сберегательных счетах по одной простой причине: в условиях контролируемых цен инфляция выражается в дефиците товаров. Не было ничего, что можно было бы купить, поэтому они клали деньги на сберегательные счета. 2 января 1992 года цены были отпущены без всякого предупреждения. В результате Россию захлестнула волна гиперинфляции, и волной этой начисто смыло накопления всего населения страны. Я был в России в то время и помню, как однажды вечером в дверь моей квартиры постучали. На пороге стояла женщина. Она сказала, что собирает деньги на похороны одного из жильцов дома. Нечто подобное происходило тогда по всей стране - у людей не было лишних денег ни на свадьбу, ни на похороны. На 10 тысяч рублей, которых еще совсем недавно хватило бы на машину, теперь можно было купить лишь пару башмаков. Граждане России были фактически ограблены. Когда возник вопрос, как можно было уничтожить накопления всего населения, Егор Гайдар ответил, что деньги на сберегательных счетах не были реальными, потому что они не соответствовали товарным ресурсам общества. Никто не спросил его, был ли реальным труд, вложенный в эти "нереальные" деньги. Этот вопрос не задавали себе и сами молодые реформаторы. Владимир Абаринов: В книге о России Дэвид Саттер пишет о том, что российские реформаторы, будучи теоретически радикальными оппонентами коммунистической доктрины, на самом деле усвоили многие философские основы коммунизма. Они вынесли из советской эпохи и бездумно применили принцип экономического детерминизма, который гласит, что экономический базис определяет характер политической и нравственной "надстройки" общества. Они, пишет Саттер, попросту сказали: если Маркс говорит, что надо уничтожить частную собственность, чтобы достичь утопии, все, что мы должны сделать, это восстановить частную собственность, и настанет капиталистическая утопия. Второе слагаемое российских реформ Саттер называет "социальным дарвинизмом". Это, говоря попросту, закон естественного отбора, при котором люди должны были выживать в отчаянных обстоятельствах при полном безразличии государства. Дэвид Саттер: Каким-то жутким эхом заявления Сталина, который сказал в 1929 году, что у Советского Союза есть только 10 лет на индустриализацию, звучали слова Анатолия Чубайса, говорившего: "У нас есть считанные месяцы на приватизацию". Они спешили, потому что ощущали себя ничтожным меньшинством во враждебном окружении. Чисто теоретически они предвидели, что население встанет в оппозицию реформам, тогда как случилось ровно противоположное - население поддержало реформы и было готово к жертвам, если бы только люди были убеждены, что реформы проводятся справедливо и дают хоть какие-то результаты. Экономические реформы пользовались огромной поддержкой в России - до тех пор, пока они осуществлялись честно и справедливо. Спешка, с которой собственность передавалась в частные руки кого угодно, без малейшего соблюдения каких бы то ни было правил, обратила народ в противника реформ, потому что люди не видели в них ничего, кроме обыкновенного грабежа. Владимир Абаринов: И, наконец, третья неотъемлемая черта российских реформ - это разгул преступности, коррупция. Это тоже следствие марксисткой индоктринации: реформаторы были убеждены, что первоначальный капитал всегда создается криминальным путем? И закрывали глаза на криминализацию экономики? Дэвид Саттер: Это был вопрос приоритетов. Их первым приоритетом было передать собственность в частные руки, и сделать это как можно скорее. Их не заботило, в чьих руках оказалась эта собственность - в итоге те, кто был вхож в правительственные кабинеты и преуспел в преступных операциях - они и составили основу новой России. Владимир Абаринов: После либерализации цен пришли ваучеры. Гражданам России объяснили, что это - их доля национального богатства. Но мало кто сумел с толком этой долей воспользоваться. Дэвид Саттер: На самом деле большинство людей, получив ваучер, не имели понятия, что с ним делать. В стране, где в течение 70 лет не было частных инвестиций, не было и экспертов по инвестициям. Собирать ваучеры начали криминальные элементы, скупая их у алкоголиков и пенсионеров, которые не знали, как их употребить. И ваучеры отдавались иногда по цене бутылки водки. Был период, когда людей всячески соблазняли подозрительные инвестиционные фонды, выпускали глянцевые брошюры, зполненные диаграммами, показывающими, как будет умножаться цена вложенного в фонд ваучера. Люди сдавали свои ваучеры и больше никогда об этих фондах ничего не слышали - они бесследно исчезали. Или же они пытались инвестировать свои ваучеры в предприятие, на котором работали. Что происходило в этом случае? Несмотря на то, что они стали, так сказать, "акционерами", администрация предприятия сохраняла за собой полный контроль и принимала решения абсолютно не считаясь с мнением "акционеров". Люди не получали никакой выгоды от своих вложенных в дело ваучеров. А потом им перестали платить зарплату. В этот момент на территории предприятий появились маленькие фирмы, предлагающие рабочим купить у них их ваучеры. Люди, которым были крайне нужны деньги, потому что администрация им не платила, за бесценок продавали свои ваучеры администрации же. Все это было грандиозным мошенничеством, за которое народ России так и не простил Чубайса. Владимир Абаринов: Но ведь была и приватизация жилья - люди бесплатно получили в полную собственность квартиры, в которых в тот момент жили. Дэвид Саттер: Да, и во всех российских городах появились квартирные банды. Помню листовку на стене. Листовка гласила: "Вы преклонных лет и больны? Позвольте нам заботиться о вас. Мы будем платить за вашу квартиру до конца ваших дней. Единственное условие - завещайте ее нам". Я смотрел на эту листовку и чувствовал, что у меня кровь стынет в жилах. Ничего хорошего человеку, который согласится подписать такое соглашение, ждать не приходится. И действительно, люди, соглашавшиеся на эту аферу или на одну из множества других таких же, вскоре умирали насильственной смертью. Но самое страшное состоит в том, что для того, чтобы заключать такие сделки, гангстерам нужна поддержка местных должностных лиц - начальника милиции, заведующего паспортным столом, управдома - тех, кто способен указать им одиноких стариков, больных и алкоголиков. Эти должностные лица прекрасно знали, что ничего хорошего этим старикам и инвалидам интерес гангстеров не сулит. Но им было все равно - их безразличие было куплено взятками. Владимир Абаринов: Дэвид Саттер жил и работал в России - сначала корреспондентом газеты Wall Street Journal, затем New York Times. Его книга наполнена частными сюжетами из жизни россиян тех лет. Записывая их рассказы, он скрупулезно фиксирует даты, названия учреждений, фамилии чиновников, цитирует казенные бумаги. Вот, хотя бы, история злоключений Галины Андреевой, дочь которой Светлана 13 июля 1998 года разрешилась от бремени в московском роддоме номер десять, но младенца так и не увидела. Ей сказали, что ребенок умер, однако ни протокола вскрытия, ни свидетельства о смерти, ни трупа не показали и на руки не выдали. Галина бросила все и начала поиски внука, живого или мертвого. В то время в российских городах как раз ходили слухи о похищениях новорождённых младенцев, и Галина питала надежду, что раз уж зюзинская районная прокуратура не может найти ребенка, он, возможно, еще жив. В глубине души она догадывалась, что никакая прокуратура его и не ищет, но боялась признаться себе в этом и решила исчерпать все возможности до конца. Спустя месяц она, наконец, вышла на след пропавшего младенца. Набрав номер крематория Николоархангельского кладбища, она узнала, что тело ее внука кремировано минуту назад. Когда она попросила выдать ей прах, директор заведения сказал, что "от детей ничего не остается, только дым". Признаемся самим себе: нам этот случай вовсе не представляется выходящим из ряда вон. Беспощадный переходный период, когда мы не жили, а выживали, очерствил и ожесточил сердца. Из множества подобных мелких сюжетов складывается панорама, свидетельствующая о непомерной цене реформ в стране, на языке которой сказаны великие слова о том, что не стоит высшая гармония слезинки хотя бы одного замученного ребенка. За ваучерной приватизацией последовала денежная. В ней народ участия уже не принимал. Дэвид Саттер: К началу 1994 года - года, когда началась денежная приватизация - население страны уже разделилось на немногочисленное меньшинство коррумпированных инсайдеров, которые аккумулировали огромные суммы денег и собственности, и массы, впавшие в полнейшую бедность. В этих обстоятельствах коррумпированные связи между так называемыми предпринимателями и правительством сыграли свою роль в денежной приватизации. Теоретически это делалось через аукционы. Но результат этих аукционов был определен заранее. И многие из этих аукционов происходили только на бумаге. В тех редких случаях, когда кто-то всерьез претендовал на собственность, хозяин которой уже был назначен, и действительно вступал в борьбу на аукционе, его неизбежно вынуждали снять свою заявку под угрозой лишения жизни. В то же самое время значительная часть уличной торговли оказалась под контролем гангстеров, которые тоже аккумулировали згначительные средства и начали превращаться в вооруженный кулак так называемой новой русской буржуазии. Функция гангстеров была сродни функции юристов в правовом государстве - они разрешали деловые споры. Только в отличие от юристов, работающих в рамках закона, эти просто убивали людей, если не могли договориться иначе. Россию захлестнула эпидемия заказных убийств, которая продолжается до сих пор. Заключительная стадия приватизации, крупнейшая в истории мирная смена собственника - это программа "долги за акции". К 1995 году правительство стало банкротом. Ельцину предстояли новые выборы. И олигархи, которые прежде зависели от правительства, начали диктовать свои условия. Программа "долги за акции", незаконность и аморальность которой никогда не отмечалась западными правительствами и международными финансовыми институтами, работала очень просто. Избранные банки стали кредиторами правительства под залог самых ценных, лучших предприятий бывшей советской промышленности - таких как "Норильский никель", который обеспечивает бoльшую часть мирового производства палладия и других редкоземельных стратегических материалов, не говоря о никеле. Когда правительство не могло вернуть свои долги, а это неизбежно случалось, собственность переходила в руки олигархов. Эти олигархи финансировали успешное переизбрание Ельцина. Из книги Дэвида Саттера "Тьма на рассвете". 15 мая 1999:
Владимир Абаринов: После того, как коммерческие банки стали кредиторами правительства, олигархи оказались в полной мере хозяевами страны, пишет Дэвид Саттер. Однако затем случился сбой - кремлевской коррупцией вдруг заинтересовался генеральный прокурор. Это ведь - одно из ваших наблюдений? Дэвид Саттер: Все шло как по маслу. Кучка бесчестных дельцов завладела богатством, созданным трудом населения всей страны. И им было нечего опасаться. Они разбрасывали деньги направо и налево - легко щедро тратить деньги, которые ты украл. Дорогостоящие привычки русских нуворишей ясно говорили о том, что они просто ни во что не ставят народ. Но день расплаты, в конечном счете, настал - в 1998 году, когда после неудачной попытки - попытки, которая едва не удалась - подвергнуть Бориса Ельцна импичменту Ельцин был вынужден согласиться с назначением премьер-министром Евгения Примакова. Примаков никогда не был другом Америки и демократии. Однако у Примакова было одно важное качество - он не был коррумпирован. И он распорядился начать расследование некоторых грязных игр русских олигархов. Исполнителем был тогдашний генеральный прокурор Юрий Скуратов. Расследование коснулось ближайших клевретов Ельцина. Скуратов смертельно напугал хозяев России тех лет. Владимир Абаринов: Напомним, мы беседуем с американским журналистом Дэвидом Саттером, в прошлом корреспондентом газет Wall Street Journal и New York Times в Москве. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
