Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[14-07-05]
Тони Блэр: мобилизовать умеренный и истинный голос Ислама; Экономика: как ограничить монополии; От диктатуры к демократии - обобщенный политический опыт ненасильственной борьбы; Америка глазами француза. Вспоминая кинорежиссера Луи МаляВедущий Сергей Сенинский Ирина Лагунина: Британский парламент заслушивает, что делает правительство в связи с терактами в прошлый четверг. Вопрос премьер-министру Тони Блэру задает лейборист Кит Ваз. Кит Ваз: События прошлого четверга породили в Британии глубокое чувство единства. Премьер-министр верно сказал, что приложит все усилия, чтобы лица, совершившие и спланировавшие эти теракты, предстали перед правосудием. И мы полностью поддерживаем его в этом. Но знает ли он, что за последние 7 дней было совершено более 100 вызванных расовой ненавистью нападений на членов британского азиатского сообщества? Может ли он заверить нас, что он сам и его министры предпримут все необходимые шаги для того, чтобы, с одной стороны, привлечь исполнителей терактов к ответственности, но с другой, чтобы ни один человек и ни одна организация не смогли разрушить разнообразие и многоликость культур того общества, которое представляет собой сейчас Великобритания и на которое мир смотрит с завистью? Тони Блэр: Уверен, что вся палата представителей разделяет те чувства, которые выразил мой достопочтенный друг. Может быть, до того, как я отвечу на его вопросы, я должен выразить благодарность нашей полиции и службам безопасности за ту блестящую работу, которую они сейчас ведут. Я видел ее собственными глазами, я побывал в объединенном центре расследования, и должен сказать, что они создали систему, которая может внушить нашим гражданам надежду. Я также должен сказать членам палаты общин, что подтвержденное число жертв теракта по-прежнему 52. Еще около 50-ти находятся в больнице, 12 человек - в интенсивной терапии. И я просто отвечу моему уважаемому другу, что я полностью поддерживаю то, что он сказал о единстве нашей страны и о полной неприемлемости нападений на ни в чем не повинных членов нашего сообщества. Ирина Лагунина: Следующий вопрос премьеру - консерватор Майкл Говард. Майкл Говард: Уверен, что говорю от имени всей палаты общин, когда присоединяюсь к премьер-министру и выражаю сочувствие тем, кто понес такие ужасные потери. Также присоединяюсь к его поздравлениям полиции и спецслужбам за ту удивительную работу, которую они провели за семь дней после терактов. Чудовищно даже представить себе то, что мы сейчас выяснили. Потребуется много времени, что смириться и признать тот факт, что люди, которые совершили эти теракты, похоже, родились и выросли среди нас. Согласен ли премьер-министр с тем, что те, что устроил это кровопролитие на прошлой неделе, действовали не от имени Ислама, что они извращали исламское учение? Присоединится ли он ко мне и моему коллеге из Лейчестера в осуждении тех нападений на мечети, которые произошли на днях? Не правда ли, что каждый, кто поднимает камень, чтобы бросить его в окно мечети, и каждый, кто подогревает ненависть против нашего мусульманского сообщества, - наш общий враг, потому что ведет себя так, как хотели того террористы, а значит, помогает им добиться их цели - разъединить нас? Тони Блэр: Должен вновь поблагодарить достопочтенного джентльмена за его твердую поддержку. Думаю, что тот факт, что основные политические партии страны едины в своем отношении к этой проблеме, успокоил многих людей нашей страны. Согласен с тем, что у всех нас будет чувство глубокого шока и беспокойства из-за того, что произошло, и стремление и необходимость действовать. Я хотел в вкратце остановиться на четырех аспектах действий, которые мы должны предпринять. Во-первых, для того, чтобы вовремя принять осенью новое антитеррористическое законодательство, мы намерены уже в ближайшее время начать консультации с основными политическими партиями. Как мы говорили раньше, законодательство будет описывать те аспекты, которые полиция и служба безопасности считают необходимыми для своей работы. Оно будет касаться в особенности мер по пресечению подстрекательства к терроризму, как и самих терактов. Пока же мы будем использовать в этих целях ныне действующее законодательство. Второе, надо срочно рассмотреть, как укрепить процедуры недопущения въезда в Великобританию людей, которые могут разжигать ненависть и совершать акты против благополучия граждан страны, как облегчить режим депортации этих людей, если они уже здесь. Повторяю еще раз, мы будем проводить консультации с партиями по всем мерам и процедурам, которые мы предпринимаем. Как все мы понимаем, одни только меры безопасности не решат проблемы. Мы имеем дело не с отдельным уголовным преступлением, а к экстремистской и злобной идеологией, корни которой лежат в извращенной и отравленной злобой интерпретации исламской религии. Поэтому, третье, как призвали меня сделать сегодня утром мусульманские члены нашего парламента, усилия которых я глубоко одобряю, мы будет совместно с мусульманским сообществом нашей страны искать правильный подход к искоренению этого зла. Мы намерены начать этот диалог немедленно. В конце концов, только их сообщество может взять ситуацию под свой контроль и одержать победу, но мы может помочь и облегчить процесс. <:> В-четвертых, мы ведем диалог с другими государствами, мусульманскими и не мусульманскими, о том, как мобилизовать на международном уровне умеренный и истинный голос Ислама. Это происходит по всему миру, но надо подумать, как лучше скоординировать этот процесс, сделать его достоянием гласности и вести его. И последнее, в настоящее время я прошу страну проявлять ту же взвешенность и спокойствие, которые она проявляла все эти дни с прошлого четверга. Мы имеем дело с небольшой группой экстремистов. Их нельзя игнорировать, потому что они представляют серьезную опасность, но они не должны определять положение мусульман в Британии. Британские мусульмане в большинстве своем законопослушные, честные члены нашего общества. Мы однозначно осуждаем любые нападения на них. Ирина Лагунина: В качестве первой меры, о чем тоже сказал Тони Блэр в парламенте страны, британские власти заморозили счета 45 лиц и компаний. Такой же шаг предпринял президент Буш после терактов 11 сентября 2001 года. Только в американском списке было изначально 53 человека и фирмы. Еще британское правительство опубликовало список террористических актов, совершенных "Аль-Каидой" с 1993 года, с момента первого теракта против Всемирного торгового центра. 31 теракт. Число погибших превышает 4 тысячи человек. То, что британское правительство будет действовать на международном уровне, в том числе и в попытке противостоять экстремистскому извращенному толкованию Ислама, подтвердилось практически немедленно. Министр иностранных дел страны Джек Стро в выступлении перед комитетом по международным делам Европейского парламента. Джек Стро: Как сломать этот зажим, в котором находятся эти молодые люди? Им промыли мозги настолько, что они верят, что кровавый джихад - убийство людей без разбора с помощью терактов - это их дорога в рай, это хорошо, а не плохо. Мы должны сломать это. Мы должны это сделать, несмотря на все сложности. Именно по этой причине надо поддерживать очень тесные отношения с Афганистаном и Пакистаном, потому что, думаю, мы еще узнаем, что многие из тех, кто совершает акты террора в мире - и кто совершал их в последние годы - прошли тренировку в Афганистане, в тех лагерях, которые содержали талибы. Ирина Лагунина: Но вот простой поиск в интернете дает иногда удивительные результаты. 8 июля, на следующий день после терактов, в одной из программ катарского телеканала "Аль-Джазира" участвовал директор лондонского центра исторических исследований Хани аль-Сибаи. Ведущий задал ему вопрос: в прошлом месяце собрание религиозных авторитетов в Мекке выпустило фатву - религиозный закон - запрещающий убивать гражданское население. Так кому должны следовать мусульмане - фатве религиозных авторитетов или Усаме бин Ладену. "В исламском религиозном праве нет понятия гражданское население", - сказал директор лондонского центра. Тогда ведущий напомнил ему, что в Великобритании работают около 400 мусульманских организаций, и неужели они не представляют истинное мусульманское сообщество. Ответ директора центра исторических исследований: Хани аль-Сибаи: Эти ассоциации не представляют мусульманскую общественность. Они из своих собственных интересов сотрудничают с британской полицией. Они хотят проповедовать британский ислам, а не ислам, который послал нам пророк Мухаммед. Если "Аль-Каида" на самом деле провела эти акты, то это было ее великой победой. Она утерла носы 8 самых мощным странам мира. Ирина Лагунина: Как отвечать на подобные проповеди? Кто несет ответственность за толкование Ислама? Как ограничить монополизм в экономике? На прошлой неделе (в последний день работы перед парламентскими каникулами) Государственная дума России одобрила в первом чтении законопроект "О защите конкуренции". В нем по-новому определяются нормы антимонопольного регулирования деятельности компаний со стороны государства. Некоторые из них во многом напоминают антимонопольные нормы, принятые в других странах мира, хотя неясно, как власти применят их к самым крупным российским монополиям - государственным? Тему продолжит Сергей Сенинский. Сергей Сенинский: Одно из наиболее универсальных ограничений для возможной монополизации - запрет на объединение двух или более компаний, совокупная доля рынка которых в той или иной стране превысит (в результате слияния) определенный уровень. Или же одна компания достигнет такого уровня... Но каков он - в разных странах? Соединенные Штаты - говорит сотрудник исследовательского института CATO Уильям Нискенэн, к которому обратился наш корреспондент в Вашингтоне Владимир Дубинский: Уильям Нискенэн: В США власти обычно вмешиваются, то есть принимают некие антимонопольные меры в том случае, если доля рынка той или иной компании превысит 50%... Но иногда применение этих мер зависит от обстоятельств... Сергей Сенинский: Но "порогом", тем не менее, в США считается 50%-ая доля рынка... В Европе лимиты - значительно жестче. Об антимонопольных нормах законодательства Испании рассказывает советник Министерства экономики Виктор Мартинес - в интервью нашему корреспонденту в Мадриде Виктору Черецкому: Виктор Мартинес: В Испании ограничения, направленные против возможной монополизации рынка, зависят от сферы деятельности. Скажем, в сфере электронных средств информации одна телевизионная компания не может занимать более 25% национального рынка. В других отраслях - от 5-ти до 30-ти процентов. Сергей Сенинский: В Германии доминирующее положение той или иной компании (или компаний) на рынке определяется иначе. И, похоже, именно эту схему взяли за основу разработчики проекта нового российского закона. Говорит президент Федерального антимонопольного ведомства Германии Ульф Бёге, к которому обратился наш корреспондент в Берлине Юрий Векслер: Ульф Бёге: У нас считается, что доминирующее положение на рынке достигается: если одна компания получает одну треть этого рынка; если 3-4 компании начинают контролировать более 50%, или, если, скажем, 5 компаний - две трети рынка. При этом закон отнюдь не запрещает отдельной компании собственными усилиями достигать доминирующего положения на том или ином рынке. Например, в фармацевтике возможны случаи 100%-го контроля над какими-то сегментами рынка. Но в этих случаях мы всегда отслеживаем, не используют ли компании свое монопольное положение?.. Сергей Сенинский: А теперь - сравним: в российском законопроекте вводится понятие "коллективное доминирование" на рынке. Лимиты предлагаются следующие: на три компании - не более 50% рынка, и на 5 компаний - не более 70%. В Германии - что именно Федеральное антимонопольное ведомство понимает под "использованием доминирующего положения" на рынке? Президент этого ведомства Ульф Бёге: Ульф Бёге: Есть много вариантов проявлений: это и цены, которые при конкуренции, скажем, были бы невозможны. У нас были такие расследования в отношении газовых компаний. Выявлялись случаи, когда конкурентов просто не допускали к своим сетям... Скажем, некий посредник хотел бы так организовать доставку, чтобы продавать в итоге газ потребителям дешевле, а ему перекрывают саму возможность. Такой отказ также считается незаконным использованием своего доминирующего положения на рынке... Сергей Сенинский: А в каких случаях альянсы компаний заранее "обречены", если можно так выразиться, на предварительный контроль со стороны вашего ведомства? Ульф Бёге: В Германии, если в результате объединения образуется новая компания с ежегодным оборотом, превышающим 500 миллионов евро, наше ведомство обязано провести расследование - не приведет ли такое слияние к доминированию этой компании на рынке? И если мы приходим к такому выводу, то можем просто запретить это слияние... Сергей Сенинский: Ульф Бёге, президент Федерального антимонопольного ведомства Германии, упомянул ситуацию, когда некая компания, в результате собственной очень успешной деятельности, "естественным" образом увеличивает свою долю рынка сверх установленных пределов. Один из самых известных примеров подобных ситуаций за последние годы - антимонопольное разбирательство в отношении корпорации Microsoft - и в Европе, и в США... Уильям Нискенэн, Институт CATO, Вашингтон: Но ведь суд в США отклонил иск правительства против Microsoft. Суд счел, что американское правительство слишком узко интерпретировало такие понятия, как рынок и доля рынка. Вообще проблема с антимонопольными законами (а такие проблемы чаще возникают в развивающихся странах, нежели в США), заключается в том, что эти законы могут быть использованы в политических целях. Иными словами, власти могут либо карать те или компании, либо поощрять их деятельность - в зависимости от того, как они рассматривают эти компании с точки зрения политической. У нас такое случается редко... В США проблема с антимонопольными законами, скорее, заключается в том, что уже на протяжении нескольких десятилетий эти законы - непоследовательны. Суды и даже исполнительная власть по-разному их трактуют. Дело осложняется еще и тем, что США - сразу два ведомства, занимающиеся антимонопольными вопросами: Министерство юстиции и Федеральная торговая комиссия. Зачастую два этих ведомства по-разному интерпретируют антимонопольные законы, и бывает так, что даже они не могут прийти к согласию по вопросу о том, кто нарушает антимонопольные законы, а кто - нет. Разногласия по этому поводу существуют и среди экспертов... Виктор Мартинес: Когда бизнес компании расширяется до такой степени, что она начинает доминировать в Испании в своей отрасли, дело рассматривается в Трибунале по защите конкуренции. Например, владельцев такой компании могут заставить продать какую-то часть её акций... Сергей Сенинский: Предусматривает ли действующее законодательство некие меры прямого воздействия государства в ситуациях "ценового сговора" нескольких производителей на одном рынке или просто - неоправданного, с точки зрения государства, повышения цен на какие-то товары или услуги? Виктор Мартинес: Трибунал по защите конкуренции может применить суровые санкции - речь идет об очень крупных штрафах. Однако доказать сам факт "ценового сговора" - непросто... К примеру, сегодня есть подозрения, что о ценах договариваются между собой телефонные компании, поскольку у них - практически одинаковые тарифы. Но доказать здесь что-либо очень трудно - компании заявляют, что цены диктует им рынок... То же самое происходит на рынке автомобильного бензина. У всех компаний - практически одинаковые цены. Разница - в несколько центов. Примерно та же ситуация - в сфере авиаперевозок: практически нет разницы в ценах на билеты от разных компаний... Уильям Нискенэн: Мы очень редко сталкиваемся с подобными ситуациями, во всяком случае - в последние годы. При ценовом сговоре власти приняли бы самые решительные меры, и потенциальные нарушители это прекрасно понимают. Правительство разрешает фирмам, работающим в одной и той же отрасли, устанавливать - на договорной основе - определенные ценовые и технические стандарты. Особенно, если это касается внедрения новейших технологий. Но когда представители этих компаний собираются вместе для того, чтобы эти стандарты обсудить, я бы, честное слово, посоветовал им приглашать на заседания и представителей властей. Дело в том, что, если у властей возникнет хоть малейшее подозрение ценового сговора, они быстро сведут его на нет... Ульф Бёге: Мы, в Германии, в последние годы сосредоточились на идее "бонусной" программы. Ее суть: если компания оказалась втянутой в ценовой сговор, она может начать сотрудничать с нашим ведомством для разрушения возникающего картеля. И в этом случае она освобождается от применяемых в таких случаях штрафов. Ведь, с точки зрения общества, можно достичь гораздо большего, если картель просто не сможет функционировать, чем назначив компаниям-нарушителям крупные штрафы. Сами штрафы при этом могут достигать суммы, равной 10% ежегодного оборота компании. Но ведь бывают и случаи, когда повышение цен вызвано тем, что предложение элементарно отстает от спроса. Скажем, где-то из-за наплыва туристов возникла нехватка мест в местных отелях... Такое повышение цен - вполне в рамках закона. Мы можем принимать меры только в случае повышения цен по сговору. Например, если владельцы бензоколонок в Германии сговорились и повысили цены, то при подозрениях такого рода мы обязаны сначала доказать факт сговора - в суде!.. Сергей Сенинский: Наконец, еще один спорный вопрос - более чем актуальный в российских условиях... Во многих странах на особом положении, в смысле антимонопольного регулирования, оказываются энергетические компании - прежде всего, поставщики газа и электрической или тепловой энергии... Насколько нормы антимонопольного регулирования для них отличаются от установленных для всех остальных компаний? Соединенные Штаты: Уильям Нискенэен: Обычно в каком-то определенном регионе действует лишь одна из таких компании. И деятельность таких компаний действительно регулируется иначе, чем традиционных. В целом оно осуществляется специальными правительственными агентствами и ведомствами - как федеральными, так и на уровне отдельных штатов... Сергей Сенинский: В Германии... Ульф Бёге: Структура этого рынка в Германии отличается от существующих в других странах. Во Франции, например, практически всю энергетику контролируют две государственных монополии. У нас в этой отрасли действуют почти 1600 компаний. Тем не менее, были случаи региональной монополии. Но теперь это запрещено законом. Важнейшее требование - чтобы транспортные сети (нефте- и газопроводы, тепловые сети, а также линии электропередачи) были доступны любым компаниям, желающим с ними работать. Мы считаем, что в этой сфере защиту интересов потребителя лучше осуществлять силами частного предпринимательства, чем государственной монополии... Сергей Сенинский: В Испании... Виктор Мартинес: Закон о защите конкуренции, принятый в Испании в 1989-ом году, устанавливает особые нормы в отношении деятельности энергетических компаний. В частности, он вводит дополнительные ограничения. Их цель - воспрепятствовать распространению влияния компаний одной сферы национальной энергетики на другие сферы этой же отрасли. Скажем, испанская газовая компания "Gas Natural" пыталась взять под контроль нефтяную компанию "Repsol", но - безуспешно: ей разрешили купить лишь 5% акций Repsol!.. Приватизировав почти весь энергетический сектор, испанские власти особенно ревностно следят теперь за тем, чтобы в этой стратегической отрасли не было доминирования каких-то одних участников, чтобы здесь работали самые разные компании... Ирина Лагунина: В России вышла книга сотрудника института Альберта Эйнштейна Джина Шарпа. Она называется "От диктатуры к демократии". Она была написана в 1993 году, но перевод на русский был сделан только сейчас. Рассказывает Людмила Алексеева. Людмила Алексеева: Джин Шарп посвятил себя изучению опыта человечества по таким переходам - от диктатуры к демократии. Оказывается, такие события не так уж редко встречались в истории. В предисловии Шарп пишет о том, что побудило его заняться этой проблемой. "Много лет меня очень волновал вопрос о том, как предотвратить или как уничтожить диктатуру. Это отчасти основывалось на вере о то, что людей нельзя подавлять уничтожать, что делают такие режимы. Веру подкрепляли книги и статьи о важности политической свободы, о природе диктатуры, об истории диктатур, в особенности нацистской и сталинской". Людмила Алексеева: При этом автор признается: "О коммунистическом правлении в разных странах я знаю скорее из книг. Такие режимы казались мне особенно жуткими, поскольку диктатуру устанавливали во имя освобождения". Людмила Алексеева: Автор сосредотачивает свое внимание на диктатурах, павших за последние десятилетия, во второй половине 20 века. "Я лучше ощутил особенности современных диктатур в Панаме, Польше, Чили, Тибете и Бирме благодаря свидетельствам бежавших оттуда людей. От тибетцев, боровшихся с китайской коммунистической агрессией, от россиян, победивших путч в августе 1991 года, от тайцев, которые без насилия помешали вернуться к военному правлению, я получил много новых и тяжких сведений о коварной природе диктатур. Людмила Алексеева: И еще Шарп пишет: "Я был в Панаме при Нарьеги, в Вильнюсе при советских репрессиях, на площади Тяньаньмэнь во время демонстрации и когда появились бронетранспортеры в ту страшную ночь. И в джунглях в Бирме, где располагался штаб демократической оппозиции. Тревога и опыт породили твердую надежду, что предотвратить тирании можно, можно бороться с ней, не истребляя друг друга. Можно ее победить и помешать тому, чтобы она вновь возникла из пепла". Людмила Алексеева: Признавая и трудности и опасности борьбы с диктаторскими режимами, Джин Шарп утверждает, что борьбе с ними небезнадежна. Он пишет: "За последние десятилетия под напором организованного сопротивления пали или зашатались многие диктаторские режимы, и возникшие внутри страны, и навязанные кем-то извне. Часто казалось, что их не сдвинуть - так глубоко они укоренились. Но благодаря главным образом ненасильственному неповиновению, с 1980 года пали диктаторские режимы в Эстонии, в Латвии и в Литве, в Польше, в Восточной Германии, в Чехословакии и в Словении, в Мали, в Бали, на Филиппинах и на Мадагаскаре". Людмила Алексеева: Автор рассматривает разные способы избавления от диктаторских режимов. Первый из этих способов - насильственное свержение. "Диктаторам нет дела до конституционных и законодательных барьеров, судебных решений и общественного мнения. Поэтому вполне понятно, что, сталкиваясь с жестокостью, пытками и убийствами, люди часто приходят к выводу: положить конец диктатуре может только насилие". Людмила Алексеева: Автор совершенно определенно высказывается против такого сценария, и отнюдь не только из гуманных соображений. "Каковы бы ни были достоинства насильственных методов, ясно одно: те, кто на них полагается, выбирает вид борьбы, при котором угнетатели почти всегда имеют преимущества. Диктаторы прекрасно подготовлены к применению насилия. У диктаторов, как правило, намного больше оружия, транспорта и войск. Несмотря на смелость свободолюбцев, им почти всегда нечего этому противопоставить". Людмила Алексеева: Не приветствует Шарп и партизанскую борьбу как метод избавления от диктатуры. "Она редко приносит пользу угнетенному населению и никогда или почти никогда не обеспечивает демократии. Партизанская война не бесспорна, в особенности потому, что в ней гибнет очень много народу. Эта борьба приносит огромные страдания и разрушает общество". Людмила Алексеева: Не верит автор и в возможность избавления от диктатуры путем успешных выборов. "Некоторые диктаторские режимы, например, в странах Восточного блока, находившихся под господством СССР, формально проводили выборы, чтобы создать ложное впечатление. Однако на самом деле это был строго контролируемый процесс, обеспечивавший одобрение кандидатов уже отобранных властями. Если кандидат от оппозиции даже получит возможность участвовать в выборах и одержит победу, как это случилось в Бирме в 1990 году и в Нигерии в 1993 году, на результаты этих выборов можно не обращать внимания, а победителей можно запугать, посадить или даже казнить. Диктаторы не разрешат выборы, которые смогут сбросить их с трона". Людмила Алексеева: Кроме всего перечисленного автор предостерегает от надежд на помощь извне. "Те, кто страдает от диктатуры, обычно не верит, что можно освободиться самостоятельно. Они считают, что народ спасет кто-то другой, то есть делает ставку на внешние силы. По их мнению, лишь международная помощь окажется достаточно мощной, чтобы свергнуть диктатора. Такой внешней силой может быть общественное мнение, Организация Объединенных Наций, определенная страна или международные экономические и политические санкции". Людмила Алексеева: Из богатого международного опыта автор делает такой вывод на этот счет: "Уместно подчеркнуть несколько неприятных явлений, связанных со ставкой на иностранное вмешательство. Иностранные государства нередко терпят диктатуру и даже помогают ей, чтобы обеспечить свои экономические и политические интересы. Иностранные государства могут активно вмешаться и действительно помочь только тогда, когда внутреннее сопротивление уже пошатнуло диктатуру. Давление международного сообщества может оказаться полезным, когда оно поддерживает мощное сопротивление внутри страны. В таком случае, например, международный бойкот, эмбарго, разрыв дипломатических отношений, исключение из международных организаций, осуждение со стороны ООН и тому подобное окажет большую помощь. И все же, если нет мощного внутреннего сопротивления, такие действия вряд ли будут предприняты". Людмила Алексеева: Так где же выход? Джин Шарп считает, что самый приемлемый путь избавления от диктатуры - ненасильственное сопротивление режиму. "Любое правительство может править постольку, поскольку источник его силы пополняет сотрудничество, подчинение и послушание отдельных людей и общественных институций. В отличие от насилия, политическое неповиновение обладает уникальной способностью - оно перекрывает такие источники власти". Людмила Алексеева: Конечно, ненасильственное неповиновение не так просто развернуть. Не всегда, а главное, не сразу это удается. "Ненасильственная борьба намного сложнее и разнообразнее, чем насилие. И народ, и общественные институции используют психологическое, социальное, экономическое и политическое оружие, известное под именем протестов, бойкотов, отказа не сотрудничества, выражения недовольства и народного самоуправления". Людмила Алексеева: Автор верит в силу именно этого метода борьбы - ненасильственного неповиновения. Он пишет: "Принято считать, что силовые действия срабатывают быстро, а ненасильственные требуют долгого времени. Это не так. Нужно немало времени, чтобы изменить глубинную ситуацию в обществе. Но ненасильственная борьба против диктатуры протекает иногда сравнительно быстро. Людмила Алексеева: Вот приводимые Шарпом примеры на этот счет из совсем недавней истории. "Для свержения коммунистической диктатуры в Польше понадобилось десять лет - с 1980 по 1990 год. А в Восточной Германии и Чехословакии в 1989 году это произошло за считанные недели. Мощный военизированный режим иранского шаха был подорван за несколько месяцев. Филиппинский диктатор Маркос в 1986 году был свергнут за несколько недель, а правительство США быстро отказало ему в поддержке, когда мощь оппозиции стала очевидной. Путч в Советском Союзе в августе 1991 года был остановлен за несколько дней при помощи политического неповиновения. Людмила Алексеева: Отсюда такой вывод: диктатуры только кажутся неуязвимыми. Конечно, спецслужбы, полиция, вооруженные силы, тюрьмы, концентрационные лагеря и эскадроны смерти подконтрольны горстке властителей. Финансы страны, ее природные ресурсы и производственные мощности часто произвольно конфискуются диктаторами и используются для осуществления диктаторской воли. Но: "Несмотря на внешнюю силу, все диктатуры имеют слабости, внутреннюю неэффективность, институциональную неэффективность, личную вражду и конфликты между организациями и ведомствами. Эти слабости со временем снижают эффективность режима, и он становится уязвимым при изменении условий и решительном сопротивлении. Не все, что он замыслил, выполняется". Людмила Алексеева: Что можно добавить к этому? Что примеры успешной ненасильственной борьбы против опостылевшего режима совсем недавно, уже после выхода в свет книги Джина Шарпа, представили Грузия и Украина. В обоих случаях именно граждане этих стран решили исход борьбы. Ирина Лагунина: Кто-то из критиков написал, что единственная постоянная в творчестве Луи Маля - его неуемное любопытство, и сравнил режиссера с киплинговским "Любопытным слоненком". Сейчас, когда прошло 10 лет с его смерти, Америка вспоминает этого нью-йоркского француза фестивалем всех его фильмов. Я передаю микрофон в Нью-Йорк Марине Ефимовой. Марина Ефимова: На экране - шумный перекресток Бродвея и 42 стрит. Субботняя толпа, снятая так, что лица прохожих довольно быстро движутся нам навстречу, но все никак не приближаются. Этот трюк заставляет нас всмотреться в них, и через несколько секунд мы понимаем, что лица, которые показывают чаще других, это лица американских актеров, которых мы, одного за другим, узнаем. Актеры, а вместе с ними и мы, зрители, собираются в заброшенном старом театре на 42 стрит на репетицию. В ожидании начала они переговариваются, обмениваются новостями, жалуются на жизнь. Мы вслушиваемся в их разговор и, в какой-то момент, понимаем, что это уже не разговор, а текст пьесы Чехова "Дядя Ваня". Текст, который, как вдруг соображает изумленный зритель, столь же органичен для американских интеллектуалов конца 20-го века, как и для русских интеллигентов конца 19-го века. Так построен фильм "Дядя Ваня на 42-й стрит" - великолепная адаптация чеховской пьесы и последняя работа режиссера Луи Маля. Голоса: Ты выглядишь уставшим. У меня еще две пьесы и все время вызывают на репетиции. Одна была в 8 утра, другая - сейчас, а вечером в кафе Харцен Майнц. Я не знаю такого театра. Ничего не потеряла. Может, водочки? Нет, я не каждый день водку пью. К тому же душно. Сколько лет прошло, как мы знакомы? Сколько? Дай Бог памяти: Да лет 11 прошло. Сильно я с тех пор изменился? Сильно! Тогда ты молодой был, красивый. А теперь постарел и красота уж не та. И водочку пьешь. Да: В 10 лет другим человеком стал. А какая причина? Заработался я. Марина Ефимова: Луи Маль умер в 1995 году. И сейчас Нью-Йорк отмечает 10-летнюю годовщину его смерти. В двух нью-йоркских кинотеатрах идет демонстрация всех работ этого замечательного художника. Его ранние французские фильмы "Любовники" с Жанной Моро, "Сердцебиение" с Лео Масари, "Лифт на эшафот", "Зази в метро". Его документальные фильмы, первым из которых был знаменитый подводный фильм 56 года "В мире безмолвия" об экспедиции Жака Кусто. И, конечно, его американские фильмы. Луи Маля называют французским художником, но с запинкой. Потому что 20 лет его жизни и творчества прошли в Америке. Режиссер снял здесь 7 фильмов, которые можно, вероятно, назвать, пользуясь советской терминологией, американскими по содержанию и французскими по форме. Среди них "Прелестное дитя", "Атлантик Сити", "Обед с Андре", "Дядя Ваня с 42 улицы" и документальный фильм об эмигрантах "Стремление к счастью". Все эти фильмы такие разные, что многие критики не без основания называют Луи Маля эклектиком. Об этом его качестве режиссер Слава Цукерман. Слава Цукерман: В каком-то смысле Луи Маль мне кажется самым интересным режиссером нашего времени. Прежде всего, тем, что он невероятно разнообразен. Ни один другой режиссер не делал фильмов в стольких различных жанрах. Кроме того, ни один другой известный мне режиссер не выступал столь же успешно, как режиссер европейский и как режиссер американский. Говоря о французских фильмах Луи Маля, он сделал, на мой взгляд один из самых реалистических фильмов нашего времени "Люсьен Лекомп" и, в то же время, он сделал самый формалистический и условный фильм "Черная луна". Потом, приехав в Америку, он сделал три типичных голливудских фильма, и два из них были очень успешны в Америке. И в той же Америке он сделал два экспериментальных, формальных фильма "Мой обед с Андре" и "Дядя Ваня с 42 улицы". Марина Ефимова: В чем же, по-вашему, секрет такого разнообразия стилей? Слава Цукерман: По-моему, как ни странно, есть на это один и довольно-таки примитивный ответ. Но это мое личное мнение. Дело в том, что Луи Маль - богатый человек по наследству. Ему не нужно зарабатывать своим творчеством кусок хлеба. Режиссеры, в общем-то, во всем мире народ запуганный. Обычно режиссер, снявший неуспешный фильм, рискует не получить следующую работу. Поэтому режиссеры боятся экспериментировать чересчур открыто или отклоняться от своего уже успешного стиля. А Луи Маль никогда не боялся этого. Однажды какой-то критик его спросил: "Что бы вы сделали, если бы вам представилась возможность сделать абсолютно то, что вы хотите?". Он очень удивился этому вопросу и сказал: "А я всегда делаю то, что я хочу". Марина Ефимова: Луи Маль родился во Франции в 1932 году в семье богатого сахарозаводчика. В годы немецкой оккупации он провел в закрытой школе в Фонтенбло, которую вели монахи кармелиты. В этой школе, вдруг, посреди учебного года, появлялись новые дети, всегда загадочным образом, всегда ночью, пока однажды днем в школу не нагрянули агенты гестапо по доносу школьного повара и не увели с собой всех загадочных детей, еврейских, разумеется, а с ними и священника, директора школы. Через 40 лет Луи Маль воспроизвел этот эпизод в своем французском фильме "До свидания, дети". В фильме в полной мере проявляется загадочное свойство Луи Маля надрывать сердце, не показывая никаких ужасов и никаких жестокостей. Священник и еврейские дети, в сопровождении гестаповцев, просто идут через двор, где выставлены замерзшие школьники. Все, что могут сделать эти школьники, это превратить обыкновенную вежливую фразу "До свидания, батюшка" в беспомощную, но символическую демонстрацию, повторяя эту фразу раз за разом. Едва закончив институт кинематографии в Париже в 1954 году, Луи Маль попал в группу Жака Кусто и снял фильм "В мире безмолвия", получивший Оскара и Пальмовую Ветвь в Каннах. Вообще, все его документальные работы удостаивались высочайшей оценки критики. На вопрос, что нового внес Луи Маль в художественный кинематограф, профессор Мичиганского университета Маргарита де ла Вега Хуртада ответила. Маргарита де ла Вега Хуртада: Он внес приемы документалиста в американское художественное кино. Вспомните начало фильма "Атлантик Сити". Старый человек Берт Ланкастер подглядывает за молоденькой женщиной. А камера подглядывает за ним. Камера Луи Маля постоянно подглядывает за человеческими секретами. Марина Ефимова: Вот что сказала профессор Колумбийского университета киновед Аннет Инсдорф, когда я спросила ее, чем характерен взгляд Луи Маля на американскую жизнь? Аннет Инсдорф: Он ироничный наблюдатель. Именно поэтому так много его фильмов шокировали публику, цензоров, и критиков не только в Америке, но и во Франции. Луи Маль не судит своих героев, он только анализирует их поведение. Меньше всего ему интересна роль моралиста. Марина Ефимова: Кто-то из критиков назвал Луи Маля любопытным слоненком из сказки Киплинга. Своим творчеством он вечно задает вопросы, которые казались давно решенными, и ставит под сомнение ответы, которые казались само собой разумеющимися. И за это, все дядюшки и тетушки, то бишь критики, били его смертным боем. А многие его фильмы - "Любовники", "Сердцебиение", "Прелестное дитя", - шокировали не только цензоров, но и публику. Фильм 1978 года "Прелестное дитя", вызвавший громкий скандал в Америке - прощальный взгляд на ушедшую эпоху, когда грех сладострастия, узаконенный, добропорядочный, обитал в уютных публичных домах. Действие фильма происходит в одном из таких домов, в Новом Орлеане в 1917 году. И в нем представлены, я бы сказала, чарующие представлена, странная и смешная смесь извращенности и невинности в характерах обитательниц борделя. И символом обеих этих ипостасей является ребенок, девочка, родившаяся и выросшая в борделе. Ее играла тогда 12-летняя Брук Шилдс. Девочка по-детски влюбляется в фотографа, в художника, объясняется в любви детской считалкой. И в ответ вызывает его взрослую, глубокую и безнадежную любовь. Вот разговор фотографа и старой бандерши. Голоса: Что теперь с ней будет? А что с вами происходит? Вам нечего о ней беспокоиться. Она заработала кучу денег и может делать, что хочет. Но ей всего 12 лет. У нее никого нет в этом мире. Голубчик, вы влюблены в нее. Что за абсурд! О да! Я видела это сотни раз. Я стара, а жизнь такая длинная. Марина Ефимова: Почему это серьезное, изящное произведение киноискусства так шокировало Америку 1978 года, когда американские фильмы уже были набиты полу или не полупорнографическими сценами? Об этом профессор NYU, киновед Роберт Скляр. Роберт Скляр: Это сложный вопрос. Американское общество многим кажется распущенным, таким, где все позволено. На самом деле, в нашем массовом искусстве вся эта полупорнография строго стандартизирована. Она допускается до тех пор, пока она не касается серьезных чувств. Луи Маль тем-то всех и шокировал, что относится к чувственности всерьез. Он разбудил дремлющее, но всегда живущее в американцах пуританство. Марина Ефимова: Луи Маль приехал в Америку в 1975 году уже известным режиссером, но от эмигрантской судьбы известность не спасает. Впрочем, возможно, Луи Маль сам напрашивался на трудности. Он, например, сказал, однажды, журналистам. "Во Франции я уже закоснел в роли примадонны. Америка вызвала во мне такой страх, что мне захотелось его преодолеть, и бросила такой вызов, что мне захотелось его принять". Марина Ефимова: Фильм "Атлантик Сити" - ответ на этот вызов. В нем бесспорная, узнаваемая Америка, но, увиденная глазами француза. Престарелый мелкий гангстер Лу (его играет Берт Ланкастер), утратил веру в себя, потерял уважение своей дамы и живет только прошлым. Даже природа, как ему кажется, в годы его успеха была лучше. Голоса из фильма: Жаль, что вы не видели Атлантик сити в те годы. Да, я здесь впервые. А до этого и на Атлантическом океане некогда не был. Видели бы вы Атлантический океан в те годы! Ничто тогда не могло с ним сравниться. Марина Ефимова: Лу преодолевает страх и восстанавливает свою четь. Правда, ценой чужой жизни. Луи Маль не моралист. Но это не значит, что он не принимает никакой нравственной позиции. Очень даже принимает. Он просто во многих своих фильмах открывает для нас незаметность зла или, как говорят философы, банальность зла. В отличие от типичных американских детективов, в фильме "Атлантик Сити" дело не столько в сюжете, сколько в характерах, диалогах, в психологических нюансах и деталях и в кинематографической магии каждого кадра. Отдавая дань восхищения фильму "Атлантик Сити", известный критик Винсент Кемби писал. "Этот фильм - работа настоящего интернационалиста. Чужую территорию он умеет сделать своим домом. Он способен увидеть ее глазом иностранца, но с естественностью уроженца принять такой, как она есть. Этот фильм - квинтэссенция таланта Луи Маля. Свежесть взгляда, редкая смесь романтики с проницательным скептицизмом и способность заметить смешное даже в трагичном". Марина Ефимова: Нельзя сказать, что Луи Маль сделал Америку своим домом. Хотя он женился на американке, на замечательной актрисе Кэндис Берген. В конце 80-х годов он даже уехал на 6 лет обратно во Францию, где поставил в 89-м фильм "До свидания, дети", получивший премию Венецианского фестиваля. Возможно, Малю, любопытному слоненку, просто не сиделось на одном месте. Но возможна и другая причина, о которой - профессор Скляр. Роберт Скляр: Дело еще в том, что американский период Луи Маля пришелся на 80-е годы, когда в Америке царили волшебники спецэффектов, мастера мифов, создатели супергероев. Маль не играл в голливудские игры. Соответственно, ему было трудно найти финансирование на свои фильмы. Он не создавал ни блокбастеры, ни приключенческие фильмы, ни научную фантастику, он не снимал Арнольда Шварценегера. Он сюда не вписывался. Марина Ефимова: Но и во Франции он не нашел настоящего признания. Во всяком случае, признания критиков. В одной из недавних французских книг по истории новой волны, к которой относят Луи Маля, автор называет его неровным художником и считает, что всю его карьеру отличают лихорадочные поиски стиля. Но я разделяю мнение таких киноведов, как Роберт Скляр и таких критиков как Теренс Раферти, который пишет в юбилейной статье в "Нью-Йорк Таймс". "Поиски, которые вел Луи Маль, были не поисками собственного единого стиля, а поисками стиля, точно отвечавшего каждому новому объекту его неутолимого любопытства. Критики и ученые часто предпочитают режиссеров с узнаваемым и характерным стилем только потому, что их легче классифицировать. А Луи Маля трудно. Но зрителям незачем классифицировать и объединять фильмы Луи Маля. Они могут их смотреть так, как он их снимал - один за другим. И тогда им откроется волшебство каждого". Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
