Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
23.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||
[29-06-04]
"Поверх барьеров". Американский час с Александром ГенисомПсихологический портрет Саддама Хуссейна. Аль Джазира - вред или польза? Новый фильм Спилберга. Книга "Колосс. Оценка американской империи"Ведущий Александр Генис Александр Генис: День, когда Америка передает власть временному правительству Ирака, - знаменательная веха и в истории самого Ирака, и в хронике той войны с террором, которую свободный мир ведет уже почти три года, начиная с атаки 11 сентября. Передача власти иракцам завершает самый кровавый этап в их истории. Этап, связанный с именем одного из наиболее зловещих тиранов нашего времени Саддама Хуссейна. Сегодня, пожалуй, самое время вглядеться в облик этого человека, чтобы понять, что он принес в мир. В поисках ответа на этот вопрос американский час связался с экспертом ЦРУ, который подготовил для своей организации развернутый и глубокий психологический портрет или профиль, как говорят в Америке, Хуссейна. О нем и пойдет речь в беседе, которую наш корреспондент Ирина Савинова ведет с директором программы политической психологии при Вашингтонском университете Джералдом Постом. Ирина Савинова: Расскажите нам, как сформировался такой человек, как Саддам Хуссейн. Джералд Пост: Я считаю, что Саддам Хуссейн - самая выдающаяся личность из той сотни людей, чью психологию я изучал для ЦРУ. Он выделяется уже тем, что у него была невероятно тяжелая жизнь. Корни его психологических проблем растут буквально из чрева матери. Когда эмбриону было четыре месяца, у него умер отец, считается, что от рака. На восьмом месяце беременности матери Саддама умирает ее старший сын, мальчик 12 лет. Депрессия начинает угрожать ее жизни: она пытается избавиться от беременности и покончить жизнь самоубийством. Депрессия углубляется настолько, что когда родился Саддам, она даже не хотела посмотреть на новорожденного. Дядя Саддама буквально спасает его жизнь, забрав мальчика от матери, и ребенок несколько лет живет в его семье. Первые годы очень важны в формировании характера: связь с матерью, чувство безопасности, ощущение, что о нем заботятся, любят - всего этого у него не было. Вскоре мать вышла замуж, и Саддам возвращается жить в ее новую семью, где отчим издевается над ним и физически и морально. Психологический термин, который применим к этой трагедии развития характера, - раненное эго. У многих людей такой симптом ведет к тому, что у них нет собственного мнения, они не умеют постоять за себя. Позднее на сцене опять появляется дядя, к которому Саддам убегает, поскольку родители не хотели отдавать его в школу, а он хотел учиться. Обстановка в этой семье была теплой, и всю жизнь Саддам превозносил дядю, ставя его наравне с героями иракского народа. В это время произошла революция в Египте, и после дяди героем Саддама, ученика средней школы, становится Насер, чьему примеру он хочет следовать. Достичь величия он не мог, пока в 1990 году не вторгся в Кувейт, пока толпы не стали приветствовать его как героя. Поддержанный армией, он почувствовал себя на вершине мира. Пути назад не было. С Хуссейном происходит трансформационный процесс: поняв, что он герой не только дома, Саддам бросает вызов Западу, и приобретает в своих глазах значение лидера мирового класса. Ирина Савинова: Как знание того, что повлияло на характер Саддама, помогает нам, что нам это знание дает? Джералд Пост: После Холодной войны возникла группа лидеров стран, где царит беззаконие, и стало очень важным уметь вести переговоры с ними в конфликтной ситуации. Но делать это невозможно, не вникая в их психологию. Вы не можете иметь дело с человеком, поведение которого не можете ни объяснить, ни предугадать. Еще один пример - Ким Чен Ир, другой - Кастро. У каждого свой индивидуальный психологический портрет, определяющий конкретную политику. Нам важно знать, как они взаимодействуют со своими последователями, как ведут себя в кризисной ситуации, что влияет на их решения, какова их ментальность. Это все очень важные вопросы, без знания ответов на которые нельзя с ними взаимодействовать. Ирина Савинова: Очевидно, можно сказать, что в характере тиранов, возьмем Сталина, Гитлера, Милошевича, Хуссейна, есть черты, присущие им всем, не так ли? Джералд Пост: Изучая Саддама, я действительно нашел у него общие черты и с Гитлером, и со Сталиным. Для Хуссейна Сталин служил во всем примером: он прочел все его труды, перенял структуру системы государственной безопасности. Самой характерной чертой у всех изученных мной лидеров я считаю злокачественный нарциссизм. В этом комплексе выделяются четыре составляющие: концентрация на своей личности как на мессии, эгоцентризм, отсюда - равнодушие ко всему остальному, включая собственный народ, только самолюбование. Вторая черта - паранойя. Не клиническая, а такая паранойя, при которой если что-то не так, вина ту же перекладывается на других, поиск козла отпущения. В случае Саддама - боязнь нападения или отмщения со стороны других государств. Третья черта - применение любых средств, только бы выжил Ирак, но в конечном итоге это значит выживание его самого. И четвертая - желание применять насилие для достижения своих целей. Комбинация этих четырех черт таит в себе огромную опасность. Ирина Савинова: Можно сказать, что тираны наделены и похожими физическими данными: ну, скажем, все темноволосые, любят носить усы, статные? Джералд Пост: Это не так важно и не совсем так. Нужно учитывать, прежде всего, культурный, исторический и политический контекст, в котором лидер формируется, а также эпоху, когда это происходит. Ким Чен Ир, например, ростом только 153 сантиметра, он этим очень озабочен, носит туфли на платформе в десять сантиметров. При том, что страна практически голодает, его привычки включают французский коньяк по 630 долларов бутылка, в год эти его обходится стране слабости в 800 тысяч долларов. Ирина Савинова: Как Вы собирали информацию о Хуссейне? Джералд Пост: Я прочел шесть его биографий и автобиографий - санкционированных им самим и неофициальных. Обратите внимание, что официальные биографии создают образ, который лидер сам хочет создать, а из неофициальных мы узнаем о недостатках, слабых чертах характера, о скрытых фобиях. Я прочел все его речи за 12 лет - в них в основном превозносится он сам. Проинтервьюировал бывших послов западных держав в Ираке, проанализировал отношения Саддама с его непосредственным окружением. Сделал так называемый выборочный анализ: проанализировал его поведение в разные критические моменты его правления, и из всего этого составил его портрет. Замечу, что характер Хуссейна очень мало менялся со временем. Ирина Савинова: Вы встречались с лидером Палестинской автономии Ясиром Арафатом и отметили его крайне неприятный внешний вид, контрастирующий с тем, насколько харзматическим он становился, когда начинал говорить. Джералд Пост: Привлекательность, харизма отражают взаимоотношения между лидером и его последователями. Возьмите Уинстона Черчилля. Он вел англичан за собой всю войну, а после войны, когда народ перестал в нем нуждаться, его списали, как говорится, на свалку истории. Лидер отражает, как в зеркале, имидж последователя: тут соответствие ключа и замка. Ирина Савинова: Из всех изученных вами лидеров, кто показался вам самым интересным? Джералд Пост: Когда я берусь за дело, мне любой кажется интересным. Я прямо начинаю жить его жизнью. Все кажутся интересными: и Ким Чен Ир, неизвестно куда способный нас завести, и Хуссейн. Другой, очень интересный персонаж истории, уже довольно долго находящийся на сцене мировых событий, - Фидель Кастро. Ирина Савинова: Вы знаете, как из ребенка вырастает тиран-монстр? Джералд Пост: Вокруг себя я вижу очень много людей, несущих бремя изуродованного, раненного эго, людей, неспособных управлять своими страстями из-за того, что над ними издевались, их игнорировали, они были лишены в детстве главной поддержки - материнской любви. Перенесенные в раннем возрасте страдания такие люди пытаются компенсировать безмерной жаждой величия и власти. Именно такой тип личности и порождает тиранов. Александр Генис: Продолжая разговор, начатый судьбоносным событием на Ближнем Востоке - передачей власти правительству Ирака, - я попросил Андрея Загданского открыть его кинообозрение рецензией на примечательный документальный фильм. Он рассказывает об арабском телевизионном канале Аль Джазира, играющем важную и крайне противоречивую роль в войне. Андрей Загданский: Control Room - Пульт контроля, или Контрольный пульт - вероятно, так можно перевести на русский название фильма молодого, точнее, молодой женщины-режиссера Джехейн Науджаим (Jehane Noujaim). Фильм снят в Катаре, в Центральном командном пункте Соединенных Штатов во время войны в Ираке и в медиа-центре, где разместились тележурналисты со всего мира, освещающие конфликт. Фильм охватывает события за несколько недель до начала войны и до того исторического момента, когда статуя Саддама Хуссейна была повержена на землю. Надо сказать, что канал Аль Джазира, о котором до событий 11 сентября в Америке за исключением американцев арабского происхождения, толком никто не слышал, за последнее время приобрел весьма нелестную репутацию, во всяком случае, в глазах многих официальных лиц. Именно Аль Джазира транслировала обращения Осамы бин Ладена и других лидеров Аль Каиды. Во время иракской войны со стороны министра обороны Рамсфельда неоднократно звучали обвинения Аль Джазиры в дезинформации и нарушении международных соглашений. Фильм не столько о войне, сколько о том, как по-разному освещается война разными средствами массовой информации: американскими - CNN, CBS и арабским спутниковым телеканалом Аль Джазира. Это "по-разному" имеет множество объяснений - профессиональных, этических, политических, культурных. Кто из журналистов прав? Кто объективен в освещение конфликта? В картине есть один исключительно запоминающийся эпизод. Когда падает статуя Хуссейна, продюсер Аль Джазиры Самир Хадер комментирует события. Если взять материал Аль Джазиры, снятый в тот же день и час, но куда более общими планами, чем то, что мы видели на CNN, то видно, что на площади, где стоит статуя, никого нет: люди слишком напуганы, чтобы выйти на улицу. Потом появляются американские танки, за ними идет группа людей, одни мужчины, и по тому, как они размахивают рубашками, подзадоривая себя, видно, что они пришли с намерением что-то сделать. Затем знаменитое падение Хуссейна. И Самир Хадер говорит: этих людей привезли американские военные, это событие, поставленное для средств массовой информации. Я слышу, как говорят эти люди, продолжает Самир, они не из Багдада, я знаю хорошо багдадский акцент, я там родился. В фильме несколько центральных персонажей, помимо продюсера Аль Джазиры Самира Хадера, журналист Хассан Ибрахим, который раньше работал на BBC, и американский офицер, ответственный за связь с прессой Джош Рашинг. Интересно, отношение главных героев к Америке. Самир Хадер мечтает отправить своих детей учиться в Америку - чтобы поменять, по его же словам, арабский кошмар на Американскую мечту. Джош Рашинг убежден, что американские войска в Ираке для того, чтобы освободить Ирак. "Да-да, - скептически соглашается Хассан Ибрагим, -демократизируйте нашу страну или мы вас застрелим". Впрочем, он же в другом случае, в ответ на вопрос, кто может остановить Америку, отвечает так: "Америку остановит Америка. Я твердо верю в американскую конституцию и в американский народ". Джош Рашинг говорит, что когда он увидел на канале Аль Джазира униженных американских военнопленных, а затем и убитых американских солдат, ему стало плохо, это было просто ужасно. И он был возмущен нарушением международных соглашений со стороны Аль Джазиры: согласно Женевской конвенции никто не имеет права показывать на телеканалах военнопленных. Когда же он увидел на телеэкране трупы иракских мирных жителей, ему было тоже очень нехорошо, но это не было, признается Джош, такой же острой реакцией, как когда он увидел на экране убитых соотечественников. "И когда я понял это, - говорит морской пехотинец с 14-летним стажем, я возненавидел войну". Александр Генис: И все же, Андрей, каким в фильме получается сальдо с точки зрения зрителя: от Аль Джазиры больше вреда или пользы? Андрей Загданский: Автор фильма - американка египетского происхождения Джехейн Науджаим - не принимает ничьей стороны, скорее, предлагает нам иную, куда более сложную картину и самого военного конфликта, и того, как этот конфликт понимают в том, другом мире. В мире, которого мы не знаем. И в этом для меня главное достоинство фильма. Александр Генис: Я надеюсь, Андрей, что хотя бы новый фильм Спилберга отвлечет нас от острых политических событий этой недели. Андрей Загданский: Новый фильм Стивена Спилберга - "Терминал" - начинается элегантной и полу-сказочной экспозицией - некто Виктор Наворский, гражланин выдуманной восточно-европейской страны, приезжает в Нью-Йорк в исключительно неподходящее время. Пока он летел через океан в его стране - Кракозии - произошел военный переворот. И новая держава, и ее правительство еще не признаны мировым сообществом. Таким образом, въездная виза Виктора недействительна, и представители иммиграционной службы отказываются впустить его на территорию Соединенных Штатов. Отправить его обратно в Кракозию тоже нельзя - туда уже не летают самолеты. Виктор Наворский застрял на нейтральной территории - в международном транзитном терминале. Экспозиция столь же условна, сказочна и нереальна (один иранец после свержения шаха провел в Лондонском аэропороту три года!), как, скажем, и Ай-Ти, но это не мешает нам принять изначальные правила игры. Ведь Стивен Спилберг - сказочник, и нелепо ожидать от него реалистически мотивированных историй. Александр Генис: Знаете, Андрей, меня всегда восхищало чутье Спилберга к архетипическим символам. Аэропорт - в нашу опасную эпоху - наэлектиризован страхом. Этакий пугающий пролог к террору. Вот и Спилебрг и превратил его в зону своих сентиментальных сказок, не так ли? Андрей Загданский: Согласен. Более того, сама предпосылка фильма кажется современной и многообещающей - человек без гражданства, аэропорт, международный терминал, промежуточное - пограничное состояние. Все это, казалось бы, составляют точные ингредиенты комедии о современном мире, об обобщенном маленьком человеке, затерянном в бюрократическом пространстве, на перекрестке всех дорог, где ежедневно взлетают и садятся полторы тысячи самолетов. Что-то вроде "Поручика Киже", но наоборот: Виктор Наворский существует вопреки визам, паспортам и государственным переворотам. Однако комедия не получается, как и не получается метафоры об универсальном, усредненном Человеке . Виктор Наворский, которого играет и играет замечательно Том Хенкс, проводит в международном аэропорту в общей сложности девять месяцев. Эти девять месяцев спрессованы в два с лишним часа и простите, Саша, слишком очевидное сравнение, но эти два часа очень напоминали мне мои собственные томления в терминалах аэропортов, когда приходится убивать время случайной едой и случайным чтением. Догматическая конструкция. С самого начала нам понятно, что Виктор Наворский, хотя он и не говорит по-английски, - человек хороший и правильный. С самого начала нам понятно, что бюрократ Фрэнк Дихон, которого замечательно играет Станли Туччи и который категорически отказывается выпустить Наворского за пределы терминала, - человек нехороший и неправильный. Все что происходит в фильме, а происходит в фильме немного, совсем немного, подтверждает эту очевидную с самого начала истину. Картина движется от одной репризы к другой, иногда бывает смешно, иногда не очень, иногда неловко. Эпизод с неким восточно-европейским пассажиром, который рвет на себе рубаху, угрожает самоубийством, возбужденно говорит по-русски, умоляя чиновника не конфисковывать лекарства, купленные для старика-отца, вызвал у меня острое чувство неловкости. Не за русского пассажира, конечно, а за Стивена Спилберга. На протяжение всего фильма Виктор Наворский не расстается со старой банкой из-под фисташек. Искушенный зритель сразу же догадается, что в жестяной банке и скрыт секрет Наворского, его цель приезда в Нью-Йорк. И искушенный зритель будет прав. В банке вырезанная из журнала фотография джазового ансамбля 1957 года. Вырезка принадлежала отцу Виктора. Он собрал по переписке автографы всех великих джазменов, запечатленных на снимке, кроме одного. Отец умер, а Виктор приехал в Нью-Йорк, чтобы выполнить его посмертную волю - взять в джазовом клубе последний автограф и поцеловать банку, вложить в нее последний недостающий клочок бумаги с автографом и улететь в свою выдуманную Кракозию, преподав уроки добра, благородства и верности долгу своим многочисленным случайным друзьям по терминалу. Вот собственно говоря и все. Есть, правда, еще одна романтическая линия - со стюардессой, которую играет Кетрин Зета-Джонс. Но поскольку эта история ни к чему не приводит, о ней можно и не говорить. За первый уикенд показа "Терминал" заработал всего лишь 18 миллионов долларов, что считается чуть ли не рекордно низким сбором для лучшего коммерческого режиссера всех времен и народов. Александр Генис: Песня недели. Ее представит Григорий Эйдинов. Григорий Эйдинов: Журнал Биллборд объявил, что к концу этой недели неожиданная песня выйдет на первое место по количеству продаж в США. Через 25 лет после смерти исполнителя и ровно через 50 лет со дня ее записи. 5 июля 1954 года в студию грамзаписи Сана, в городе Мемфисе, штат Теннеси, вошел никому еще не известный водитель грузовика по имени Элвис Пресли, чтобы записать пластинку баллад в собственном исполнении. Во время перекура он, для разминки, стал наигрывать старую песенку Артура Крудупа "Все в порядке". Услышав, как он ее играет, владелец студии Сэм Филипс бросил все дела и сам сел записыватьЭлвиса. С двумя студийными музыкантами и сломанным гитарным усилителем они записали песню, которая буквально на следующий день сделала Элвиса Пресли сенсаций и начала новую эпоху в популярной музыке. Эпоху рок-н-ролла. Вот одна из версий этой песни, записанной в этот знаменательный день 50 лет назад. Элвис Пресли, "Все в порядке". Александр Генис: Наша следующая рубрика - Книжное обозрение - сегодня тоже связана с войной. Оставив на время обзор изящной словесности, Марина Ефимова сосредоточилась на только что вышедшей книге быстро набирающего славу британского историка Фергюссона. Книга "Империя" посвящена жгуче актуальным вопросам о роли Америки в опасной реальности 21 века. Марина Ефимова: Молодой английский истроик Нил Фергюссон в новой книге "Колосс. Оценка американской империи" положительно оценивает роль империи, во всяком случае, Римской и Британской империй, на многих этапах истории человечества. Более того, Фергюссон призывает США как самое мощное демократическое государство нашего времени, взять на себя сейчас имперскую роль. Он пишет: Диктор: США уже империя, но странная. Она обладает имперским богатством, военной мощью, которой нет равных, сильным законодательством, разнообразной и богатой культурой. И, однако, ее попытки экспортировать американские институты в другие страны, гораздо чаще кончались провалами, чем удачами. Марина Ефимова: Присоединение Гавайев и Пуэрто Рико, а также восстановление Японии и западной Германии после второй мировой войны Фергюссон считает великолепными исключениями, примерами того, как смогла бы действовать либеральная империя в его терминологии. А к типичным случаям он относит, говоря опять же его словами, "историю спазматических интервенций в центральную Америку и на Карибы и дорогостоящий эксперимент на Филиппинах. Главными провалами имперской деятельности США английский историк считает Вьетнам, Кубу и Гаити. В интервью с Фергюссоном американский журналист Фрэнк Бьюрес спрашивает: что это за оксюморон - либеральная империя? И Фергюссон отвечает: Диктор: 100 лет назад это не выглядело оксюмороном. Британская империя распространяла по миру именно либеральные институты - свободный рынок, власть закона, постепенный переход к выборному правительству. Мы знаем, что и тогда были и сейчас есть страны, в которых эти институты никогда не установятся сами. Эти страны находятся или под сластью тиранов или в состоянии анархии. Для них цивилизованные формы имперского управления, даже при частичной потере национальной независимости, будут спасением. Марина Ефимова: "Фергюссон называет Британскую империю либеральной!" - восклицает рецензент газеты "Нью-Йорк Таймс" Мичико Кокутани. "А раздача земель имперским чиновникам, а рабы в 18 веке, а жестокие подавления восстаний? К тому же, 21 век не 19-й. Идет мощный порыв к независимости. Что скажут народы этих непоименованных стран, если оккупационные власти будут управлять ими и вмешиваться в их дела?". Но вы уже вмешиваетесь - парирует Фергюссон. У вас даже есть такое клише "Мы должны что-нибудь предпринять". Он пишет: Диктор: Если вы решаете улучшить жизнь другого народа, то мало дать этому народу заем из Всемирного банка и пожелать удачи. Вы должны установить там власть закона до проведения свободных выборов. Долг империи управлять, а не только освобождать. Марина Ефимова: Вот, по Фергюссону, типичные этапы американского вмешательства.
Среди нескольких причин установления этого неудачного стереотипа, который перечисляет Фергюссон, мое внимание привлекли две. Во-первых, недостаток человеческих ресурсов, необходимых для имперского управления. В интервью с Фрэнком Бьюресом историк говорит. Диктор: Интервенция в Ирак была предпринята президентом, который только трижды выезжал из Америки, большинство американцев не имеют иностранных паспортов. Даже элита, призванная, образно говоря, формировать нацию, выпускники университетов, в большинстве своем избегают деятельности за границей. Они предпочтут руководить фирмой на Уолл-стрит, чем управлять Багдадом. Но, будучи империей, вы должны иметь сотни образованных и информированных чиновников, внедряющих ваши институты за границей. Любопытно, что после второй мировой войны такие люди были и в Японии, и в Германии. Так или иначе, я думаю, что этот упорный изоляционизм является фундаментальной социо-культурной причиной того, что из Америки не получается хорошей империи. Марина Ефимова: Другая причина - традиционный в Америке ужас перед словом империализм. Американцы хотят наводить справедливость, но не хотят становиться империалистами и колонизаторами. Они хотят, чтобы их все любили. Фергюссон пишет. Диктор: Вам надо бояться не ненависти, а презрения. Вам надо желать не любви, а уважения. Я ни в коем случае не считаю, что имперское правление хорошее, но я считаю, что альтернатива еще хуже. И если Америка не научится имперскому искусству, то результатом может быть возвращение к хаосу 9-го века. Только на этот раз с ядерным оружием. Марина Ефимова: Макс, герой романа Эндрю Грира "Исповедь Макса Тиволи", рождается 60-летним и выглядит, как престарелый гном. Взрослея, он молодеет, молодеет и в 60 лет играет с малышами в песочнице. В рецензии на роман Грира Джон Абдайк пишет: Диктор: Подобно Прусту, Грир видит жизнь как ссылку из реальности в одиночество, как изменчивый набор дивный миражей, которые может запечатлеть лишь гениальное перо. Марина Ефимова: 33-летний Грир, написавший всего два романа, был потрясен сравнением мэтра. "Боже, - воскликнул он, - Пруст и Грир через запятую!?" - и просиял. В романе много культурного багажа. Немолодой герой увлекается девочкой, с реверансом автора в сторону Набокова, умный прием с обратным движением героя сам автор приписывает Фицжералду, а до него Самюэлю Батлеру, чей персонаж, волшебник Мерлин, тоже с годами молодеет. "Меня сделала писателем, - признается Грир, - аккумуляция влияний". Но не всех влияний. В университете Браун Юниверсити профессор Роберт Кувер учил студента Грира писать как угодно, лишь бы не традиционным повествованием. И Грир 10 лет безуспешно создавал модернистскую прозу. Двухстами рассказами позже, только из противоречия, он написал вызывающе традиционный повествовательный рассказ "Приходи ко мне жить". Его сразу принял литературный журнал. И роман "Исповедь Макса Тиволи", завоевавший не только читателя, но и критика Джона Абдайка, открывается обаятельно простым предложением: "Каждый из нас чья-то любовь всей жизни". Представляя Эндрю Грира на презентации его романа в нью-йоркском магазине Стренд писатель Питер Кэрри сказал: "Настоящая смелость автора не в том, что он изображает человека, идущего по жизни задом наперед, а в том, что он не боится эмоций. Он даже может заставить вас плакать над книгой". Александр Генис: На днях в мэрии Филадельфии обсуждался частный муниципальный вопрос, обещающий вырасти в большую нравственную проблему. Речь шла о том, чтобы власти разрешили открыть у себя в городе казино. С одной стороны, налог на азарт - наиболее быстрый способ пополнить остро нуждающуюся в этом казну. С другой, основанная честными квакерами Филадельфия всегда считалась бастионом морали и, кстати, самым скучным городом Америки. И если рука порока дотянется до Филадельфии, другим, более легкомысленным городам страны будет куда проще уступить соблазну. В Нью-Йорке, скажем, уже давно об этом говорят. Лично мне это ничем не угрожает. В своей безопасности я убедился в игорной столице Америки Лас-Вегасе, оставившим меня равнодушным. Я понимаю, что это напоминает Ильфа и Петрова: "горы Остапу не понравились". Но так уже вышло, что казино, эти пышные дворцы игры, напомнили мне метро в чужом городе - тесно, шумно и непонятно, где выход. Даже трудно поверить, что люди сюда приезжают не по этапу. Однако, мягко говоря, не все со мной согласны. Туристы сюда валом валят, и каждый оставляет за игорным столом в среднем 560 долларов. Что дает казино Лас-Вегаса головокружительную прибыль в 19 миллиардов долларов в год. Что и неудивительно. По данным специальной комиссии, изучавшей влияние игорного бизнеса, 86% американцев имеют пристрастие к азартным играм. В перечень которых, правда, включается более безобидная лотерея. На удовлетворение своей игорной страсти американцы в совокупности тратят 150 миллиардов долларов в год. Одной этой цифры достаточно, чтобы задуматься о природе игры и ее власти над нами. У микрофона Владимир Гандельсман, который расскажет о том хитроумном сплетении математики и психологии, которая производит на свет одноруких бандитов - игорные автоматы. Владимир Гандельсман: Тема, которую я хочу предложить сегодня, - игра. Чем игра характеризуется? Прежде всего, это свободное действие. И это значит, как ни странно, то, без чего человек может обойтись. Игру можно отложить, она может не состояться. Потребность играть зависит от доставляемого этой игрой удовольствия. Игра не есть обыденная жизнь. Это выход из такой жизни в то, что дети называют понарошку. Она стоит вне процесса удовлетворения ежедневных нужд, она украшает жизнь, она ритуал, она праздник, наконец. Так ли это сегодня? Судите сами. Компания IGT - Интернациональная Игровая Технология - так называется компания, находящаяся в Рино, штат Невада, специализируется на производстве игровых автоматов и является для этих машин тем же примерно, чем Майкрософт для компьютеров. Для того, чтобы в них играть, особой смекалки не требуется. Она попросту не нужна. Требуются монетки, которые бросают в щелочку и умение поворачивать рычаг или нажимать кнопку. После чего автомат выдает играющему некую комбинацию. Например, три вишенки. И выигрыш, если он есть, конечно. Чаще всего выпадают, например, две вишенки и один, допустим, колокольчик. В таком случае игрок проигрывает и должен начинать заново. IGT денно нощно разрабатывает новые машины со все более изощренными методами заманивания игроков. Некий Энтони Байер Локер, математик, работающий на эту компанию, заходит в казино ежемесячно. Но, конечно же, не для того, чтобы играть. Он наблюдает, пользуются ли успехом автоматы его компании. На сей раз, представьте себе, он наблюдает за женщиной в ярко зеленых штанах и желтой блузке. Она только что подошла к одной из его машин. По ее позе видно, что она не слишком заинтересована. Новичкам, как правило, необходимо поощренье, - говорит Энтони. И, как по команде, женщина выигрывает небольшую сумму. И тут ее поза совершенно меняется. Она садится лицом к автомату, ей явно стало интересно. "Попалась", - тихо произносит математик. Диктор: В 2003 году 40 миллионов американцев играли на автоматах, оставив им больше денег, чем Мак Доналдсу и подобным закусочным. По приблизительным подсчетам, эта сумма равняется 30 миллиардам долларов. Для сравнения, в том же году Голливуд заработал 9 миллиардов. А индустрия порнографии - 10. Владимир Гандельсман: Дни, а точнее ночи бриллиантов, фраков, и рулеток отошли в прошлое. Сейчас в казино часто носят просто тренировочные штаны. Математики и дизайнеры теперь создают игры для тех, кто старше 55-ти, то есть для тех, кто на пенсии. Какой-то лас-вегасский остряк назвал теперешние казино современными домами для престарелых. Игровые автоматы в наше время - это те же компьютеры, способные ежесекундно справляться с сотнями тысяч цифр, основываясь на определенной математической формуле. Судьба игрока решается, как только он начинает игру. Теперь, благодаря программированию, выигрывать главный приз стали так редко, что сама сумма этого приза увеличилась до миллионов, привлекая все больше кандидатов в миллионеры. Диктор: Компания IGT занимается тем, что изобретает способы приукрасить нехитрый принцип игры. Компания состоит из дизайнеров, графиков, сценаристов и инженеров. И ежегодно затрачивает на все это 120 миллионов долларов. Владимир Гандельсман: Результатом такой интенсивной работы стало то, что игровые автоматы теперь не просто машины. Это целый аттракцион бодрящих или, наоборот, замогильных звуков, если вы проигрываете, песен, картинок и мигающих огней. Это компьютеризированные сирены. Небольшие выигрыши выпадают часто, особенно в начале игры и, как правило, сумма оказывается меньше вложенной в автомат. Естественно. Каждый раз, когда игрок проигрывает, автомат показывает, какой ход был бы выигрышным. В чем суть? Суть в том, чтобы игрок все время чувствовал, что он на грани выигрыша. С точки зрения психологии эти машины работают блестяще. Они пользуются всеми возможными тактиками, добиваясь одного результата - превратить человека в игрока. Благодаря недавним нововведениям, у частых посетителей казино появилась новая болезнь, которую психотерапевты окрестили телескопическим эффектом. Этот термин значит, что клиенты казино, особенно те, что играют на автоматах, впадают в некую зависимость, становятся наркоманами этой игры в очень короткий срок, почти сразу. Они тратят все свои сбережения, бросают детей дома одних, они забывают даже о своих болезнях, попадая под гипноз хитрых машин. Трудно сказать, в чем коренится проблема: в машинах или в самих игроках. Но все же, доктора надеются, что со временем компании начнут создавать автоматы с системой защиты. Вот, внимание, это очень забавная вещь. У автомобилей есть пристяжные ремни. Так почему бы этим автоматам не помогать тем игрокам, которые слишком многим рискуют, у которых явно развивается игровая болезнь? Вот такая страшная картина. Представьте себе - люди, пристяжными ремнями прикрепленные к своим креслам, впившиеся взглядом в автоматы. И вот несется человечество на пристяжных ремнях. Компания IGT, однако, не признает за собой ответственности. Диктор: Мы приносим людям немного радости. Мы продаем не спиртное и не наркотики. Владимир Гандельсман: Однако фабрика IGT больше, чем аэропорт в Рино. Служащие ездят из здания в здание на велосипедах. 1600 человек работают почти круглосуточно. Они производят тысячи блестящих машин, прекрасно соединяющих в себе, по словам президента, искусство и математику. Искусство заключается в том, чтобы привлечь, математика в той формуле, которая высчитывает, сколько можно позволить выиграть, а сколько отобрать. Большинство работающих на компанию признают, что сами они никогда не играют на своих автоматах. "Это же машины для дураков!" - выпалил один незадачливый дизайнер. В два часа утра в казино в Рино не увидишь ни туристов, ни веселья, ни даже улыбок. Зато там можно увидеть немолодых, невеселых людей, в тапочках и в тренировочных штанах, можно даже увидеть дам в бигуди. На лицах у них будет написана не радость, а скорее, упорство. Когда кому-нибудь выпадает счастье выиграть 5 000, можно быть уверенным, что они затратили ровно вдвое больше. И что затратят еще столько же на следующий день. Единственные улыбки в Рино принадлежат лицам дизайнеров IGT. Да, игроки вовлечены в свободную игру, они вольны не играть, хотя идея с пристяжными ремнями, согласитесь, наводит на размышления, равно как и способы вовлечения, сравнимые с наркотиками. Но вот на праздник это никак не похоже. Обыденность, примитивное стремление к выигрышу, когда не надо ни ума, ни игровой хитрости, к выигрышу не интеллектуальному, но денежному. Прелесть игры, когда человек забывает о реальности и погружается в особый, праздничный, условный мир, потеряна. Один философ, изучавший принципы игры, приводит такой случай. Диктор: Отец застал своего маленького сына за игрой в поезд, восседающим во главе выстроенных им друг за другом нескольких стульев. Отец хотел было приласкать мальчика, но тот заявил: "Папа, не надо целовать паровоз, а то вагоны подумают, что все это не взаправду". Владимир Гандельсман: Перед игровыми автоматами сидят не дети. Сидят некие скучные существа, к тому же непрерывно проигрывающие. На что это похоже? Помните песню из "Буратино": "Не прячьте ваши денежки по банкам и углам": Вот только банки здесь совсем не консервные. Игроки, которые остаются с носом, это такие взрослые Буратины, которых заманили, причем заманили по собственному их желанию на Поле чудес. Александр Генис: Свой рассказ о хитроумных машинах азарта, заманивающих и обирающих простаков, Владимир Гандельсман закончил эффектным сравнением - казино, как Поле чудес. Все мы помним, что Поле чудес можно найти только в Стране дураков. Но иногда в ней можно встретить и мудрецов, во всяком случае, философов. Именно это произошло в Лас-Вегасе, содержащим на доходы от казино прекрасный университет, где преподает профессор философии доктора Пол Шолмайер. Среди коллег он известен как единственный в мире человек, который пишет книги о покере и Аристотеле. С профессором из Лас-Вегаса беседует Владимир Морозов. Владимир Морозов: Профессор Шолмайер, вы написали несколько книг, в том числе и об Аристотеле и игре в покер. Что общего у философии с азартной игрой? Пол Шолмайер: Для того, чтобы быть хорошим игроком в покер вы должны уметь быть счастливым. Это ощущение, которое приносит деятельность, которой вы занимаетесь из чистого удовольствия безо всякой задней мысли. Например, кто-то любит кататься на лыжах. Он занимается этим делом не для того, чтобы продвинуться по службе, заработать и познакомиться с женщинами. Сам процесс скольжения по склону доставляет ему удовольствие. Древние греки считали такое качество высшей добродетелью. Они видели смысл жизни в том, чтобы заниматься каким-то делом для удовольствия. Это одна из многочисленных мыслей Аристотеля. Причем, бескорыстное отношение к делу не только помогает быть счастливее, но еще и приносит успех в деле и в игре. Оказывается, лучшие игроки в покер, это те, кто предается своей страсти бескорыстно. Я называю это парадокс покера. У тех, кто пришел в казино в надежде заработать большие деньги, шансы, как правило, меньше, чем у тех, кто садится за карточный стол как бы играючи, то есть ради удовольствия от самой игры. Гарантии нет, но в этом случае деньги могут придти как бы сами собой. Владимир Морозов: И много пришло к вам таким образом само собой, случались большие выигрыши? Пол Шолмайер: Нет, таких случаев не было. Я лучше говорю и пишу о покере, чем играю. Может быть, я еще не достиг того состояния, о котором я вам говорил, состояния полета и удовольствия. Вы знаете, основное направление американской философии - прагматизм. Поэтому я как прагматик ограничиваю себя суммой в 60 долларов. Если я проиграл больше 60 долларов, то кончаю игру. Если выиграл больше 60 долларов, тоже закругляюсь. Владимир Морозов: Мистер Шолмаейр, а что дал вам покер как философу? Пол Шолмайер: В моей книге "Философ играет в покер" я говорю, что во время игры узнал много о жизни. Я лучше понял древнюю концепцию счастья, и это сделало мою жизнь полнее. Научился лучше использовать неожиданные обстоятельства, спокойнее воспринимать неудачу. Несмотря на все удовольствие, которое я получаю от покера, я отлично знаю, что в игре больше шансов на проигрыш. То есть покер хорошее напоминание о том, как часто нам приходится проигрывать и в жизни, прежде чем мы добьемся успеха в каком либо-деле. Покер помог мне стать дисциплинированнее в других сферах деятельности. Польза от моего покера есть. Александр Генис: Игра, как все пороки, сложнее, чем кажется. Это, конечно, если не сводить ее к элементарному желанию разбогатеть нечестным, но легальным путем. Деньги тут повод, а не причина. Выигрыш - оправдание игрока, скрывающего под маской алчности иную, еще более сильную и более неутолимую страсть. Какую? Ответу на этот вопрос посвятили немало страниц столь высокие умы, что их легче заподозрит в азарте, чем в скаредности. Вяземский, скажем, приводил в пример одного игрока, любившего повторять: "После удовольствия выигрывать нет большего удовольствия, как проигрывать". Пушкин писал, что страсть к игре есть самая сильная из страстей. А Лотман объяснял эту фразу тем, что азартная игра была реакцией на кардинальный дефект российской общественной жизни. "Отсутствие свободы в действительности уравновешивалось непредсказуемой свободой карточной игры". Однако не русские, а куда более уравновешенный немецкий, даже швейцарский писатель Герман Гессе так прославил казино, что мог бы стать мэром Лас-Вегаса. Нашему погрязшему в материализме обществу Гессе прописывал азартную игру в открытых игорных домах. В своей чудной повести "Курортник" он растолковывает этот странный эффект. Диктор: В противовес исключительному культу работы и денег было бы весьма желательно приятие случая, доверие к прихотям судьбы и ее превратностям. Чего всем нам очень недостает. Александр Генис: Похоже, что благосклонность к игре бродит в крови всякого художника. Ведь он по природе своей игрок, который ставит на кон чужие судьбы. У автора особые отношения с судьбой, потому что он играет ее роль по отношению к своим персонажам. Вот также и игра дает нам шанс примерить на себя иную личину. Не важно, богача или бедняка. Важно, что другого. Значит, казино - примерочная. Поединок с фортуной - цена обновления. Значит, казино - купель, где мы проходим курс омолаживания чувств. Игра - взрыв непредсказуемости, разрушающая поле упорядоченной жизни. И это значит, что казино - оазис хаоса в океане порядка. |
c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|