Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[25-08-04]
"Поверх барьеров". Американский час с Александром ГенисомМетафизика Олимпиады. Нью-йоркские "Сандуны"."Графические романы". Кинообозрение Андрея ЗагданскогоВедущий Александр Генис
У каждой Олимпиады нового времени есть своя подспудная тема. В Холодную войну, как это было в Москве и Лос-Анджелесе, этот внутренний сюжет был окрашен, точнее - омрачен черно-белыми идеологическими тонами. В эйфорические, как теперь всем кажется, 90-е годы, Олимпиады смотрели в будущее. Но центральная тема Афинских игр, конечно, - история. Самая яркая сцена не только этих, но вообще всех наших олимпиад произошла в Олимпии, где впервые - после 1611 лет! - вновь состоялись атлетические состязания. Я бывал в этой пыльной деревушке, видел руины стадиона, даже пробежал, наперегонки с братом отмеренную древними судьями стадию (занял, между прочим, почетное второе место). Помня об этом тихом, веками не менявшимся месте, я был глубоко тронут тактом греков. Они провели здесь соревнования по толканию ядра так, чтобы не потревожить тени прежних атлетов. Зрители сидели на траве, торговцы продавали только воду, не было не только ни одной рекламы, но даже электронного табло. Это самоограничение, столь редкое в нашей громкой цивилизации, явило подлинное уважение к духу местности, к земле, которая тысячелетиями считалась, да и была священной. Это, надо сказать, очень "по-античному". Ведь греки, вместе со всеми древними народами, считали самоочевидной анизотропию мира. Земля, - верили они, - отнюдь неодинакова, она повсюду разная, поэтому есть места, где к богам ближе. Там-то и строили храмы. Они - как оклад в иконе. В Элладе у каждой долины, холма, ущелья было свое лицо. Энгельс считал, политеизм следствием разнообразия: на каждый ручей по нимфе. Поэтому, осматривая руины, мы, в сущности, ведем себя по-варварски: не замечая главного, путаем причину со следствием. Храмы, развалины которых нас притягивают, - всего лишь рамы для той священной горы или рощи, ради которых они поставлены. Греческие боги не нуждались в крыше над головой - они жили на природе. Вернувшись на свою родину, Афинская олимпиада оживила связь нашей культуры с родившей ее землей. В определенном смысле то, что сегодня происходит в Греции - кульминация мини-ренессанса, начавшегося, как почти все в этом веке, 11 сентября. Террор сделал то, что казалось немыслимым в последние десятилетия 20-го столетия, прошедшие под знаменем политической корректности. Столкнувшись со смертельной опасностью, Запад вспомнил о своих корнях и перестал стесняться своих истоков. Директор американской ассоциации филологов Адам Блистейн, приветствовал - характерная деталь! - латинский перевод "Гарри Поттера" такими словами: Диктор: После 11 сентября интерес к Греции и Риму многократно возрос в эпоху, когда вопросов больше, чем ответов, мы все ищем утешения в античности. Александр Генис: Ему вторит крупный британский историк Энтони Эверит. Диктор: Повсеместный интерес к истории сегодня несомненен. Достаточно посмотреть программу телевизионных передач, которая пестрит научно-популярными фильмами о древности. В это тревожное время все мы остро ощущаем потребность заново утвердить свою идентичность, найти корни Запада, опереться на наше общее прошлое. Александр Генис: Новая любовь к античности, которую еще вчера презрительно называли вотчиной "Белых Мертвых Мужчин", свидетельствует: академические споры о мультикультурализме завершились. Молча, но упрямо все идут к тому, чтобы принять формулу нашего времени: мирное сосуществование разных культур - в рамках одной планетарной цивилизации. Террор остался вне ее - по другую сторону ойкумены. Оставив Академии бесконечные споры о грехах и достоинствах различных культур, мир, похоже, все-таки договорился о минимальных нормах сосуществования, которые делают возможной жизнь на этой планете. Конечно, можно называть эти нормы западной цивилизацией, подчеркивая их место рождения, но это только мешает заметить очевидное - их универсальность. Великий британский романтик Шелли говорил: "Все мы греки". И с этим трудно спорить сегодня, во всяком случае, пока горит олимпийский огонь в Афинах. Афинскую олимпиаду по американскому телевидению показывают как ни одну другую. Расплодившееся кабельное телевидение транслирует каждые сутки по 100 часов соревнований. И зрители их смотрят! Рейтинг этой олимпиады существенно выше, чем предыдущей, в Сиднее. В связи с этим возникает интересный вопрос: на что мы, собственно говоря, глядим? Ведь, честно говоря, следить за состязаниями, например, по стрельбе - все равно, что смотреть, как трава растет или краска сохнет. Далеко не всякий вид спорта обеспечивает нас зрелищной драмой, но любому спорту присуще затягивающая зрителя интенсивность переживания. О природе этого эффекта я попросил порассуждать философа "Американского часа" Бориса Михайловича Парамонова. Борис Парамонов: В связи с Олимпиадой действительно стоит поговорить о метафизике спорта. Часто сравнивают его, спорт, с искусством. Что ж, формальное сходство действительно есть. Кант говорил: искусство - это целесообразность без цели. Так в общем-то и о спорте можно то же сказать, хотя на первый взгляд кажется, что именно цель у спорта есть - это рекорд. Но цель эта, строго говоря, бесцельна. Кому какая польза от этих рекордов, кроме самих спортсменов, становящихся звездами? Спорт, тем более профессиональный, не следует путать с физкультурой, полезной для здоровья населения. Скажу дальше: спорт - несомненно, символическая форма, и в этом смысле он культурен. Всякая символика культурна. Спорт - это форма человеческого существования как такового (форма - не в смысле вид деятельности, а в сугубо философском смысле - как платоновская идея, смысловой дизайн). Сущность спорта - даже и не соревнование, а усилие. Но усилие и есть путь культуры или, в данном случае, лучше сказать, цивилизации. Спорт - абстрактная форма труда. Еще пофилософствую. Недавно, глядя на Марию Шарапову - победительницу Уимблдона, - я подумал, что ее обаятельная внешность, в сущности, не нужна для спорта. В спорте важно - тело. И тело в спорте выходит за рамки каких-либо эмпирических определений. Тогда вспомнился Шопенгауэр в его учении о музыке: музыка - высшее из искусств, потому что в нем форма совпадает с содержанием. Музыка - чистая форма. Так и спорт - чистая форма. А красота спортсмена, той же Шараповой, - содержательный момент. Одно воспоминание. В Советском Союзе когда-то был сделан неплохой фильм "Человек идет за солнцем". Там была сцена: мальчик сидит на совершенно пустом стадионе и смотрит на тренировку художественных гимнасток, сопровождаемую, естественно, эффектной киномузыкой. Гимнасток - три (три грации). Мальчик восторженно хлопает в ладоши. (Со временем я понял, что эта сцена сперта из "Восьми с половиной" Феллини.) Подумалось: как было бы уместно, если б эти гимнастки выступали обнаженными. Вот была бы действительная Древняя Греция, праздник жизни! Ведь там на Олимпиадах атлеты были обнажены. На нынешних Олимпиадах до этого еще не дошло, но журнал "Плэйбой" в последнем своем номере дал некий древнегреческий проект: поместил фотографии восьми участниц нынешней Олимпиады, снятых ню. Одна из них, самая красивая, сказала, что не следует слишком уж серьезно относиться к Олимпиаде: 90 процентов ее участников знают, что никаких медалей они не получат, а только весело проведут время. На страницах "Плэйбоя" уже было весело. Впрочем, не будем так уж настаивать на мажорном звучании спорта. Набоков сказал, что настоящему спорту всегда присуща некоторая угрюмость. Александр Генис: Я бы назвал ее иначе - "серьезностью". Спорт ведь с самого начала был очень серьезной игрой, то есть, - ритуалом. Греки обожествляли своих олимпийцев, потому что видели в них венец творения. Понимать это надо буквально: речь шла о людях, которые могли обогнать лошадь и повалить быка. Сегодня штангист не станет тягаться с экскаватором, боксер - с трактором, борец - с бульдозером. Даже шахматисты уже уступают поумневшим компьютерам. Однако если человек и перестал, как считали греки, быть мерой всех вещей, то сокровенный смысл спорта остался тем же. Внутренний, и очень серьезный, сюжет всякого олимпийского состязания - прорыв к одухотворенной телесности, жизнь, схваченная в ее экстатические мгновения. Спорт - это медитация в действие. Спорт - это йога запада. Спорт - это сражение косной материи с человеческой волей. Таким он был, таков он есть, таким он будет. И в вечности этой идеи - залог будущих успехов олимпийский игр. Чтобы не отходить далеко от античности, "Американский час", вернувшись из Афин в Нью-Йорк, отправится : в баню. Правда, не в римские термы, а в русские "Сандуны", которые недавно триумфально открылись в Бруклине. Туда-то мы и отправили, вооружив березовым веником, нашего специального корреспондента Раю Вайль. Рая Вайль: В сандуновскую баню, Сандуны, как они себя называют, я поехала со своей подругой Юлией Валевич. В американской русской бане мы еще ни разу не были. Собирались, но все как-то не получалось. Как сказал один из посетителей "сандунов", русская баня - это наш вклад в американскую культуру. Чем отличаются местные бани от российских? Голос: Здешняя баня ничем не отличается от русской бани, просто здесь больше возможностей, комфорта. Я был в московских "сандунах". Знаете, какая разница? Мне кажется, что там за мои деньги я должен был просить, чтоб я туда попал, а тут меня просят за мои деньги, чтобы я пришел. Второй Голос: Америка слишком пуританская страна. Вы здесь не можете быть голыми, мы все должны иметь плавки, а женщины должны иметь купальные костюмы. Третий Голос: Не та береза, что в России. Мы продаем здесь веники березовые, дубовые. Все они импортные, из России. По 20 долларов за веник. Четвертый Голос: Американские "сандуны"... каждый метр у них на учете. Рая Вайль: Баня, действительно, небольшая, но все, что нужно, есть: парные, массаж, два ресторана, бассейн, естественно, хоть и не такой большой, как в московских сандунах. Рядом с бассейном на большой веранде стоят шезлонги. Кто-то спит, кто-то читает. За 20 долларов здесь можно провести целый день - с раннего утра до позднего вечера. Что многие и делают. Голос: В бане люблю абсолютно все. Баня - это фабрика здоровья. Вы сюда должны приходить и отдыхать, и ни о чем не думать. Если человек думает о чем-то и приходит в баню, кроме того, как париться и получать удовольствие, лучше не ходить. Второй Голос: Для меня баня это образ жизни, это стиль моей жизни, это часть моей жизни. Лучше бани есть только другая баня. Рая Вайль: По вторникам в новых "сандунах" собираются бизнесмены. Чем привлекает их русская баня? Голос: Ну, парная, безусловно, парная... Второй Голос: Люблю париться. Отец привел меня в первый раз в баню, когда мне было 6 лет. На сегодняшний день вот уже парюсь 40-42 года. Это самый лучший вариант для общения с людьми. Все контракты по бизнесу мы заключаем в бане. Почему? Во-первых, нет микрофонов, и можно говорить в трусах. Можно поговорить, зная, что тебя никто не будет слушать, не будет мешать. Во-вторых, баня очень сближает, потому что, как говорится, голые люди быстрее друг друга понимают, чем одетые. Третий Голос: Здесь у нас в бане настоящая свобода и демократия. Четвертый Голос: А главное, здесь происходит очищение души. Пятый Голос: В баню хожу друга увидеть, ребят, поесть, попить и отдохнуть. Шестой Голос: Самое лучше было это когда мы ходили в снег, когда бочки были со снегом, это совсем другое. Здесь этого нет, потому что у нас в Нью-Йорке нет снега, у нас грязь. Седьмой Голос: Ну, и время есть с другом расслабиться после тяжелой работы. Не знаю, тяжелой или нетяжелой, но расслабиться возможность есть. Восьмой Голос: Ну, мы тут работаем немножко тяжелее, чем мы в Союзе работали. Это Америка, тут надо работать, и поэтому отдых - первостепенная задача, чтобы набраться сил и работать следующую неделю. Девятый Голос: Здесь еда сумасшедшая. Здесь хороший повар Филя, знаменитый наш. Он очень вкусно готовит, и мы с удовольствием остаемся здесь всей компанией после бани кушать... Что еще? Ну, веники, шапочки, все атрибуты. Это все равно, что идти кататься на лыжах без лыж. Так что все это должно быть, и все это припасено. Разные травы. Ходим раз в неделю, в наш день вторник. Рая Вайль: Поначалу немногословные, завсегдатаи "сандунов", привыкнув ко мне, расслабились, разговорились. Голос: В первый раз меня в баню затащили... Дядька по-черному прокатил, в настоящую, деревенскую баню. Я упирался, убегал. Они на верхней полке там парятся с вениками. А я к двери подполз, чтобы воздуха глотнуть, потому что это было что-то необычное. А было мне лет 10-11. Но зато так напарили, что я как будто заново родился. Уже взрослым человеком в Ялте мы набегались в футбол. И мой товарищ в парной меня отпарил хорошенько вениками. Я вышел, как будто у меня крылья выросли за спиной. Вот с того момента я полюбил баню. 9 лет в Америке и стараюсь ни одну неделю не пропускать. Если я не пойду одну неделю в баню, я уже себя плохо чувствую. Это наркотик, только своеобразный. Второй Голос: Я сам со Львова. Отец взял в 7 лет в баню. Было неприятно, но так как вокруг были все мужчины, то плакать не имел права, потому что отец запрещал плакать. И ходил, терпел. Приехал сюда 27 лет назад, с тех пор хожу парюсь. Третий Голос: Многие думают, что самое лучшее париться зимой. Нет, самое лучшее париться летом, когда поры открываются, ты после этого три дня вообще не чувствуешь никакой жары. Вот на третий, на четвертый день ты только начинаешь чувствовать жару. Опять идешь в баню, опять попарился. Зимой это уж так пошло - люди идут погреться, потому что холодно. Четвертый Голос: Короче, клин клином вышибают. Чем лучше на улице, чем жарче, надо идти в парную. Еще лучше будет. Пятый Голос: В Нью-Йорке было 5-6 бань. Одна в Манхэттане. Но мы решили туда не ездить - слишком далеко. Мы хотели поддерживать бруклинских ребят, которые открыли бизнес. Рая Вайль: Пока мы говорили, две молодые женщины, по всему видать, не наши соотечественницы, нерешительно остановились возле парной. Ходят ли в русскую баню американцы? Голос: Ни одного. Я думаю, что они заблудились. И вообще, нежелательно, чтоб ходили американцы, я вам честно скажу. Они против большого пара. Они начинают жаловаться, что слишком большой жар, что им жарко, что у них голова кружится. Поэтому мы им советуем ходить в американские бани, где температурка поменьше и нету жалоб. Рая Вайль: Маргарет и Пичис в русскую баню пришли впервые. Маргарет местная, из Бруклина, а Пичис, она побойчее, родом из Пуэрто Рико. Голос: Русскую баню нам рекомендовала моя приятельница из России. Сказала, что нам понравится. Это действительно, уникальный опыт. Нам все здесь нравится. Люди приветливы, еда потрясающе вкусная. И массажист хороший. Тут можно целый день с удовольствием провести. Рая Вайль: Вот только к парным мои собеседницы отнеслись с опаской, уж больно там жарко, дышать нечем. И люди зачем-то хлещут друг друга по спинам. Такое впечатление, что попал в ад, понизив голос, сказала Маргарет. А Пичис понравилось. Она даже слово новое по-русски выучила. Пичис: Веник. Какая это хорошая штука. Обязательно обзаведусь веником и буду ходить париться. Александр Генис: Песня недели. Ее представит Григорий Эйдинов. Григорий Эйдинов: Новый альбом Регины Спектор называется "Советский Китч". Что чистой воды дезинформация, так как ничего от китча или советского в альбоме нет. Хотя, может быть, - немного советского все-таки есть. Первые девять лет своей жизни Регина провела в Москве, тогда ещё СССР. Когда её семья эмигрировала в США, у Регины за плечами уже были три года музыкальной школы по классу фортепьяно. 15 лет спустя, совместив любовь к классической музыке с любовью к рок-н-роллу, панку и нью-йоркскому музыкальному "подполью", Регина - восходящая звезда мировой музыки. Английские и американские критики уже начали сравнивать Регину с мэтрами - от Норы Джоунс до Эллы Фицджеральд. Но сама Регина явно не хочет, чтобы её причисляли к определенному направлению или жанру. Московско-нью-йоркский, классический панк-бард Регина Спектор. Песня из её последнего альбома "Советский Китч" под названием - Мы ("Us") Александр Генис: В одном из недавних выпусков "Американского часа" мы рассказывали о кризисе чтения в Америке и рассуждали о путях его преодоления. Сегодня мы продолжим этот разговор, но уже на конкретном материале. Начнет его Владимир Гандельсман. Владимир Гандельсман: В какой-то момент в истории чтения люди перестали интересоваться поэзией и перешли на романы. До этого момента романы были всего лишь развлечением для праздных дам сомнительного поведения. Перелом наступил во времена Диккенса и Теннисона, когда в последний раз поэт соревновался за "бестселлер" с прозаиком-романистом. Жанр романа - трудно себе представить и страшно молвить! - но, вероятно, тоже уйдёт в прошлое, уступив дорогу следующему жанру. Может быть, произойдёт это не сегодня и не завтра, но! - не появились ли уже в наши дни предтечи грядущей и доминирующей литературной формы? А вдруг этот новый жанр - комиксы? Ведь они и есть именно то, чем когда-то были романы: они понятны, они увлекательны, они привлекают "массы". Они идеальны для современного цивилизованного человека, неспособного сконцентрироваться на чтении хотя бы одной страницы, а тем более - вчитаться в трудный текст. Комиксы - это тот отдел в книжном магазине, который сейчас растёт и расширяется быстрее всех остальных. И, как и во всех других жанрах, комиксы бывают качественные и не очень. Наиболее интересные из них - в последнее время их принимают всерьёз и критики - принадлежат категории под названием "графические романы". Они выигрывают призы, по ним снимают фильмы и т. д. Сама по себе идея рассказать о чём-то в картинках существует со времён пещерных росписей и наскальных рисунков. Комиксы издавна пользуются известностью. Диктор: С 1962 года, когда на свет появился Человек-Паук (в комиксе "Amazing Fantasies"), прошло уже более 40 лет. 40 лет победного шествия Комикса No 1 в мире, 40 лет жизни самой яркой и успешной марки комиксов за всю историю; миллионы проданных изданий, игрушек, сувениров и соответственно грандиозное количество фэнов, поклонников и читателей на всем земном шаре. Владимир Гандельсман: Однако в последнее время появились художники (или писатели?), которые взглянули по-новому на этот жанр, увидев в нём новые возможности и огромный потенциал. И они сумели привлечь и даже создать новый вид читателя. Само название "графический роман" не совсем правильно. Многие из этих книг вообще не романы. Среди них - биографии, дневники в картинках, рассказы о путешествиях. Так или иначе, смысл жанра не в том, чтобы иллюстрировать сюжет, а в том, чтобы являться неотъемлемой частью повествования - быть собственно повествованием. Они не изображают, а рассказывают. Творческий процесс создания комиксов достаточно старомоден. Диктор: Чаще всего авторы работают вручную, много реже на - компьютере. Иногда процесс начинается со сценария: реплики и комментарии вписываются под пустыми квадратиками. Потом в них делаются рисунки карандашом, потом чернилами, а потом уже красками. На полоску длиной в 4-5 картинок может уйти три двенадцатичасовых рабочих дня. Владимир Гандельсман: Задача автора - создать некое движение, действие, которое происходит в воображении читателя между картинками. Он раздумывает над тем, сколько требуется картинок на одно действие, и здесь важно точно схватить этот тонкий момент. Вышеупомянутая полоска длиной в 5 картинок - это не больше 10-ти секунд действия внутри сюжета. Т.е. писатель рассказал бы то же самое за 10 секунд. Разница в том, что комиксы создают иллюзию действия на глазах читателя. Некоторые авторы сравнивают свой творческий процесс с музыкой. Преобладает ритм, ритм рисунка, и он возникает в голове художника, как воспоминание или как мелодия. Слова здесь - наименее важный элемент. На то, чтобы произвести на свет одну книгу, нередко уходят годы. Читатель, скорее всего, не заметит всех тонкостей и разнообразия приёмов, однако они необходимы для повествования. Например, чтобы показать, что персонаж идёт с трудом (скажем, навстречу ему дует сильный ветер), автор рисует его идущим не слева направо, как это обычно делается в комиксах, а справа налево. Читателю труднее смотреть на подобную картинку, но он "правильнее" вживается в действие. И в результате, в отличие от прозы, комиксы невозможно просмотреть, пролистать. Они требуют внимания. Что же творится в типичном комиксе? Диктор: Питер Паркер из неудачника становится непобедимым супер-героем Человеком-Пауком - смертельной угрозой для всех бандитов, воров и убийц, наводнивших Нью-Йорк. Владимир Гандельсман: Все бы хорошо, но идея супер-героя слишком уж соседствует с комплексом неполноценности, с идеей мести, с тем мутным и злым, что пробуждается в человеке-борце, даже если он положительный герой и предмет его борьбы - злые силы. Кстати, насколько я знаю, Гитлер и Осама бен Ладен, любили в нежном возрасте рассматривать такие картинки. Так что, может быть, и слава Богу, что нынче среди персонажей комиксов вы не найдёте ни Бэтмена, ни Спайдермена, ни Терминатора. Супер-герои не фигурируют в романах лучших из писателей. Нет и многих других избитых приёмов традиционных комиксов, зато часто встречаются приёмы традиционного повествования. Диктор: Часто - это автобиографии грустных одиноких рисовальщиков комиксов. Среди молодых и известных авторов встречаются журналисты. Они специализируются на документальных повествованиях, на репортажах, основанных на фотоматериале и магнитофонных записях. В последние годы речь в них всё чаще заходит о войне, о лагерях беженцев в Палестине или Боснии. Владимир Гандельсман: Но можно ли говорить об этом жанре всерьёз? Забудут ли наши дети о прозе, перейдя целиком на рассказы в картинках? Трудно сказать. Вряд ли. Но нельзя не признать, что эта форма легко выражает некоторые идеи, трудно доступные в прозе. Время, например, может протекать медленно или быстро, или даже и медленно и быстро одновременно. Иногда избитые сюжеты и литературные штампы приобретают свежесть и оригинальность в картинках, тогда как в прозе они были бы скучны и банальны. Этот жанр слегка параноичен, так как сама форма закрытого прямоугольника согласуется с мотивом клаустрофобии и страха. Несмотря на то, что авторы всё больше стремятся к реализму, в этом жанре заложен мультипликационный элемент, именно в этом его сила и оригинальность. Поэтому, за редким исключением, он не склонен к лирике и сильным эмоциям. Он симпатизирует всему детскому в читателе: любви к карикатуре, волшебным фокусам и превращениям, может быть, не без жутковатого оттенка. И он не устаёт радовать. Возможно, пройдет время, и этот жанр перестанет нуждаться в защите и напоминаниях, что комиксы рисовал юный Гюстав Доре. Что Арт Шпигельман, изобразивший трагедию Холокоста в виде комикса про мышек, является классиком современного искусства. И не потребуется приводить забавный и несколько угрюмый аргумент в защиту комикса, о котором я прочитал на российском сайте, - аргумент таков: Комикс является непременным атрибутом западного буржуазного мира, пришедшего в Россию. И мы должны его знать хотя бы потому, что врага надо знать в лицо. Хорошо бы без врагов в лице западного буржуазного мира, а заодно и в лице комикса. Элитарное искусство - высоколобому меньшинству, массовое - кто сказал "низколобым"? - массам. Александр Генис: Ну а теперь - у микрофона книжный обозреватель "Американского часа" Марина Ефимова, которая расскажет о важной премьере - выходе книги классика жанра "серьезного комикса" Арта Шпигельмана, приуроченной к третьей годовщине налета террористов на Америку. Марина Ефимова: Карикатурист, лауреат Пулитцеровской премии Арт Шпигельман, в отличие от большинства современных американских карикатуристов, не избегает в своем творчестве тем, связанных с историческими трагедиями. Две самые знаменитые его книги комиксов ("Мышь Один" и "Мышь Два") являются романами в рисунках о судьбе его еврейских родителей, переживших польские концлагеря Второй мировой войны. Только в Америке было продано 1 миллион 800 тысяч экземпляров этой дилогии, в которой мыши изображают евреев, а кошки - нацистов. В следующем месяце издательство "Пантеон букс" выпустит в продажу следующую книгу-комикс Шпигельмана - "В тени башен, которых нет" - реакция художника на теракт 11 сентября 2001 года и протест против войны в Ираке. По этому поводу корреспондентка "Нью-Йорк Таймс" Клодия Дрейфус, уже знакомая с книгой, взяла у автора интервью. "Ваш новый герой, - говорит она, - который видит атаку на Башни с порога своего дома, назван вашим именем. Почему вы изобразили его небритым параноиком с висячим животом, с вечной сигаретой, одетым как девочка-cheerleader на школьном футбольном матче?" Арт Шпигельман: Когда человек, пишущий автобиографию, имеет дело с самоотвращением, он создает образ этого отвращения... Если бы я мог изобразить себя котенком с большими глазами, я бы это сделал. Клодия Дрейфус: Что на самом деле произошло с вами 11 сентября, когда вы увидели, как первый самолет врезался в башню? Арт Шпигельман: Мы были вдвоем с женой, и мы сперва бросились в школу Стайвесант за дочкой. Мы выбежали вместе с ней из школы в тот момент, когда Северная башня рухнула в нескольких кварталах позади нас. После этого мы все втроем помчались в школу при ООН, где учится наш одиннадцатилетний сын Дэш. У меня была только одна мысль - что бы ни случилось, мы должны быть все вместе. Клодия Дрейфус: Что поразило вас больше всего в то утро? Арт Шпигельман: Уязвимость Нью-Йорка и вообще - западной цивилизации. Я только в тот день понял, что принимал мой город и две эти высокомерные башни - как данность. А они были эфемерны. Клодия Дрейфус: Вы никогда не были политическим карикатуристом. Почему 11 сентября заставило вас изменить свою позицию? Арт Шпигельман: Я почувствовал, что до этого утра я был совершенно одурманен массовыми средствами информации. Для меня политика была каким-то странным занятием - вроде баскетбола для хлюпиков... Теперь я почувствовал на своей шкуре, что моя личная жизнь - это политика. И я должен был сделать что-то, чего всегда раньше избегал - то есть писать карикатуры на президентов. Вообще-то ничто не стареет быстрее, чем такие карикатуры. Клодия Дрейфус: Возможно, с выходом в свет новой книги вы станете основоположником нового жанра комиксов - "Великие травмы человечества". Что вы чувствуете в связи с этим? Арт Шпигельман: Чувствую себя травмированным. Я был бы рад создавать комиксы "Год в Провансе" или фарс о тайнах нью-йоркских будуаров... Да, к сожалению, моя муза выглядит намного гротескней... Марина Ефимова: Этим (плюс несколько художественных отступлений) и исчерпывается интервью, вызвавшее мое огромное удивление. Как мог художник-карикатурист, отец семейства и сын узников Аушвица, дожив до 56 лет, не понимать связи политики со своей личной жизнью? Это значит, что он никогда не следил за политикой, никогда не принимал в ней никакого участия, не имел своих мнений... Но если уж так случилось, и художник сам в этом признается, то каким образом он так быстро разобрался в ситуации, нашел виноватого (президента) и немедленно направил против него острие своего пера? Не похож ли он на того русского школьника, описанного Достоевским, который "никогда не видал карты звездного неба, но дайте ему эту карту, и на следующий день он вернет ее исправленной"... Очевидно, ответом на эти вопросы будет книга-комикс "В тени башен, которых нет". Она выйдет в сентябре. Александр Генис: Сегодняшний выпуск завершит "Кинообозрение "Американского часа" с Андреем Загданским". Андрей Загданский: Второй фильм о суперагенте ЦРУ, который забыл свое прошлое, но не забыл своего тренинга, Джейсоне Борне вышел в прокат. Режиссер фильма Пол Грингласс, в главной роли - Матт Димон. В английском названии фильма - игра слов. Ее можно перевести на русский язык и как "Превосходство Борна", и как "Врожденное Превосходство". Фильм начинается с того, что Джейсон Борн просыпается от кошмара где-то в Индии. Его обеспокоенная подруга Мари спрашивает, что с ним, и Джейсон признается, что его по-прежнему мучают какие-то неясные воспоминания о прошлом. После короткой экспозиции на зрителя обрушивается поток действия. В этом небольшом индийском городке, где, как мы понимаем, Джейсон скрывается от своей прошлой жизни, появляется какой-то новый человек, который запускает у Джейсона некую цепную реакцию воспоминаний, и Джейсон понимает, что за ним началась охота. Они пытаются бежать, но Мари гибнет. Теперь Джейсону ни остается ничего другого, как вспомнить, что же он делал в своей забытой жизни и отомстить за убитую Мари. Борьба с собственной памятью - это и есть главная сюжетная линия фильма. По мере развития действия мы понимаем, что сверхтренированный агент Джейсон Борн когда-то выполнил приказ кого-то в ЦРУ и убил русского политического деятеля и его жену в Берлине. Все это было сделано Джейсоном, когда его сознание и волю сверхагента контролировали люди в ЦРУ. Плохие люди. Очень плохие. Поэтому Джейсон Борн как бы и не виноват в этом плохом поступке. Примечательно, что этим летом в Голливуде популярны манипуляции с памятью - в наших прошлых передачах мы говорили о "Кандидате из Манчжурии", и о "Вечном сиянии" безупречного разума. Как и положено в правильном триллере - Джейсон вступает в схватку сразу с несколькими противниками - сверхагента, вышедшего из под контроля, хотят уничтожить и люди из ЦРУ, и коррумпированные агенты ЦРУ, и русская мафия, в данном случае принявшая облик агента ФСБ. Матт Димон в роли Джейсона Борна по-настоящему хорош. Актер интересен, лаконичен, уверен в насыщенных действием сценах и не вызывает чувство неловкости в сценах мелодраматических. Значительная часть событий происходит в России, или же связана с русскими. Русская речь американских актеров звучит очень смешно и не очень понятно для моего русского уха, приходилось читать английские субтитры, как и всем остальным в зале. К сожалению, режиссер Пол Гринглас не столько погружает нас в действие, сколько создает атмосферу. Это касается поединков Джейсона со своими многочисленными противниками и автомобильных погонь, и загадочных исчезновений героя, когда кажется еще мгновение - и ловушка захлопнется. Увы! редкий режиссерский дар к точному воссозданию физического действия - что? как? и почему? - которым так замечательно владел Хичкок, не сильная сторона дарования Пола Грингласса. В фильме хорошая, абсолютно правильная для триллера музыка - композитора Джона Пауэлла. В целом, The Bourne Supremacy - правильный и очень обычный летний фильм. "Затоичи, или Слепой воин" - так называется новый фильм культового японского режиссера Такеши Китано. Фильм вышел в прокат всего лишь в нескольких кинотеатрах Нью-Йорке, но ту избранную публику, которая пойдет его смотреть, ждет подлинное наслаждение. Для меня оно было сопоставимо - по абсолютному мальчишескому кайфу - лишь с "Великолепной семеркой", которую я смотрел в счастливом школьном возрасте, и думал: вот это и есть настоящее кино, настоящее искусство. Излишне говорить, что когда я впервые смотрел "Великолепную Семерку", я не только не видел ее оригинала - "Семь Самураев" Акиро Куросавы, но я вообще не видел ничего. Удовольствие, которое приносит "Затоичи", - радость для куда более продвинутого и куда более, так сказать, насмотренного зрителя. Китано сделал картину, в которой есть просто все: и ослепительные поединки на мечах, и потоки крови, и комедия, и остроумные ссылки на киноклассику, и захватывающие азартные танцы. Цикл о слепом воине Затоичи существует в японской литературе и кино уже давно. Кен Шинозава написал целую серию книг, которые были экранизированы в разные годы, начиная с шестидесятых. В видеопрокате на сегодняшний день можно найти не менее двадцати фильмов из цикла Затоичи. Все они сделаны в более или менее ортодоксальной манере. Китано повернул традиционную историю и сделал фильм с щедростью очень большого мастера. Кстати, главную роль Слепого воина лукаво играет сам режиссер-постановщик и автор сценария - Такеши Китано. Но сначала - собственно история рассказанная в фильме. Некий слепой массажист странствует из деревни в деревню и играет - довольно успешно - в кости. Делать правильные ставки ему помогает невероятно обостренный слух. Игорный бизнес, как и все остальное в деревне, контролируют две банды. Естественно, между ними идет война за сферу влияния. И, конечно же, почти против своей воли, слепой массажист оказывается вовлечен в этот конфликт. И, конечно, же, на стороне страдающих - униженных и оскорбленных. Но это - лишь главная сюжетная линия. Есть еще и пара странствующих гейш, родители которых были убиты бандитами десять лет назад. Причем, одна из гейш оказывается мужчиной. Есть и красивый самурай с прекрасной и благородной, но очень больной женой. Этот красивый самурай - ставший самураем без хозяина, - вынужден идти в услужение к одной из банд, чтобы заработать на лекарства для своей больной жены. С беззастенчивостью по-настоящему талантливого человека Китано соединяет все эти истории, подозрительно похожие на мыльную оперу, в пульсирующие действо, где паузы между поединками столь же насыщены, как и сами поединки. Редкое качество для самурайского фильма. В картине есть замечательно смешные киноцитаты - так деревенский сумасшедший парень, вообразивший себя самураем, который периодически пробегает с боевым знаменем и копьем, через деревню - прямая цитата мотоциклиста из "Амаркорда" Фелини Танцующие под дождем крестьяне - очевидная ссылка на "Singing in the Rain" с Джин Келли. Вообще, музыкальное решение фильма заслуживает особого внимания. Целый эпизод сделан под удары крестьянских мотыг. Контрапунктные удары пил и рубанков, готовят гранд-финал - супертанец, праздник победы Затоичи над бандитами. Этот финал - что-то среднее между ирландским балетом Риверданс и Бразильерой по-японски с грохотом деревянных башмаков, отбивающих чечетку - продолжает звучать в ушах уже после просмотра фильма, напоминая нам, что все эти поединки, удары мечом и театральные потоки крови - форма особого балета, блестяще поставленная хореография. Александр Генис: "Затоичи" - действительно чудный фильм. Он собрал воедино западную и восточную культуру, чтобы создать постмодернисткий коллаж. Боевик, снятый, как американский "Бэтмен", по популярному комиксу, включил в себя элементы японского театра - кабуки и но. Один пример. Завершающая пляска - это непременный финал всякой постановки в традиции Но. Конфликты в этих "аристократических" спектаклях всегда разрешались экстатическими танцами, которые, как говорит средневековое руководство актерам, нужно плясать так, чтобы "душа и тело были неразличимы". В Европе такие добравшиеся из Японии танцы нашли себе место в "мистическом театре" Йетса, откуда они перебрались в кинематограф Бергмана и Феллини. Их фильмы нередко кончаются тотальным хороводом, завершающим и разрешающим все конфликты. Впрочем, как все удачные образцы постмодернистского искусства, "Затоичи" читается на всех уровнях сразу, одинаково радуя знатока и простодушного любителя яростных киношных драк. Но самое интересное, что такой фильм - еще один ответ на кризис чтения, о котором мы говорили раньше. Мне кажется, что сегодня беллетристика, искусство рассказывания историй, все решительнее уходит в кинематограф - как в традиционный - Спилберг, так и в авангардистский (вспомню, дерзкий нарратологический эксперимент известной, особенно среди молодых, картины "Мементо") В этом процессе важную роль играют и опыты восточного кино. Это и "Затоичи", о котором речь шла сегодня, и еще более яркая киноповесть корейского режиссера Ким Ки-Дука "Весна, лето, осень, зима и снова весна", о которой мы рассказывали несколько месяцев назад. Вот так и должен, по-моему, выглядеть современный повествовательный жанр. Литература, взятая в самом широком, первобытном смысле, не обязательно связана с буквами - она ведь намного старше письменности. |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
