Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[02-11-04]
"Поверх барьеров". Американский час с Александром ГенисомАмериканский президент как исторический тип. Песня недели. Новая голливудская комедия Sideways. Марина Ефимова: новая книга с русским сюжетом. Музыкальный альманах с Соломоном ВолковымВедущий Александр Генис
Александр Генис: В этот вторник нервничает вся Америка. Проголосовав за президента или его соперника, страна, наученная опытом прошлых выборов, с нетерпением ждет результата, молясь уже не о победе своего избранника, а о том, чтобы итог был ясным, убедительным, а главное - бесспорным. Мы, избиратели, уже сделали все, что могли. Теперь остается только ждать новостей, повлиять на которые мы уже не в силах. Живя в этот трудный день в подвешенном состоянии, мы можем рассуждать уже не о Буше или Керри, а о президенте как таковом - о президенте как центральном институте политической жизни Америки. Вот на эту тему я и решил побеседовать с философом "Американского часа" Борисом Парамоновым. Борис Михайлович, в чем заключается специфика американского президента как исторического типа репрезентации власти? Борис Парамонов: В США существует так называемое президентское управление, то есть президент является главой исполнительной власти, а потому и избирается всенародно, а не на заседаниях парламентских палат в тех странах, где президент - представительская, декоративная фигура. Так что, строго говоря, нельзя вообще говорить о репрезентации власти в лице президента: он обладает реальной властью, слово "репрезентация" может сбить с толку. Это Томас Манн был репрезентативной фигурой, то есть неким культурным символом, вроде конституционного монарха. В США президент и царствует, и управляет. Царствует, правда, не более восьми лет. Александр Генис: Кстати, к вопросу о сроке президентской власти: сейчас в странах бывшего СССР горячо обсуждается вопрос о продлении полномочий президентов. В Америке эта проблема время от времени тоже всплывает на поверхность. Так Рейган говорил, что американский президент должен оставаться в Белом доме до тех пор, пока за него голосуют. Клинтон предлагал изменить конституцию, добавив одно слово: "президент не может избираться больше чем на два срока ПОДРЯД". Как Вы относитесь к этой проблеме? Борис Парамонов: Я бы не стал сравнивать эти ситуации: какого-нибудь Лукашенко с американской системой выбора президентов. Сейчас вот и Путин, поговаривают, в ту же сторону смотрит - в рассуждении третьего срока. Думаю, что до этого не дойдет. А насчет Америки - трудно сказать что-нибудь определенное по этому вопросу. В самом деле, за кого в США стали бы голосовать перманентно? За кинозвезду скорее, чем за политика. Вообще так называемые харизматические фигуры плохо вяжутся с демократией, а для многих сроков нужна как раз эта самая харизма. У Франклина Рузвельта она, судя по всему, была. Но харизма была и у Хьюи Лонга; надо ли напоминать, чем он кончил? Читайте хотя бы роман Роберта Пенна Уоррена. Гораздо важнее другой разговор, начавшийся сейчас: о возможности избрания в президенты человека, не родившегося в Америке. Это Шварценеггер щупает воду и его свойственники. Я был бы против соответствующей поправки: в стране слишком много дезинтегрирующих факторов, надо держаться за какие-то бесспорные основы. Александр Генис: Многие критики американской демократии сетуют на то, что в условиях двухпартйной системы у избирателя слишком маленький выбор. Этим объясняется фактор Нэйдера, третьего кандидата, за которого голосуют в знак протеста. Борис Парамонов: Дело не в том, сколько партий выдвигают кандидата на пост президента, а в том, что вообще существует оппозиция. При такой системе отнюдь не обязательна третья партия, достаточно именно двух: необходимый противовес. Что значит - небольшой выбор? Главное, что выбор вообще есть. В демократии этот формальный момент гораздо важнее любых содержаний. Что же касается Нэйдера, то в его позиции как раз наличествует некое важное содержание: это человек, экологически озабоченный. Тут есть тема, которую рано или поздно подхватит одна из главных американских партий, скорее всего демократы. Ал Гор уже достаточно остро ставил эти вопросы. Сейчас начинает говорить об этом сенатор-демократ от штата Нью-Йорк Чарльз Шумер: за десять лет уменьшить вдвое американскую зависимость от арабской нефти. Вообще нужно вести разговор об отказе от нефти как таковой, на предельной скорости искать альтернативное топливо. В современном мире нефть - кольцо нибелунгов. Александр Генис: Ожесточенность президентской кампании - особенно такой, как в этом году, - это добро или зло? Борис Парамонов: Это можно объяснить двояко. С одной стороны, действительно важно определить приоритеты: безопасность страны от внешней угрозы или сосредоточение на внутренних проблемах. Но есть и другая сторона: чрезвычайно возросло информационное покрытие выборов: десятки телестанций, вещающих круглосуточно. Считается, что каждый час по кабельному телевидению американцы получают 20 минут предвыборной информации. Плюс совершенно новый фактор: так называемые блоггеры - комментаторы на Интернете. Их читают больше, чем смотрят Ти-Ви. Так что не только костер сам по себе горит, но и доброхоты из медии туда бензина подливают. Александр Генис: Джон Кеннеди говорил, что президент оправдывает свою зарплату только тогда, когда он занимается международной политикой. Экономика же ему, в сущности, неподвластна. Однако именно экономика, как это было с Клинтоном, часто определяет решение избирателей... Борис Парамонов: Да, тут сразу хочется вспомнить знаменитую фразу Клинтона: "Это экономика, дурачок". Суть в том, что правительственная политика в США отнюдь не главный фактор в экономической ситуации, и как раз высказывание Клинтона это и имеет в виду: не президент делает экономику, а экономика президента. Не будь во времена Клинтона экономического бума, шансы его на переизбрание были бы куда меньше. А что касается Кеннеди, то его и вспоминать сейчас не надо для понимания приоритетности внешней политики после 11 сентября. Александр Генис: Беспрецедентность нынешней исторической ситуации в том, что Америка осталось единственной сверхдержавой. В такой ситуации выборы президента задевают отнюдь не только американцев. Не удивительно, что иностранцы пытались повлиять на исход этих выборов. Например, британская газета "Гардиан" организовала соответствующую эпистолярную акцию, стремясь убедить колеблющихся избирателей отдать свой голос Джону Керри. Ваши комментарии. Борис Парамонов: Ну, о газете "Гардиан" я бы говорить не стал: ясно, что этот леволиберальный английский орган на американскую политику повлиять не может. Но вот что важно и необходимо отметить: разговор об Америке как единственной супердержаве не совсем адекватен. Так-то оно так, но начинает складываться принципиально новая, как сейчас в России любят говорить, глобально-политическая ситуация, а именно - полицентризм нового мира. Азия вообще и Китай в первую очередь - вот еще один центр помимо США, и вес его будет расти. Западная Европа (а то и Европа вообще, Европейский Союз) проводит достаточно независимую от США политику. Ну а что уж говорить об арабском мире? Александр Генис: Кто Ваш любимый президент в истории Америки? Борис Парамонов: Теодор Рузвельт. Александр Генис: Почему? Объясните ваш выбор, Борис Михайлович. Борис Парамонов: Это некий едва ли единственный за всю историю Соединенных Штатов синтез настоящего американца - ковбоя, если хотите, - и высокого интеллектуала. В походной палатке читать Гомера в подлиннике - это, знаете ли, не с каждым руководящим политиком случается; вспоминается разве что Марк Аврелий, но это другая ситуация, конечно. Колоссальная политическая мера, проведенная первым Рузвельтом, - антитрестовский закон. Это был великий президент. Александр Генис: Да, всем нам бы такой сейчас не помешал... Демократия - темное дело. Она смешивает сознание с подсознанием в той пропорции, что делает ее скорее искусством, чем наукой. Чтобы понять, в какой мутной воде приходилось ловить рыбу кандидатам, возьмем к примеру - одну семью - мою. Про себя мне мешает говорить журналистская этика: место ведущего над схваткой, то есть, и нашим, и вашим. Другое дело мой отец, который ни от кого не скрывает своих убеждений (что, надо сказать, и довело его до Америки). Стойкий республиканец и большой любитель поесть, он не снимает надписанный ему фотографии Рейгана с дверцы холодильника. С отцом, надеюсь, все понятно. С женой - сложней. Предпочитая всем изданиям журналы мод, она всегда интересовалась нарядами первых леди, а не скучными занятиями их мужей. Все изменила война в Ираке. Следя за ней изо дня в день, она втянулась в предвыборную кампанию и стала столь азартным знатоком недостатков Буша, что отдала свой голос Керри без всяких сомнений. Наслушавшись семейных споров, мой брат пошел другим путем. Сказав, как Шекспир, "чума на оба ваши дома", он проголосовал за безнадежного кандидата от третьей партии - Нэйдера. И только моя мудрая мать, решив не "встревать" в политические дрязги, приняла безответственное, но всех примеряющее решение, оставшись дома печь пироги. Что и позволило нашему небольшому - зато вздорному - клану исчерпать все варианты поведения в решающий вторник. Если одной семье удается вместить такой спектр мнений, то что говорить о целой стране! И все же аналитики умудряются разложить пеструю картину на первоэлементы партийных пристрастий. Об архетипах американских избирателей с экспертом газеты " Уолл Стрит Джорнел" Джоном Фандом, который уже помогал нашим слушателям разбираться нюансах предвыборной кампании, беседует корреспондент "Американского часа" Ирина Савинова. Ирина Савинова: Принято ли у американцев обсуждать, как они будут голосовать? Джон Фанд: Это зависит от того, какой человек: многие любят обсуждать, другие - нет. Говорят, что это их сугубо личное дело. Голосование, в конце концов, тайное. Обсуждать или нет, зависит от субъекта. Многие вообще не голосуют. Этим людям обсуждать выборы совсем неинтересно. Ирина Савинова: А Вы обсуждаете выборы с коллегами, друзьями, в семье? Джон Фанд: Мое занятие - изучать чужое мнение и обобщать отношение к выборам. Я - эксперт, журналист, которому платят за то, чтобы он составлял представление об общем мнении. Поэтому я обсуждаю выборы когда угодно, в любое время я высказываю публично свое мнение, отношение, идеи, но и, конечно, слушаю других. А вот за кого я буду голосовать, я никогда не говорю. Ирина Савинова: Джон, Вы могли бы в общих чертах описать, что за человек будет голосовать за кандидата от партии республиканцев? Джон Фанд: Очень трудно обобщить, у них мало общих черт. Но это скорее всего человек, ценящий независимость, с сильными религиозными чувствами, антрепренер по натуре, многие владельцы малых бизнесов голосуют за кандидата-республиканца, это наверное - человек семейный, кто-то, кто женат или замужем и имеет детей. Ирина Савинова: А какой человек проголосует за демократов? Джон Фанд: Если вы вдова или вдовец, разведены, неженаты или не замужем, если вы - одинокая женщина, вы наверное будете голосовать за кандидата от партии демократов. Или если вы - афроамериканец. Если вы испанского происхождения. Хотя тут не совсем ясно: стопроцентной зависимости не наблюдается. Если вы - государственный служащий. Если вы с высшим образованием - вы скорее всего демократ. Если ваш диплом по "мягким наукам": социологии, психологии - вы почти наверняка демократ. Если вы - преподаватель университета, то ваш голос достанется демократам. Ирина Савинова: Джон, Вы только что сказали, что вдовцы и разведенные, в особенности женщины, зачастую голосуют за демократов. Какая здесь зависимость? Джон Фанд: Потому что разведенные, вдовы и одинокие женщины более уязвимы экономически. Они ждут необходимой им помощи и видят в своем социальном окружении залог своего благополучия за пределами своей семьи или от государства. Ирина Савинова: Вы сказали, что антрепренеры, другими словами предприниматели, склонны голосовать за республиканцев. Почему? Джон Фанд: Они вынуждены принимать рискованные решения и поэтому они за более свободную и поворотливую экономику, они за упрощенное законодательство, касающееся ведения бизнеса, и более низкие налоги. Ирина Савинова: А голосующий за партию независимых, что это за человек? Джон Фанд: Независимых становится все меньше и меньше. Многие из них в финансовом отношении консерваторы, а в социальном - либералы. Небольшое число - либералы в финансовом отношении и консерваторы в социальном. Например, они могут быть против абортов, но за более щедрую минимальную почасовую оплату. Но многие, кто не интересуется политикой и не разбираются в ней, прикрывают свою неосведомленность термином "независимые". Ирина Савинова: Что может заставить избирателя изменить своему кандидату в последнюю минуту? Джон Фанд: Некоторые из голосующих изменят мнение о своем кандидате из-за происходящих событий: например, война в Ираке может стать более кровопролитной, или экономика окрепнет. Александр Генис: На выборы можно смотреть по-разному, в том числе - и шутя. Вот почему я, чтобы немного разрядить атмосферу "звериной серьезности", придумал теорию, построенную на принципе "если бы президент был вашим родственником". Дело в том, что, выбирая себе президента, Америка, в сущности, голосует за чужого человека, с которым она будет вынуждена следующие четыре года делить гостиную. Чтобы впустить в нее постороннего, американцы должны увидеть в нем родственника. Вопрос в том - какого? Из всех президентов, которых я за четверть века застал в Новом Свете, самым необычным был Джимми Картер. По-моему, он приходился Америке дядей. Порядочный, интеллигентный, толковый (физик), но слегка чудаковатый (на инаугурацию пришел в джинсах), немного не мира сего, симпатичный идеалист и, конечно, неудачник, Картер был тем любимым родственником, о ком не говорят с соседями. Рейган выбрал себе куда более выигрышную роль: румяный, бодрый дедушка, калифорнийский Санта Клаус. Он очаровал Америку снисходительностью. Ему все прощалось, потому что и сам он готов был многое прощать. Деду строгость не положена: детей воспитывают, внуков балуют. От старшего Буша исходила эманация пуританской строгости, замешанной на новоанглийских добродетелях: настойчивость, умеренность, хорошие манеры, спортивная честность, джентльменская щепетильность. Что не помогло этому Бушу задержаться в Белом доме. Возможно, ему помешал образ сурового отца, всегда готового прочесть нотацию разбалованным Рейганом избирателям. Так и не освоив "искусство быть дедом", Буш-старший уступил Клинтону, которому возраст и поведение, вроде игры на легкомысленном саксофоне, позволяли играть лишь одну роль - брата, кому - старшего, кому - младшего. О том, насколько удачен был этот образ, говорят два президентских срока. С Бушем-младшим - все просто. Он так и называется "Буш-сын", причем - блудный сын. Пережив в молодости трудную борьбу с алкоголем, Буш нашел себе веру. Он не думает, а знает, что Бог есть. Убедившись на собственном опыте в том, что вера делает людей сильнее, а мир лучше, Буш сумел вернуться к семейному (президентскому) очагу другим человеком. И этого ему не забыла та - милосердная - часть избирателей, которая любит раскаявшегося грешника больше праведника, не знавшего искушения. Если Джон Керри и станет президентом, то ему все равно не попасть в число кровных родственников Америки. Зная три языка, умея готовить буйабез, разбираясь в старых винах и еще более старых картинах, читая наизусть Киплинга и Элиота, Керри слишком не похож на рядового американца, чтобы быть им. Поэтому он может войти в семью избирателей только на правах зятя. Если, конечно, большая часть Америки согласится отдать ему руку и сердце. Песня недели. Ее представит Григорий Эйдинов. Григорий Эйдинов: Вы слушаете политическую пародию на знаменитую песню Вуди Гатри "Эта земля моя земля". В ней как бы Джордж Буш и как бы Джон Керри перечисляют недостатки соперника и свои достоинства, припевая хором "эта страна, конечно же, проголосует за меня". От озорных забав до патетических композиций - предвыборный сезон переполнен самой разной музыкой с самими разними посланиями. Были концерты сторонников Буша и его противников, но были и музыканты, боровшиеся с апатией избирателей. Со времён Вьетнамской войны Америка не видела такого бурного участия музыкантов в политической жизни страны. И уж точно никогда не было такого разнообразия стилей и жанров: рок и поп, регги и рэп, техно и кантри. Прошла даже серия концертов под лозунгом "Панки, голосуйте!" Вся эта музыкальная атака направлена на избирателей в возрасте от 18 до 35 лет, которые голосует реже других. Характерно, что ни Буш, ни Керри почти не выступали перед молодежью. Между тем, в США - 40 миллионов зарегистрированных молодых избирателей. Решив расшевелить эту молчаливую армию, знаменитые музыканты Америки, звезды рэпа и хип-хопа собрались, чтобы записать новую версию песни "Проснитесь Все". Она призывает слушателей, прежде всего самую пассивную часть избирателей - городскую молодежь, выбраться из постели и отправиться на выборы президента. Песня простая, но эффект ее может оказаться решающим. Итак, политически грамотный небосвод хип-хопа - "Проснитесь Все" ("Wake up everybody"). Александр Генис: Недавно мы знакомили наших слушателей с нью-йоркским фестивалем, сквозь который проходят в широкий американский прокат все элитарные фильмы. Об одной из таких картин, уже успевшей стать самой модной комедией года, рассказывает кино-обозреватель "Американского часа" Андрей Загданский. Андрей Загданский: Для тех, кто серьезно хотел бы научиться если не разбираться в винах, то во всяком случае научиться говорить о вине с видом знатока, новая картина Александра Пейна Sideways - "Обходным путем" - представляет исключительно возможность. Стоит только запомнить несколько фраз главного героя Малза о деликатном сорте винограда Пино Нуар, и вы сможете сойти за эксперта. Sideways только что был показан на нью-йоркском фестивале. Талантливая комедия последнее время - большая редкость в Голливуде, и фильм был прекрасно принят и зрителями, и критикой. Действие фильма происходит в одном из самых красивых регионов Америки - в винодельческой долине Калифорнии. Писатель Майлз Реймонд и его друг Джек, который через неделю должен жениться, отправляются в поездку по виноградникам Калифорнии. Однако, больше вина Джека увлекают мимолетные сексуальные приключения. Что очень угнетает Майлза. Диктор: - Дай я покажу тебе, как это делается. Подними бокал к свету, чтобы оценить цвет и прозрачность. Теперь сунь в бокал нос. - Отдает клубникой. - О, этот привкус орехов, как в хорошем сыре. - Ты жуешь жвачку? - Нет. - Выплюнь. Андрей Загданский: Майлз недавно развелся, травма до сих пор не зажила. Два года у него никого не было. К тому же, новая книга бесплодно кочует по издательствам. Майлз некрасив и умен, склонен к депрессии, вспышкам гнева и, в общем-то, переживает не лучший период жизни. Эти столь непохожие приятели кочуют из одной в гостиницы в другую, дегустируют вино, в котором Джек ничего не понимает, и отправляются по настоянию Джека на Double Date - двойное свидании: "два мальчика - две девочки". Так Майлз знакомится с Майей. Следующий эпизод - лучший в фильме. И оба участвующих в нем актера - Пол Джаматти (Paul Giamatti), - Майлз и Ванесса Медсен (Vanessa Madsen), играющая Майю, - заслуживают самых высоких комплиментов. Не исключаю, что мы увидим их имена в списке оскаровских номинаций. Да и сам фильм уже прочат в финальную пятерку. Итак, на этом двойном свидании Джек и его подруга быстро исчезают в спальне, а Майлз и Майя, оставшись одни в сексуально заряженной атмосфере, начинают трудно выстраивать разговор о... достоинствах различных вин. После нескольких общих фраз, из которых следует, что оба прекрасно разбираются в вине, Майя спрашивает Майлза: можно ли задать ему личный вопрос? После многозначительной паузы Майлз соглашается, Майя спрашивает: - Почему ты любишь Пино Нуар? В ответ Майлз начинает пространный и горячий монолог о том, как капризен этот сорт винограда, в отличие, скажем, от неприхотливого Каберне, но зато при правильном уходе и должной заботе Пино Нуар дает исключительные результаты. Мы понимаем, что Майлз говорит не столько о вине, сколько о самом себе. И, может быть, о своей книге. И о своих надеждах. И тогда Майя берет Майлза за руку. Но тут перепивший Майлз смущается и уходит в ванну. Лихорадочно приводит себя в чувства, умываясь холодной водой, понимая что сейчас происходит что-то очень важное. Это умная, смешная, точная и неловкая сцена напомнила мне рассказ Юрия Казакова "Вон бежит собака", в котором герой спустя всего лишь мгновение понимает, что он прошел мимо единственной женщины в своей жизни. Когда приходит время расставаться, Майлз дает Майе свою рукопись - в двух огромных коробках. Не очень романтичное прощание. Прошло время. Джек счастливо женился. Книга Майлза отвергнута третьим издателем. Кажется, все надежды рухнули, но однажды Майлз приходит домой из школы, а на автоответчике голос Майи, которая говорит, что прочла книгу, что ей так нравиться его стиль, неважно, что книга отвергнута издательствами, неважно, что... И Майлз садится в машину, едет по дождливой зимней калифорнийской дороге и стучится в дверь дома Майи. Так заканчивается фильм. Не знаю, о чем он будет говорить с Майей, наверное, опять о редких достоинствах такого капризного сорта винограда, как Пино Нуар. Александр Генис: Андрей, я уже привык к фильмам, где еда служит метафорой секса. Но, кажется, впервые в этом качестве выступает вино. Что это - соблазн для снобов-яппи? Андрей Загданский: Нет, Саша, я думаю, что это, скорее всего, ответ снобам-французам, которые считают, что наше калифорнийское вино не идет ни в какое сравнение с их, французским. Александр Генис: Сегодня в рубрике "Книга недели" новинка на русскую тему. Я, кстати, заметил характерную перемену в этой отрасли американской словесности. Еще недавно о России писали путевые заметки, репортажные исследования, аналитические трактаты или уже крутые боевики. Теперь все чаще автор привозит из России эмоциональные и часто любовные истории, действие которых разворачивается во все еще экзотических, но уже куда более привычных западному читателю декорациях. Об одной такой книге и рассказывает обозреватель "Американского часа" Марина Ефимова (ДЖЕНИФЕР КОЭН "Обманщики. Командировка в Россию" ("LYING TOGETHER. My Russian Affair") Марина Ефимова: Первая часть мемуаров журналистки Дженифер Коэн, написанных с репортёрской лапидарностью, представляет собой отчет типичной американской деловой женщины, типичной нью-йоркской нервозной интеллектуалки. В 98-м году она едет в командировку в Москву. Предлог командировки - собрать материал об очередном мафиозном скандале для своей телестудии. А настоящая причина командировки - встретиться в Москве с другом юности Кевином. Программа минимум - интересная поездка. Программа максимум - выйти замуж, не перевалив за тревожный рубеж тридцатилетия. Кредо автора в начале книги: Диктор: "Каждый человек посвящает свою жизнь самому себе. Это не значит, что вы вовсе не думаете и не заботитесь ни о ком другом. Но в критической ситуации всё сводится к вам самим, не так ли?" Марина Ефимова: В начале книги автор не интересуется загадкой русской души, и все ее мечты сводятся к чашке настоящего, свежесваренного капуччино: Диктор: "Я нежно щекочу шапочку пены. Делаю глубокий вздох, закрываю глаза... и открываю их только тогда, когда подношу чашку к губам". Марина Ефимова: На 50-й странице Дженифер и Кевин помолвлены, и в Штатах их родители планируют свадьбу с семгой и фейерверком. Жизнь американки уже совсем было уложилась в американский стандарт. Но Москва, как говорится, вносит свои коррективы: выясняется, что душа Кевина стала по-русски загадочной, и эта загадочность сводится к запоям и тайным E-mail'ам от девушки по имени Анастасия. Книга Коэн переваливает за середину и... меняется на свою противоположность. Диктор: "Разноцветные огни отражались в блестящей коже молодого стриптизера. Его семейная драгоценность была надежно спрятана в позолоченном гульфике"... Марина Ефимова: И тому подобные сочные детали. В рецензии на книгу редактор журнала "Нью-Йоркер" Лэйси Шиллингер пишет: Диктор: "Не в состоянии расстаться с надеждой на любовь, Дженифер Коэн позволяет Кевину увлечь ее на московское дно и вести жизнь, которая могла бы стать второй, славянской серией фильма "Покидая Лас-Вегас". Водка льётся рекой, эйфория сменяется депрессией, возбуждение - похмельем и ночной клуб - приемным покоем больницы... Любопытно, что Кевин, после попытки самоубийства, поездки в Хельсинки и приступа маниакально-депрессивного психоза в Москве, выходит сухим из воды и заканчивает историю благополучным пребыванием в лечебнице для алкоголиков в Миннесоте. Не то Дженифер: брошенная в Москве, с ее второразрядным декадентством, нью-йоркская интеллектуалка кончает тем, что танцует на столах, целуется в барах с кем попало и пишет рассказы". Марина Ефимова: Стиль Дженифер Коэн остается журналистским от начала до конца книги, но когда автор описывает крушение (a la Рогожин) своего любовного приключения, ее история возбуждает настоящее волнение. "Поневоле начинаешь сомневаться, - пишет рецензент Шиллингер, - действительно ли великие русские писатели - романисты или они просто талантливые журналисты, точно фиксирующие иррациональную реальность своей иррациональной земли". Александр Генис: Наша следующая рубрика - "Музыкальный альманах", в котором мы обсуждаем с критиком Соломоном Волковым новости музыкального мира, какими они видятся из Америки. Сегодняшний альманах мы откроем юбилеем. Исполнилось 70 лет со дня рождения Шнитке. Однако, прежде, чем обсудить его наследие, я хочу сказать, что музыка его уже прозвучала в сегодняшнем выпуске альманаха. Соломон, по-моему, юбилейная дата, - хороший повод открыть секрет позывных нашего Музыкального Альманаха... Соломон Волков: Да, мы уже давно с вами говорили о том, что надо рассказать нашим слушателям, что они слышат в качестве музыкальной заставки нашей передачи. А это музыка Альфреда Шнитке, и я думаю, что не очень многие об этом догадывались, потому что музыка эта очень благозвучная и не соответствует тому имиджу авангардного композитора, который Шнитке имеет. Она чрезвычайно классична, и сам Шните назвал ее "Сюитой в старинном стиле". Но, что самое интересное, это то, что никогда не было известно, сначала ли он написал музыку к кинофильму (он же был очень продуктивным кино-композитором, это был его основной заработок), или же сначала он написал для фильма, а потом использовал в своей музыке. Обыкновенно, бывало наоборот. Он сначала сочинял музыку, а потом ее всовывал в очередной заказной фильм. Это замечательный фильм - фильм Элема Климова "Похождения зубного врача", который я впервые увидел в Ленинграде в 1965 году. То есть уже почти 40 лет тому назад. Я запомнил, что он тогда на меня произвел очень сильное впечатление и что я заплакал в конце, смотря этот фильм. И вот так получилось, что сравнительно недавно, в Америке, по кабельному телевидению, я второй раз увидел этот фильм. И что меня поразило, это то, что я второй раз заплакал именно в этом же самом месте. Второй раз могу сказать, что это замечательный фильм, и музыка здесь очень кстати. Александр Генис: Что же, Соломон, теперь, когда мы открыли нашим слушателям секрет наших позывных, давайте поговорим о юбилее. Какая часть музыкального творчества Шнитке может рассчитывать на долгую жизнь в концертных залах мира? Соломон Волков: Это один из самых крупных композиторов второй половины 20 века и, соответственно, очень значительная часть его наследия, как минимум, 20 опусов, будет жить долгие годы. Уже сейчас живет насыщенной жизнью. Играют сотни исполнителей по всему миру эту музыку. И конечно же, музыка Шнитке будет нас с вами сопровождать на протяжении нашей жизни. Думаю, что нас она переживет. Александр Генис: Соломон, как обстоит дело с наследием Шнитке в Америке? Какое место его опусы занимает в музыкальном пейзаже Америки? Соломон Волков: На моих глазах происходила очень любопытная метаморфоза. Когда я сюда приехал, почти 30 лет тому назад, Шнитке в Америке практически не был известен. Случайно звучал один-другой опус. Потом его сочинения стали звучать все чаще и чаще, благодаря усилиям, в первую очередь, замечательных исполнителей. Это Гидон Кремер, Геннадий Рождественский, квартет Кронос. Исполнители настойчиво эту музыку играли, а критики также настойчиво эту музыку ругали, в особенности, критики "Нью-Йорк Таймс", пока, наконец, они под напором исполнительской убежденности не сдались, и не начали сначала хвалить робко, а потом все более убежденно. И сейчас Шнитке в каноне критиков относится уже к классикам. Я думаю, что мы будем слышать и его симфонии, и его кончерто гроссо, и его кантаты, и его инструментальную музыку для скрипки, для фортепьяно, камерные произведения - трио, квинтет - все это будет звучать долгие годы. Александр Генис: В Нью-Йорке, в Линкольн-центре, который и без того был средоточием музыкальной жизни города, открылся грандиозный Джазовый комплекс. Рассчитанный на три зала, этот роскошный концертный дворец обошелся в 128 миллионов. Душой всего предприятия стал самый знаменитый тромбонист мира Уинтон Марсалис. Неутомимый пропагандист джаза, он сумел мобилизовать все ресурсы и привлечь широкую аудиторию к своему любимому искусству. Уже сейчас Джазовый центр может похвастаться тремя с половиной тысячами слушателей, который приобрели годовые абонементы на концерты. Однако у Марсалиса есть и оппоненты, которые считают, что он искусственно замораживает джаз, исключая из него стили, появившиеся после 60-х годов - рок, фанк, электронную и так называемую "абстрактную" музыку. Без этих влияний, говорят многие критики, джаз превратится в музейное искусство. На чьей стороне в этом споре Вы, Соломон? Соломон Волков: Я и на стороне Марсалиса и его оппонентов, потому что вижу правоту и Марсалиса, и его критиков. Марсалис это, прежде всего, замечательный менеджер. Он еще и замечательный профессионал, замечательный трубач, который может все. Он играет потрясающе классическую музыку на трубе. Кроме того, он мне чрезвычайно симпатичен, как личность. Он такой увалень, выглядящий гораздо моложе своих лет. Ему 40 с чем-то, а ему можно на вид дать и 25. Очень спокойный. Он никогда не повышает голоса, при том, что о нем отзываются, как о чрезвычайно требовательном человеке со своими коллегами. Но я также понимаю и критиков, которые возмущаются тем, что, по их мнению, в Марсалисе нет должного авантюризма. Грубо говоря, они требуют от Марсалиса, чтобы он ко всему были бы еще и творческим гением в джазе. По-моему, без сомнения, можно сказать, что гением он не является. Но где эти творческие гении? Их все меньше и меньше. Это последние из Могикан. Стати, когда открылся Джазовый комплекс, было чрезвычайно показательно, что в концертах, которые прошли сразу в трех залах этого джазового комплекса, не приняло участие ни одной из еще живущих суперзвезд. Самой большой джазовой звездой, которая там появилась, был Тони Бенет, которого с величайшим трудом можно отнести к джазу. Это, на самом деле, типичная попса. Он хороший профессионал, но это попса. И это показательно для позиции Марсалиса. Джазовые авангардисты к нему не пришли. Яркие личности к нему не пришли. Тем не менее, для того, чтобы быть художественным руководителем такого огромного комплекса, Марсалис является самой подходящей фигурой, и он, конечно, будет вести это дело джаза в Нью-Йорке, а значит и во всем мире, твердой рукой и думаю, добьется в этом деле больших успехов. Александр Генис: А как его собственное творчество? Как вы относитесь к нему как к трубачу? Соломон Волков: Как трубач он изумительный профессионал. Но он также выступает как композитор, и здесь он тоже очень хороший профессионал. Хотя Марсалис-трубач выше Марсалиса-композитора. Но и здесь это вполне приемлемое творчество, тем более, когда сам Марсалис выступает в своих собственных композициях солистом, как он это делает вот в этой композиции "Все скоро узнают". Александр Генис: Сейчас у нас речь пойдет о нью-йоркском концерте бразильского певца Каэтано Велосо, за творчеством которого внимательно и пристрастно следит наш Альманах. Соломон, чужой талант проще понять и принять, когда мы находим ему аналог в хорошо знакомом. С кем Вы бы сравнили этого бразильского барда - с Вертинским? Высоцким? Гребенщиковым? Соломон Волков: Это смесь всех этих трех и еще нечто гораздо большее. Я обожаю Велосо, считаю его великим исполнителем, каждый его новый диск стараюсь приобрести, в каждом нахожу массу достоинств. И вот он выступил с новой программой, которая называется "Чуждый звук". Велосо является и величайшим поклонником американской музыки. В этой программе он исполняет, в основном, американские стандарты - американскую попсовую, джазовую, роковую классику. Он делает эту музыку своей. Он бразильский националист. Он очень много сделал для цветения современной, ее трудно даже назвать легкой, скорее эстрадной бразильской музыки. И, одновременно, он вот так творчески перерабатывает американскую музыку и мне кажется, что исполнение им песни Кола Портера "Любовь на продажу", совершенно образцовая. Это истинный тур де форс, потому что Велосо исполняет эту песню соло, без всякого сопровождения. Он вытаскивает ее на себе. И вот эта картина, как всегда у Портера, и циничная, и печальная, и трагичная, и ты входишь в этот мир любви на продажу, и это целая история, целый роман, спрессованный до размеров песни. Александр Генис: Как всегда, наш Альманах завершит традиционный блиц-концерт. В этом году он входит в цикл "Мастерская скрипача", где Соломон Волков рассказывает о секретах своего искусства. Что Вы нам покажете сегодня, Соломон? Соломон Волков: Сегодня я хочу сказать о Первом концерте для скрипки с оркестром Прокофьева, и этим рассказом я начинаю некий новый отрезок воспоминаний о своей карьере как скрипача. То есть это связано с пропагандой новой музыки, музыки 20 века. Я был очень в это дело вовлечен, когда был молодым скрипачом и играл, в том числе, сочинения моих друзей Геннадия Банщикова, Валерия Арзуманова. Этих произведений, к сожалению, в записи нет. Я бы очень их хотел показать, но не могу. А вот я играл также и сочинения классиков, которые, в тот момент, в начале 60-х годов, еще не были такой общепризнанной классикой, особенно, в Советском Союзе. Они уже на Западе широко звучали, а в Советском Союзе к ним относились с некотором подозрением. И вот, как ни смешно, такова была ситуация, связанная с Первым концертом Прокофьева. Он его сочинил в 1917 году, а премьеры дожидался довольно долго. Она прошла в 23 году, причем, любопытным образом, одновременно в Париже и в Москве. В Париже играл посредственный французский скрипач Дарье, а дирижировал зато Сергей Кусевицкий, а вот в Москве играла пара - скрипач в сопровождении пианиста, не оркестра. Так же, как потом, в начале 60-х играл этот концерт и я в Ленинграде. Но парочка это была та еще. Солистом был Мильштейн, а аккомпанировал ему на фортепьяно Горовиц. Так что я думаю, что эта премьера, хоть и без оркестра, оказалась более значительной, чем та, которая прошла за несколько дней до этого в Париже. Но могу себе вообразить, что выделывал Горовиц на фортепьяно, чтобы воспроизвести этот дивный, волшебный оркестровый звук, который сопровождает сольную партию скрипки в Первом концерте Прокофьева. |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
