Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[01-11-05]
"Поверх барьеров". Американский час с Александром ГенисомДве тысячи павших: дискуссия о войне в Ираке. На экране - математика: фильм "Доказательство" Литературная сенсация: найден роман Трумена Капоте Лауреаты премии "Империале" "Путеводитель по оркестру": арфа и треугольникВедущий Александр Генис
Александр Генис: Война в Ираке унесла жизни двух тысяч американских военных. Об этом - в определенном смысле символическом, но и трагически реальном - рубеже пишут все газеты. "Нью-Йорк Таймс", например, опубликовала на развороте портреты погибших. Это, надо сказать, очень по-американски: здесь не терпят братских кладбищ и не любят могил неизвестного солдата. От всех павших на войне в национальной памяти остается имя, биография, лицо. Конечно, как бы ни тяжелы были потери американцев в жестокой войне с террористами, их надо оценивать в историческом контексте. Об этом своим скорбящим соотечественникам напомнил американский историк, автор блестящей книги о Пелопонесской войне, Виктор Дэвис Хэнсон. В своей статье он пишет: Диктор: Чтобы правильно понять трагическую статистику, мы должны вспомнить другие цифры. В Ираке американцы потеряли в 17 раз меньше солдат, чем в Корее, и в 29 раз меньше, чем во Вьетнаме. Во Вторую мировую войну только одна битва с японцами за Окинаву унесла 50 тысяч американских жизней. Александр Генис: С другой стороны, - продолжает Хэнсон, - в первую Иракскую войну блестящая кампания против полумиллионой армии Хуссейна в Кувейте стоила Америке чуть более трех сотен погибших. А акция в Сербии против Милошевича вообще обошлась без американских жертв. В этом, как утверждает Хэнсон, и проблема: Диктор: В современном мире, где мы все надеемся дожить до 85 лет, резко снизилась наша терпимость к жертвам, особенно - в Америке. Мы не боимся войн и обычно выигрываем их, но американцы по своей природе не любят милитаризма. Поэтому генералы еще бывают героями, но президентам не прощают войн. Это показывает и пример Вудро Вильсона в Первую мировую, и Джонсона - во Вьетнамскую войну, и - даже - Буша-старшего в первую Иракскую войну. Александр Генис: Нынешнему Бушу тоже приходится защищаться от свирепых критиков. Один из них, Фрэнк Рич, недавно напечатал гневную статью в "Нью-Йорк Таймс", где он пишет о том, что рубеж в две тысячи павших снова поднимает вопрос о причинах войны. Разбирая их, Рич, например, обвиняет стратега республиканской партии Карла Роува в том, что он хотел использовать атаку на Хуссейна в качестве, по словам публициста, "политической вайагры"... Главный вывод Фрэнка Рича, впрочем, сводится к тому, что причины войны так запутаны, что Иракскую кампанию можно назвать "Расемоном войн": у каждого своя версия. Но все же главная из них - самая благородная: избавив Ирак от кровавого диктатора, установить в этой несчастной стране мирный демократический режим. Цель эта, казалось бы стала ближе, после того, как референдум в Ираке одобрил новую конституцию. Но достаточно ли этого, чтобы оправдать гибель двух тысяч американских солдат? И сколько еще жертв потребует война? Готова ли к ним Америка? И что эта уже слишком долгая война значит для Америки и всего мира? Чтобы обсудить весь этот клубок "проклятых" вопросов, я пригласил в нашу студию философа "Американского часа" Бориса Парамонова. Борис Парамонов: Давайте начнем с самого общего анализа. В мире возникла ситуация, которую можно обозначить как проблематичность американского гегемонизма. Вильям Кристол, молодой неоконсвервативный автор, дал такую формулу: "доброжелательный глобалистский гегемонизм". В доброжелательности такового сомневались многие и давно - людям всегда свойственно искать корыстные мотивы всякой благотворительности, но вот сейчас стало более заметной внутренняя несовместимость глобализма и гегемонии. Это противоречие в определении: в эпоху глобализации не может быть гегемонизма. А о том, что мир стал полицентричен, говорят уже по крайней мере десять лет, то есть - до Ирака и до 11 сентября. Александр Генис: А вправе ли мы вообще говорить о таком явлении - американский гегемонизм? В этих словах заключен априорный антиамериканизм. Куда с большим правом можно говорить, что Америка помогает миру выйти из кризисов и катастроф - например, в двух мировых войнах. Или корейскую войну вспомнить, когда Соединенные Штаты создали коалицию под эгидой ООН. Самый наглядный пример: стоит только сравнить уровень жизнь в Северной и Южной Корее. Или - послевоенный план Маршалла; да мало ли еще можно привести примеров американской доброй воли. Так что в формуле Кристола нужно, пожалуй, делать ударение на слове "доброжелательный". Борис Парамонов: Хотя бы и так. Но кто не знает, что люди больше всего ненавидят именно благотворителей. Александр Генис: Да, это - правда. Еще Честертон предупреждал, что революция может пощадить фабрикантов, но не филантропов. Так оно и было... Борис Парамонов: В том-то и дело. Тут уже ни о каких рациональных мотивах говорить нельзя, тут начинается чистая достоевщина. И вот тут мы сталкиваемся с главным парадоксом времени: на фоне несомненно идущей глобализации происходит одновременное нарастание этнических конфликтов и этнических идентификаций. Глобализация подчеркивает различия людей и культур, не сглаживает, а обостряет углы. Глобализация сопровождается локализацией. Начинает казаться, что у людей - у стран, народов, культур - нет общей почвы, общего знаменателя. Какой-нибудь афганец тысячелетиями жил, не думая об Америке и не зная о ней, а теперь он глядит в телевизор и видит, что в Америке ходят по улицам полуголые девицы, и это ему активно не нравится. Да что говорить об афганцах или каких-нибудь бедуинах, когда я так и не приду в себя, узнав, что гениальный писатель Маркес любит Фиделя Кастро. Ведь он знает о Кастро и его режиме всё. И это Маркес, написавший "Осень патриарха"! Выходит, он не видит в Кастро этого самого патриарха - диктатора, вокруг которого вырождается жизнь? Александр Генис: Как раз на днях напечатали список стран, расположенных по уровню свободы слова. Куба в этом перечне на предпоследнем - 166-м - месте. Хуже дела только в Северной Корее. Борис Парамонов: Вот именно. Но Маркес все равно дружит с тираном. Это может значить только одно: Кастро - свой, несмотря ни на что. А после этого мы удивляемся, что жители Ирака не спешат в едином строю возводить демократию. Александр Генис: Переубедить их - цель, так называемой "общественной дипломатии". Президент Буш для этого назначил особого посла "доброй воли" Карен Хьюс, которая должна возглавить, как говорит Белый дом, "глобальную войну идей" за сердца и души исламских народов. Борис Парамонов: Сильно подозреваю, что идея "общественной дипломатии" иллюзорна. Мне вспоминается статья Морин Дауд в "Нью-Йорк Таймс". Она ездила по тем же арабским странам, и тамошние женщины ей говорили: почему вы думаете, что мы несчастны? Совсем нет. Вообще дело не в счастье - сомнительной категории, а в привычке. Люди любят то, что привычно. Даже не надо любить - просто узнавать свое вокруг. Есть мнение, что мусульманский экстремизм идет от комплекса неполноценности, что эти люди завидуют европейцам и американцам. Не знаю, сомневаюсь. Вы завидуете восьмерым мужьям Лиз Тейлор? Я - нет, это не мой круг, не моя жизнь. Не говоря уже о том, что эта Лиз мне совсем не нравится. Предпочитаю Натали Вуд, если говорить об актрисах того же поколения. Дело не в этом: она русская. Кстати, узнал я об этом только здесь, а полюбил ее еще в России, - видел в фильме "Большие гонки". Сказалось какое-то избирательное сродство: СВОЯ! Вот я и говорю, что мы и не подозреваем, на какой глубине залегают эти племенные, что ли, инстинкты. Александр Генис: Тем не менее, нельзя же исключать возможность победы демократии в странах, совсем к ней не склонных: Германия, Япония, наконец, Советский Союз, сумевший все-таки отказаться от коммунизма. Люди склонны руководствоваться не только инстинктами или привычкой, но и разумом. А он свойствен всем людям. Борис Парамонов: Ну да, те же мусульмане - иранцы делают атомное оружие, хотя о нем не говорится в Коране. И в Ираке, по слухам, о нем тоже мечтали. Да и северные корейцы его вроде бы делают. Правда, они руководствуются учением хухче, которое говорит о самодостаточности, об опоре на собственные силы: вроде сталинского построения социализма в одной стране. А Троцкий, говоривший о мировой революции, сломал себе голову. Александр Генис: ... Не он, а ему... Борис Парамонов: В данном случае это одно и то же. Но вообще-то о коммунизме в контексте этой беседы надо потолковать особо. Почему он пал в СССР - не без влияния Запада? Это очень понятно, об этом Тойнби писал еще в пятидесятые годы. Марксизм, которым руководствовались советские вожди, - западное учение. И западные источники марксизма помогли выстоять самому Западу. Александр Генис: Ну да, благодаря русскому - отрицательному - опыту. Борис Парамонов: Вот именно. Используя русский урок, в Европе поняли, что нужно делать, чтобы не попасть в коммунистическую ловушку; и включив рабочих в общество потребления, нейтрализовали их предполагаемо революционный потенциал. Отмечу еще одну сторону этого сюжета. Марксизм, советская система как таковая, имели общий с западным рационалистический корень, и это значит, что марксизм, вдохновлявшийся им активистский большевизм сыграл свою роль в модернизации России. Россия стала страной поголовной грамотности и вполне развитой научно-технической цивилизации. Именно марксистскую, номинально социалистическую Россию Запад мог победить, это было противостояние на общей почве. Александр Генис: Об одном из самых интересных фильмов осеннего проката рассказывает ведущий "Кинообозрения" "Американского часа" Андрей Загданский. Андрей Загданский: Новая картина Джона Меддена, известного своим фильмом "Влюбленный Шекспир", "Доказательство", говорит о том, что уже началась осень, и в прокат выходят фильмы, которые явно будут претендовать или уже претендуют на оскаровские номинации. Например - Энтони Хопкинс в роли профессора математики Чикагского университета и Гвинет Палтроу, которая играет его дочь Катрин. Название фильма "Доказательство" имеет двойное значение в фильме. Речь идет о доказательстве одной из классических математических проблем и о доказательстве того, кто же нашел решение задачи - безумный профессор, который сделал свои самые гениальные работы в двадцать три года, а затем погрузился в полубезумие, или же его дочь, которая, по всей видимости, унаследовала как гениальность своего отца, так и тенденцию к психологической нестабильности. Картина смотрится почти как триллер. Она держит зрителя в непрерывном внимании. Что же делает фильм таким захватывающим? Тайна собственного сознания, которая не дает покоя Катрин: безумна ли она, как ее отец, или всего лишь так же талантлива, как ее отец. Александр Генис: Наверное, тут нам пора сказать, что перед тем, как появился фильм, эта пьеса была поставлена в английском и американском театре, с большим успехом прошла на Бродвее, получила "Тони" и вызвала, я бы сказал, волну интереса к научным проблемам. Что не первый раз уже на Бродвее происходит. За несколько лет до этого была пьеса "Копенгаген", посвященная квантовой механике, и она тоже произвела большое впечатление. Наука, таким образом, стала закономерной темой для театра. Что я еще понять могу, потому что в театр ходит специфическая публика. Для кино все это намного сложнее. Насколько удалось авторам фильма объяснить, чем занимаются его герои? Андрей Загданский: Они очень деликатно обошли суть той математической задачи, которую пытаются решить отец и его дочь, и сосредоточились на драме характеров, что самое интересное, самое главное, как мне кажется. Иначе, мы бы не могли уследить за всеми тонкостями математических доказательств. Кстати, Гвинет Палтроу играла в пьесе в Англии, и у нее была возможность досконально изучить характер своей героини. Она неуверенная, она боится, она робкая, она сдержанная. У нее хватает сил противостоять своей сестре, но не хватает сил противостоять отцу. В общем, весь этот комплекс неуверенности, страха, женского и человеческого, все это очень интересно и очень точно сыграно. Замечательно выстроены отношения с отцом, за которым Катрин ухаживает много лет, вероятно, в ущерб собственной научной карьере. В кульминационной сцене, которая замыкает главную сюжетную линию фильма, Катрин кладет тетрадь со своем собственным доказательством пресловутой теоремы в письменный ящик отца, после того, как она убедилась, что все написанное отцом, все, что кажется ему доказательством, есть не более чем графомания больного человека. Это подлог, самопожертвование, это уважение и преклонение перед отцом - драматическая кульминация фильма, которая очень хорошо написана и очень хорошо сыграна. Настоящая драматургия - есть такое ощущение от фильма. Александр Генис: Конечно, тут мы не можем не вспомнить фильм, который очень похож по сюжету. Это "Игры разума", получивший "Оскара" несколько лет назад. Точно такая же ситуация. Сумасшедший профессор, который, с одной стороны, гений, а с другой стороны, параноик. И гений, и безумие, и наука, и сумасшествие идут рука об руку. И, в общем, мы получили второй фильм на одинаковый сюжет. Как Вы к этому относитесь? Андрей Загданский: Вы знаете, Саша, сравнение двух фильмов абсолютно оправдано. Но если сравнивать обе картины, то я бы отдал предпочтение последнему фильму "Доказательство". Дело в том, что он драматургически гораздо интереснее сделан. У "Игр разума" был спад. В определенный момент фильм перестал быть интересен. Александр Генис: А знаете, Андрей, я Вам не отдам эту картину. Потому что в фильме "Игры разума" есть один, я бы сказал, метафизический парадокс, который меня купил. Ведь там речь идет о том, что сумасшедший профессор так и не стал нормальным. Он не знает истину, он видит, реальность, или это его представление? И он привык с этим жить. И когда мы думаем об этом, мы понимаем, что его задача та же, что и у нас у всех. Отличить реальность от нереальности никто не способен. Мы привыкаем к этому способу существования. Так что в этом фильме была, я бы сказал, метафизическая проблема. Есть ли она в фильме "Доказательство"? Андрей Загданский: Хороший вопрос. Да, мне кажется, она есть. Она есть и в главном персонаже, в Катрин, и есть в ее отце, которого играет Хопкинс, которой приходит наяву, после смерти, и говорит ей: "Если я сумасшедший, то я не буду задавать себе вопрос, сумасшедший ли я. Потому что если я не сумасшедший, я бы не стал задаваться этим вопросом". Александр Генис: Безумие его логики. Андрей Загданский: И самое интересное, то что он не играет сумасшедшего как сумасшедшего. Это абсолютно рационально мыслящий, логически оперирующий человек. Другое дело, что когда мы видим результаты, эти безумные, исписанные тетради, нам становится по настоящему страшно, не по себе. Александр Генис: Любопытно, что так или иначе, и фильм, о котором Вы рассказываете, и "Игры разума" пасется на знакомой для кинозрителя территории - этакий тип сумасшедшего профессора, который существовал всегда в нашем сознании. Во всяком случае, с тех пор, как появилась научная фантастика. Всегда был какой-то сумасшедший профессор, Франкенштейн, который обязательно был слишком гениален, чтобы выдержать мощь собственного интеллекта. И Энтони Хопкинс, который играет здесь профессора, играет такого же персонажа, в сущности, в своем самом знаменитом фильме "Молчание ягнят", где тоже его интеллект настолько велик, что он уже лишен этической узды. Андрей Загданский: Саша, это драма любого большого интеллекта. Помните, как у Пушкина? Он на самом деле боялся: Не дай мне Бог сойти с ума, Александр Генис: Песня недели. Ее представит Григорий Эйдинов. Григорий Эйдинов: Один из лучших альбом этого года называется одной буквой "Зет" (Z). Только что вышедшую запись выпустила молодая группа "My Morning Jacket" , что дословно переводится как "Мой утренний пиджак", принадлежащая к сравнительно новому направлению - альтернативное Кантри. В отличие от достойных альтернативных рок-коллективов, возвращающихся к южным корням рок-н-рола, "Пиджаки" - группа длинноволосых сотоварищей из южного штата Кентукки, занятая поисками альтернативного рока. Особенно это чувствуется в последнем альбоме, где между кантри, роком, рэги и даже диско группа находит уже совсем собственный голос. Даже если солист и автор текстов Джим Джаймс иногда звучит, как Нил Янг, то это скорее преемственность, чем подражание. Вся эта музыка, замешанная знаменитым британским продюсером Джоном Леки (работавшим над альбомами "Пинк Флойд" и Джорджа Харрисона), делает уникальным альбом, который при всей своей разношёрстности воспринимается единым произведением, предназначенным, что уже редкость сегодня, для многоразового прослушивания. Надо сказать, что слегка иррациональная атмосфера альбома кажется уместной в только что прошедший Халлоуин. Вот, скажем, песня, где сквозь мечтательно-потусторонний вальс просачивается, по-моему, голоса подпевающих приведений. Итак, песня многообещающих южных нео-хиппи. "В Лес" (Into The Wood). Александр Генис: Через 21 год после смерти один из лучших писателей Америки, знаменитый и одиозный Трумен Капотэ снова стал героем литературного сезона. Только что вышел на экраны художественный фильм о нем и - бесспорная сенсация! - публикуется его ранний роман Summer Crossing - что можно перевести как "Летние встречи". Роман этот был выброшен автором, найден в мусоре одним дальновидным читателем, спасен и до недавнего времени скрыт от публики. У микрофона - ведущая "Книжного обозрения "Американского часа" Марина Ефимова. ТРУМЭН КАПОТЕ. "ЛЕТНИЕ ВСТРЕЧИ" (Summer Crossing) Марина Ефимова: Первая мысль в этой ситуации, - какой восторг вызвал бы такой оборот событий у самого Капотэ. Автор таких литературных шедевров, как роман "Другие голоса, другие комнаты", документальной книги "Обыкновенное убийство" и повести "Завтрак у Тиффани", один из самых остроумных и изящных литераторов своего времени, Капотэ был создан для того, чтобы купаться в лучах славы и внимания. Многие годы он был баловнем высшего нью-йоркского общества, особенно богатых и красивых дам. Но после пасквиля (довольно, увы, бесталанного), в котором он выдал все доверенные ему секреты, Трумэн Капоте потерял расположение друзей и последние годы жизни провел в удручающем одиночестве, от которого, в общем-то, и умер в возрасте 59 лет. Зато начало его карьеры было блистательным. Уже после романа "Другие голоса, другие комнаты" он, в 24 года, стал культовой фигурой в американской литературе, продолжателем великих традиций. "Летние встречи" должен был стать следующим его романом, но... вот что рассказала Джина Сентрелло - редактор издательства "Рэндом Хаус", которое сейчас публикует роман Капотэ, возродившийся, как птица Феникс (только не из пепла, а из мусора): Диктор: "Работу над "Летними встречами" Капотэ начал в 1943 году, когда ему еще не было 20-ти. Он бросал книгу и снова возвращался к ней - даже когда писал "Лесную арфу" и "Завтрак у Тиффани". Он хранил все черновики и материалы романа вплоть до начала 60-х, когда окончательно отказался от него, полностью посвятив себя работе над "Обыкновенным убийством". Работать над книгой он уехал в Швейцарию, оставив присматривать за своей скромной квартирой в Бруклине так называемого "хаус-ситтера" - нанятого человека. В 1966 году, после публикации "Обыкновенного убийства", на Капотэ обрушились всемирная известность и большие гонорары. И писатель просто бросил свою бруклинскую квартиру вместе со всем, что в ней находилось, - в том числе с ящиком черновиков и с рукописью романа "Летние встречи". Ящик этот уже стоял на улице в ожидании мусорщика, когда его, в последний момент, унес оттуда родственник того самого "хаус-ситтера"..." Марина Ефимова: Имя родственника, как и самого "хаус-ситтера", пресса не называет. Известно только, что год назад весь ящик купила у него (или у нее) знаменитая фирма "Сотби", которая сейчас продает рукопись романа на аукционе в Нью-Йорке и надеется выручить за нее 100 000 долларов. Критик "Нью-Йорк Таймс" Мичико Какутани опубликовала первую рецензию на роман - в форме письма, якобы написанного прототипом Холли Голайтли - героини повести Капоте "Завтрак у Тиффани": Диктор: "... Итак, моя милая, можешь вообразить, как я изумилась, узнав, что они публикуют найденную рукопись моего дорогого Трумэна о девушке, очень похожей на меня. Издатели так и пишут: "17-летняя героиня романа "Летние встречи" - лихая, независимая и неисправимо беспечная Грэди Мак-Нил - напомнит читателям самое незабываемое создание Капотэ - его Холли Голайтли." Пойми, дорогая, не то, чтобы я соперничаю с этой Грэди, но я уверена, что Трумэну моя история нравилась больше, чем её: помимо прочего, разве можно сравнить название "Завтрак у Тиффани" с названием "Летние встречи"?!.. Все равно, что сравнить платье от Дживанши с домотканным фартуком". Марина Ефимова: Роман "Summer Crossing" описывает летние приключения 17-летней девушки из богатой семьи, чьи родители уехали в отпуск в Европу и оставили ее одну в Манхэттенской квартире. Сравнивая ее эскапады и ее саму с Холли Голайтли, рецензент Мичико Какутани (под маской прототипа Холли Голайтли) пишет: Диктор: "Грэди понятия не имеет, что такое путь оттуда сюда. Она никогда не была "девчонкой с холмов". Она принимает все свои цацки (корсажи из орхидей, материнские бриллианты, морские курорты) как само собой разумеющееся. За 17 лет она не провела ни одного лета в раскаленном городе. Она помолвлена с молодым человеком ее круга, который на поверку не так уж плох. И все, что она вытворяет, включая роман с еврейским психом - ветераном войны, она вытворяет потому, что хочет быть звездой домашнего психдиспансера. Но тут еще, конечно, и чувство противоречия, бунт - особенно против ее ханжеской семейки. И, вот, может быть, в этом мы с ней похожи... не только с ней, но со всеми людьми Трумэна. Мы - независимы. Называй нас аутсайдерами, изгоями, как хочешь. Нас навечно поселили в городе под названием "Чистилище-сити". Мы подвержены приступам слепой ярости и приступам черной меланхолии, и нас не заботит, что о нас думают другие. Или заботит, но мы боимся в этом признаться. Я думаю, бедный Трумэн сам был таким, и потому так плохо кончил. Но, с другой стороны, может быть, именно поэтому он и решил рассказать мою историю и историю этой Грэди". Марина Ефимова: Роман "Summer Crossing" вызвал споры еще до публикации. Биограф Капоте Джералд Кларк настаивает на том, что раз писатель не хотел публиковать роман, считая его слабым, мы должны уважать его волю. Вице-президент Сотби, естественно, придерживается другой точки зрения, напирая на то, что публика имеет право все знать. А публика пока, в ожидании романа, смотрит фильм режиссера Беннета Миллера "Капоте". Фильм охватывает только тот период жизни Капоте, когда он писал "Обыкновенное убийство" - книгу, которая в полном своем варианте называется по-русски "Не дрогнув" - "In Cold Blood". Именно этот документальный роман принес автору настоящую славу. Кто-то из критиков писал о нем: Диктор: "Говорят, что нераскрываемого - "совершенного" - убийства (the perfect murder) не бывает... Но если есть "совершенная реконструкция убийства", то это, бесспорно, книга Трумэна Капоте "In Cold Blood". Марина Ефимова: Фильм о создании этого романа все, кто его посмотрел, трактуют по-разному, благо он достаточно невнятен и потому вполне годится для разночтений. Но одно в нем бесспорно и замечательно - образ Капоте, созданный молодым актером Филиппом Симуром Смитом. Изысканный и остроумный маленький ломака, чье ироничное и капризное лицо вдруг становится серьезным, и на короткий миг зритель, похолодев, видит за клоунадой трагедию. Александр Генис: Наша следующая рубрика - "Музыкальный альманах", в котором мы обсуждаем с критиком Соломоном Волковым новости музыкального мира, какими они видятся из Америки. Осень - пора урожая, сезон премий. Среди них и крупнейшая - после Нобелевской - награда: японская "Praemium Imperiale". (По довольно запутанным культурологическим соображениям в Токио ее называют по латыни). С 1988 года эта крупная (в этом году - 15 миллионов иен, 135 тысяч долларов) и престижная премия вручается за успехи в тех областях, которые обошел в своем завещании Нобель. Это - живопись, скульптура, архитектура, зрелищные искусства и - что особенно важно для нашего альманаха - музыка. Кстати, только здесь мы среди прежних лауреатов можем найти наших соотечественников: Шнитке, Ростропович и Губайдулина. В этом году среди лауреатов премии сразу два представителя музыкального мира. Соломон, расскажите нам о них. Соломон Волков: Оба эти победителя принадлежат к нашему полушарию. Первый - это патриарх данса модерн Мер Сканнингем, который живет в Нью-Йорке и, можно сказать, собственноручно или, даже, собственноножно, создал особое направление в этом жанре. И, затем, знаменитая пианистка Марта Аргерих. Я ее называю именно так, хотя здесь, в Америке, ее именуют Аргеридж. Но мы с ней познакомились еще там и, так же, как я называю Клайберна Клиберном, так же и Аргеридж я буду всегда называть Аргерих. Она родом из Аргентины. Причем, когда я с ней познакомился, впервые ее услышал, она была еще никому не известной юной и прекрасной пианисткой. Прекрасной не только по своим музыкальным качествам, но и внешне. Чрезвычайно эффектная женщина. Она одна из самых прославленных на сегодняшний день, и совершенно заслуженно, пианисток, обладающих колоссальным взрывным темпераментом. Я хочу сегодня показать очень соответствующее ее темпераменту сочинение, где она солирует. Это первый фортепьянный концерт Прокофьева. Опус, которым он в 1914 году заканчивал консерваторию, и Глазунов, маститый ректор консерватории, вышел и, согласно легенде, пропел на эту тему "По черепу, по черепу...". Фламандским симфоническим оркестром дирижирует Александр Рабинович-Бараковский. Александр Генис: Коэн, канадский поэт, музыкант, бард и гуру обладает огромным влиянием на своих поклонников, в том числе и в России, где его творчество активно популяризирует Пелевин. Недавно Коэн оказался в центре скандала, который можно трактовать как своеобразную притчу. Не так ли, Соломон? Соломон Волков: Да, к сожалению. И это была очень грустная для меня история. Особенно учитывая, что и я тоже обожаю Коэна. Он один из самых моих любимых и певцов, и поэтов, создателей особого шансонного жанра. Он родом из Канады и живет, как Вы знаете, сейчас в Лос-Анджелесе. Мы также знаем, как складывалась в последние годы судьба Коэна. Сейчас ему 71 год. А в 93-м году он на целых пять лет ушел в дзен-буддистский монастырь под Лос-Анджелесом. И когда он находился в монастыре, в это самое время, его доверенные лица продали конгломерату "Sony" права на весь песенный каталог Коэна. Это 127 песен. Кстати, я не представлял себе, что их так много. В постоянном обиходе их всего несколько десятков. "Sony" в два приема приобрели этот каталог - в 97-м, и, потом, в 2001 году за кругленькую сумму в 13 миллионов долларов. Обыкновенно, сделки такого рода остаются в секрете. Почему мы с вами сейчас об этой сумме узнали и узнали все, кому только не лень? Дело в том, что Коэн совсем недавно подал в суд на своего менеджера Келли Линч. Причем, там связи чуть ли не семейные, в том смысле, что и отец и мать Келли Линч тоже очень давно работают в офисе Коэна, и сам Коэн считал их почти членами своей семьи. И вдруг выяснилось, что пока он был в монастыре, и после того, как он его покинул, не занимаясь этими финансовыми делами и доверяя этой женщине, она, вкупе с еще парочкой бухгалтеров и специалистов по налогам, в общем, грубо говоря, как считает Коэн, его обворовала. И у него из этих 13 миллионов, на сегодняшний день, практически ничего не осталось. Потому, что только за адвокатские услуги с него запросили больше 4 миллионов долларов. Он считает, что все это не справедливо. Эти люди защищаются и доказывают, что все в порядке, и что сам Коэн во всем этом виноват. Во всяком случае, грандиозный скандал. Почему я говорю, что мне все это очень грустно? Человеку 71 год, он в превосходной форме, выглядит замечательно и, дай Бог, будет еще работать, но это, что называется, крупно испортило его будущий (дай Бог, чтобы это не скоро произошло), некролог. Вспомните историю с Вуди Алленом. Жил, жил человек, был любимцем нью-йоркских интеллектуалов, выпускал каждый год по фильму, а что сейчас люди вспоминают, в первую очередь, когда говорят об Аллене? Его развод с Мией Фарроу и связанные со всем этим истории. Александр Генис: Я не совсем с вами согласен. Вуди Аллен и вся эта скандальная история, точно так же, как и Коэн, все это дело газетных заголовков. Пройдет год-два и, если у Вуди Аллена появится хороший фильм, а если у Коэна появится хороший альбом, то все это станет гораздо важнее. Кроме того, подрастает новое поколение, которому не интересны эти сплетни. Они смотрят фильмы Вуди Аллена, как классику, и точно так же они слушают Коэна, как классику. И мне кажется, что эта плесень газетных сплетен не очень-то отражается на истории. Вспомним "Битлз". Ведь они тоже прошли через точно такой же процесс. Их тоже обокрал менеджер. Тоже оказалось, что после всего сенсационного успеха они оказались на мели. Кто вспоминает об этом? Соломон Волков: Я совершенно с Вами, Саша, не согласен. Я только что посмотрел новейший английский телевизионный фильм о Байроне. И он весь сфокусирован.... Александр Генис: Герой этого фильма не мог писать стихи. Соломон Волков: Фильм фокусируется на скандальных обстоятельствах частной жизни Байрона. И это то, что, на сегодняшний день, и помнят молодые люди о Байроне в гораздо большей степени, чем его стихи. Уверяю вас, что жизненные обстоятельства делаются частью биографии данного человека, остаются с ним навсегда, особенно учитывая сегодняшние возможности интернета. Эти сведения в интернете, они там навечно. Сколько будет существовать интерес к Коэну, столько будут всплывать эти сведения. И для меня, увы, облик Коэна, связанный с его уходом в монастырь, с характером его песен, был одним. Теперь, когда я знаю, что вокруг этого разыгрался какой-то скандал, он, к сожалению, другой. С другой стороны, сейчас я могу сказать, что некоторые песни Коэна я слушаю с большей симпатией к нему, и с большим пониманием коэновской проблематики. У него есть замечательная песня "Башня песни". Это метафора. Это такая слоновая башня песни. Он поет о том, как он уединяется в этой песенной башне и там творит, наряду с другими классиками этого жанра. Это очень возвышенная и очень медитативная песня, которая всегда на меня производила огромное впечатление. И вот сейчас, когда я слушаю эту пеню, после всей этой истории, я думаю о том, как трудно укрыться в такой слоновой башне от внешних обстоятельств. И я вспоминаю пушкинские сроки: И всюду страсти роковые, Александр Генис: Год подходит к концу, а наш "Путеводитель по оркестру", которым заканчивается каждый выпуск альманаха, еще не исчерпал своих героев. Поэтому сегодня мы представим сразу два инструмента, составивших, как говорят американцы, "Odd couple". Соломон, представьте, пожалуйста, эту "странную пару". Соломон Волков: Странная оркестровая пара - это арфа и треугольник. Самое смешное, что между этими, казалось бы, совершенно несопоставимыми инструментами, есть кое-что общее. Я скажу об этом. Но начнем с арфы. Арфу в оркестре узнают все. Это очень красивый инструмент, и, обыкновенно, он ручной работы с какими-то завитушками позолоченными. Обыкновенно сидит красивая женщина-арфистка. Хотя, в последнее время, все чаще я вижу мужчин-арфистов. Когда-то арфа была принадлежностью исключительно женского пола. В том числе, и в оркестрах. Всем известно, что это, вероятно, самый древний музыкальный инструмент. Он произошел от лука. Когда-то древний человек натянул тетиву лука и, вдруг, услышал, что когда она спускается, раздается определенный звук, тон. И кто-то первый сообразил, что если ты к луку прицепишь несколько таких веревок различной длинны, то они, при оттяжке, будут давать разные звуки. Таким образом возникала первая арфа, которая была, как инструмент, очень популярна и любима и в древней Греции, и в древнем Риме. А в оркестре она появилась с 18-го века. Причем, в оркестре оперном. И затем ее стали использовать и симфонические композиторы. Сначала довольно робко, а потом все более активно. И, как пример такого оригинального использования арфы, я хочу показать отрывок из "Десятой симфонии" Малера. Это уже 20-й век. Звуками арфы, таинственными и звучащими, как отдаленный колокол, начинается "Девятая симфония" Малера. А теперь я скажу, чем напоминает арфу треугольник. Они оба имеют одну и ту же форму. Если вы посмотрите, арфа - это классическая треугольная форма. Только она очень большая, а треугольник маленький. Александр Генис: Соломон, я слышал, что треугольник всегда возникает в оркестре, когда играют турецкую музыку. Это всегда символ экзотики. Так ли это? Соломон Волков: Янычарская музыка - это обязательно треугольник. Это такой стальной прут, изогнутый в форме треугольника. По нему ударяют металлической палочкой. Он тоже появился сначала в оперном оркестре, в 18-м веке. У треугольника есть одна замечательная особенность. На треугольнике может играть любой человек - знающий музыку или не знающий. Можно взять любого человека, привести его в оркестр - ударить палочкой по треугольнику может всякий. Александр Генис: Вы знаете, это тоже не так-то просто. Плинтон - журналист, который всегда выбирал себе трудные работы - тореадора, боксера, футболиста - однажды играл в оркестре. Его роль заключалась в том, что ему нужно было ударить по треугольнику. Он сказал, что он прыгал с парашюта, был десантником, но ничего страшнее этого не было в его жизни, потому, что нужно было в точное место попасть. И он ужасно трясся. Соломон Волков: Я, кстати, очень его понимаю. В оркестре очень легко играть, когда все играют вместе. Ты защищен этой массой. Но, не дай Бог, когда тебе нужно вступить по указанию дирижера единственному, это ужаснейший момент. Но я должен сказать, что в этом смысле, человеку, который играет на треугольнике, проще. Это, все-таки, не барабан, где ты если вколешь не туда, то весь зал остановится, и все на тебя будут смотреть. Или если ты играешь на духовом. Знаменитая история, как волторнист взял неправильную ноту у Мравинского, и тот продолжал дирижировать дальше, но смотрел на виновного. Того, говорят, хватила кондрашка. А что касается треугольника, то его появление всегда придает музыке экзотическую окраску. И замечательно этот экзотический звук использовал Григ в своем "Танце Анитры" из сюиты к "Пер Гюнту" - к драме Ибсена. |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
