Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[21-04-05]
"Время Гостей"Гость нашей студии - писатель Андрей ТроицкийВедущий Владимир Бабурин Владимир Бабурин: И сегодня гость нашей студии - писатель Андрей Троицкий, автор романа "Бумер" и еще почти трех десятков книг, но "Бумер", пожалуй, самая известная. Полторы сотни тысяч экземпляров, насколько я знаю, общий тираж. Владимир Бабурин: Андрей, первый вопрос у меня к вам такой. Вы автор книг, которые принято называть "бестселлеры". Все знают это название, но никто толком не знает, что же все-таки это такое. Это, действительно, хорошая литература, если идти от этимологии этого слова, от английского слова "best" ("хороший"), либо, как многие считают, это некое низкопробное чтиво, либо чтиво на развлечение, чтиво в дорогу, в путешествие, либо что-то еще. В общем, многие говорят о книгах и о таких авторах, как вы, не очень лестные вещи, но читает их, тем не менее, огромное количество людей. Итак, что вы пишете? Андрей Троицкий: Я стараюсь писать бестселлеры, но, к сожалению, появление бестселлера зависит не только от одного автора. Здесь книга - это плод коллективного труда - прежде всего автор, конечно, художники, корректоры, редакторы. Так же, как и кино, книга - это плод деятельности некоего коллектива. И давайте мы определимся сразу все-таки, что такое бестселлер. Бестселлер, наверное... Возьмем количественные показатели. Скажем, пять лет назад бестселлером считалась книга, изданная и проданная тиражом 50 тысяч экземпляров. Но в последнее время, в последние годы мы наблюдаем сильное снижение тиражей, не просто сильное, а в разы. Поэтому планка бестселлера - хорошо продаваемой книги и книги, которая будет отпечатана и продана совершенно точно - эта планка, она опустилась примерно до 20 тысяч. Таким образом, книга, изданная тиражом 20 тысяч, по нынешним понятиям - это уже бестселлер. Вот если говорить кратко, и если брать количественные показатели книги. Средние тиражи за последнее время, возьмем последние три года, они опустились примерно с 15 тысяч, медленно опустились до 10, до 7, и теперь средний тираж составляет примерно 6, ну, может быть, 7 тысяч экземпляров. Вот это хорошо продаваемая книга. Все, что выше - в раз, в два, в три - это уже бестселлер. 20 тысяч - бестселлер. 40 тысяч - это супербестселлер. Ну а дальше уже... я даже не знаю, как это назвать - супер-супер или... Владимир Бабурин: Но вот на вашей книге "Бумер" написано: "Первый русский культовый роман". Это вы не сами придумали, я надеюсь? Андрей Троицкий: Нет. Но шлейф этой культовости, он волочился за фильмом, по которому был написан этот роман. И в издательстве, наверное, работают хорошие маркетологи, чтобы упустить такую возможность и этот шлейф не подобрать. Фильм вышел, и, так сказать, он первые месяцы прошел практически незаметно для зрителей. И только где-то на третий месяц своего проката, когда он стал продаваться на кассетах и DVD, его как-то заметили, стали возить по фестивалям... на второразрядные фестивали, он там получал какие-то награды, призы. Ну, считали, что это небольшой кинематограф, что это не слишком высокохудожественная вещь. Но постепенно фильм стали... я просто сам помню ряд газетных заметок, публикаций, в которых фильм был назван сначала "открытием года", потом "культовым фильмом", и дальше так пошло. Но поскольку... может быть, это грубоватая аналогия, но поскольку уж фильм культовый, пусть и книга будет культовая, так решили. Владимир Бабурин: Я видел на сайте "Бумер" в интернете, там даже не столько пишут о фильме, сколько о книге, и книгу называют "лучшим романом последнего десятилетия". Я понимаю опять, что это не вы, это маркетологи. Когда я это прочитал, сразу вспомнил "Театральный роман" Булгакова. Помните, когда герой романа Максудов видит афишу, где он между великими драматургами. И появляется фельетон в газете: "а что же это такое?". На что Максудов говорит: "Ну как, не я же сочинял эту афишу". Вот каково вам, когда вы читаете подобные вещи о себе в интернете и в прессе? Андрей Троицкий: Да, я тоже нашел некоторые сайты в интернете, где были форумы, обсуждения этого романа. И прочитал всякие лестные вещи о нем. Ну, что я хочу сказать... Вообще, наша публика привыкла изначально к другой очередности: сначала Лев Толстой пишет "Войну и мир", а потом Бондарчук снимает свое кино. А когда все происходит наоборот, это вызывает некоторое замешательство, недоумение. Вот это ноу-хау наших издателей, то есть издавать книги после того, как вышли фильмы, это успешный маркетинговый ход. И, в общем-то, моя задача, когда я брался за этот роман, она заключалась в том, чтобы не разочаровать зрителей. Зрители увидели новое кино, новых героев. И моя задача была не разочаровать читателей этого романа, для которых, в общем-то, фильм явился этапным. И, действительно, это явление нашей культуры. Нравится оно кому-то или не нравится, но это явление. И вот в этом заключалась, собственно, моя задача - не разочаровать читателей, предложить читателю такую литературу, такой триллер или криминальную драму (как хотите, так и называйте), которая была бы не ниже той планки, которую поставил сам фильм. А вот удалось мне это сделать или не удалось, это, конечно, судить читателю. По тем отзывам, которые я видел в интернете, и по газетным публикациям, у меня сложилось впечатление, что книжка получилась. Первоначально издательство "ОЛМА", которое занималось покупкой прав у создателей фильма и издавало этот роман... ну, когда выходит какая-то книга, есть какие-то предварительные расчеты: сколько экземпляров этой книги мы можем продать. Мы решили что тираж, в общем, потолок тиража для "Бумера" - это 27 тысяч экземпляров в твердой обложке. Но читатель принял книжку. И теперь каждый месяц делаются довольно большие допечатки, плюс к тому книга опубликована в "pocket"-варианте для трамвайного чтения. И общий тираж уже сейчас перевалил за 100 тысяч. И, действительно, можно сказать, что эта книжка, в общем, стала успешной. У меня, честно говоря, сомнения были: получится ли из этой книжки действительно тот роман, который будут покупать. Почему? Потому что книга издана в двух томах, а двухтомники у нас продаются очень плохо. Продать двухтомник... ну, тут есть множество всяких историй. И знаменитые авторы, которые с именами-брендами пытались сделать... Владимир Бабурин: Андрей, скромность, конечно, украшает, но не надо до такой степени... У нас звонки. Москва, Юрий. Добрый день. Слушатель: Добрый день. Вы несколько предвосхитили вопрос, который я хотел задать. Но как все-таки вы можете объяснить тот факт, что когда уже известно содержание книги, а тиражи увеличиваются? Это первый вопрос. И второй. Когда фильм, конкретно какой-то актер, допустим, меняет акценты в содержании книги, что произошло с известным фильмом "Возвращение", когда уголовник превратился в симпатичного какого-то... Андрей Троицкий: Вы читали сами роман "Бумер"? Слушатель: Нет, к сожалению, не читал. Андрей Троицкий: Тогда просто трудно мне ответить на ваш вопрос. И трудно сравнить роман и фильм "Бумер" с "Возвращением". "Возвращение" - это сугубо авторское кино, фильм, я бы сказал, для узкого круга зрителей. Одни находят в нем глубинный смысл, другие плюются. Мне герой "Возвращения" антипатичен, лично мне. В общем, сам фильм у меня больших восторгов не вызвал. Я взялся за "Бумер", вообще за эту работу, потому что увидел как бы в этом фильме совершенно новое явление нашего общества. Ведь о чем собственно фильм? О парнях, чья молодость, чьи лучшие годы пришлись на вот это лихолетье дикого капитализма. Люди выросли со знанием того, с мыслью о том, в уверенности в том, что прав сильный. И все идеалы, все жизненные устремления этих парней, они свелись к атрибутам сильного, крутого, прикинутого мужика: машина BMW седьмой серии, ствол за поясом, крепкие парни вокруг тебя, - вот эти признаки крутизны, и все. Вот вы помните, там был эпизод такой в фильме, и в книге он остался, когда на бензоколонке один из героев Леша Килла, он говорит парнишке, который заправлял машину: "Вот видишь, на какой я тачке езжу, видишь, какие там крутые парни. И ты работай, работой руками, на завод пойди, добивайся в жизни, добивайся, как я добивался - и ты достигнешь тех же высот...", - и он показывает на "Бумер" - вот она та высота, та планка, к которой стоит подняться, и та цель в жизни, которой стоит добиваться. Это он говорит парню. Причем говорит искренне совершенно. Он верит, что вот эти элементы этой жизни, вот этот пистолет ТТ, вот эта бита бейсбольная, этот "Бумер" - это и есть атрибуты крутого, прикинутого мужика, каким должен быть каждый. Владимир Бабурин: Андрей, я вот на эту тему еще хочу с вами поговорить, может быть, чуть позже. Давайте еще послушаем звонки. Санкт-Петербург, Борис. Добрый день. Слушатель: Здравствуйте. У меня короткое замечание и вопрос. Первое. То, что делать на основе фильма литературное произведение, - это не ноу-хау российских издателей. Лет 17 назад в журнале "Иностранная литература" я читал статью, где говорилось именно об этом. И, по-моему, первый роман на основе фильма - это было на основе "Акулы" американской. Андрей Троицкий: Вы имеете в виду роман Питера Бенчли "Челюсти"? Слушатель: Да-да. Андрей Троицкий: Нет, не совсем верно. Сначала Бенчли написал роман "Челюсти", а потом Спилберг снял свою ленту. Слушатель: Вы знаете, а мне как-то запомнилось вот так, но, может быть, я ошибаюсь. Андрей Троицкий: Да, наверное, вы ошибаетесь. Слушатель: И второе. Вы, наверное, знаете... нельзя ли сравнить тиражи в Европе и в России? Андрей Троицкий: Да, конечно. Вы имеете в виду тиражи художественных книг, да? Слушатель: Естественно, да. Андрей Троицкий: Хорошо. Я понял вопрос. Тиражи европейские и тиражи наши, они отличаются очень. Наши издатели до 1998 года были избалованы гигантскими тиражами, то есть и нас баловали. Средний тираж тогда был где-то 15 тысяч экземпляров, 15-20 - это считался средний тираж. Но после 1998 года все это изменилось. И общее падение тиражей продолжается. Я уже говорил, что сейчас примерно средний тираж, нормальный, который можно продать сходу издательству, скажем, за месяц - 7 тысяч. Вот это наш тираж. Но я считаю, что это все-таки достаточно высокие тиражи. Один автор из Франции предложил мне написать в соавторстве книжку о российской преступности. Ну, я работал в газетах и, так сказать, имел отношение к этим делам, много об этом писал, у меня много очерков на криминальные темы, о деятельности спецслужб и так далее. Короче говоря, я поинтересовался: "Вот во Франции мы издаем эту книгу, какой у нас будет тираж?". Мне сказали: "Тираж будет очень высокий, очень, вам это очень понравится". "Ну а все-таки какой? Какая цифра?". "Мы предполагаем, - сказали в издательстве, - 2 тысячи". Причем этот текст будет переведен на английский язык, еще на ряд европейских языков, в общем, все вместе - это 2 тысячи. У нас тиражи документальных книг и художественных книг, они примерно сопоставимы, примерно одинаково. Например, выходят какие-то воспоминания бандитских адвокатов, как адвокат Карышев защищал убийцу Солоника, тираж этой книги сопоставим с тиражом известного, уважаемого автора художественной прозы. Владимир Бабурин: Давайте еще послушаем вопрос. Вилор Ильич, Москва. Добрый день. Слушатель: Добрый день. У меня такой вопрос господину Троицкому. Был такой 40 с лишним лет назад фильм "Нормандия - Неман". Андрей Троицкий: Да, был такой фильм. Слушатель: А через несколько лет после выхода этого фильма появилась повесть, написанная по этому фильму. Так что здесь, в принципе, ничего особо нового нет. Но вот у меня к вам вопрос. Скажите, пожалуйста, вы все-таки задумывали сначала роман или фильм, или и то, и другое, последовательно? Фильм, так сказать, как предварительная реклама романа. Андрей Троицкий: Сейчас я отвечу. Дело в том, что когда задумывался фильм, роман не задумывался. Вообще идея, она, конечно, не совсем новая, делать книжки по вышедшим фильмам. Этим занимались еще наши издательства в начале 90-х годов, когда в России появились первые издательства, и вдруг возник спрос на зарубежную литературу, но мы не знали, как выйти на зарубежные издательства и поручали своим авторам описать, например, сделать книжку из какого-то иностранного фильма. Люди работали, и у нас получался, например, какой-нибудь роман под названием "Жажда смерти" с Чарльзом Бронсоном. Это делали, но потом все это дело само собой умерло, потому что упал спрос на западную литературу и возник ажиотажный спрос именно на русские вещи. И, собственно, появление фильма, когда фильм находился в работе и уже даже вышел в прокат, никто первоначально не планировал делать из него книгу. Но потом, когда издатели ознакомились с материалом, когда поняли, что из этого материала... а материал в фильме, ну, довольно бедный, то есть сюжетных линий мало, героев мало, и на большой роман, тем более на двухтомник этого материала недостаточно. И здесь большая работа для автора: надо это расширить, углубить, сделать новые сюжетные линии, новых героев и как-то переосмыслить, осмыслить все, что происходит в этом фильме. Я бы не хотел, так сказать, вставлять в текст какие-то свои соображения о морали и нравственности. Есть такие авторы, которые без этого не могут. Но когда людей начинаешь учить жить, учить жизни в своих, так сказать, романах или повестях, это все воспринимается как риторическое отступление, и это, на самом деле, никому не нужно, и никто на этом не учится. Я просто решил рассказать интересную историю - и вот это, собственно, и была программа максимум, чтобы читатель не заснул над этой книгой - это уже хороший результат. Владимир Бабурин: Меня тут укоряют: "Никита Трофимович. Как вам не стыдно, вместо серьезных передач заниматься рекламой криминальной дешевки. За это буду жаловаться в американский Конгресс". Ну, это, конечно, ваше право. Второе, что я скажу, это не реклама. Книга, которая уже вышла огромным тиражом, в рекламе просто не нуждается. И еще одно сообщение с пейджера: "А раньше я просто любил читать Горького и Чехова. А нынче при чтении этих авторов я дополнительно радуюсь тому, что я не встречу слов "бумер" или "пиарить". Николай". Вот я совершенно согласен. Просто, на мой взгляд, совершенно нельзя ставить рядом писателя Андрея Троицкого и Горького, и Чехова. Потому что они писали, а Андрей продолжает писать, совершенно разные вещи. Я не зря вспоминал "Театральный роман" Булгакова. Драматург Максудов был не виноват, что его поставили между великими. Ваши герои - малосимпатичные ребята, надо сказать, если иметь в виду роман "Бумер". И, наверное, самое частое обвинение, которое вам приходилось слышать, что вы романтизируете бандитизм. Андрей Троицкий: Да, были такие обвинения. Но я не согласен с тем, что ребята не симпатичные. У них есть свое обаяние, но это обаяние со знаком минус, отрицательное обаяние. Ну, неизвестно еще, какое обаяние людям нравится больше, отрицательное или положительное. В каждом из этих парней есть свой шарм. В них чувствуется внутренняя сила. Это не просто какие-то мозгляки, какие-то беспредельщики, у них есть свои неписаные законы, для них дружба - не последнее слово на свете. То есть это не потерянные для общества лица. Они еще могут найти себя. Кстати, вот насчет блатных слов, употребления... Владимир Бабурин: Это будет отдельный вопрос. Давайте сейчас не будем его касаться. Андрей Троицкий: Я просто хотел сказать, что им не поздно еще, как говорится по фене, не поздно сдать рога в каптерку и вернуться к нормальной, обывательской жизни, что часто и случается. Молодость - это время романтическое, а блатная романтика, она как существовала раньше, так существует и теперь. И от этого никуда не уйдешь. Можно этого не замечать, это может нравиться или не нравиться, но это существует. Владимир Бабурин: На мой взгляд, все-таки роман и фильм объединяет название, имена главных героев и некоторые сюжетные линии, которые в романе остались. Вот последний, оставшийся в живых герой Димон Ошпаренный. Только в конце становится ясно, что же вообще на самом деле произошло, из-за чего вся эта заваруха закрутилась. Причем в фильме это как-то было даже не очень заметно. А вы эту сцену вынесли в конец, когда он едет на своем "Мерседесе", пересекает сплошную линию, подрезает какой-то "Лексус", думает, что в "Лексусе" сидит какой-то... Андрей Троицкий: Лох. Владимир Бабурин: Это вы сказали. И начинает всячески на дороге хулиганить: то его подрежет, то притормозит перед ним - то есть ведет себя так, как ведут себя люди, которые называют себя кто новыми русскими, кто бандитами - люди, которым все можно, для которых не писан закон. Они либо расплатятся за то, что они сделали неправильно, либо отстреляются. Разве вы это не поднимаете на щит, разве вы не говорите, что "вот так надо, вот они, настоящие, крутые ребята"? Андрей Троицкий: Нет. Моя позиция состоит в том, что автор не должен становиться на сторону героев, он не должен ругать героев или, наоборот, хвалить. И если читатель видит перед собой нейтральный текст, где позиция автора как бы не обозначена, автор стоит над схваткой, и он смотрит, и констатирует то, что происходит, старается об этом рассказать своим читателям простым, разговорным языком. Но он не симпатизирует героям, он их ни не любит, ни ненавидит, у него нет к ним никаких чувств, он просто пишет о том, какие они есть. Автор не делает выводов, он не стремится учить читателя тому: "Вот видите, вот это плохо, так нельзя. Если едешь по дороге, соблюдай Правила движения". Потому что я читаю... ну, попадаются романы, где идет какой-то "action", идет действие. Потом автор останавливается и начинает писать несколько страниц о том, что наркотики - это плохо, героин - это прямая дорога на кладбище. Он это пописал, пописал, закончил на этой пафосной ноте, и снова принимается за текст. И я уже просто ловлю многих известных авторов на вот этих вещах - на стремлении прочитать какие-то морали читателю и так далее. Читатель и сам, я думаю, во всем разберется. Ему нужно рассказать, что востребовано, а востребована некая история... Владимир Бабурин: Можно я тогда так поставлю вопрос, Андрей. То есть вам все равно, если люди, прочитав (за фильм вы не отвечаете) этот роман, молодые ребята в основном, которые только еще собираются жить и выбирают, как им жить, возьмут примером для жизни не товарища Дзержинского, как советовали нашему поколению, советовал Владимир Маяковский, а возьмут ребят из "Бумера". Димона Ошпаренного. Что вот цель - это черный "Бумер", это ТТ за поясом, а каким путем я этого достигну, это не важно. Вас это абсолютно не волнует? Андрей Троицкий: Ну да, это философия вот этих персонажей - пистолет, бейсбольная бита, мир делится на нас, крутых парней, и на лохов. Это ущербная психология. Но по тональности книги, по ее печальной концовке все-таки, мне кажется, вот эти герои не станут примером для молодежи. Наоборот, вот эта история, она может чему-то научить молодых людей. И сказать о том, что вот этот путь, вот эта столбовая дорога, которая... Владимир Бабурин: Закончится так же, как закончилась у героев "Бумера". Андрей Троицкий: Совершенно верно. А может закончиться и хуже. Владимир Бабурин: И у нас звонок. Москва, Александр. Добрый день. Слушатель: Добрый день. Вы знаете, все-таки как-то без особого интереса автор рассказывает про свои книги - это же не коммерческий проект абсолютно. Все-таки у меня два концептуальных вопроса к автору. Во-первых, вы сейчас сказали про ценности 90-х, про "Бумер", ТТ за ремнем. В принципе, это стало национальной идеей страны, хотим мы того или нет. Вот у меня вопрос такой. Можем ли мы, наконец, перестать строить руины западные? То есть в XXI веке, в 2005 году продолжать строить какое-то Чикаго американское. И вообще отказаться от каких-то постоянных симуляций либеральных. И второй вопрос. Вот сейчас поднялся дикий крик вообще в стране, шум среди либерал-ваххабистской общественности о том, что возвращаются тени прошлого и так далее. Так вот, у меня вопрос. Когда либерал-ваххабистская секта упраздняла всяческие критерии - эстетические, нравственные, политические, то есть когда она внедряла свободу безгранично, они что, думали, что они останутся эксклюзивными пользователями этой свободы? Владимир Бабурин: Понятен вопрос. Андрей, вы знаете, что такое либерал-ваххабистская секта? Я впервые такое слышу. Андрей Троицкий: Я хотел бы как раз у слушателя попросить пояснить, что это такое либерал-ваххабистская секта, потому что я первый раз встречаю это словосочетание. А о героях книги тут можно сказать, что, да, они явились в каком-то смысле жертвами тех лет, на которые пришлась их юность. Ведь вспомните, вот начало 90-х годов, никому не нужно было высшее образование. Человек, работающий в коммерческой палатке, торгующий "Сникерсами" и еще Бог знает чем, он в день зарабатывал больше, чем инженер зарабатывал за месяц. Вот эта, скажем, оплата труда, она любого могла сбить с толку. Человек думал: "Ну, Боже мой, зачем мне учиться, если я могу заработать, поработав неделю-вторую в этой коммерческой палатке, больше, чем мой отец инженер зарабатывает за полгода?!". Конечно, были люди совершенно дезориентированные, они не понимали, что происходит, и никто им не удосужился это объяснить. И я бы не назвал это либеральными ценностями. Я называю это диким капитализмом, конец которому уже, по-моему, виден. Потому что те же крутые бандиты, те люди, которые поднялись на этой волне, они давно легализовали свои деньги, их "отстирали" и вложили в реальный бизнес. И никому сейчас не хочется вспоминать о 90-х годах, и откуда там что взялось, и откуда дровишки, и откуда особняки на Рублевке, и как это все потянулось. Владимир Бабурин: Я думаю, что все наши слушатели помнят, как начиналась книга, которую Остап Бендер послал Александру Корейко, какими словами. Давайте послушаем еще один звонок. Москва, Владимир Данилович, пожалуйста. Здравствуйте. Слушатель: Спасибо. Добрый день, господа. Разрешите прежде, чем что-то сказать, уточнить у господина Троицкого. Кто был автором сценария фильма "Бумер"? Ведь не Троицкий же, насколько я понял. Андрей Троицкий: Денис Родимин был автором сценария. Слушатель: Понятно. Теперь короткая реплика в адрес ведущего. Так сказать, у создателей Радио Свобода - я их очень уважаю и благодарен им - у них есть два термина - "райтер" и "автор". Райтером может называться человек, который пишет рекламные тексты... Владимир Бабурин: "Райтер" - это по-английски "писатель", вообще-то. Слушатель: Нет, это пишущий, а автор... Андрей Троицкий: А в чем вопрос-то? Слушатель: Писание романа по сценарию... Андрей Троицкий: Я не писал роман по сценарию. Если вы прочитаете этот роман, вы поймете, что этот роман даже не совсем по фильму. Слушатель: Простите меня. Все-таки литература существует столетия. Владимир Бабурин: Простите, а вы считали роман "Бумер"? Слушатель: Упаси Бог! Владимир Бабурин: Так а как же вы обсуждаете вещь, которую вы в глаза не видели? Слушатель: Не надо мне напоминать. Я Солженицына не читал и так далее. Я достаточно начитанный человек. Владимир Бабурин: Я в этом совершенно не сомневаюсь. Андрей Троицкий: А кто ваши любимые авторы? Слушатель: Если брать из этого ряда... Андрей Троицкий: Из современных авторов. Слушатель: Признаюсь честно, я с удовольствием читаю, скажем, Маринину. Я с удовольствием читал (к сожалению, уже невозможно это продолжать) Колю Леонова, Хруцкого. Андрей Троицкий: А вы обратили внимание, что романы Леонова, они выходят до сих пор, примерно в год три-четыре штучки, хотя человек скончался несколько лет назад. Слушатель: Простите, это чистой воды издательская... Хотя в качестве соавтора Николая Ивановича выступает его сын. Владимир Бабурин: Понятно. В общем, не вижу я здесь проблемы для обсуждения. Почитаю сообщения с пейджера. Наталья Андреевна пишет: "Андрей, вы не боитесь разучиться русскому языку? Ваша речь насыщена английскими словообразованиями. Всегда ли вы руководствуетесь в написании ваших произведений "угодить читателям". С наилучшими пожеланиями, тем не менее". А я хотел бы с другой стороны вопрос задать. Андрей, а где вы этот язык выучили? Когда возвращаются в Россию, приезжают люди, которые эмигрировали в начале 90-х, они не понимают - это какой-то другой язык. Ну, я не открою большого секрета, мы с Андреем очень много лет знакомы, хотя последние 20 лет не виделись. Я вас помню еще школьником с гитарой в руках, и вы пели вовсе даже не дворовые песни, а Окуджаву, Визбора и даже напрочь запрещенного тогда Галича. Где вы после Московского университета обучились этому языку? Ведь без словаря невозможно понять иногда. Например, что "лавэ" - это "деньги". Андрей Троицкий: Ну, если автор пишет о чем-то, а герои вот этой книги, других моих романов, они нередко употребляют блатной сленг, то человек должен минимально владеть этой лексикой. К сожалению, эта лексика перекочевала из книг, из фильмов, с улиц на страницы газет, таблоидов, и даже уважаемые газеты употребляют слова, которые 10 лет назад я слышал только в вокзальных пивных. Эта лексика, она просто... ведь вместе с той революцией (я ее называю буржуазно-демократической), которая произошла в 1993 году с ликвидацией парламента Хасбулатова, то есть советской власти по существу как таковой, произошла и языковая революция. Русский язык, он настолько изменился, настолько изменилась не только стилистика книг, газет, но изменилась и устная речь. И эти слова, которые нам... много появилось варваризмов, то есть слов, которые мы берем просто из иностранных языков и апеллируем ими как русскими. Все что угодно - трейдер, брокер и так далее. Так же и из блатного языка пришла масса слов, выражений. И уже практически ни у кого не вызывают эти вещи раздражения. Ничего сделать нельзя. Это была революция в обществе и состоялась революция языка. Революция 1917 года и, вспомните, это и революция языка вслед за этим. Появление массы новых слов и так далее. И вот та великая криминальная революция, которую мы пережили, она тоже наложила свой отпечаток на лексический запас, на лексическую составляющую абсолютно всех слоев нашего населения, начиная от солидных печатных изданий и заканчивая последним ханыгой. Владимир Бабурин: Андрей, вот я хотел бы тогда такой вопрос задать. Ваши герои произносят значительное число табуированных выражений. Андрей Троицкий: Табуированных - это как? Владимир Бабурин: Это нецензурная лексика, от слова "табу". Слова, которые нельзя произносить в обществе. Андрей Троицкий: Я бы так сказал, редактор основательно поработал над этой книгой, исключая, так сказать, вот эти вещи, но до конца свою работу редактор все-таки не сумел довести. Потому что книгу нужно было издавать... там просто по срокам были проблемы. Нужно было быстрее, и поэтому редактору не дали сполна использовать свой редакторский талант. И если бы она это сделала, эти выражения исчезли бы. Владимир Бабурин: Вы мне не дали договорить. Есть очень мною уважаемый, я бы даже сказал, обожаемый писатель Юз Алешковский, у которого герои как раз в основном и изъясняются этими табуированными выражениями. Они не ругаются матом, они на нем разговаривают. При этом романы Олешковского, на мой взгляд, - это очень высокая литература. А ваши герои - нет. Андрей Троицкий: Как мои герои - нет? То есть мои герои мало говорят по фене? Владимир Бабурин: Нет-нет. Ваши герои... я не хочу вас обидеть, но это не высокая литература. Андрей Троицкий: То есть мои книжки - это не высокая литература? Владимир Бабурин: Или вы со мной не согласны? Или вы можете себя поставить в один ряд с Аешковским, скажем? Андрей Троицкий: Нет, Алешковский - это совершенно уникальное явление вообще, человек с уникальной судьбой, человек, прошедший тюрьмы и лагеря, и оставшийся при этом человеком не сломленным, и действительно человеком, это просто уникальный человек. И никак я себя не могу с ним сравнивать, это совершенно разные вещи. Но я считаю, что вот в Америке те же Рэкс Стаут, Дэшил Хэммет, они подняли детектив до понятия "литература". До этих писателей как-то детектив - это было что-то вроде комикса. Американцы приподняли этот жанр. Там жанр знал свои падения и свои взлеты. Но я бы не сказал, что детектив - это литература второго сорта, что это какая-то долитература. Детектив, триллер, криминальная драма - лучшие образцы, написанные нашими авторами, - и это литература. Это литература, а не однодневка. Я вспоминаю, могу, но просто не хочу грузить радиослушателей названиями и именами, но поверьте мне, среди того мутного потока всякой макулатуры, которая есть сегодня на нашем рынке и составляет примерно 90 процентов от этого рынка, если не больше, есть образцы очень хорошие, достойные образцы вот этого жанра. Владимир Бабурин: Давайте еще один звонок послушаем. Александр, Москва. Добрый день. Слушатель: Добрый день. Вы знаете, когда такую литературу я иногда беру в руки и читаю, но долго читать не могу, потому что я почти 10 лет занимался профессионально вопросами преступности. Я был представителем международного тюремного содружества в России и в странах СНГ, и поэтому ездил по многим тюрьмам, общался с заключенными. У меня была большая переписка, и сейчас продолжается. И не только в России, а был и в полутора десятках других стран, в тюрьмах и зонах. И вот то, что вы говорите о героизации... это действительно литература, и надо, чтобы она продавалась, надо, чтобы это пользовалось популярностью. Это, знаете, как наркотик: он тоже хорошо продается, его хорошо покупают. Или, например, можно героизировать какого-нибудь маньяка сексуального. По нынешним временам из него тоже можно сделать героя. Андрей Троицкий: Вы знаете, я в своих книгах не героизирую своих героев. Это простые парни. И я не делаю из них героев. Слушатель: Андрей, они не простые парни. Дело в том, что преступление само по себе - это зло для того человека, который его совершил. Он попал не только в беду, это его несчастье, это становится, в конце концов, его болезнью. Это люди больные. И если о них что-то и писать, то это писать должны врачи-психиатры, и заниматься ими должны психиатры, чтобы вывести его и сделать его нормальным человеком. Или, так сказать, здесь, скорее всего, может помочь только... Андрей Троицкий: Но мы все-таки говорим о литературе, а не о психиатрии. Слушатель: Да, Андрей, поговорим о литературе. Вы правильно сказали о детективе. Так детектив - это все-таки поиск истины, там человек ищет истину, что произошло и почему произошло. И идет поиск человека в человеке. То есть, вообще говоря, Достоевский все-таки, он начал нашу литературу детективную, и он то поставил, он искал человека в человеке, который совершил зло, он именно в них пытался найти что-то и поднять этого человека, как Алешковский. И не опустить его, и не сделать это нормой - его преступное сознание и преступное поведение. И еще восхищаться его вот такими нарушениями правил... Андрей Троицкий: А разве в моей книжке вы прочитали какие-то вещи, где я восхищаюсь ими, своими героями? Слушатель: Конечно. Это, безусловно, так. Это безо всякого сомнения. Это крутые ребята, это хозяева жизни, вот они могут кого хочешь поставить на колени. Андрей Троицкий: Ничего подобного. Слушатель: Они могут совершить то, что не может совершить другой человек. Андрей Троицкий: Значит, вы невнимательно читали. Слушатель: Я не могу читать эту литературу внимательно, потому что это никакого отношения к жизни не имеет. И по фене я, как говорится, ботаю, и знаю ее. Но я никогда с зэками не общаюсь и никогда они со мной не общаются на фене. Андрей Троицкий: Ну а что, они, по-вашему, не люди? Слушатель: Вот именно что я в них ищу человеческое, если что-то осталось, и пытаюсь это сохранить. Они именно люди, и нельзя их опускать до животных инстинктов. Андрей Троицкий: Ну хорошо, будем считать, что ваше замечание принимается. Спасибо за звонок. Владимир Бабурин: Я не знаю, что слушатель Александр у Достоевского считает детективом - "Преступление и наказание" или, может быть, "Братья Карамазовы", где есть, конечно, криминальная линия. Ну а если серьезно, вы писатель Андрей Троицкий, вы хотите писать и пишите хорошие детективы. Есть ли у вас цель написать книгу, которую можно будет поставить рядом с "Преступлением и наказанием"? Андрей Троицкий: Это традиционный вопрос, который задают драматическому актеру: "Вот вы всю жизнь играли каких-то... всяких недоразвитых. И все ваши роли были в чем-то ущербны. А вот есть ли у вас задумка сыграть Гамлета?". Так же и здесь. Вопрос можно по-другому немножко поставить. Я считаю, что хороший детектив - это та же самая литература, литература первого сорта. Если человек пишет хорошим разговорным языком, если его книга затягивает читателя, если читателю нравятся те герои, о которых пишет автор, то это литература, а не помойка. Поэтому, скажем, если этот вопрос сформулировать так: есть ли у меня задумка написать какой-то великий социальный роман? - ну, у меня есть социальный роман, большой социальный роман, и он очень толстый, и имел, кстати сказать, оглушительный успех в середине 90-х годов. Но сейчас, вот в данное, в настоящее время я не вижу какого-то спроса на эту продукцию, на социальный роман. Владимир Бабурин: Знаете, мне вспоминается ваш коллега из кино, которого Советскому Союзу показали в 70-е годы в фильме "Великолепный" - писатель Боб Сенклер. И у него тоже целая полка книг. И его спрашивают: "А вот что это? Как вы это все оцениваете, то, что вы написали?". А он говорит: "Там хороших абзацев наберется на несколько хороших страниц". Вас это, насколько я понимаю, не устраивает? Андрей Троицкий: Я думаю, что меня это не устраивает. Ну, вообще мы взяли такую тему очень широкую, и здесь можно много всяких интересных вещей рассказать... Владимир Бабурин: Но у нас времени осталось ни на много, ни даже на мало интересных вещей. Андрей Троицкий: Поэтому, может быть, мы как-то посвятим программу другим вопросам, связанным с литературой. Владимир Бабурин: Спасибо. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
